Агенты Разума

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Небо над болотом посветлело. Поначалу незаметная сквозь полог тяжелых ветвей и свисающих прядей мха, странная вспышка становилась ярче с каждой секундой. В небе взошла вторая луна, красная, ревущая и злая; а затем эта луна превратилась в неестественный рассвет.

Пока нэдзуми напряженно всматривались в небо со своих постов или выглядывали из хижин, щурясь от яркого света, огненный шар рухнул с высоты и взорвался на окраине деревни. Целые дома испарились в мгновение ока, а затем огонь ринулся над стоячей водой во все стороны, подгоняемый жарким ветром.

Чудовищный пожар одинаково легко пожирал кипарисы, бамбук и шкуры нэдзуми – но растения хотя бы не визжали от боли. Дым клубился между уцелевших ветвей, заслоняя звезды и разнося по округе удушливый, тошнотворный запах горелой плоти.

Джейс кричал Бэлтрис, чтобы она остановилась, но его голос затерялся среди треска пламени и воплей умирающих нэдзуми. Дым выедал ему глаза, и, несмотря на пылающую жару, он не мог унять дрожь, пробирающую его до костей.

Одно убийство. Одно. С этим еще можно было смириться. К такому он уже давно приучил себя. Но это…

Незаметно встав позади Бэлтрис, которая продолжала упиваться своими самыми разрушительными заклинаниями, Джейс развел руки, словно хотел обхватить ими сознание волшебницы. Ее разум был в его власти, и в какой-то миг он понял, что способен убить.

Но она продолжала творить заклинания. Пожар, вызванный ее огненным шаром, еще не закончил свое смертельное пиршество, а Бэлтрис уже снова напряглась всем телом, издав визгливый рык. Джейс почувствовал знакомое покалывание на коже и понял, что нечто рвется в этот мир извне.

Он восстал из болота в том самом месте, где упал огненный шар, словно вулкан пылающей ярости. Неглубокая вода вокруг него зашипела и обратилась в пар. Человекообразный лишь по самым общим признакам, он возвышался над зарослями бамбука и даже над некоторыми деревьями. Он глядел по сторонам огненным взором и размахивал огненными руками, ибо он и был самим огнем: чистым, первобытным и неукротимым.

Безжалостный титан агонии и смерти приближался к деревне, и в треске его пламени слышался безумный хохот Бэлтрис. Солдаты нэдзуми отвлеклись от суеты вокруг горящих хижин и преградили путь надвигающемуся чудовищу, но мало кто из них рассчитывал на что-то иное, кроме достойной смерти.

– Бэлтрис! – внутри Джейса словно прорвало плотину, и весь его ужас выплеснулся наружу. – Ради всех богов и демонов, что ты творишь? Оставь хоть что-нибудь от племени, с которым нам нужно договориться!

Бэлтрис, казалось, перестала воспринимать окружающий мир. Широко раскинув руки, она купалась в языках адского пламени, которое сама же и разожгла. В ее глазах горело красное зарево ярости и огня.

Тем не менее, она повернула голову к Джейсу и спокойно ответила:

– Расслабься, Белерен. У меня есть план.

– Да ты что! И в чем же он заключается?

Бэлтрис улыбнулась, и это была улыбка разумного мыслящего человека, а не гримаса вошедшего в раж пиромана, как несколько мгновений назад.

– Может, сам посмотришь?

Джейс посмотрел, и вынужден был согласиться, что в ее словах имелась доля правды. При всей своей первоначальной ярости, огненный шар спалил всего несколько хижин, все прочие при желании можно было потушить. А элементаль, хоть он и разбрасывал сейчас солдат нэдзуми так, будто они и в самом деле были всего лишь жалкими крысами, вовсе не намеревался продвигаться вглубь деревни.

– Я не собираюсь уничтожать все племя, Белерен. Но следует доходчиво объяснить принцу, что ложь Консорциуму дорого обходится. Пускай он на своей шкуре почувствует мощь тех, кем пытался манипулировать. Отныне он будет с нами гораздо более честен, ты так не считаешь?

Джейсу стало нехорошо.

– Скольких ты сожгла, Бэлтрис? Три десятка нэдзуми? Четыре?

На этот раз она действительно его не услышала, или предпочла не услышать, и ответила лишь:

– У нас не будет лучшей возможности, чем сейчас. Идем. Если предположить, что крысеныш хоть в чем-то не соврал, хижина вождя должна быть в центре деревни.

