Александр Лукашенко: политический портрет

Демократия, публичная политика позволили Лукашенко вознестись к вершине власти. Но, став президентом, он очень быстро упразднил в стране и демократию, и публичную политику. Установление диктаторского режима личной власти было обусловлено несколькими факторами. Здесь сыграли свою роль уровень политической культуры и массового сознания белорусского общества, логика борьбы с оппонентами и другими государственными институтами (Верховным Советом, Конституционным судом), упрощенные и архаичные представления президента о власти и механизмах ее функционирования.

Но, видимо, главная причина лежит в психологической сфере, личностных особенностях Лукашенко, о чем уже отчасти упоминалось в предыдущей главе. Всепоглощающая жажда властвования, вседозволенности и бесконтрольности, устранение любых ограничений его деятельности (политических, правовых, моральных), нежелание нести ответственность за свои действия обусловили стремление к абсолютной власти. Умноженные на гипертрофированную подозрительность, врагоманию, постоянное ожидание заговора, эти качества создали ситуацию, когда вопрос об абсолютной власти превращается в мировоззренческое кредо, необходимое условие политического и личного существования. Именно этим объясняют неподражаемое своеобразие созданного в стране режима белорусские эксперты. Ю. Дракохруст так описывал побудительные импульсы действий Лукашенко: «Для президента-мессии любая сфера бытия, которую он не держит в своей руке, — злейший враг… Именно поэтому вопросы, «зачем» и «почему» нужна абсолютная власть, бессмысленны. Тут нет рациональных мотивов, абсолютная власть нужна для избавления от страха. Ведь если власть не абсолютна, то ее и нет вовсе, тогда правит всемогущий заговор». Так же оценивает устремления главы государства А. Лысюк: «Белорусский президент источник опасности и страха видит не во вдадении властью, а в ее недостаточном количестве и жесткости ее осуществления. Отсюда установка на масштабность, тотальность и беспощадность власти белорусского президента, что не дает, однако, внутреннего покоя, поскольку сопровождается нарушением законов и прав человека, что не может не вызвать страха и внутреннего напряжения».

На протяжении всех лет своего правления Лукашенко последовательно и методично, шаг за шагом забирал себе власть, отнимая ее у других государственных институтов. Он лишил парламент статуса единственного законодательного органа, наделив себя правом издавать декреты, имеющие верховенство в отношении законов, принятых Национальным собранием. Точно так же он постепенно присваивал некоторые полномочия судов.

И в системе исполнительной власти произошла резкая централизация, перераспределение властных полномочий от местной вертикали, различных министерств и ведомств к президенту. И этот процесс продолжается. Например, осенью 2005 года накануне президентских выборов Лукашенко только за два месяца подписал целых четыре документа, которые предусматривают еще большую концентрацию власти в его руках. Изгнание оппозиции из политической системы также объясняется нежеланием делиться даже толикой властных полномочий.

Апелляция к советскому наследию

Образец недемократического государства далеко искать не пришлось. Собственный жизненный опыт Лукашенко, существовавшая в обществе ностальгия по недавнему прошлому побудили президента обратить свой взор к советскому наследию. Оно стало и идеологическим обоснованием, и примером для формирования диктаторского режима. «Нам навязывают, чтобы мы забыли все великое, что сделали Ленин и Сталин, а ведь это — символы нашего народа», — заявил белорусский лидер. Он неоднократно подчеркивал, что для него образцом государственного устройства является СССР, и высказывал сожаление о разрушении существовавшей тогда системы. Например, Лукашенко с теплотой вспоминает о руководящей роли КПСС: «Как бы мы ни вертели, ни крутили, но в лучшие свои годы Коммунистическая партия выполняла очень серьезные функции в нашем обществе». По его словам, при партии все было: и стабильность, и продукты, и вера в завтра.

Вполне логично, что президент вернул прежнюю символику, восстановил наиболее существенные элементы советской системы: административную пирамиду со строгой иерархической подчиненностью, безвластные Советы народных депутатов, отношение к праву, роль спецслужб, огосударствленные профсоюзы, аналог комсомола — БРСМ и др.

Практически в первозданном виде воспроизведена советская пропагандистская машина. Создана идеологическая вертикаль, в трудовых коллективах введена должность заместителя руководителя по идеологической работе, в вузах изучается курс «Основы идеологии белорусского государства»; воссозданы доски почета, флаги трудовой славы, создаются штабы идеологического обеспечения уборки урожая, которые выпускают «боевые листки», и т. д. (читай советские газеты тридцатилетней давности).

Понятно, что такая апелляция к прошлому невозможна без идеализации советской истории. Поэтому курс на замалчивание ее страшных страниц, стремление снова превратить их в «белые пятна» вытекает из внутренней сущности нынешнего режима, который интуитивно ощущает свое политическое родство со сталинизмом.

Беларусь — единственная посткоммунистическая страна, где КГБ сохранил свое старое название. Не только не скрывается, а настойчиво выпячивается историческая преемственность нынешних белорусских органов госбезопасности с их зловещими предшественниками. «История Комитета государственной безопасности — героическая летопись самоотверженного и беззаветного служения Отечеству многих поколений лучших сыновей и Дочерей Родины», — отмечает Лукашенко в поздравлении по случаю 90-летия ВЧК-КГБ. В Беларуси на официальном государственном уровне торжественно отмечали юбилеи этой организации, а также и 120-летие со дня рождения Ф. Дзержинского. Председатель КГБ В. Мацкевич объявил, что белорусские чекисты будут действовать под девизом «Жить и работать по Дзержинскому». Комитет госбезопасности взял шефство над музеем «железного Феликса».

Поскольку тема сталинских репрессий разрушает созданные в коммунистическое время и поддерживаемые нынешней властью мифы, то взят курс на ее замалчивание. При Лукашенко был полностью закрыт архив КГБ, все дела о страшной трагедии 30-50-х годов вновь засекречены. В школьных учебниках сталинские репрессии представлены как необходимая мера защиты советской власти в тот исторический период. В фильме, созданном и показанным белорусским телеканалом ОНТ в 2007 г., лагеря для заключенных в 1930-е годы названы «домами перевоспитания», а массовый террор объясняется необходимостью уничтожения вражеской «пятой колонны» в СССР. Такую интерпретацию невозможно представил даже в советское время в 1960-1980-е гг.

В 1988 году под Минском и урочище Куропаты выявлено место массовых расстрелов людей в предвоенные годы, что было подтверждено прокуратурой в коде официального расследования. Правительство своим постановлением объявило это место мемориалом. Таким образом, Куропаты стали единственным официально признанным символом преступлений тоталитаризма.

После прихода к власти Лукашенко отношение к этому объекту поменяюсь. Власти так и не превратили урочище в мемориал, не поставили памятник. Весьма знаменательным и однонременно парадоксальным является тот факт, что единственный мемориальный знак здесь установил президент США Б. Клинтон.

Прокуратура получила задание доказать, что в Куропатах расстреливал не НКВД, а гестапо в годы войны. Еще три раза (!) проводилось официальное расследование, делались раскопки. Однако они лишь подтвердили прежние выводы: людей расстреливал НКВД. Тем не менее, в фильме, показанном по государственному телевидению, была изложена именно версия о гестапо.

В 2001 году власти затеяли строительство Минской кольцевой дороги, которая должна была проходить через Куропаты. Представители оппозиции, интеллигенции, молодежных организаций попытались воспрепятствовать этому и защитить мемориал. На месте строительства поставили кресты, активисты дежурили днем и ночью. Но протестующих разогнал ОМОН, кресты уничтожены бульдозером, и дорогу все-таки построили.

В 2007 году во многих странах отмечалось 70-летие сталинских репрессий. Президент России В. Путин в ознаменование Дня памяти жертв политических репрессий приехал на место массовых расстрелов в 1937 году и публично осудил эти преступления. В Беларуси власти отказались участвовать в траурных мероприятиях. Ни официальные лица, ни государственные СМИ даже не упомянули о Дне памяти.

Роковая страсть к диктаторам

Обращает на себя внимание какая-то странная, не до конца объяснимая симпатия Лукашенко к диктаторам всех времен и народов. Понятно, играют роль одинаковые представления о системе государственного устройства, формах и методах управления, допустимых средствах ради достижения цели. Но, видимо, не только это. Есть еще некая мистическая, даже роковая, пагубная связь, которую способны объяснить лишь социальные психологи, ибо белорусский лидер не может скрыть своего восхищения диктаторами часто во вред собственной репутации. Возможно, это и называется родством душ или влечением к людям с похожими психологическими особенностями.

Апология советского прошлого в Беларуси естественным образом дошла до реабилитации сталинизма и положительной оценки деятельности Сталина. В этом политическом контексте вполне логично выглядит показ фильма «Генералиссимус» по Белорусскому телевидению, издание и распространение книг, восхваляющих «вождя народов», появление его портретов на официальных демонстрациях в честь годовщины Октябрьской революции, создание историко-культурного комплекса «Линия Сталина», куда на экскурсию организованно привозят студентов и школьников.

Любопытно, что, обращаясь к образу Сталина, Лукашенко примеряет его на себя: «Перестаньте клеймить руководителей страны тех времен, начиная от Сталина! Я только могу предполагать, занимая примерно аналогичную должность, как это делается».

Более скандальным получилась демонстрация симпатий к Гитлеру. Приведем сюжет из его печально знаменитого интервью немецкой газете «Хандельсблат» полностью:

«Журналист: В восточно-европейских странах сейчас ведется дискуссия по поводу того, какая модель демократии является оптимальной. Т. е. с сильной президентской властью или сильной парламентской властью. Если я правильно понимаю, Вы выступаете за сильную президентскую власть. Как Вы считаете, это оптимальная модель для Республики Беларусь?

А. Лукашенко: Знаете, так нельзя ставить вопрос. Поверьте, история Германии — это слепок истории в какой-то степени Беларуси на определенных этапах. В свое время Германия была поднята из руин благодаря очень жесткой власти. И не все только было плохое связано в Германии и с известным Адольфом Гитлером. Он перечеркнул все хорошее, что он сделал в Германии всей внешней политикой и развязал Вторую мировую войну, ну, а все остальное уже вытекало из этого. Это гибель людей массовая, в том числе и немецкого народа. Но вспомните его власть в Гермаиии. Нас с вами тогда не было, но по истории мы это знаем. Ведь немецкий порядок формировался веками. При Гитлере это формирование достигло наивысшей точки. Это то, что соответствует нашему пониманию президентской республики и роли в ней президента.

Т. е. я хочу конкретизировать, чтобы вы не подумали, что я приверженец Гитлера. Нет, я подчеркиваю, что не может быть в каком-то процессе или в каком-то человеке все черное или все белое. Есть и положительное. Гитлер сформировал мощную Германию благодаря сильной президентской власти. Это были 30-е годы, время сильного кризиса в Европе, а Германия поднялась благодаря сильной власти, благодаря тому, что вся нация сумела консолидироваться и объединиться вокруг лидера. Сегодня мы переживаем такой же период времени, когда нужна консолидация вокруг одного или группы людей, чтобы выжить, выстоять и подняться на ноги. Поэтому на этом этапе определяющее значение, ведущее, я бы сказал, значение будет иметь глава государства».

Обратите внимание, Лукашенко примеряет на себя и свою власть теперь уже модель гитлеровского государства. Очевидно, проговаривается вслух то, что выкристаллизовалось в подсознании белорусского лидера.

Это интервью так и не было опубликовано в немецкой газете, ибо положительная оценка Гитлера запрещена законодательством ФРГ. Зато его аудиозапись прозвучала по Белорусскому радио 23 ноября 1995 года в 19.50, потом была еще раз повторена.

Интервью вызвало скандал как внутри страны, так и за рубежом. Возмущенная реакция белорусской и мировой общественности вынудила президента оправдываться. Но очень знаменательно то, как это делалось. 10 декабря 1995 года, в день выборов, находясь на избирательном участке, Лукашенко разъяснил журналистам, что он является приверженцем не самого фашистского фюрера, а созданной им модели государственного устройства.

Прошло восемь лет. В 2003 году президент Беларуси дает интервью немецкому журналу «Der Spiegel». Журналисты напомнили ему его высказывание о Гитлере. Лукашенко с негодованием отрицал этот факт: «Скажи я действительно нечто подобное, на следующий же день я был бы изгнан со своей должности». Здесь бы ему остановиться, но белорусский лидер продолжил свои рассуждения на эту политически опасную для него тему: «Гитлер был ужасной фигурой и для нас, и для самих немцев. Однако у любого процесса есть как положительные, так и отрицательные стороны. В первую очередь это ваш интерес в этом мрачном периоде найти хоть что-то полезное». Публичное стремление во что бы то ни стало найти положительное в гитлеровском режиме даже в ущерб собственной репутации — это и есть роковая страсть.

Пример президента оказался заразительным. Бывший министр внутренних дел Ю. Сиваков, подозреваемый в причастности к исчезновению оппозиционных политиков, в журнале «Спецназ» приводит полностью кодекс чести фашистского офицера, написанный А. Гитлером. «При всей одиозности этой личности, над многими постулатами, им декларируемыми, есть смысл задуматься», — пишет экс-министр, вторя мыслям своего недавнего шефа, т. е. президента. Возможно, поэтому белорусский спецназ с такой жестокостью расправляется с участниками уличных акций оппозиции, а власти смотрят сквозь пальцы на деятельность в Беларуси профашистских организаций типа Русское национальное единство и др.

Не менее показательна симпатия Лукашенко к современным диктаторам. Беларусь подчеркнуто дружит с недемократическими государствами: Кубой, Ливией, Китаем, Ираном, арабскими странами Персидского залива и др. Президент положительно отзывался о политических режимах в Узбекистане, Северной Корее. В 2002 году в ходе визита в Туркменистан к Туркменбаши белорусский руководитель несколько раз подчеркнул, какую большую ценность для него представляет туркменский политический опыт.

Особенно тесные отношения связывали Лукашенко с югославским лидером Слободаном Милошевичем. «Нормальный мужик, хороший человек, встречался я с ним не единожды. Патриот своего государства, своего народа. Как мог, так работал», — так белорусский президент оценивал своего идейного друга. Во время войны НАТО против Югославии в 1999 году Лукашенко демонстративно прилетел в Белград, чтобы оказать поддержку Милошевичу. Официальный Минск поддерживал белградского диктатора до конца, даже тогда, когда тот был уже фактически свергнут. В разгар политического кризиса в Югославии Лукашенко демонстративно принял верительные грамоты от посла этого государства. Еще много лет после победы оппозиции белорусские государственные СМИ продолжали клеймить новые власти во главе с В. Коштуницей как «продажных наймитов Запада». Арест Милошевича руководитель Беларуси назвал «возмутительным и недемократическим» фактом и отметил, что такие действия в отношении бывших президентов служат созданию плохого имиджа государству (Здесь, вероятно, Александр Григорьевич опять же примеряет на себя эту историю, держит в уме один из вариантов своей собственной 6удущеЙ политической судьбы). А после смерти Милошевича в тюрьме Лукашенко безапелляционно заявил, что, по его информации, бывшего югославского лидера убили.

С такой же одержимостью и страстью президент Беларуси поддерживал Саддама Хусейна. По мере того, как над Ираком сгущались тучи, возрастала угроза войны, поддержка Саддама Хусейна со стороны Беларуси только увеличивалась. Лукашенко даже предлагал свои услуга по разрешению американо-иракских противоречий, выражал готовность предоставить политическое убежище лидеру Ирака (как раньше — лидеру Югославии).

Когда США начали войну, официальный Минск безоговорочно выступил в поддержку Саддама Хусейна. В своем докладе на семинаре по идеологической работе в 2003 году белорусский руководитель, доказывая необходимость государственной идеологии, привел просто восхитительный аргумент. По его мнению, именно благодаря насаждению государственной идеологии иракский народ оказывает такое упорное сопротивление под лозунгом «мы защитим нашего Саддама». Когда же иракская армия сдалась практически без боя, багдадский диктатор спрятался, а народ стал крушить статуи вождя и мародерствовать, белорусское руководство, как и в случае с падением Милошевича, было в шоке. В отличие от большинства мировых телеканалов, Белорусское телевидение показало разрушение статуи Саддама Хусейна в Багдаде лишь через несколько дней после события.

Но Лукашенко упорно продолжал защищать уже поверженны диктаторов. Выступая в ООН в 2005 году, он заявил: «Главы суверенных государств — Югославии и Ирака — по неподтвержденным абсурдным, надуманным обвинениям брошены в тюрьмы… Суд над Милошевичем давно стал карикатурой. Саддам Хусейн вообще, как в мире дикарей, отдан на милость победителя. Их права некому защитить, кроме ООН, потому что их государств уже нет, они уничтожены».

Лукашенко до конца защищал свергнутого киргизского правителя К. Бакиева, проявляя, как писали мировые СМИ, «солидарность диктаторов», предоставил ему убежище в Беларуси.

Отношение к демократии

Понятно, что при таком трогательном отношении к диктаторам, демократия для белорусского руководителя является глубоко чуждой, даже враждебной категорией. Он отождествляет ее с политикой западных стран, от которых, по его мнению, исходит агрессия, давление, грубое вмешательство во внутренние дела слабых государств (в качестве примера приводятся войны в Югославии, Ираке). Лукашенко боится распространения демократии в мире, ее заразительного влияния. «Тот, кто радуется демократизации на постсоветском пространстве, еще будет пожинать ее негативные плоды», — мрачно предрекает он.

Эти самые негативные плоды демократии президент Беларуси уже видит в соседних странах. «Власть вот в Литве недавно сменилась. Задумайтесь, процветающая Литва, как нам это преподносят, ну прекрасная. Люди едят и одеваются лучше, чем в Западной Европе. Почему они заменили власть, которая так подняла экономику этого государства?». В этой реплике Лукашенко невольно выдает самый главный для него недостаток демократии. Оказывается, в демократической стране народ в любой момент может сменить власть даже в условиях экономического процветания! Это же какой-то кошмар!

После визита в РФ в апреле 2001 года президент Беларуси подверг Резкой критике российскую демократию: «Я считаю никуда не годной сейчас систему власти в России в том плане, что у вас же все избираются, все независимые… Губернаторы избираются, мэр, допустим, Екатеринбурга избирается, главы районных администраций избираются. Все они ни от кого не зависимы. И в то же время, я не знаю, как тут, но, по-моему вряд ли кто-то будет хорошо работать». Вскоре Россия встала на путь «исправления», и Лукашенко с удовольствием констатировал, что Москва перенимает белорусский опыт государственного управления.

Как и все лидеры недемократических режимов, Лукашенко говорит, что Беларусь идет своим особым путем, который не похож на западный. Он резко отрицает либеральную модель социального устройства: «Права человека, демократия, рынок не должны превращаться в очередную доктрину, которая ломает жизни и судьбы людей». В созданной им социальной модели приоритетом объявлены не права человека, а государственные интересы. Демократия, говорит он, — это власть «самого человека в интересах государства, общества, человечества».

Представления Лукашенко об этом предмете остались на уровне советского идеологического конструкта о социалистической демократии. Исходя из ее постулатов настоящая демократия — это защита социальных, а не гражданских или политических прав граждан. Отвечая на вопрос депутата о перспективах введения в Беларуси должности уполномоченного по правам человека, президент отметил: «Мы и без уполномоченного обеспечиваем право человека на жизнь, право иметь работу, зарабатывать, кормить свою семью». Примерно так же он объяснял рабочим МАЗа: «Нам такая демократия с гвалтом не надо. Нам демократия надо, когда человек работает, получает хоть какую-то зарплату, чтобы и хлебушка купить, молочка, сметаны, творожку, иногда кусочек мяса, чтобы накормить ребенка и так далее. Ну, с мясом уже давайте летом много есть не будем». А глава Администрации президента М. Мясникович, выступив на совещании в апреле 2000 года, выдал просто восхитительный политологический перл: «Разве то, что ежегодно сотни тысяч наших граждан имеют возможность обратиться в различные органы власти, находят понимание и поддержку, не очевидное доказательство их прав?» Именно такая политическая модель, в которой высшим проявлением народовластия является право подданного на челобитную, и выдается властями за «оптимальную форму демократии».

Время от времени белорусские руководители для отрицания необходимости демократии прибегают к более изощренной аргументации. Лукашенко, выступая 2 июля 2009 года на торжественном заседании, посвященном Дню Независимости, утверждал: «Вспомним, что режим фашизма в Германии устанавливался через демократические процедуры, через свободу слова и митингов. Но если бы у того общества был иммунитет против такого развития событий, то не было бы оккупации Парижа, варварских бомбардировок Лондона. Не было бы Освенцима, Бухенвальда, Тростенца. Значит, есть вещи более важные, чем формальное соблюдение абстрактных демократических принципов. Это человеческая жизнь».

27 октября 2006 года заместитель главы Администрации президента А. Рубинов в газете «Советская Белоруссия» опубликовал статью «Тупики крестового похода за демократию», в которой попытался теоретически обосновать и оправдать отсутствие демократии в Беларуси. Автор проводит мысль, что демократия — это не цель, а лишь средство «построения эффективного и справедливого общества». «А ведь всякое средство применимо не для всех ситуаций», — утверждает автор. И, следовательно, если можно достичь благосостояния людей без демократии, то зачем она нужна? В слегка завуалированной форме он стремился убедить, что белорусское общество не готово к такой свободе, как на Западе, поэтому ее и нельзя предоставить народу в полной мере, ибо это может привести к дестабилизации. А. Рубинов пишет: «Мы наталкиваемся на неполную готовность общества к такой свободе, на неспособность воспринимать разные мнения и подходы…». Мысль автора заканчивается ясным и фундаментальным для белорусской политической системы постулатом: «Поэтому свобода должна предоставляться обществу настолько, насколько оно готово нести за нее ответственность». То есть получается, что власть спасает неразумный народ от излишней свободы для его же блага.

Президент Беларуси категорически отверг такой общепризнанный институт демократии, как разделение властей, необходимость существования в государственном управлении системы сдержек и противовесов. В 1996 году он объявил, что принцип разделения властей «стал угрозой для нашего государства». «Выбросьте из своей головы эти равновесия, балансы, сдержки!»; «я хочу, чтобы государство было монолитным», — говорил Лукашенко. И выдвинул оригинальную по новизне и новаторству концепцию о «стволе» (президентская власть), на котором должны расти остальные «ветви» власти (законодательная и судебная). Как ехидно отмечали белорусские правоведы, после ноябрьского референдума 1995 года этот доморощенный ботанический мутант начал усыхать, «ствол» эволюционировал в столб с обрубленными ветками.

В зависимости от ситуации, аудитории, Лукашенко оценивает созданную им в Беларуси политическую модель совершенно по-разному. Так, накануне референдума 1996 года он всячески открещивался от обвинений в диктаторских наклонностях. «Да и разве человек, демократически пришедший к власти, может быть диктатором? Нет»; «Скажите, где здесь узурпация власти или тоталитарное государство? Такое могло прийти в голову только тому, кто сам хотел бы стать диктатором. Я не могу быть диктатором. Это невозможно в Беларуси. Наш народ не приемлет диктатуры».

Особенно настойчиво президент доказывает свою приверженность демократии в интервью зарубежным, прежде всего западным СМИ: «Меры, рекомендованные ЕС, смешны. От нас требуют реформ, которые уже давно проведены. Они требуют больше общественных свобод, хотя в Беларуси их не меньше, чем во Франции» (из интервью французской газете «Le Monde»); «Государство гарантирует белорусам больше прав, чем та же Испания… У нас такая же демократия, как в Германии и Франции» (из интервью испанской газете «Еl Pais»); «Демократия в Беларуси такая же, как в Австрии, почти один к одному» (из интервью Австрийскому агентству прессы).

Иногда он делает самоопровергающие оговорки: «Мне говорят, что вот ты диктатор. Какой я диктатор? Положение и государство никогда не позволят мне стать диктатором. Меня просто задушат. Но авторитарный стиль руководства мне присущ»; «Я не понимаю, о какой диктатуре говорят. Диктатура в Беларуси невозможна ввиду ее менталитета и истории. Может быть, в Беларуси и есть элементы жесткости и авторитаризма, но все это в рамках Конституции, одобренной на референдуме»; «Свободы в Беларуси более чем достаточно, и не меньше, чем в других странах… Если где-то и есть ограничения свобода, то это не власть ограничивает народ».

Но время от времени Лукашенко открыто признает существование в Беларуси диктатуры. Иногда он делает это мимоходом, будто нечаянно проговорившиcь. На пресс-конференции по случаю десятилетия пребывания на посту президента был задан вопрос, не готовит ли он себе преемника. Лукашенко ответил: «Мне кажется, что я не должен так поступать: определить преемника и любыми средствами протолкнуть его к власти. При нынешней системе власти в Беларуси это не проблема». То есть глава государства признается: «система власти» в стране такая, что не народ выбирает руководителя, а сам политический режим «проталкивает» нужного себе властителя.

Особенно откровенен Лукашенко, выступая перед российскими журналистами. Создается впечатление, что он чувствует политическое родство с ними, даже хвастается своим авторитаризмом и тем самым хочет понравиться. «У меня четверть территории сегодня в грязи чернобыльской — я буду с какой-то демократией играться?»; «Имейте в виду, что у нас жесткая авторитарная власть»; «Да, я нигде это не скрываю: в Беларуси власть авторитарна… Власть в Беларуси жесткая, авторитарная». 23 ноября 2006 года, отвечая на вопрос украинского журналиста по поводу диктатуры в Беларуси, Лукашенко заметил: «Может, в этой диктатуре есть что-то хорошее? Мы не комплексуем по этому поводу».

«Сильное государство»

С самого начала своего президентского правления Лукашенко выдвинул идею «сильного государства», способного навести «железный порядок». Вопрос о «сильной власти» стал основным тезисом его публичных выступлений. Это, по мнению президента, главное условие, решающий фактор спасения страны. Политический имидж белорусского лидера в значительной мере основывается на идее сильной власти, порядка, дисциплины.

Еще в ходе кампании президентских выборов в 1994 году кандидат в президенты Лукашенко утверждал: «Власть валяется в грязи! Приказы не исполняются, все разваливается. Мы поднимем власть из грязи, мы добьемся исполнения принятых решений». На протяжении всех лет своего президентства белорусский руководитель и государственные СМИ настойчиво уверяют общество, что в начале 90-х годов в стране был хаос безвластие, развал. И главную причину этого Лукашенко видел в слабости предыдущего правительства, отсутствии у него политической воли: «Мы имели власть без власти»; «Вспомните: мы уже пережили время безвластия, а точнее всевластия Верховного Совета, время коллективной безответственности».

И важнейшее достижение своей деятельности Лукашенко как раз усматривает в установлении сильной власти, способной организовать эффективную работу всех государственных и общественных институтов, навести порядок, дисциплину. И это, дескать, выгодно отличает Беларусь от соседних стран, где ничего этого нет и в помине.

Как отмечалось в предыдущей главе, мировоззренческой основой таких подходов является очень простая модель мира, упрощенный взгляд на общество, как на однослойное социальное образование, представление, что оно развивается только по воле руководителей, без учета влияния объективных факторов. Это — совхоз «Городец» в миниатюре, а не сложно организованный самонастраивающийся и саморазвивающийся социальный организм. В результате общество рассматривается лишь как объект воздействия со стороны государственного аппарата. И управление им — задача не социальная, а административная.

Лукашенко, похоже, уверен, что руководить государством или любой его структурой несложно, и для этого не нужно особого ума. Простота мира требует таких же простых методов управления: жесткости, требовательности, исполнительности. Чтобы государственный механизм работал, надо правильно поставить задачи, назначить строгих руководителей, укреплять дисциплину. Например, причину неэффективности деятельности Национальной Академии наук, ее неспособности реформироваться Лукашенко увидел в плохом управлении. И назначил ее руководителем главу своей администрации М. Мясниковича.

Закономерно, что у руководителя с такими взглядами возникает упоение силой вообще и силой приказа в частности. Он уверен, что любая проблема в обществе решается с помощью силовых, карательных действий, наказания, угроз, запугивания и пр. То есть ему присуще то, что классик называл «административный восторг». Главное — дать команду и жестко требовать ее выполнения, используя силу принуждения. Вот как Лукашенко объясняет причины развала СССР: «Какой он (М. Горбачев. — Авт.) был руководитель? Его же никто не слушал! Вместо того, чтобы добиваться выполнения своих решений, он позволял их обсуждать! Поэтому страна рухнула!».