Не зная, как еще ему поступить, – или не желая поступать по-иному, – Джейс последовал за Бэлтрис. По крайней мере, обреченно думал он, глядя на горящие деревья, которые превратились в нечто вроде исполинских факелов, мы теперь все сможем разглядеть.

Бэлтрис лавировала между танцующими тенями, пробираясь по воде, достававшей ей до бедер. Она честно пыталась прятаться, хотя это и не имело особого смысла – морды всех жителей деревни были обращены к тому или иному источнику огня. Джейс подумал, что они вдвоем могли бы промаршировать по деревне с целым батальоном, в сопровождении трубачей, барабанщиков, и, возможно, даже боевого слона, и все равно остались бы незамеченными. Тем не менее, он чуть отстал и снова накинул на себя покров тени, просто на всякий случай.

Когда они подошли к большой центральной хижине, внимание Джейса привлекло строение меньших размеров, расположенное рядом. Домик покоился на одной-единственной невероятно тонкой свае, и было странно, как она умудряется выдерживать его вес. В хижине не оказалось окон, лишь одна дверь и труба, торчащая из крыши под острым углом. Но интерес Джейса вызвал не столько сам дом, сколько приглушенные звуки, доносившиеся изнутри. Даже сквозь окружающую какофонию он расслышал барабанный бой в сопровождении нечеловеческого, шипящего голоса, заходившегося в непрерывном пении.

Едва Джейс сообразил, что ритм служит основой для мощного заклятия, как разразился ливень. Пожар, вызванный падением огненного шара, начал с шипением угасать. Элементаля дождь, казалось, вовсе не беспокоил, хотя из ран, оставленных каплями на его теле, вырывались струи пара. Но за его спиной болотная вода вдруг забурлила, заволновалась и вздыбилась, готовая породить нечто столь же первобытное.

Поставив ногу на первую перекладину лестницы, ведущей к хижине вождя, Джейс на миг сосредоточился. Нам определенно следует остерегаться шамана, послал он мысленное предупреждение.

Бэлтрис замерла на полпути вверх по лестнице. Ее плечи напряглись, словно ее вздернули на дыбе, и, когда она развернулась всем телом, чтобы взглянуть на Джейса, тот был уверен, что ее мышцы вот-вот лопнут.

– Мне до чумной крысиной задницы, какая опасность нам может грозить, – яростно зашипела она, – но если твои мысли еще раз окажутся в моей голове, твоя голова окажется в огне!

Джейс поежился и постарался сделать вид, что соскочил с лестницы вовсе не в ответ на ее внезапный разворот.

– Я просто подумал, что тебе стоит знать, – сказал он уже вслух.

Бэлтрис влетела в хижину вождя, по пути оторвав кожаную штору, служившую дверью. У нее было ровно мгновение, чтобы осмотреть помещение в неверном свете пожара. Комната имела форму неровного круга и занимала собой всю хижину. По стенам были развешаны бесчисленные трофеи – черепа и кости, а также оружие, добытое в десятках сражений в различных областях Камигавы. В помещении стоял отвратительный смрад, и в полу у противоположной стены Бэлтрис заметила загаженную дыру, которая открывалась прямо в находящееся несколькими футами ниже болото – видимо, так крысиный король представлял себе уборную.

Пока Бэлтрис осматривалась, что-то, напоминающее завернутый в бархат камень, сильно ударило ее в висок. В глазах у нее помутилось, и она опустилась на одно колено, изо всех сил стараясь удержать равновесие.

Поразивший ее снаряд упал рядом. Им оказалась отсеченная голова нэдзуми, покрытая светлым мехом. Последнее удивление все еще читалось на ее морде.

– Погляди! Не это ли тот гнусный предатель, из-за которого ты убиваешь моих братьев и сестер?

Для Бэлтрис эти слова были полнейшей чепухой, но Джейс, успевший войти в хижину, все прекрасно понял.

Поднявшись с пола, Бэлтрис бросилась в атаку, но трехпалая когтистая нога врезалась ей в лицо, отправив ее в полет через всю комнату. Кровь хлынула из ее носа и губы, а один глаз начал стремительно заплывать.