Убежденность в неограниченных возможностях государственной власти, действующей с помощью приказов, порождает совершенно утопические задачи типа «запустить заводы», «ликвидировать коррупцию». Когда в самом начале своей президентской деятельности Лукашенко заявил, что не допустит повышения цен, он скорее всего был искренен. Еще один похожий случай произошел в 1998 году, когда президент дал указание к концу 2000 г. стабилизировать ситуацию в районах, пострадавших от аварии на Чернобыльской АЭС, чтобы они «не были больше чернобыльскими, бедными, несчастными». А когда нет нужного результата, то виноватыми называются чиновники или враги.

Если мир прост, то нет нужды усложнять политическую систему, осуществлять, например, разделение властей. Конкурентные выборы, дискуссии, плюрализм, механизмы и институты демократии нужны тогда, когда мир сложен и, значит, решение как минимум неоднозначно. В той простой социальной модели, которую создал Лукашенко, правитель должен быть один: «Я просто хочу навести порядок, хочу, чтобы был один хозяин. Я буду хозяином, поскольку меня избрал народ». Там, где есть вождь, демократия только мешает.

Неудивительно, что важным направлением деятельности Лукашенко является постоянная борьба за дисциплину и порядок, усиление административного давления на всех уровнях государственного управления, закручивание гаек, возрастание требовательности «во сто крат». В июле 1999 года издан декрет о трудовой дисциплине. 2003 год был объявлен годом наведения порядка в стране. В марте 2004 года появилась Директива № 1 «О мерах по укреплению общественной безопасности и дисциплины». Такой своеобразный римейк андроповщины в постсоветскую эпоху.

Произошло значительное возрастание и расширение роли государственного аппарата в жизни белорусского общества. Между прочим, в 1994 году кандидат в президенты Лукашенко утверждал: «Половина работников госаппарата должна быть сокращена. Также нужно сократить и поло-вину министерств и ведомств. Беларуси достаточно 10–12 министерств»! Однако через семь лет президентского правления в Беларуси действовал 44 министерства и приравненных к ним госкомитетов. Были практически ликвидированы представительные институты в виде парламента и Советов, сужены полномочия судебных органов за счет расширения функций исполнительной власти.

Государство последовательно стремилось взять под контроль все сферы общественной жизни, чтобы не осталось ничего автономного и не зависимого от власти. Как образно объяснил такую политику Лукашенко «если даже там где-то мышь проскочила не в ту сторону, то мы ее назад вернем и быстро направим туда, куда нужно народу». Для большего удобства контроля и управления сверху требуется максимально возможное единообразие. Любая автономия, самостийность, непохожесть, индивидуальность вызывает реакцию неприятия и раздражения.

Например, декретом президента от 3 мая 1997 года фактически ликвидированы независимые адвокатура и нотариат. Все адвокаты теперь объединены в Республиканскую коллегию адвокатов, которая в свою очередь работает под жестким контролем Министерства юстиции.

Такие же процессы происходят в сфере образования. Взят курс на установление в этой системе полного единообразия, ликвидацию очагов инакомыслия. Хоть в Беларуси существуют негосударственные высшие учебные заведения, но сфера их независимости очень ограничена и очерчена позицией Лукашенко: «В стране не может быть государственных и негосударственных вузов. Все учебные заведения государственные, хоть и имеют различные формы собственности… Никому не запрещено иметь свои идеи и убеждения, но если ты работаешь в государственном или частном вузе, то должен вести преподавание с государственных позиций».

Показательна история с Европейским гуманитарным университетом (ЕГУ). Этот негосударственный вуз был создан как образец европейской системы образования в Беларуси с ориентацией на приглашение западных преподавателей, самостоятельную работу студентов, основательное изучение иностранных языков, стажировку за границей. Здесь учили европейскому мышлению. Поэтому университет представлял национальную ценность для страны. Но именно в этом власти учуяли угрозу для себя. Поэтому в 2004 году ЕГУ был ликвидирован и сейчас работает в изгнании в Вильнюсе.

Лукашенко ликвидировал даже те формальные автономии, которые имели некоторые учреждения еще с советских времен. Например, раньше ректора выбирали на расширенном ученом совете университета. Так же избирали и президента Академии наук. Даже председателя колхоза выбирали на общем собрании. Теперь в Беларуси всех назначают. Председателя Академии наук (так теперь называется эта должность), ректоров вузов — указами президента. Все оказались равны в своем бесправии.

Не обходят власти вниманием и область прекрасного. «Если государство не будет заниматься конкурсами красоты, молодых исполнителей, стимулировать и контролировать развитие порядочного, прозрачного шоу-бизнеса, эту нишу займут разные жулики», — заявил Лукашенко на одном совещании и потребовал провести перерегистрацию всех организаций в этой сфере.

Необходимым элементом созданного в стране политического режима является гипертрофированная роль контролирующих органов. Кроме Комитета государственного контроля, существует еще 15 структур с аналогичной функцией. Система всеохватывающего контроля должна, по замыслу президента, поддерживать работоспособность и жизнедеятельность всех государственных институтов и прежде всего заставить работать экономику.

В советские времена органы контроля — комиссии партийного контроля, комитеты народного контроля — являлись придатком партийных комитетов, местных органов власти. Президент фактически вывел их из подчинения местной вертикали и подчинил напрямую себе. Лукашенко превратил контрольные органы в несущую конструкцию государственного управления, важный фактор экономической и социально-политической жизни страны. Значение чиновника-контролера оказалось выше чиновника-менеджера.

Однако гипертрофированное разрастание контролирующих органов приводит совсем не к тем результатам, которые предполагались. Прежде всего их количественный рост привел к тому, что они уже мешают друг другу, и пришлось создавать при Администрации президента совет по координации деятельности этих структур.

В сфере экономики усиление контроля над хозяйственными субъектами стало серьезным тормозом экономического развития, препятствием становления рыночных отношений. Бесконечные сменяющие друг друга проверки просто мешают людям работать, загоняют хозяйственные отношения в теневой сектор. В реальности тотальный контроль все больше становится фактором политической борьбы, способом поиска компромата против неугодных чиновников, хозяйственных руководителей, бизнесменов.

Кроме того, миссия контролирующих органов состоит еще и в том, чтобы быть материальным выражением той идефикс, с которой Лукашенко победил на президентских выборах: борьбы с коррупцией. На протяжении всех лет своего правления глава государства проводит шумные антикоррупционные кампании, которые резко усиливаются накануне очередных выборов, устраивает показательные аресты.

Однако результаты этой борьбы не очень впечатляющи. Во-первых, в недемократическом государстве с его закрытостью, отсутствием верховенства закона и контроля со стороны общества за чиновниками, главным источником коррупции являются высшие органы власти. Во-вторых, парадокс состоит в том, что экономическая модель, основанная на преобладании госсобственности, чрезмерного контроля чиновников над всеми сферами хозяйственной жизни при одновременном вкраплении в нее элементов рынка, является идеальной для коррупции. Ее воспроизводство заложено в такой системе генетически. Об этом говорит опыт стран третьего мира.

Однако даже на их фоне Беларусь стоит особняком, ибо нигде нет такой ситуации, когда государственная собственность в экономике страны достигает 80 %. Чтобы преодолеть бюрократические препоны, хозяйственные руководители, бизнесмены вынуждены все время давать взятки. Покойный президент Белорусского союза предпринимателей и арендаторов М. Кунявский отмечал: «Бизнес в Беларуси криминален не потому, что он криминален по сути, а потому, что криминальна сама обстановка: предприниматель шагу не может сделать, чтобы кому-то «не подмазать»». То есть расцвет коррупции и возрастание численности и роли контрольных органов развиваются параллельно, подпитывая друг друга.

Рост масштабов коррупции время от времени вынужден признавать и Лукашенко, отправляя в отставку или за решетку своих ближайших сподвижников: И. Титенкова, Г. Журавкову, Е. Рыбакова и др. Например, 30 марта 2004 года, выступая в Бресте, он заявил: «Коррупция в Брестской области насквозь поразила региональные структуры власти… Криминализация правоохранительных органов… В Брестской пограничной группе количество правонарушений за год увеличилось более чем в три раза». В марте 2008 года президент был вынужден констатировать, что в таможенных органах «коррупция из хронического заболевания переросла в раковую опухоль». В ноябре 2008 года Лукашенко провел специальное совещание, посвященное коррупции в правоохранительных органах. По его версии, «оборотнями в погонах» оказались заместитель генерального прокурора, прокурор Минской области, два действующих и два бывших заместителя министра МВД. То есть вся верхушка двух ведущих правоохранительных ведомств вместо борьбы с преступностью сама занималась противозаконными делами.

И, кстати, любопытный факт. Согласно ежегодному рейтингу стран по индексу восприятия коррупции, составляемому известной международной организацией Тransраrепсу Iпtетаtional, Беларусь в 2002 году занимала 36-е место, а в 2008 г. — уже 151-е место из 180 государств.

Таким образом, в тяжелой и изнурительной многолетней борьбе между Лукашенко и коррупцией победил сильнейший, т. е. коррупция, в чем Александр Григорьевич чистосердечно и признался. Однако парадоксальным образом единственный, кто выигрывает от такой ситуации, — это сам Лукашенко. Ибо для постоянной поддержки имиджа непримиримого борца с коррупцией нужно, чтобы было с кем бороться. Тогда можно популярно объяснять народу, что я, дескать, безжалостно рублю головы этой гидре, а они снова вырастают.

Не менее забавной является кампания борьбы с бюрократизмом. Президент издал даже специальную директиву № 2 «О мерах по дальнейшей дебюрократизации государственного аппарата» от 27 декабря 2006 г. Набор средств борьбы с бюрократизмом предложен незамысловатый. В частности, в работе госучреждений был введен принцип «одного окна», чтобы граждане вместо хождения по многочисленным кабинетам могли получить нужный ответ в одном месте. Как в советские времена, во всех органах власти и хозяйственных субъектах появились книги жалоб. Усилена ответственность руководителей за недобросовестное рассмотрение обращений трудящихся.

Наверно, кроме чистого популизма, игры на публику, Лукашенко искренне стремится заставить чиновников служить народу, ибо это работает на его имидж. Однако трудно принудить бюрократическую систему, в которой государственная власть не подконтрольна народу, к эффективной работе в интересах людей, даже при жестком прессинге с вершины административной пирамиды. В такой системе права граждан сводятся к возможности написать челобитную высокому начальнику. А борьба с бюрократизмом — это в первую очередь внимательное рассмотрение этих жалоб и реагирование на них. Но такая патерналистская модель отношений между властью и обществом лишь закрепляет бюрократическую систему, делает народ все более беззащитным перед всесилием чиновников. Что признал и сам Лукашенко через полтора года после издания директивы по дебюрократизации: «Госаппарат погряз в бюрократизме… Не могу понять: или вы взяток ждете, или просто не умеете нормально работать. Бездеятельность таких горе-чиновников подрывает авторитет власти».

Как в любом недемократическом режиме, в Беларуси власть стремится к максимальному засекречиванию деятельности госаппарата. Государственной тайной является все: начиная от доходов, полученных в результате экспорта оружия или приватизации, и заканчивая количеством избирателей в стране и на каждом избирательном участке. Органы власти принимают все новые постановления, усиливающие режим секретности. 54 организации, включая Министерство культуры и Республиканский союз потребительских обществ, имеют право объявлять государственным секретом свои документы. Чиновник может дать комментарий СМИ только с разрешения начальника. А последний требует письменного обращения журналиста. Все чаще проводятся закрытые суды.

Особой завесой секретности окружена деятельность президента. Удивительно, что при почти ежедневном появлении Лукашенко на телеэкране граждане Беларуси, кроме препарированной телевизионной картинки, очень мало знают о его жизни и работе. Каково здоровье главы государства, где он живет и как отдыхает, какая у него зарплата, сколько денег в президентском фонде, информация о его семье — все это окружено тайной, которая редко прорывается наружу. Несколько месяцев власти хранили в тайне информацию о назначении Виктора, старшего сына главы государства, помощником президента.

Временами такое чрезмерное засекречивание вредит имиджу президента. Например, когда Лукашенко на долгое время исчезает, то сразу же по столице ползут самые противоречивые слухи о состоянии его здоровья. Когда нет информации, появляются догадки. И эти догадки тем более неприятны для главы государства, чем больше президентская пресс-службу пытается окутать это тайной. Логика очень проста: коль скрывают, значит, есть что.

Ручное управление

Сформированная в стране социально-экономическая модель не способна функционировать в нормальном режиме, т. е. саморазвиваться, самонастраиваться естественным образом. За годы правления Лукашенко были последовательно разрушены все механизмы саморегуляции в экономической и общественно-политической жизни. В экономике упразднены элементы рыночной самонастройки в виде свободных цен, валютного курса, бирж, конкуренции и пр. В общественной жизни ликвидированы атрибуты демократического самоуправления в виде парламента, местных Советов, институтов гражданского общества. Более того, и в самой системе государственной власти произошла резкая централизация, перераспределение властных полномочий от местной вертикали, различных министерств и ведомств к президенту, что лишило чиновников возможности самостоятельного принятия важных решений на всех уровнях государственного управления на основе стабильно действующих законов, четких процедур и механизмов. Лукашенко назвал этот процесс «восстановлением управляемости государством».

Такая модель может поддерживать жизнеспособность только при условии постоянных импульсов, жесткого контроля и прессинга с верха административной пирамиды. Сидящий на ее вершине правитель должен взять основные рычаги управления на себя, постоянно вмешиваться во все общественные процессы вне зависимости от собственного желания, ибо только в таком случае можно обеспечить функционирование системы в работоспособном состоянии. В результате авторитарный руководитель становится заложником созданной им системы. Бездействие руководителя — это смерть административной модели управления. Разложение советской системы началось со старческого маразма и недееспособности ее лидера Л. Брежнева.

В белорусской ситуации такая модель оказалась органичной для Лукашенко. Он любит управлять всем и вся, раздавать указания, лично руководить различными процессами. Помимо чисто популистских мотивов (такой стиль нравится белорусским избирателям), это соответствует характеру Лукашенко, его представлениям о государственном управлении.

Например, президенту очень нравится такая, взятая из советского прошлого, форма работы с кадрами, как «партхозактивы». Регулярное проведение селекторных совещаний, съездов с работниками различных профессий, отраслей экономики (учителя, судьи, работники промышленности, культуры и др.) и директивные выступления на них президента с указаниями, установками, разносами стали устойчивой традицией. Такие методы, совершенно невозможные и ненужные в демократической стране, стали необходимым атрибутом управления в белорусских условиях. Они являются важным инструментом для поддержания функциональности этой системы.

Лукашенко лично принимает все мало-мальски значимые решения в государстве, берется за множество больших и малых дел, активно вмешивается во все вопросы общественной жизни. Он использует привычные методы руководства директора совхоза, это ему знакомо и хорошо получается. Если на каком-то участке дело не ладится, то для исправления положения, как считает белорусский лидер, его надо взять под личный контроль.

Выступая перед российской аудиторией, Лукашенко подвел под такой стиль управления своего рода «теоретическое» обоснование: «Вот, допустим, у американцев какая-то сегодня есть система, и так далее. Так, может быть, президенту и нет смысла мотаться по полям, убирать хлеб или организовывать, бывать в самых сложных местах, после гибели или утонувшей подводной лодки стоять перед родственниками. Может быть, не надо в хоккей бежать и так далее. А у нас ситуация такая. Нас просто сегодня разбили, и надо общество чем-то сплотить и, в том числе, бежать впереди, особенно у нас»; «Даже если на меня «вешали» вопросы действительно не мои, я нигде не сказал, что это не мои вопросы», — говорил президент на встрече с брестскими студентами в 2004 г. Он выдает лицензии на экспорт важных, по его мнению, товаров, контролирует крупные коммерческие сделки, разрешает приватизацию или акционирование предприятий, реформирует Национальную Академию наук, выделяет сельхозугодья под хозяйственное строительство, руководит развитием исторической науки и написанием школьных учебников, утверждает сценарии художественных фильмов, выбирает и объявляет темы сочинений на вступительных экзаменах в вузы, контролирует ход конкурса красоты «Мисс Беларуси» и т. д. Из его пресс-конференции для российских журналистов: «Но было, когда перед Новым годом, я до сих пор помню, это где-то на 3-4-м году моей президентской жизни было, прорвалась теплотрасса в центре Минска. Я в новогоднюю ночь стоял, как прораб, над этой трубой. Потому что половина Минска могла бы замерзнуть». В 2009 году в выступлении с посланием перед Национальным собранием он подробно рассказал, как давал указание, из какого материла делать стенку в строящемся спортивном сооружении.

Особая сфера личного участия президента — это спорт. «Я знаю телодвижение каждого спортсмена»; «Я лично формировал олимпийскую сборную в Японию в Нагано». Лукашенко сам давал установку перед игрой сборной по хоккею в том же Нагано. В 2010 году после Олимпийских игр он, недовольный выступлением сборной страны, объяснял непутевым хоккеистам, как надо играть: «Схватил шайбу, толкнул ее ногой, коньком, головой, рукой, чем угодно, затолкнул в ворота, там разбирайся». Президент бескомпромиссно оценил игру сборной Беларуси по футболу, проигравшей официальный матч команде Молдовы в 2005 году: «Эти ленивые спортсмены… бездельники, в которых мы вкладываем огромные деньги, как наши футболисты во главе с Невыгласом (председатель Федерации футбола — Авт.) провалили все… Они же вышли на футбольное поле, мне стыдно было, стыдно было смотреть: у них вес, как у меня — 100 килограммов! Куда он побежит?.. Вы плюнули всему народу в лицо… Кричали: постройте нам манеж, мы круглый год будем играть, мы вам дадим результат! Дали. Кто спился, кто вообще там непонятно чем занимается, кто спорт в бизнес перевел, все сидят, смотрят. Я буду смотреть, смотреть, но потом, вы же знаете, я могу и махнуть хорошенько!»

Однако такая модель государственного управления имеет и обратную, достаточно негативную сторону. Даже будь Лукашенко талантливейшим менеджером, искренне стремящимся к процветанию страны, чисто физически ему не успеть наладить эффективную работу во всех сферах общественной жизни. Он и сам признает порочность созданной им самим системы. «Если бы у нас от премьер-министра и ниже все переживали за конкретное дело, ну хотя бы, как президент, у нас было бы идеальное государство»; «Хватит нам заниматься туалетной бумагой на уровне президента»; «Потому что никогда не решишь проблему выплаты зарплаты, если сам глава государства не возьмет этот вопрос под контроль»; «А почему, скажем так, Лукашенко везде много? Потому что я занимаюсь этими вопросами, потому что если в это время ты не вникнешь, то я не знаю…» «Не станет этого напора и давления с моей стороны, этой энергии, напряжения — все зачахнет и придет в запустение»; «Только за счет дикого давления со стороны президента, жесточайшей требовательности к подчиненным, от страха у нас еще что-то делается», — с негодованием констатировал глава государства на совещании в феврале 2005 г. Он не раз публично отмечал, что стоит ему не проследить за каким-либо участком, как там сразу провал. «Если сам на место не приедешь, люди руки поопускают и будут плакаться». Приводя положительный пример успешной реконструкции стеклозавода в городском поселке Елизово, Лукашенко признает: «Но это же стало после того, как президент туда три раза ездил… Не занялся б — было бы как в Залесье, Гуте, Глуши, где закрыли стеклянные предприятия». На собрании Национального Олимпийского комитета в ноябре 2004 года он признает, что даже в его любимой сфере без его участия тоже ничего не делается: «Если бы я вас не пристегивал к этим вопросам, вы бы вообще забыли, что есть спорт». Понятно, в этих репликах Лукашенко хочет подчеркнуть свою незаменимую роль в жизни государства и общества. Но в результате он сам выносит приговор созданной им же системе управления.

В рамках такой системы для решения обычных, рутинных для нормального общества задач в Беларуси приходится применять чрезвычайные меры. Уборка урожая в большинстве государств — рядовая сезонная работа, важная лишь для небольшого количества занятых в аграрном секторе людей. В Беларуси для ее проведения вводится «особый режим функционирования» во всем государстве, происходит мобилизация всех сил и средств. Руководители правительства отзываются из отпусков и закрепляются за областями. Президент лично объезжает хозяйства.

К чрезвычайным мерам приходится прибегать для оплаты долгов за газ, для спасения курса белорусского рубля. Чтобы обеспечить население минимальным количеством колбасы, яиц, других продуктов, президенту приходилось прилагать героические усилия, лично проверяя магазины и мясокомбинаты. В сентябре 2006 года Лукашенко рассказывал на пресс-конференции российским журналистам, как он боролся с дефицитом сахара в столице: «Приглашаю к себе главу Администрации президента, Мясникович тогда был, и мэра Минска Ермошина и говорю им: если только к утру в каждом магазине, в какой я пойду, не будет сахара, вы будете сидеть в тюрьме. Они на плечах вместе со всеми носили мешки в магазин и нашли сахар».

Такие же методы распространяются и на неэкономическую сферу. Во время вступительных экзаменов вузы переводятся на осадное положение. Стадионы ремонтируются исключительно методом аврала.

Вот какую оценку таким методам управления дал литовский политолог Н. Прекявичюс: «Внимание к одной сфере неизбежно оттягивает внимание от других сфер. В результате система работает в режиме серии произвольных кратковременных кампаний и, когда внимание переносится на другую кампанию, сфера предыдущей быстро оставляется. Более того, все усилие направляется на достижение временного и очевидного эффекта — иначе нельзя же сказать, что кампания была успешной! Одноразовая картинка становится важнее долговременных результатов, и подчиненные могут попросту начать обманывать руководителя. Задача эта простая, потому что лицо, которое считает себя экспертом во всех отраслях, не является экспертом ни в одной».

Естественно, в таких условиях думать о долгосрочной стратегии, перспективах развития страны президенту просто некогда. Кроме того, отсутствие системы сдержек и противовесов, даже простой страховки, того, что системщики называют механизмом «защиты от дураков», приводит к ситуации, когда самая мелкая ошибка, запущенная сверху, беспрепятственно мультиплицируется на все общество со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями.

Еще одним следствием такой модели управления стало превращение руководителей всех уровней из организаторов в простых стрелочников и ретрансляторов указаний сверху. Население им не верит и обращается к президенту по любым вопросам, которые вполне могут быть решены на местах. Каждый месяц на его имя приходит около 30 тыс. писем с жалобами, тысячи людей записываются к нему на прием.

Беспорядок

В результате можно наблюдать разительный контраст между официальной пропагандой и реальностью. Государственные СМИ и сам Лукашенко едва ли не главным достижением президентского правления называют «наведение порядка» в стране, установление «сильной власти», способной организовать эффективную работу всех государственных и общественных институтов, превращение страны в остров стабильности и благополучия.

Однако в действительности часто происходит нечто обратное. Временами вертикаль власти демонстрирует бессилие в решении общественных проблем. В 2009 году во время эпидемии гриппа в стране впервые за многие десятилетия наблюдался тотальный дефицит лекарств, марлевых повязок и даже шприцов. В некоторых аптеках люди занимали очереди с ночи. Система здравоохранения оказалась не готова к эпидемии, не было создано резервов медпрепаратов. Это вызвало панику среди населения.

Часто государственная машина работает вхолостую. Так, после восьми лет упорной борьбы за наведение порядка, которая, согласно официальной версии, дала блестящие результаты, президент, ко всеобщему удивлению, объявляет 2003 г. годом наведения порядка в стране. То есть, надо полагать, все прежние усилия в этой сфере были напрасными? После этого, казалось бы, в стране будет, наконец, наведен идеальный порядок.

Однако в марте 2004 года как гром среди ясного неба появилась президентская Директива № 1 «О мерах по укреплению общественной безопасности и дисциплины». Из этого документа, а также из выступления Лукашенко по ТВ, следовало, что у нас широко распространены «халатность, разгильдяйство, недисциплинированность, безответственность», имеют место «серьезные недостатки в функционировании системы обеспечения общественной безопасности». Спрашивается, за что боролись?

Через три недели Лукашенко едет в Брестскую область, чтобы проверить выполнение директивы, и приходит к выводу, что система мер по укреплению безопасности и дисциплины не срабатывает на местах: «Мы наверху принимаем ряд решений, очень правильных и нужных, но они так и остаются нереализованными, до регионов не доходят».

Формальным поводом для издания этой директивы стали два известных несчастных случая (пожар в больнице для душевнобольных и обрушение крыши в школьном спортзале). За год было проведено много собраний, издано приказов, подготовлено отчетов о проделанной работе. Каков же результат? В 2004 году в результате несчастных случаев на производстве погибли 250 человек, а 841 — получил тяжелые травмы, что соответственно на 27 и 124 человека больше, чем в 2003 году, когда не было никакой директивы. Причем 46 % погибших были пьяными.

Лукашенко любит демонстрировать жесткий стиль в отношениях с чиновниками, предъявлять к ним весьма серьезные требования. Однако в реальности безответственность господствует не только на низовом уровне, но поражает и верхний эшелон государственной власти. Например, за годы правления Лукашенко государственный бюджет ни разу не был выполнен в том виде, в котором он принимался, ибо оказывался нереальным, прежде всего потому, что его разработчики вынуждены выполнять установку президента, который пытается подогнать экономическую реальность под некую только ему ведомую политическую целесообразность. Где-то в середине года глава государства своим указом или декретом меняет основные бюджетные статьи. Причем никто ни разу не ответил за плохой бюджет: ни те, кто его готовил, ни те, кто за него голосовал, ни тот, кто утверждал своей высочайшей подписью (т. е. президент).

В любой стране один из важнейших элементов силы и эффективности власти состоит в определении стабильных правил игры, четкого порядка функционирования государственных и общественных институтов и обеспечении неуклонного его выполнения. В Беларуси же, судя по всему, критерии силы власти совсем иные. Это успешная борьба со всеми недовольными, возможность произвольного изменения правил и навязывание их обществу. То есть сила власти — в безнаказанном произволе.

Время от времени действия государственных органов дестабилизируют работу экономики. Например, периодические перерегистрации хозяйственных субъектов, введение новых законодательных актов задним числом создают хаос в экономической деятельности. Не успевает вступить в силу одно нововведение, как тут же принимается документ, его отменяющий. В конце 2005 года был принят новый закон о подоходном налоге с физических лиц, и почти одновременно — издан указ президента № 634, отменяющий эту законодательную норму.

В 2000 году в Беларуси был осуществлен переход на новый порядок исчисления налога на добавленную стоимость. Вскоре выяснилось, что это означает едва ли не мини-революцию в бухучете. Поэтому был необходим значительный подготовительный период для переобучения руководителей и бухгалтеров всех хозяйственных субъектов. Однако, как принято к административной системе, переход к новой методике был осуществлен волевым актом с 1 января. Вследствие этого экономика оказалась неподготовленной. Несколько недель бухгалтеры пребывали в растерянности, появилось много вопросов, на которые не могли ответить не только инспекторы районных налоговых инспекций, но и специалисты Минфина, Минэкономики, Государственного налогового комитета. Производители не знали, как формировать цену товара. Многие предприятия, компании, оптовые базы временно приостановили коммерческую деятельность.

Еще один яркий пример. В сентябре 2004 года между Беларусью и Россией было подписано соглашение о переходе на новый порядок уплаты налога на добавленную стоимость (НДС) по стране назначения с 1 января 2005 г. Казалось, времени было достаточно, чтобы основательно подготовиться, разработать необходимые законодательные акты и другие документы, довести информацию до субъектов хозяйствования. Однако соответствующее постановление правительства вышло только 31 декабря, декрет президента «О некоторых вопросах исчисления и уплаты НДС» появился лишь 13 января 2005 года. Где-то в середине января правительство неожиданно принимает решение о том, что НДС должен взиматься и с индивидуальных предпринимателей. Министерство по налогам и сборам лихорадочно утверждает какой-то документ, который долгое время не был обнародован, но, тем не менее, на его основании предпринимателей заставляли платить НДС размером 18 % от стоимости товара. На языке обывателя это называется бестолковщиной. Безответственные действия высших органов власти вызвали кризис в отношениях между хозяйственными субъектами Беларуси и России и спровоцировали забастовку индивидуальных предпринимателей.

В июле 2009 года было издано постановление правительства № 991, вступившее в силу с момента опубликования, т. е. с 1 августа. С этой даты оптовой торговлей могли заниматься только те торговые представители, которые должны были значиться в специальном перечне, но его как раз и не оказалрсь. Если следовать буквальной логике постановления, то с 1 августа и до появления перечня поставщиков оптовая торговля в стране прекращалась, институт посредников запрещен. Иначе говоря, если бы документ стал реализовываться, то экономическая жизнь в Беларуси была бы парализована.