Тот, кто вышел к ним из темноты, горбился, как и большинство мужчин-нэдзуми, из-за чего казался гораздо ниже, чем был на самом деле. Черный с проседью мех покрывал все его тело, за исключением розового чешуйчатого хвоста, когтистых лап и кончика подергивающегося носа. С его морды свисали пышные усы, а в черных, как ночь, глазах отражались сполохи огня. Он носил пластинчатый доспех из кожи саламандры и коническую шляпу с широкими полями. Нагината, которую он держал в руках, в длину была больше его роста и имела широкое зазубренное лезвие.

Бэлтрис попыталась призвать себе на помощь какое-нибудь существо, но мир внезапно закружился вокруг нее, и она от всей души пожалела, что потратила столько сил на предыдущее заклинание.

– Я – Костяной Зуб, – продолжил крысочеловек, медленно подходя к ним. – Сын Болотного Ока, дочери Лунной Руки Третьей. Я – вождь клана Нэдзуми-Кацуро, и таковыми были мои отцы и матери до десятого колена.

Он остановился над поверженной Бэлтрис и приставил к ее шее лезвие нагинаты. От нажима кожа слегка разошлась, и из пореза потекла кровь. Бэлтрис замерла, надеясь отсрочить настоящий удар, чтобы успеть собраться с силами.

– Вы вступили в заговор против меня с моим никчемным сыном, чье имя будет предано забвению вместе с ним. Он, вероятно, лгал вам, как и мне, как и многим другим. Поэтому, хоть я и знал, что вы явитесь убить меня, я готов был отпустить вас с миром. И что же? – его скрюченный палец с длинным когтем дрожал от ярости, когда он указал им на пламя, видневшееся сквозь дверной проем. – Вы пришли убить одного, но погибли многие! За столь жестокое преступление против Нэдзуми-Кацуро вам не будет пощады!

Нагината поднялась. На ее лезвии блестела капля крови Бэлтрис.

А затем она замерла. Тянулись мгновения, а Бэлтрис могла только ждать, глядя на своего палача. Почему же он медлит?

Только сейчас она заметила, как дрожат руки крысиного вождя. Повернувшись, Бэлтрис увидела стоящего в дверях Джейса. Тот вытянул руку в сторону Костяного Зуба и сжал пальцы, но не в кулак, а словно схватил ими нечто невидимое. На лбу мага выступил пот, и Бэлтрис поняла, что он вызван вовсе не ее пожаром.

Теззерет был прав. Джейс нащупал разум сегуна, сущность, не связанную с внешним миром. Он чувствовал, – он знал, – что при желании может остановить его мысли, поменять их порядок, забрать с собой, перестроить или разрушить. Он знал, что сила, обещанная Теззеретом, уже почти у него в руках.

Но это открытие не принесло ему радости. Джейс чувствовал себя настолько грязным, что воды тысячи рек не смогли бы смыть с него эту скверну. К горлу вновь подступила тошнота. В своей голове Джейс слышал безмолвные крики вождя, молящего о свободе. Он мог поклясться, что ощущал под пальцами судороги мозга нэдзуми, который бился и дергался, силясь вырваться из его хватки.

И несколько раз он почти сделал это, почти сбросил оцепенение, насланное Джейсом, – но не потому, что сегун был сильнее, а потому, что Джейс сам отчаянно желал отпустить его. Благодаря их ментальной связи маг ощущал любую потребность, любое стремление или страх, и больше всего на свете он хотел освободить сознание крысочеловека.

И это не говоря уже о том, что Джейс охотно бы посмотрел, как Бэлтрис нашинкуют на мелкие кусочки и разбросают их по хижине. Но отчего-то ему казалось, что Теззерет этого не оценит.

Как бы противно ему ни было, он мог бы и дальше держать разум сегуна, заставить его вывести их из деревни, взять его в заложники, и тем самым вынудить племя пойти на усупки. Но это требовало слишком большого внимания, слишком сильной концентрации. Если бы крысы все же напали на них, или если бы шаман сотворил какое-нибудь смертоносное заклинание, Джейс оказался бы бессилен, а на Бэлтрис в ее состоянии рассчитывать не приходилось. Он мог бы отпустить Костяного Зуба, но как тогда не дать ему убить Бэлтрис или отправить за ними в погоню целую деревню?

Будь у Джейса больше времени на то, чтобы поразмыслить обо всем и понять, что именно он собирается сделать, он бы ни за что на это не решился. Но когда к нему пришло ясное осознание, что других вариантов действительно не осталось, он уже начал действовать.