Постановление было вскоре отменено по причине его абсурдности. Объяснение появления этого документа самим Лукашенко просто изусмило: «Стали разбираться, кто постановление готовил. Оказалось, один «деятель» по указке премьер-министра подготовил этот документ, бросил ему на стол и назавтра уехал в отпуск. Спросить даже не с кого». Вдумайтесь в ситуацию! Один «деятель» придумывает глупость и через премьера запускает ее на всю страну, ставит на уши хозяйственную систему. А механизм выявления и отбраковки ошибок отсутствует.

Возьмем совсем иную сферу — образование. В 90-е годы прошлого века в Беларуси было принято решение о проведении школьной реформы, переходе на 12-летнее обучение в средней школе, чтобы привести образовательную сферу в соответствие с мировыми тенденциями. Под эту реформу были разработаны программы, методики, учебники, выделены ресурсы, подготовлены кадры, затрачены немалые усилия большого количества людей, работающих в системе образования.

И вот в 2008 году Лукашенко принимает волюнтаристское решение прекратить реформу, отказаться от 12-летнего образования, возвратиться к 11-летке, ликвидировать профильное обучение в школах. Это произошло меньше чем за три месяца до начала нового учебного года, породило хаос, поставило на уши всю систему образования, школьников, их родителей. Ученикам 9-х и 10-х классов пришлось за один год осваивать двухлетнюю программу. Тысячи учителей и работников образовательных учреждений были уволены. Отказ от 12-летнего обучения в школах ведет к архаизации образования, самоизоляции страны, выпадению ее из мирового образовательного процесса.

Существует еще одна характерная черта в деятельности белорусских властей. Их стандартную реакцию на возникшую проблему можно выразить формулой: предлагаемое лекарство более вредоносно, чем сама болезнь. Чтобы бороться с недобросовестными предпринимателями, была до предела усложнена процедура регистрации и ликвидации юридического лица. Для борьбы с уклонением от налогов создается многоэтажная система контрольных органов, которые день и ночь учиняют проверки всех хозяйственных субъектов. Чтобы предотвратить торговлю людьми, фактически ликвидируются структуры, занимающиеся трудоустройством граждан за границей. То есть белорусские власти руководствуются принципом, что лучший способ избавиться от мышей в доме — это поджечь дом.

Таким образом, та самая «сильная власть» становится главным дестабилизирующим фактором в стране. Госслужащие, хозяйственные руководители мечтают как раз о самом элементарном порядке.

Лукашенко время от времени в порыве откровенности вынужден сам признавать неэффективность созданной им машины государственного управления. 27 мая 2004 года на совещании у президента оценивалась работа Минского горисполкома. Выяснилось, что в Минске процветает коррупция, клановость, разбазаривание бюджетных денег, застой кадров. Мингорисполком — «самый забюрократизированный орган». Хуже, чем в Минске, медицинские учреждения не работают нигде в стране. Внешний лоск, который наводится в центре столицы, достигается дорогой ценой. Суммируя итоги обсуждения, Лукашенко оценил деятельность минских властей очень емко и выразительно: «разбой в центре страны».

А вот какую оценку в феврале 2003 года получила работа правительства: «Этот год станет годом защиты нашего населения, в том числе и родного правительства. От того разбоя, который вы себе позволяете по отношению к нашему населению, забирая у них из кармана последнее. Порой лезете в пустой карман, куда вы вообще ничего не положили». В ноябре 2004 года в выступлении на церемонии подписания итогов референдума Лукашенко в таком же духе обрисовал ситуацию в целом по стране. Из него следовало, что во всех общественных сферах наблюдается полный развал. Несмотря на огромное внимание жилищному строительству, жесткому ценовому контролю государства, цены на жилье быстро растут. В ЖЭСах царит произвол. В торговле покупателей обсчитывают и обвешивают. В системах здравоохранения и образования процветаег к взяточничество. Бюрократия села на шею народу. Общественная мораль упала ниже колена: растет число детей, от которых отказались родители; повсеместно распространяется пьянство и алкоголизм; на госпредприятиях процветает воровство; 80 % воспитанников детских домов не способны нормально устроить свою жизнь. И так далее.

И еще две реплики президента. «Мне удалось создать мощную, сильную власть — еще, может быть, неэффективную, еще, может быть, которая не очень нравится людям..» — заявил Лукашенко в интервью Белорусскому телевидению в 2001 году. В 2003 году, обвинив министров и руководителей областей в обмане и очковтирательстве, он в сердцах воскликнул: «Нам такая власть и народу к черту не нужна». Эта ситуация лишний раз подтверждает давно известную и много раз доказанную истину: в стране, где нет ответственности власти перед народом, ее нельзя заменить ответственностью одного чиновника перед другим, самым главным чиновником. Как следствие — безответственность всех государственных институтов и должностных лиц.

Выборы

Хотя в авторитарном государстве роль органов власти возрастает, однако их функции существенно меняются. В наибольшей степени подвергается изменению деятельность тех структур, которые связаны с политическим представительством, выборами. Их значение девальвируется, они превращаются в ритуальные органы.

Выборы в условиях авторитарного режима — это интересный политический феномен, который проявляется по-разному даже в государствах с однотипными режимами. Их функция заключается не в том, чтобы обеспечить реальный выбор народа из нескольких вариантов, а в легитимизации действующей власти. («Мы категорически не приемлем сценарии демократической смены политических элит, неугодных Западу», — говорит Лукашенко).

Такие выборы имеют много особенностей. Здесь мало соблюсти внешнюю форму. Принципиально важно, чтобы народ поверил, что это действительно выборы, чего не требуется, например, в тоталитарной системе. Поэтому существенным условием их проведения является соблюдение некоторых формальных процедур: наличие нескольких кандидатов, включая представителей оппозиции; проведение агитационной кампании, в том числе в государственных СМИ; возможность голосования за любого из претендентов и др. Однако все это — форма, демократическая обертка.

Главное принципиальное отличие белорусских выборов от настоящих свободных выборов состоит в роли государства. Аксиома демократической избирательной кампании — нейтралитет государственных институтов, их невмешательство в борьбу различных кандидатов и политических сил. В Беларуси же органы власти — главный актер на избирательной сцене. На обеспечение нужного результата работает вся государственная машина.

Самое удивительное, что эту роль государства никто не собирается скрывать. То, что в демократических странах считается нонсенсом, в Беларуси является нормой. «Выборы действующего президента организовывает «вертикаль» власти. Это ни для кого не является секретом», — сказал Лукашенко в выступлении перед руководителями исполнительных органов власти 31 июля 2001 года. То есть в реальности главу государств не выбирают, а лишь переизбирают «действующего президента». И без всяких вариантов. «Дело не в том, изберете вы меня или не изберете. Куда вы денетесь? Изберете», — безапелляционно утверждал Лукашенко, обращаясь к телезрителям за несколько месяцев до президентских выбора 2006 года. А вот обращение к чиновникам: «И парламентариев на таком уровне будем избирать. И попробуйте только не избрать!». И, наконец, констатация факта полного контроля над ходом и результатами народного волеизъявления: «Мне не надо денег на избирательную кампанию — у меня достаточно административного ресурса, чтобы провести выборы»; «У нас достаточно власти и соответствующих технологий для того, чтобы выиграть выборы и референдум. Притом сокрушительно». Так что на этом празднике демократии народ лишний.

Накануне выборов Лукашенко ставит перед исполнительной вертикалью конкретные задачи. Так, на пресс-конференции 20 июля 2004 года, за несколько месяцев до выборов в Палату представителей, он заявил: «…Я спрошу у местных органов власти, как они выполняют мое поручение: 30 % этого состава парламента должны быть в новом парламенте, чтобы обеспечить преемственность, стабильность законодательной власти. Меня это должно волновать? Должно. Я поручил, чтобы не меньше 30, до 40 % в новом парламенте было женщин. Это что, плохо, нецивилизованно? Будет там 30–40 % женщин. Как в этом направлении идет работа?». Позже президент уточнил, что в Палате представителей должна быть представлена молодежь, ветераны, а вот бизнесменов и оппозиционеров туда допускать нельзя. Кроме того, выборы должны состояться в один тур, а референдум об изменении Конституции, который проходил вместе с выборами, надо выиграть с «нормальным процентом». Все точно так и произошло, «вертикаль» задание выполнила. А то, что в ходе этих выборов действовал не закон, а воля главы государства, подтвердила президентская газета «Советская Белоруссия»: «…Около 60 претендентов незначительно нарушили закон и должны были быть сняты с предвыборной гонки. Но по личному требованию президента они были восстановлены». А во время избирательной кампании по выборам в Палату представителей 2008 года, когда белорусские власти стремились нормализовать отношения с ЕС и США, Лукашенко утверждал: «Мы сплошь нарушаем законы и ведем выборы по понятиям Запада и ОБСЕ». И с удовлетворением констатировал: «Меня уже сегодня информируют о том, что мои указания о регистрации кандидатов — особенно от оппозиции, даже с какими-то шероховатостями — выполняются».

Созданная в Беларуси избирательная машина хорошо отлажена, доведена до автоматизма, работает без сбоев и в любой момент готова обеспечить нужный результат. Для этого используются самые разнообразные механизмы и технологии.

Прежде всего президентская вертикаль установила полный контроль над избирательными комиссиями. Туда почти не допускают представителей оппозиции, а включают только людей, лояльных власти. В Беларуси, как и в СССР, трудовые коллективы остаются субъектами избирательного процесса. С их помощью власти выдвигают в избирательные комиссии и кандидатами в депутаты нужных людей.

В законодательстве о выборах заложено много препятствий для представителей оппозиции, созданы многообразные правовые механизмы Для снятия их с избирательной кампании, возможности кандидатов для проведения предвыборной агитации ограничены узким коридором. Например, для встречи кандидатов с избирателями вне помещения нужно испрашивать разрешение у властей. А они могут назначить ее в неудобное время и неудобном месте. Все эти механизмы активно используются для отстранения от участия в выборах — под различным предлогом — сильных оппозиционных кандидатов.

Все государственные СМИ, монополизировавшие большинство информационных каналов, агитируют в пользу Лукашенко или его сторонников. Высокий процент проголосовавших обеспечивается путем резкого сокращения списочного состава избирателей (в некоторых округах Минска — в два раза). Любопытно, что число избирателей в списках для голосования стало едва ли не государственной тайной, которую тщательно прячут от наблюдателей.

Используя административный ресурс, власти мобилизуют население для массового (до 30 % избирателей) досрочного голосования. При подсчете выясняется, что все эти люди голосуют за официальных кандидат на удивление одинаково.

Особенно показательна деятельность Центральной избирательней комиссии (ЦИК) во главе с Лидией Ермошиной. Накануне президентских выборов 2001 года она заявила: «Я уважаю своего непосредственного начальника, которым является глава государства. У нас очень хорошие контакты, и мы понимаем один одного». (Президент в одном из выступлений признался, что Л. Ермошина каждое утро приходит к нему на прием советоваться о ходе избирательной кампании, в которой он сам является главным кандидатом). Позже в интервью агентству БелаПАН председатель ЦИК пошла дальше: «Для меня поражение Александра Лукашенко на выборах будет личной трагедией». Разумеется, никаким объективным арбитром в ходе избирательной кампании такая ЦИК быть не может.

Масштаб фальсификаций растет от выборов к выборам. Например, еще на парламентских выборах 2000 года сбой в избирательной машине можно было наблюдать даже по телевизору. По данным Центризбиркома, в 18.00 в Минске проголосовало 38,8 % избирателей. Всем стало очевидно, что набрать больше 11 % за два часа в конце дня — задача нереальная. В полном соответствии с этим очевидным прогнозом после окончания голосования по БТ было объявлено, что по стране проголосовало 52 %, а в Минске выборы не состоялись и придется проводить повторные.

И вот здесь началось самое интересное. Видимо, такие итоги никак не удовлетворяли какую-то очень важную персону. Ведь Лукашенко утром на избирательном участке высказал предположение, что на выборы придет свыше 70 % граждан. И тогда по БТ прозвучала историческая фраза Л. Ермошиной, что, возможно, и в Минске выборы состоятся. Все остальное напоминало дешевый провинциальный водевиль. Где-то через полтора-два часа после окончания голосования были объявлены итоги выборов по всем областям. В самых глухих деревнях посчитали и передали сведения о результатах. И только в Минске все еще считали. Затянувшаяся пауза становилась все более неприличной и подозрительной. И когда Л. Ермошина на итоговой пресс-конференции в 23.00 так и не смогла сообщить результаты выборов в столице, всем все стало ясно. Предварительные итоги были объявлены утром. В целом по стране насчитали 60 % участвовавших в выборах. В Минске за исключением трех округов выборы объявили состоявшимися. А согласно данным независимого Координационного совета по наблюдению за выборами, приписки составили порядка 20 % голосов.

В последующие выборы избирательные комиссии четко подгоняли результаты голосования под указание «вертикали». Во время подсчета голосов наблюдатели оттесняются от стола с бюллетенями на расстояние, с которого ничего разглядеть невозможно. С 2006 года запрещен «экзит-пул» (т. е. опрос на участках в день голосования) без разрешения властей. Таким образом, последний элемент независимого контроля за выборами ликвидирован. Ощущая полную безнаказанность, члены избирательных комиссий перекладывают бюллетени из одной стопки в другую, тем самым делая проигравшего кандидата победителем, или имитируют подсчет, подписывая в итоге заранее подготовленный протокол.

Апофеозом выборов по-белорусски стало заявление Лукашенко, которое он повторил трижды, о фальсификации итогов голосования. Впервые на пресс-конференции для украинских журналистов 23 ноября 2006 года он сказал: «Последние выборы мы сфальсифицировали, я уже западникам это говорил. За президента Лукашенко проголосовало 93,5 %. Говорят, это не европейский показатель. Мы сделали 86. Это правда было.

И если сейчас начать пересчитывать бюллетени, то я не знаю, что с ними делать вообще. Это европейцы перед выборами нам говорили: «Ну если будут примерно европейские показатели на выборах, то мы ваши выборы признаем». Постарались сделать европейские, но тоже, видите, не получилось. Пообещали, что если европейские, то все будет нормально. Сделали европейские — ненормально».

А через год в интервью испанской газете «Еl Pais» Лукашенко еще раз повторил признание в своем грехопадении (которое, впрочем, он таковым не считает): «За Лукашенко проголосовало 95 % населения. Европейцы сказали мне, что признают выборы, если цифры будут скромнее. Я сделал все, что мог, и получил 82,6 %. Меньше не мог».

В августе 2009 года в интервью российским СМИ было заявлено: «За меня на последних выборах проголосовало, для сведения, 93 %. И я признался потом, когда меня просто начали давить, что мы фальсифицировали выборы. Я отдал команду, чтобы не 93 % было, а где-то там 80, я не помню, сколько. Потому что за 90 — это уже психологичен не воспринимается. Но это была правда».