Усилив нажим на разум Костяного Зуба, Джейс скомандовал сегуну, который уже перестал двигаться, заодно и перестать дышать. Глаза крысочеловека на миг расширились, все его тело содрогнулось, и он замертво рухнул на пол хижины.

Сохраняя свой разум почти таким же пустым, как у мертвеца, Джейс опустился на колени возле Бэлтрис, которая смотрела на него с непонимающим и, по какой-то совершенно непостижимой причине, слегка враждебным выражением.

– Ты можешь ходить? – спросил Джейс, сделав на последнем слове такое ударение, что Бэлтрис сразу поняла – речь идет не о спуске по лестнице.

– Я не…, – шум в ее голове утих, но отнюдь не пропал, – я не думаю, что…

Джейс положил руку ей на плечо и сосредоточился, бормоча себе под нос звуки, которые не были словами. На миг он почувствовал, как нечто поднимается в его груди, с легким покалыванием течет по его руке и исчезает. Его плечи поникли; он ощутил себя – не то чтобы слабым, но гораздо слабее, чем был мгновение назад.

– А теперь? Рекомендую сказать «да», потому как если нет, то ты, черт тебя подери, останешься здесь. Я больше не собираюсь тратить на тебя ману.

– Да, я могу ходить, – огрызнулась Бэлтрис.

– Замечательно. Вот и иди. Я подожду, пока ты не уйдешь. Ни к чему нам обоим быть беспомощными одновременно.

– Решил поиграть в рыцаря, Белерен? – ехидно спросила Бэлтрис, с трудом вставая на ноги.

– Даже не думал. Это только потому, что в твоем нынешнем состоянии ты не смогла бы прогнать даже престарелого кобольда.

Каким-то образом Бэлтрис умудрилась осклабиться еще шире и не потерять при этом нижнюю челюсть.

– А я вот не могу решить, что лучше – сдохнуть или остаться у тебя в долгу за это?

Она начала готовиться к переходу, и Джейс отвернулся, занявшись собственным заклинанием. Он вновь проделал дыру в ткани мира, на этот раз проникнув в царство злейшего холода. Из разрыва вылетела стая остроклювых хищных птиц. Их перья блестели, покрытые коркой хрупкого льда.

Джейс разбил их на группы, по одной на дверь и каждое окно. Это были не самые сильные помощники из тех, кого он мог бы призвать, но они сумеют задержать воинов нэдзуми, если те решат ворваться в хижину, пока сам маг будет готовиться перейти в другой мир.

Прошло несколько долгих мгновений, каждое чуть более обнадеживающее, чем предыдущее, пока Бэлтрис наконец не исчезла. Джейс вышел на середину комнаты, старательно отводя взгляд от мохнатого тела на полу, и снова сосредоточился, желая покончить со всем раньше, чем сюда нагрянет какой-нибудь очередной враг.

Но когда ритуал был уже близок к завершению, магу на миг показалось, что у него не получится.

Враг вошел не в дверь и не в окно. Целая стена хижины просто исчезла, вырванная силой, которую Джейс едва мог вообразить. В проломе стоял нэдзуми, еще более скрюченный и сгорбленный, чем вождь. Его белая, как кость, шкура была покрыта шрамами и проколота многочисленными украшениями. Он держал посох, по виду сделанный из окаменевшего мха, и носил лишь набедренную повязку да ленту из змеиной кожи на лбу.

Но стену хижины оторвал вовсе не шаман – нечто огромное возвышалось позади него. Очевидно, это чудовище попросту сожрало огненного элементаля Бэлтрис, и теперь от него клубами валил пар. Краем глаза Джейс заметил громадное тело, состоящее из кипарисовых стволов, лапы с кривыми деревянными когтями и огромную пасть, из которой непрерывным потоком лилась болотная вода. Шаман завопил, демонстрируя ряды зубов, покрытых таинственными рунами, и дрожащей лапой указал на мага. Морозные птицы стаей накинулись на незваных гостей, но толку от них было немного.

А затем мир растаял, завеса дымчатого света раздвинулась перед ним, и Джейс очутился в Слепой Вечности, не в силах припомнить, когда он в последний раз так радовался ее безумному хаосу.

***

– …да любой слепой гоблин организовал бы все лучше! Что за безмозглые мартышки теперь планируют наши операции?

Джейс сгорбился на стуле посреди апартаментов Каллиста и рассеяно теребил край своего плаща. Хозяин комнаты расположился напротив, прихлебывая из чашки давно остывший фруктовый чай. Стол между ними занимала незавершенная партия в «игру гильдий» – на кону стояла бутылка эльфийского вина. Разглядывая игровое поле, Каллист снова отметил, насколько его территория больше, чем у Джейса, и пожалел, что вообще поднял эту тему.

– Знаю, знаю, – сказал он успокаивающим тоном. – А теперь не могли бы мы вернуться…

Подол плаща Джейса выскользнул из его руки и задел край доски. Фишки разлетелись по всему столу. Джейс продолжил теребить плащ, совершенно ничего не заметив. Каллист лишь тяжело вздохнул.

– Слушай, Джейс, – он выпрямился на стуле, – все ведь могло закончиться гораздо хуже.

– Правда? Исключая мою гибель, назови хоть один вариант.

– Ну, ты мог бы погиб… Ох. Да, ты, пожалуй, прав.

– Все хуже некуда, Каллист. Это…

– Ладно. Я, наверное, не должен был тебе этого говорить, но ты не единственный, кто так думает.

– Я…, – Джейс удивленно моргнул. – Что?

– В обеденном зале я кое-что подслушал…

– В том самом обеденном зале, где собираются люди, ничего не знающие об операциях в других мирах и ни разу в жизни не слыхавшие о мироходцах? Что-то ты темнишь!

Каллист снова вздохнул.

– Ну хорошо. Палдор разоткровенничался со мной, когда ты ушел; я обнаружил его пьяным в зале. По-видимому, камигавская ячейка уже не в первый раз передает Теззерету непроверенные сведения – хотя впервые речь идет о деле такой важности. Если бы он знал, насколько велико поселение, куда вам предстоит отправиться, или хотя бы насколько лжив этот принц…, – Каллист пожал плечами.

Джейс задумчиво кивнул.

– Ладно. Но я удивлен, что он простил главе ячейки подобную беспечность.

– Насколько я понимаю, – продолжил Каллист, – он как раз не простил. Пара-тройка мелких накладок – это одно дело. Но то, что случилось сейчас? Наш прославленный руководитель недоволен ячейкой Камигавы. И Бэлтрис. И тобой тоже, если уж на то пошло.

– Потрясающе. Не могу дождаться, когда он вызовет меня для беседы, – Джейс замолчал, но потом продолжил: – Но, полагаю, это должно по крайней мере упростить переговоры для ячейки Камигавы, ведь теперь им придется иметь дело лишь с половиной нэдзуми.

Каллист усмехнулся.

– Половиной? Я так понимаю, Бэлтрис прикончила от силы пятую часть.

Сердитый взгляд Джейса дал ему понять, что маг вовсе не находит ситуацию забавной. Боец тоже посерьезнел.

– Джейс, что тебя на самом деле гложет?

– Я…

– Можешь пропустить ту часть, где ты отрицаешь это.

– Это…

– И еще ту, где ты утверждаешь, что это вина за случайные жертвы. Я знаю, что тебя это волнует. А еще я знаю, что дело не только в этом. Мы слишком долго работали вместе.

– Мне можно закончить фразу?

– Думаю, да.

Джейс еще сильнее обвис на стуле, словно из его тела разом исчезли все кости. Каллист даже испугался, что его друг сейчас растечется лужей по полу.

– Я когда-нибудь упоминал при тебе об Альхаммаррете? – спросил Джейс отстраненным голосом.

– Так, мимоходом. Он был твоим учителем, да?

– Не просто учителем, – ответил Джейс, возвращаясь к действительности. – Я вырос в местечке под названием… в общем, мы называли его Скрещением Силмота, но так же мы называли каждое поселение на десять миль в округе. Что-то вроде одной большой общины. На самом деле, название относилось к самому крупному из них, а все остальные были так, деревеньками. Я жил как раз в одной из таких деревенек. До тех пор, пока однажды…

Джейс покачал головой.