Фактически президент признался в совершении уголовно наказуемого деяния — фальсификации итогов президентских выборов. Он подтвердил подозрения в неправдивости ЦИК во главе с Л. Ермошиной, обоснованность многочисленных обвинений со стороны оппозиции, правозащитных организаций, наблюдателей ОБСЕ в том, что в Беларуси официально объявленные результаты голосования не отражают реального волеизъявления народа, а подгоняются под политическую целесообразность. Этим признанием Лукашенко поставил под сомнение законность своего избрания, ибо золотое правило юриспруденции гласит, что если процедура ведения какого-либо дела нарушена, то все полученные результаты считаются недействительными.

Государственные институты

Белорусский парламент — Национальное собрание — состоит из двух палат: Палаты представителей (нижняя палата) и Совета Республики (верхняя палата). Из основного политического института государства парламент превратился в законосовещательный орган при президенте. Мало того, что туда не допускают оппозицию, так Лукашенко ограничил даже и те куцые права, которые Национальному собранию предоставляет Конституция 1996 года. Оно не может полноценно выполнять законодательные функции, что является основной миссией парламента в любой стране. Ибо основная часть этих функций фактически перешла к главе государства. Президентские декреты имеют верховенство в отношении законов, принятых Национальным собранием. Если законопроект предлагается главой государства или правительством, то депутаты могут вносить поправки в него только с согласия инициатора этого проекта. Если же сами парламентарии решили инициировать принятие закона, то его в обязательном порядке надо согласовать с президентом. Он своими указами или декретами периодически меняет параметры госбюджета, утвержденного Национальным собранием.

Очень показательны факты, свидетельствующие о том, что ни о каком разделении властей, независимости законодательной власти от президента не может быть и речи. 17 февраля 2005 года Лукашенко объявил строгий выговор председателю Совета Республики Г. Новицкому за недостатки в работе по экспорту калийных удобрений. А в мае 2010 года президент своим указом назначил главу Совета Республики Б. Батуру председателем Минского облисполкома, а его заместителем — вице-спикера Палаты представителей В. Иванова, т. е. выборных руководителей высшего законодательного органа глава государства, даже не спросив согласия этого органа, перемещает на должности в исполнительную вертикаль.

Создание президентской вертикали свело на нет значение демократического принципа местного представительства, вытеснило местное самоуправление на периферию общественной жизни. Казалось, Советы умерли вместе с эпохой, их породившей, оставив потомкам лишь привычное название. Но выясняется, что Советская власть в Беларуси никуда не исчезала. Советы бессмертны, поскольку бессмертна потребность в фиговом листке недемократической власти. Служившие ширмой власти КПСС, теперь они стали пятым колесом в белорусской государственной колеснице, бессильным придатком «вертикали». Никаких реальных полномочий местные Советы не имеют, а в рамках существующей политической системы и не могут иметь. К тому же их количество сократилось. Президент своим указом упразднил 54 городских и 48 поселковых Советов.

В процессе эволюции белорусской политической системы уменьшалась роль и вес правительства в системе государственного управления. Совмин стал менее самостоятельным, более приспособленным для ручного управления извне, т. е. из Администрации президента. Неслучайно глава Администрации был введен в состав Президиума Совета Министров в качестве комиссара, надзирающего за верностью правительства единственно правильной генеральной линии. Одновременно понизился политический вес премьер-министра. Любопытно, что, например, в ходе формирования правительства в 2001 году сначала был назначен почти весь состав Совета Министров и лишь в завершение его главой утвержден Г. Новицкий. А в июле 2003 года он был освобожден от этой должности под смехотворным предлогом: за то, что власти вовремя не рассчитались с крестьянами за сданное государству молоко.

Правовой беспредел

Авторитарное государство, созданное Лукашенко, по определению не может быть правовым. Его первой жертвой оказалось право, ставшее здесь совершенно лишним элементом. Оно перестало быть регулятором общественных отношений. Там, где есть народный вождь, законы перестают играть свою роль. Их заменяет «барский гнев и барская любовь».

Справедливости ради необходимо отметить, что президент создавал такую модель управления, опираясь на массовое сознание белорусское общества, которое еще со времен СССР остается неправовым. В отличие от западного человека, который уважает закон и не боится начальника, советский человек никогда не уважал и не выполнял закон, зато боялся начальника. Еще больше усилило неправовую ситуацию переходное состояние общества. Крах коммунистической цивилизации разрушил прежнюю систему мировоззренческих координат и моральных ценностей, а новая система, основанная на приоритете прав человека перед правами государства, не успела сложиться.

И Лукашенко эффективно использует доминирующий тип политической культуры. Он действует в соответствии с мировоззрением советского человека. К этому добавился воинствующий правовой нигилизм самого президента, его стремление к абсолютной и неограниченной власти. Он убежден, что если глава государства «всенародно избранный», то может делать все, что заблагорассудится, имеет полную свободу рук и не связан никакими нормами права.

Знаменательно отношение президента к юристам-профессионалам. Лукашенко пренебрежительно объявил их «букварными юристами…. которые жизни не видели» и пытаются внедрять в Беларуси общепризнанные положения мировой юриспруденции типа «закон обратной силы не имеет». Президент объявил этот тезис выдумкой и подчеркнул: «Законы должны ложиться на нашу жизнь. И законы должны писать те, кто на своей шкуре испытал, что такое реализовать эти законы». Надо полагать, имеются в виду «практики», работники низовых звеньев государственного и хозяйственного аппарата, которые и должны заниматься разработкой законов.

С обескураживающей откровенностью Лукашенко признается, что его воля, указание, желание, каприз выше законов и Конституции. Вот несколько перлов «правового» мышления президента: «Закон этого не разрешает мне делать. Честно говоря, я пошел на нарушение закона»; «Я обложен этими законами. Я не посмотрю ни на закон, ни на что»; «Поэтому некоторые законы я не исполняю по своему усмотрению… Не скрою, издавал указы, нарушающие законы. Я подменял Верховный Совет»; «Порой приходится спасать государство, нарушая закон»; «Да разве я буду глядеть на какие-то законы, если страдает рядом человек?»; «Всегда ли мы действовали по закону? Да, не всегда… Мы по договоренности с судами, правоохранительными органами не применяли эти статьи».

Председатель Федерации профсоюзов Беларуси В. Гончарик после встречи с президентом рассказывал: «На наше замечание, что известный указ президента (о насильственном прекращении забастовки машинистов метро. — Авт.) нарушает закон, А. Лукашенко ответил, что первыми закон нарушили забастовщики». В январе 1996 года после выступления президента на первом заседании Верховного Совета 13-го созыва В. Гончар говорил в интервью: «Я насчитал свыше двух десятков откровенно антиконституционных призывов и выпадов, причем прозвучавших в святая святых — здании Верховного Совета».

Лукашенко действует в полном соответствии со своими высказываниями. С самого начала своего правления он взял курс на ликвидацию правового государства. За 1994–1996 годы Конституционный суд отменил два десятка указов президента, пока не был разогнан. Его председатель В. Тихиня назвал ситуацию в стране «правовым беспределом». Постепенно сила права в государстве была заменена правом силы. Специальная комиссия, созданная остатками Верховного Совета в 1997 году, насчитала 156 незаконных указов и распоряжений, изданных Лукашенко. Кульминацией этого процесса было незаконное введение новой Конституции в ходе референдума 24 ноября 1996 г.

Новая Конституция наделяла главу государства почти неограниченными полномочиями. Казалось бы, уж теперь нет никакой необходимости ее нарушать. Однако вскоре выяснилось, что для него неприемлема любая правовая регламентация вообще, даже собственноручно утвержденная. Известный белорусский юрист С. Левшунов, анализируя законодательные акты президента в первые годы после принятия новой Конституции, вынужден был констатировать: «Практически каждый декрет содержит противоречия конституционным нормам. Достаточно упомянуть, что именно декретами вводилось превентивное задержание, вводились драконовски меры ответственности, ограничивались права граждан на шествия и демонстрации, регулировались основы трудовых отношений. Декретами нарушались не только права граждан, но и конституционные прерогативы иных государственных органов».

Только один пример для иллюстрации. В 1998 году Лукашенко внес дополнение в закон о выборах депутатов местных Советов, запрещающее баллотироваться кандидатами в депутаты гражданам, подвергшимся административному наказанию через суд. (Эта норма была направлена на то, чтобы не допустить оппозицию для участия в выборах). Поправка президента явно нарушала статью 64 Конституции, в которой исчерпывающе перечислены те категории граждан, которые не допускаются к участию в выборах. И граждане, подвергшиеся административному наказанию, там не значатся. Никаких иных трактовок это положение Конституции не допускает. Более того, в статье записано, что «любое прямое или косвенное ограничение избирательных прав в иных случаях является недопустимым и преследуется по закону».

Лукашенко абсолютно не воспринимает идею о существовании независимой от него судебной власти. 19 октября 1996 года, выступая на первом Всебелорусском народном собрании накануне референдума о новой Конституции, он объяснял невысокие результаты борьбы с преступностью несовершенством механизма управления государством: «Очень много дел «рассыпается» в судах, а глава государства не может на это серьезно повлиять: нет на это полномочий… У нас нет единой подотчетной главе государства правоохранительной системы. Она сегодня разорвана. МВД, КГБ у исполнительной власти, прокуратура у Верховного Совета, а суды сами по себе».

Президент явно старался убедить аудиторию поддержать новую Конституцию, которая сосредоточивала всю власть в его руках. А всего за три месяца перед этим выступлением он говорил прямо противоположное. В июле 1996 года, отвечая на вопрос журналиста о взаимоотношениях с судебной властью, Лукашенко сказал: «Здесь дело обстоит несколько проще, ведь по Конституции она является фактически президентской. Да, декларирована самостоятельность судов, но назначает и снимает судей с занимаемых должностей, кроме членов Верховного суда, президент. В силу этого президенту проще проводить свою политику через судебную власть». Напомню, что речь шла о старой Конституции, где власть президента еще чем-то ограничивалась.

После референдума 1996 года суды оказались в полной зависимости от президента. Именно он может назначать и освобождать от должности судей. От президентской вертикали зависит обеспечение судов помещениями, транспортом, а их сотрудников — жильем. В 1997 году Лукашенко своим указом объявил квартиры, выделяемые судьям, служебным жильем, что еще больше усилило их зависимость от исполнительной власти. Администрация президента регулярно проводит проверку деятельности судов в различных регионах страны.

В 1997 году глава государства своим указом созвал всебелорусский съезд судей, выступил там с докладом, в котором дал его делегатам ценные указания. Лукашенко, как строгий начальник среди своих подчиненных, отчитал судей за либерализм, указал на ошибки при вынесении приговоров и предупредил, что поступающие к нему жалобы на деятельность судов находятся на особом контроле. Он потребовал от них еще более тесного «взаимодействия с исполкомами».

Выступая на траурном митинге после убийства руководителя Комитета государственного контроля Могилевской области Е. Миколуцкого 7 октября 1997 года, он заявил: «Я требую здесь от правоохранительных органов, от местных органов власти, от милиции и КГБ, от генпрокурорских работников и судей: с сегодняшнего дня на территории нашего государства любое самое мелкое правонарушение или преступление должно караться немедленно. Реакция должна быть беспощадной и немедленной».

Слова «беспощадно» и «немедленно» в отношении правосудия звучат странно. Грубым искажением его принципа является требование, чтобы суды усилили борьбу с преступностью, ибо в правовом государстве не является функцией суда. Борьбу с преступностью должны вести милиция, КГБ, другие органы, имеющие право оперативно-розыскной деятельности. Задача суда в этом смысле состоит в выяснении, доказано или нет предъявляемое человеку обвинение, и определении наказания, если вина доказана.

Много раз Лукашенко публично давал судам конкретные директивные указания, как чинить правосудие. Например, такое поручение: «я предупреждаю и Пашкевича, и Мясниковича, и правительство, если такие газеты в судебном порядке по закону не будут закрыты в ближайшее время — пеняйте на себя».

В 2001 году в государственных СМИ сообщалось, что на контроле у президента находится более 40 «громких» уголовных дел. Это, кстати, является нарушением не только абстрактных принципов права, но и конкретных законов, запрещающих, вплоть до уголовного преследования, любое вмешательство в расследование.

Но Александр Григорьевич пошел дальше и, как обычно, по простоте душевной выдал то, что в Беларуси является секретом полишинеля, но о чем предпочитают не говорить вслух. 30 августа 1999 года в телепередаче «Панарама» Белорусского телевидения он заявил: «Когда глава государства берет под свой контроль то или иное уголовное дело, за него он и несет ответственность. За расследование, да и, что тут греха таить, за его результат, результат судебного разбирательства».

Однако Лукашенко показалось мало полной зависимости судов от его воли. Периодически он принимает законодательные акты, предоставляющие ему полномочия судебной власти. Например, согласно декрету № 40, изданному в 1999 году, президент наделял себя правом определять виновность граждан, ущерб, нанесенный государству, а также правом конфискации имущества этих людей. Были внесены поправки в закон, разрешающие уголовное преследование и следственные действия в отношении чиновников, назначенных Лукашенко, только с его личного разрешения.

12 сентября 2005 года выходит президентский указ № 426, который наделяет главу государства правом освобождать граждан от уголовной ответственности за экономические преступления, если те возместили государству причиненный ущерб. (По информации заместителя главы Администрации президента Н. Петкевич, за два года Лукашенко, воспользовавшись этим правом, принял решение в отношении 22 человек). 17 октября 2005 года появился указ № 481, согласно которому, президент может освобождать субъекты предпринимательской деятельности от экономической ответственности, включая уже примененную судом.

Печальную судьбу государственных институтов, призванных быть хранителями закона, можно проследить на примере Конституционного суда (КС) Беларуси. Он давно утратил статус органа высшего конституционного надзора и превратился в бессильный придаток исполнительной масти. Например, когда президент начал борьбу за полный контроль над профсоюзами, КС принял два диаметрально противоположных решения по одному и тому же вопросу: о законности взимания профсоюзных взносов через бухгалтерию.

Еще более показательным примером, классической иллюстрацией созданной в стране политической системы стала история с разрешительным штампом в паспортах на выезд за границу. В 2002 году Конституционный суд принял решение, что существующая практика, когда для выезда белорусов за пределы страны нужно получить разрешение МВД, является нарушением Конституции, гарантирующей гражданам право свободно выезжать из Беларуси. Казалось бы, как замечательно: наконец-то нашелся в стране орган власти, защищающий человека, и людям теперь не нужно будет стоять в бесконечных очередях в паспортно-визовых службах и платить деньги за свое конституционное право.

Однако не тут-то было. Уже в том заключении КС было предусмотрено, что разрешительный штамп сохранится до конца 2005 года. С точки зрения правового государства это полный абсурд. Если необходимость получения разрешения на выезд является нарушением Конституции, то оно должно отменяться немедленно после заключения КС. То, что Конституционный суд разрешил еще три года нарушать закрепленное Основным законом право граждан, — правовой нонсенс. В демократическом государстве такое невозможно в принципе.

Но дальше события стали развиваться еще удивительнее. Неукоснительное выполнение решений КС — один из важнейших принципов функционирования государства. За их игнорирование любой гражданин, чиновник, орган власти должен быть подвергнут санкциям. Однако в «народном» государстве все по-другому. Правительство не только не выполнило заключение КС, но и обратилось в суд с просьбой отменить его.

В нормальной стране такое публичное унижение КС должно бы было побудить его дать жесткую оценку позиции правительства. Но белорусский Конституционный суд принял просто изумительное решение: он согласился, что правительство может нарушать конституционные права фаждан и дальше — еще неопределенное время. Это и есть дебюрократизация по-белорусски. Конституционный суд, зависимый от исполнительной власти, ставший ее придатком, не может быть арбитром в споре гражданина и государства. Поэтому он и принял решение не правовое политическое.

Совершенно не соответствует принципу разделения властей такая практика, когда на многих заседаниях в Администрации президента, правительстве обязательно присутствуют председатели Конституционного, Верховного и Высшего хозяйственного судов. Их тоже приглашают на инструктаж. Вроде бы мелочь, но она лишний раз подчеркивает зависимость судебной власти от исполнительной. Сами судьи воспринимают это как само собой разумеющуюся процедуру.

Вопиющими с точки зрения независимости судебной власти являются факты, когда руководители судов привлекаются исполнительной властью для помощи в решении хозяйственных и политических задач, включают в состав различных штабов и пр. Например, Лукашенко возложил на председателя Высшего хозяйственного суда В. Бойко обязанности контроля над ходом работ по переработке промышленных рассолов в зоне Припятского прогиба. А председатель Верховного суда В. Сукало и председатель Конституционного суда Г. Василевич включались в пропагандистские группы для поездок по регионам и агитации в поддержку политического курса властей. Руководитель суда как чиновник для поручений у главы государства — это классика белорусской правовой системы.

Таким образом, функция судебной власти в Беларуси иная, чем в правовом государстве. Юрист С. Левшунов оценивал ее так: «Очевидно, что в сегодняшних белорусских условиях осуществление правосудия приоритетом не является. Белорусская судебная система является по преимуществу лишь инструментом обеспечения текущих политических нужд главы государства». Иллюстрацией этого могут служить многочисленные примеры судебных процессов в отношении представителей оппозиции. Кстати, отсутствие независимости суда было зафиксировано в документе Комитета ООН по правам человека.

«Правовой беспредел», установившийся в стране в первые годы правления Лукашенко, в последующие годы последовательно усугублялся. Даже если говорить о законодательном регулировании общественных отношений, то и здесь профессионалы высказывали озабоченность. Известный белорусский юрист В. Боровцов так характеризовал ситуацию в этой сфере: «У нас же система законов настолько запутанная, неструктурированна. что вместо четкой иерархии получается какая-то круговая лестница, поднимаясь по которой, легко оказаться вообще непонятно где».

При Лукашенко в Беларуси была отменена общепризнанная в мире норма юриспруденции: закон не имеет обратной силы. Многие правовые акты, в том числе регулирующие экономические отношения, вступают в силу задним числом или распространяются на предшествующий им период времени. Самым скандальным примером является «дело нотариусов». В 1998 году Конституционный суд признал незаконным постановление правительства, принятое в 1993 году, на основании которого работали частные нотариусы. Но именно последние были за это наказаны. На основании декрета 1998 года Лукашенко приказал взыскать с частных нотариусов госпошлины начиная с 1993 года. 110 человек в одночасье оказались должниками и были вынуждены выплачивать государству огромные суммы, продавать имущество и пр.

Поскольку законы государственными институтами и их руководителями исполняются выборочно, право перестало быть регулятором общественной жизни, отсутствуют понятные для граждан правила игры, а грань между законом и беззаконием стала призрачной, то виноватыми становятся все.

Прежде всего это относится к экономической сфере. В условиях, когда многочисленные президентские декреты, постановления правительства и отдельных ведомств, устные указания высших и местных руководителей противоречат друг другу и существующим законам, работать без нарушений и тем более работать хорошо просто невозможно. Все экономические субъекты загнаны в «полутень», вынуждены работать в «серой зоне» на зыбкой грани между законом и его нарушением. В отношении практически любого руководителя легко можно «накопать», было бы желание или команда сверху. Например, согласно данным Комитета государственного контроля, в 2004 году у 99 % проверенных субъектов хозяйствования были обнаружены нарушения, и они были подвергнуты санкциям.

В 2007 году Беларусь по количеству заключенных на душу населе- ния занимала второе место в мире: 456 узников на 100 тыс. человек. (Как в сталинские времена, заключенные привлекаются для работ на ударных стройках страны, например, спортивного комплекса «Минск-Арена») Также страна находится на одном из первых мест в мире по числу находящихся в исправительных заведениях. Средний срок лишения свободы в Беларуси — один из самых высоких в Европе — 6,3 года,

Но властям этого мало. В конце 2009 года по инициативе президента были приняты изменения в законодательстве. Новый закон предоставляет право министру внутренних дел, председателю КГБ, директору департамента финансовых расследований разрешать производство отдельных оперативно-розыскных мероприятий и процессуальных действий (заключение под стражу, обыск, прослушивание и запись переговоров, осмотр жилища и другие) без санкционирования прокурором. Лукашенко прокомментировал эту новацию таким образом: «Непонятно, что тут такого чрезвычайного: неужели руководители столь высокого ранга менее компетентны, чем прокурор, дающий санкцию?»

Согласно белорусскому законодательству, должностные лица 68 государственных учреждений имеют право составлять протоколы о привлечении граждан к административной ответственности, а рассматривать дела об этих нарушениях могут 27 органов, в том числе суд. По информации генерального прокурора Беларуси О. Божелко, в 1997 г. к административной ответственности было привлечено свыше 4 млн граждан — это больше половины взрослого населения страны. После взрыва во время празднования Дня Независимости 4 июля 2008 года милиция стала брать отпечатки пальцев у всех мужчин Беларуси, они враз стали подозреваемыми в совершении преступления. Спокойные, толерантные белорусы в условиях режима Лукашенко волей власти чуть ли не поголовно превратились в преступников. Социологические исследования, проводившиеся в рамках проекта «Евразийский мониторинг» в странах СНГ, выявили, что граждане Беларуси больше всех боятся тюрьмы (так ответили 23 % опрошенных). Белорусская журналистка С. Калинкина по этому поводу писала: «Конечно, не были белорусы нацией преступников и не являются ею. Просто тюрьма — это самый простой способ решения проблем. По выбиванию денег и собственности из непокорных бизнесменов, по выбиванию революционных настроений из оппозиционных политиков. Это действенна способ запугивания всех. Это традиционный метод диктатур».

Правящий режим, сознательно разрушая и без того невысокое правовое сознание общества, утверждая правовой нигилизм, использует закон в качестве инструмента для политической борьбы, орудия для пропагандистских кампаний типа борьбы с коррупцией. К уголовной ответственности привлекают не всех. Преступниками, коррупционерами объявляют исходя из политической целесообразности и по мере необходимости. Эту меру определяет сам Лукашенко.

На основании указа президента в стране началась кампания по борьбе с торговлей людьми. Проходит она так. Из письма группы женщин — жертв этой борьбы представителю ОБСЕ по противодействию торговле людьми Э. Биоде: «Завербованные девицы, стоящие на учете в милиции, просят всех своих знакомых оказать помощь для выезда куда угодно для работы, просят очень убедительно — в результате какая-нибудь добрая душа возьмет да поможет. Все разговоры идут под диктофон, на момент «предполагаемого» дня отъезда происходит задержание. Это называется следственным экспериментом. Сразу же возбуждается уголовное дело по статье «торговля людьми»… Минимальный срок наказания — 7 лет. Неважно, что действия не совершены до конца, никто не покинул территорию Республики Беларусь».

Кстати, в Уголовный кодекс была введена статья об ответственности за клевету и оскорбление президента. На этом юридическом основании несколько человек уже отсидели за решеткой.

В то же время сам глава государства оказался над Конституцией и законами не только де-факто, но и де-юре. Несколько попыток граждан (например, А. Лебедько) подать в суд иски к президенту за клевету закончились тем, что суды просто не приняли их к рассмотрению, сославшись на то, что заявление нужно подавать в суд того района, где официально прописан гражданин Лукашенко. А место прописки выяснить не удалось, ибо такие сведения не дал ни один государственный орган.

На жалобы в прокуратуру был получен не менее любопытный ответ: «Надзор за исполнением законов и иных нормативных актов президентом Республики Беларусь и Администрацией президента в компетенцию прокуратуры не входят».

Еще один сюжет на эту же тему. В 2007 году из Академии управления при президенте Республики Беларусь был исключен студент Ю. Алейник за участие в оппозиционной деятельности. Он подал иск в суд и получил ответ, что этот вопрос неподведомствен суду, ибо Академия управления подотчетна только президенту.

Итак, закон в Беларуси — это указание Лукашенко, осуществленное в любой форме. В 1996 году президент даже не указом, а правительственной телеграммой приостановил регистрацию новых и перерегистрацию действующих субъектов хозяйствования негосударственной формы собственности.

В сентябре 1998 года обострилась ситуация на продовольственном рынке. Пользуясь тем, что в России цены на продукты питания стали выше, чем в Беларуси, тысячи белорусских граждан («челноков») покупали товары «в своих магазинах и везли продавать в российские города. В результате в стране возник дефицит продовольствия. Лукашенко дал устное указание милиции конфисковывать у «челноков» не только товар, но и автотранспорт. Началась массовая конфискация. Ошарашенные граждане, журналисты пытались выяснить юридические основания таких драконовских мер. Но ни в одном ведомстве (Администрации президента, правительстве, МВД) не могли ответить ничего вразумительного. Позже выяснилось, что президентский Декрет № 15 «О неотложных мерах по защите потребительского рынка» был подписан и вступил в силу 4 сентября, а опубликован только 12 сентября. Таким образом, в течение восьми дней к гражданам, ничего не знавшим об этом нормативном акте, применялись санкции в виде конфискации товаров и автомобилей за действия, ранее ненаказуемые вообще.

Указания о конфискации чужой собственности сыплются из уст Лукашенко, как из рога изобилия. Например, он поручил руководителям Госконтроля и КГБ принять жесткие меры в отношении тех фирм, которые выплачивают своим сотрудникам зарплату в конвертах: «Предприятие ликвидируется за неуплату налогов, и все имущество изымается в доход государства… А руководители предприятий, кто это делает, обманывая государство, не уплачивая налоги — к Шейману всех!». (В. Шейман в тот момент занимал должность генерального прокурора). Та же участь ожидает частные фирмы, принявшие на работу бывших чиновников: «Если только в конкретной частной структуре мы обнаружим хоть одного уволенного чиновника, частная структура… прекращает свое существование, собственность обращается в доход государства. Хватит шутить! Во время работы понасоздавали крыши для коммерческих структур».

А вот какой совет давал президент руководителям Гродненской области на семинаре-совещании 3 июня 1995 года: «В 82 колхозах не выплачена заработная плата за январь. Местные руководители должны обеспечить ее выплату. Если у колхоза нет денег, зайдите в банк и возьмите… Вы боитесь в банк зайти? Вы боитесь поручить найти 100 миллионов, чтобы выплатить 2–3 хозяйствам в среднем по району? Зайдите и потребуйте. Власть в республике одна! И того, кто рассуждает, что он независим, берите и отправляйте туда, где он будет навсегда независим».

Ничем не защищена от президентского гнева и личная собственность граждан. Например, в ноябре 2008 года на совещании по вопросам коррупции в правоохранительных структурах Лукашенко посчитал, что высшие милицейские начальники незаконно построили особняки в природоохранной зоне Заславского водохранилища, и распорядился конфисковать их: «Возведенные там строения являются самовольными. Эти земельные участки изъять и передать для размещения домов семейного типа для детей-сирот».

На уже упоминавшемся траурном митинге после убийства руководителя Комитета государственного контроля Могилевской области Е. Миколуцкого президент заявил: «Я предупреждаю всех, кто подвизается на ниве бессовестной коммерции и грязных денег, всех так называемых предпринимателей и банкиров: у вас десять дней, чтобы рассчитаться с государством, чтобы выплатить долги, чтобы урегулировать отношения с государственными органами власти. Через десять дней мы не будем искать массы доказательств. Каждое ваше правонарушение, даже самое мельчайшее, повлечет с нашей стороны необратимые требования в рамках законов нашего государства».

И еще одна реплика Лукашенко на эту же тему: «Если только хоть маленькая будет зацепка, я вам обещаю — без суда и следствия всех до единого, кто причастен к этому, — в каталажку».

Вот эти принципы («не будем искать массы доказательств», «без суда и следствия», была бы «зацепка») и положены в основу уголовного, административного и иного преследования людей в современной Беларуси.

Нередко происходит так, что арестовывают гражданина на основании одной статьи Уголовного кодекса, официально предъявляют обвинение по другой, а на суде обвиняют по третьей статье. Иначе говоря, сначала человека садят за решетку, а затем ищут, за что.

Так, во время ареста председателю правления Нацбанка Т. Винниковой инкриминировали неправильную выплату премии сотрудникам банка «Беларусь». Полтора года вели следствие, в котором были задействованы 28 следственных и оперативных работников, и в конце предъявили обвинение в краже кастрюль фирмы «Цептер».

В. Леонова президент сначала обвинил в организации убийства Е. Миколуцкого, а судили за приобретенные в ЗАО «Рассвет», но неоплаченные продукты и мебельный гарнитур.

Бывшего министра внешнеэкономических связей М. Маринича арестовали за обнаруженные у него якобы фальшивые деньги, предъявили обвинение в хищении служебных документов и незаконное хранение оружия, а судили за хищение 12 подержанных компьютеров (дали пять лет колонии).