– Думаю, все мое жизнеописание тебе не понадобится. Если вкратце, то мой отец решил отослать меня прочь из дома, когда ему стало ясно, что местное население не в восторге от тех способностей, которые начали у меня проявляться. По его просьбе меня забрал к себе Альхаммаррет. Он научил меня, как пользоваться магией, доступной мне от рождения, и показал мне уйму разных заклинаний, которых я до этого не знал. А еще он всегда был приветлив со мной. В те годы это стало для меня чем-то совершенно новым. Несколько лет я был счастлив с Альхаммарретом. И однажды я решил проверить, достаточно ли я силен, чтобы прочитать его мысли…

Джейс горько усмехнулся, полный презрения к самому себе.

– Раньше я никогда не делал этого – я имею в виду, с ним. Мысли других людей я читал много раз, и никогда не задумывался о том, что именно там находил. Один из первых уроков, который я уяснил, заключался в том, что он чувствовал все мои попытки. А я, наверное, слишком уважал учителя, или слишком боялся возможных последствий, чтобы с этим спорить. Но ты же знаешь, как ведут себя подростки. Так что я ждал, когда он отвлечется, чтобы иметь хотя бы несколько секунд до того, как он меня обнаружит. И я вошел. Я не хотел причинять ему вред, и не искал ничего определенного. Мне просто хотелось узнать, смогу ли я.

Каллист уже мог догадаться, что будет дальше.

– И что ты узнал? – тихо спросил он.

– Что я – мироходец, – Джейс кивнул в подтверждение своих слов, заметив потрясенный взгляд Каллиста. – Моя Искра проявилась годом раньше, но я тогда не понял, что это значит. Когда это случилось, я очутился в Слепой Вечности, но лишь на мгновение. Альхаммаррет тогда назвал это галлюцинацией, сказал, что моя собственная магия иллюзий сыграла злую шутку с моим разумом. А после этого он нагрузил меня изучением новых заклинаний, чтобы это больше не повторялось. Я помню… помню, как увидел в его сознании, что мой отец все знал, и что Альхаммаррет обсуждал с ним это. Я до сих пор не понимаю, почему они решили скрыть это от меня. Наверное, они считали, что совершают благое дело. Но я был в бешенстве от того, что мне так долго лгали. Понимаешь, Каллист, я и до этого порой злился, но тогда я впервые почувствовал, что меня предали.

Джейс поднялся со стула и начал ходить по комнате взад-вперед, как будто напряженность момента требовала физического выхода.

– Я хотел было наорать на учителя, закатить истерику, дать волю рукам… Все, чего можно было бы ждать от парня в моем возрасте. Но я этого не сделал. Я мог бы спросить его, почему так вышло, но не стал. Я просто… весь кипел изнутри. Несколько дней подряд я прокручивал это у себя в голове, снова и снова. И вот, во время нашей следующей тренировки, я… не выдержал. Сломался. Я ворвался в его разум и выплеснул там весь свой гнев. Знаешь, Каллист я до сих пор не позволяю себе вспоминать его лицо. Я применил к себе собственную магию, чтобы его не видеть. Потому что если я подумаю о нем, то увижу не наставника, который научил меня большей части из того, что я теперь знаю. Я увижу того, кого я покинул: выпученные глаза, открытый рот, медленно багровеющая кожа. Олицетворение уничтоженного разума, забывшего, кто он такой и что он такое. Забывшего даже, как дышать.

Не обращая внимания на легкую дрожь Каллиста, Джейс облокотился на спинку стула.

– Мне довелось поучаствовать во многих боях и до, и после того, как я вступил в Консорциум, так что с тех пор я убил еще по меньшей мере пару человек – но это всегда была самозащита. Я никогда не делал этого намеренно, просто не давал им навредить мне или убирал их с дороги. С тех пор, как Теззерет нанял меня, я совершил немало отвратительных вещей, но по-настоящему убивать всегда приходилось тебе, или Бэлтрис, или кому-нибудь еще, и многие из наших жертв, пожалуй, заслужили смерть. Возможно, это был самообман, но я никогда не считал себя убийцей. И вот теперь, в Камигаве, я повторил то, что сделал с Альхаммарретом. Только на этот раз я совершил это намеренно.

Каллист кивнул. Ему показалось, что он все понял.

– И тебя беспокоит то, какие чувства вызвало у тебя убийство нэдзуми?

Но Джейс покачал головой.

– Нет, Каллист, – он повернулся к другу, и его взгляд был совершенно пустым, – меня беспокоит то, что убийство нэдзуми не вызвало у меня никаких чувств.