Накануне президентских выборов 2006 года были арестованы лидеры организации «Партнерство»: Н. Астрейко, А. Шалайко, Э. Броницкаяи Т. Дранчук. Они намеревались проводить наблюдение за выборами. Лидеры «Партнерства» были задержаны на основании статьи Уголовного кодекса о клевете на президента, а председатель КГБ С. Сухаренко и генпрокурор П. Миклошевич публично выдвинули против них обвинения в подготовке заговора и силового захвата власти. Лукашенко в выступлении на Третьем Всебелорусском народном собрании утверждал: «И если кто-то думает, что КГБ или другие спецслужбы у нас фальсифицируют что-то, в том числе и это «Партнерство», если кто-то думает, что мы тут, знаете, их «подработали» — полная глупость. Они же показания дают, притом на камеру: у кого брали, куда несли, к чему готовились, где взрывать». Но на суде выяснилось, что никто и не собирался обвинять их в заговоре, захвате власти, организации взрывов, ибо для этого не было никаких оснований. Судили этих людей по статье за руководство незарегистрированной организацией и дали два года колонии общего режима. Иначе говоря, из приговора следует, что высшие должностные лица занимались клеветой.

Коммерческий директор ОАО «Нафтан» Д. Бондарук, осужденный за незаконную предпринимательскую деятельность на пять лет и отсидевший два года, рассказывал: «За два года следствия меня допросили неболее трех раз по пять минут на допрос. Вопросы задавали формальные: где работал, какие обязанности выполнял. В неформальных беседах предлагали выплатить деньги».

В приведенных примерах речь идет об известных всей стране людях, к этим уголовным делам было приковано общественное внимание. Можно представить, что творится с обычными гражданами, попавшими в эту мясорубку «правоохранительных органов».

Выше уже приводилось признание Лукашенко о личном участии в уголовном преследовании людей. Возьмем известную историю с бывшим премьер-министром М. Чигирем. Он принял участие в организованных оппозицией альтернативных президентских выборах весной 1999 года. (Оппозиция считала, что пять лет президентского срока Лукашенко закончились, и поэтому нужно проводить новые выборы). В разгар этой кампании М. Чигирь был арестован, ему вменяли в вину преступления, якобы совершенные им в начале 90-х годов. Просидев несколько месяцев, он был выпущен на свободу. Как потом выяснилось — по указанию Лукашенко, который сам прокомментировал эту ситуацию: «Господин Вик, если вы и дальше будете меня упрекать в преследовании граждан по политическим мотивам, то я расскажу всю правду о нашем с вами разговоре по судьбе Чигиря. И если бы не я, такой «диктатор», то топать бы Чигирю по камере 15 лет».

«Вся правда» состоит в том, что Лукашенко в политическом торге с главой консультативно-наблюдательной группы ОБСЕ в Беларуси Х.-Г. Виком использовал политзаключенных в качестве заложников и за их освобождение требовал уступок от другой стороны, как это обычно делают террористы, захватившие заложников. А диктаторство как раз в том и проявляется, что вопрос о нахождении человека под стражей решают не органы правосудия, а полновластный правитель.

Также в начале 2008 года в торге с Западом Лукашенко освободил пятерых политзаключенных. «Я не знаю, всех ли там выпустили. Я принимал общее принципиальное решение о судьбе так называемых «политзаключенных»».

Бывший министр сельского хозяйства В. Леонов, три года проведший за решеткой, в своих мемуарах упоминает эпизод, когда Лукашенко распорядился судьбой дважды Героя Социалистического Труда, председателя колхоза «Рассвет» В. Старовойтова: «Немедленно снять с работы и посадить!»

То же самое можно сказать и о расправе над самим В. Леоновым. Он ссылается на тогдашнего генерального прокурора О. Божелко, по информации которого Лукашенко лично контролировал «дело» министра, отстранив от него генпрокурора.

Арест Т. Винниковой президент объяснил ее же собственной без- опасностью, ибо бывшего председателя правления Нацбанка якобы хотят убить преступники, и вынес свой приговор: «Если докажут, что она виноватая, — получит десять лет, нет — год условно».

Напомню, что в 1995 году Лукашенко указывал местным руководителям: «Если у колхоза нет денег, зайдите в банк и возьмите». А в марте 1999 года он вдруг озаботился проблемой возвращения кредитов коммерческих банков и решил ее по своему обыкновению просто: «Те, кто давал кредиты и не вернул, руководители банков, те, кто брал и не вернул до сих пор, — в следственный изолятор, сотовый телефон ему, и пусть звонит по родным, близким, родственникам в ближнем-дальнем зарубежье, собирает эти деньги… Это главный вопрос, по которому я буду контролировать работу правоохранительных органов и судебной системы». На криминальном жаргоне это, кажется, называется «поставить на счетчик». И пошли банкиры гуськом на нары…

Вообще Лукашенко пугает всех тюрьмой довольно часто. Судя по всему, это позволяет ему компенсировать собственный страх оказаться в этом положении (о чем он несколько раз проговорился) и, кроме того, доставляет психологическое удовлетворение. По его представлениям, возможность бесцеремонно распоряжаться судьбами людей, карать или миловать, сажать за решетку или освобождать — это один из главных элементов, которые составляют сладость власти, признак всевластия.

Бывший министр внутренних дел Ю. Захаренко вспоминал, что президент говорил ему: «Если ты не выполнишь любой мой указ, тебе наденут наручники». А вот угрозы самого Лукашенко, в его неповторимом словесном обрамлении: «Я хочу вас публично предупредить, если только хоть один автомобиль, хоть один автомат, пистолет по вашей вине окажется небоеготовым, я не говорю уже о бронетехнике, самолетах — сядете в тюрьму»; «Я хочу, чтобы вы были в своих семьях. Понимаете? А не у Наумова, Ерина в застенках» (В. Наумов — министр внутренних дел, Л. Ерин — председатель КГБ); «Сергей Сергеевич (С. Сидорский — премьер-министр. — Авт.), принимайте любые решения и считайте, что это мои решения. А если кто-то станет поперек, то сразу информируйте генерального прокурора и немедленно в наручники и в камеру»; «Не дай Бог, не будут выполнены мои задачи, поставленные перед вами! Виновные не просто пойдут в отставку, а с успехом заменят часть жулья в следственных изо- даорах»; «Вас, Бамбиза (председатель госконцерна «Белнефтехим». — Авт.), предупреждаю, пока мы в тюрьму не посадили некоторых ваших заместителей, которые там сынкам своим коммерческие структуры посоздавали и конвертировали валюту, они поставляли нефть. Они единственно чем могут обелить себя передо мной — не перед законом пока, а передо мной, это тоже немаловажно — пусть немедленно дадут деньги крестьянам»; «Если этот факт подтвердится и там есть потери бюджета, то всех посадить — членов правительства и тех, кто этим занимался».

А вот более изощренная угроза. В 2001 году на селекторном совещании перед посевной Лукашенко пригрозил премьер-министру В. Ермошину, председателю Комитета госконтроля А. Тозику и главе Администрации президента М. Мясниковичу: «Поедете за колючую проволоку в Чернобыль и будете там сидеть, лопатой копать землю».

Для понимания сути государства, созданного Лукашенко, весьма знаменательны отношения с криминальным миром. Вот его рассказ украинским журналистам о методах борьбы с преступностью: «Про криминальных авторитетов. Это плохой, может быть, пример. Мне его не стоит, может быть, приводить, но… Это была жестокая схватка в свое время. По трассе Брест — Минск двигались основные грузы. Прошло три года после избрания меня президентом. Мне поток жалоб посыпался, что грабят на дорогах. Я собрал «Алмаз», спецслужбы в основном и приказал разработать систему мер по противодействию этому злу в кавычках. Я вам должен сказать: некоторых расстреливали на месте. Они все вооруженныеи грабили на этой дороге транспорт. И как только увидели эту решительность… несколько банд мы были вынуждены просто на месте уничтожить. Тишина и спокойствие». В другой раз Лукашенко, рассказывая эту историю, уточняет, что дал недвусмысленную команду: негодяи «должны быть уничтожены».

Некоторое время спустя после описываемых событий в Минске стали бесследно исчезать уголовные лидеры, в частности известный криминальный авторитет по кличке Щавлик. Об этом необычном событии писали негосударственные газеты. Тот же В. Леонов со ссылкой на О. Божелко бывшего в то время генеральным прокурором, дает такую информацию: «Божелко рассказывал об изъятии денег и имущества у убитых, которые передавались в специальный фонд президента. В дальнейшем они направлялись для поощрения преданных режиму сотрудников МВД и КГБ, подкупа журналистов, в т. ч. российских». Можно только догадываться об истинном размахе экспроприации, если только после таинственного убийства криминального авторитета Щавлика исчезла воровская касса с 12 млн долларов.

Вскоре ситуацию прояснил сам Лукашенко. В октябре 2001 года, во время поездки в Могилевскую область, президента потянуло на откровенность: «Наши жулики без охраны ходят в Беларуси, не говоря уже о честных предпринимателях. Почему? А мы, говорит, спокойно ходим в подъезде, мы знаем, что в нас никто стрелять не будет. А почему? А потому, говорит, что президент расставил всех на место. Смотрите, мужики, не дай Бог… Всем будет. Да, я действительно в Минске, в Гомеле поменьше, через определенных жуликов поставил в известность пять лет назад: не дай Бог, только где-то вы создадите обстановку криминальную, я вам поотрываю всем головы. А ведь мы знаем, сколько их и кто они, этих ворюг в законе. Вся милиция знает. Вот сидит ваш милиционер, он работал в Минске. Что, мы не знаем их? Знаем. Я вам даже больше скажу. Я, когда стал президентом, потребовал от министра внутренних дел на втором году, чтобы принес списки и положил на стол всех преступных и криминальных элементов в Минске. А потом пошли по Гомелю, по областям, ну, они и составили такой каталог. До сих пор в сейфе лежит. Мы знаем всех. И они знают, что мы их знаем. И не дай Бог, он шевельнется… а он не дурак. Если власть проворовалась, если власть криминальная, как он, ничем его не удержишь, так же? А если ты честно проводишь политику, если ты сам не ворюга, они этого жутко боятся: «Да ну, хлопцы, батька сказал, сам не замочит». Был случаи, когда они неправильно себя повели. Помните вы щавликов и прочих. Где они сейчас? Поэтому в стране порядок, и все довольны, и докладывают в Службу безопасности: «Три тыщи голов за вас проголосовало». Да, да, звонили и докладывали «голов»».

Из этих путаных, но откровенных рассуждений можно сделать любопытные выводы. Во-первых, с преступниками власть разбирается не по закону, а «по понятиям»: расстрел на месте, ликвидация без суда и следствия. Во-вторых, как можно понять из этого рассказа президента, между властью и криминальным миром заключен своеобразный «социальный контракт». Преступники обязуются не выходить за пределы неких правил и норм, «не создавать обстановку криминальную». Взамен государственные органы обеспечивают им неприкосновенность и даже охрану, или, говоря языком уголовников, «крышу» («Наши жулики без охраны ходят в Беларуси… потому, говорит, что президент расставил всех на место»). С теми, кто нарушает «контракт», бесцеремонно расправляются («Был случай, когда они неправильно себя повели. Помните вы этих щавликов и прочих. Где они сейчас?»). В знак благодарности лидеры преступного мира мобилизуют свой «электорат» голосовать за Лукашенко во время выборов.

Такие способы управления государством, как указания зайти и взять деньги в банке или сажать людей в тюрьму и вымогать возвращение кредитов, расправы «без суда и следствия», мало отличаются от уголовных методов. Граница между властью и криминальным миром стала призрачной. Неудивительно, что на это обращают внимание многие эксперты, изучающие механизмы функционирования государственных институтов в Беларуси. Журналист А. Старикевич: «Политическая шпана, дорвавшаяся до власти, стремится чисто уголовными методами поставить страну под полный свой контроль, учредив в ней порядки, более характерные для зоны». Докладчик Парламентской Ассамблеи Совета Европы по проблеме исчезнувших политиков в Беларуси депутат с Кипра X. Пургуридис: «В Беларуси мы столкнулись с уголовным режимом». Политолог В. Булгаков: «Кажется, Лукашенко в своей политике так и не вышел за рамки психологии «пахана», который дает «крышу» в обмен на подчинение и послушание». Публицист, автор книги о Лукашенко А. Федута: «А в деловых кругах величают уже не «батькой», и не «Лукой», а «паханом», имея в виду, что стиль его управления — по собственным законам, то есть «по понятиям» — очень похож на уголовный. Так «пахан» «разбирается» со своим «общаком», в который у нас превращена государственная казна… Порядок в авторитарном обществе, в воровской малине и в тюрьме, как известно, начинается с установления строгой субординации, при коброй слабый, подчиненный панически боится сильного — начальника. Все должны понимать, что равны перед «законом», который воплощен в воле «пахана». Чтобы не забывались, эту волю «пахан» должен постоянно демонстрировать, раздавая подзатыльники «в назидание». Для раздачи подзатыльников у «пахана» обычно есть «шестерки», у нашего — следователи, прокуроры и судьи, ретиво исполняющие его волю».

Режим личной власти

В Беларуси утвердилась патриархальная модель, состоящая по большому счету из двух субъектов: вождь и народ. «Батька», отец нации апеллирует непосредственно к народу и получает от него санкцию на долгое (вечное?) и счастливое царствование без всяких посредников в виде парламента, партий, профсоюзов и других элементов политической системы. (Формально, конечно, они есть, но их значение приближается к нулю).

Постепенно, шаг за шагом Лукашенко «приватизировал» белорусское государство, монополизировал его функции. В стране сформирован персоналистский режим, режим личной власти. В своем сознании президент полностью отождествляет себя с государством, говорит «я» от имени всей страны и народа: «Я вам, тракторному заводу, столько помог»; «Я буду поставлять вам нашу продукцию»; «Я дважды на пять долларов, потом на восемь долларов увеличил пенсию»; «Мой миллион долларов, я его дарю Гомельской области». Или вот замечательный сюжет из печально известного интервью немецкой газете «Хандельсблат» в 1995 году: «Я хочу, чтобы вы сегодня разрешили мне на условиях конкуренции на ваших рынках продавать так, как я сегодня на условиях конкуренции продаю свои товары на рынках России. Я хочу, чтобы сегодня Западная Европа разрешила мне продавать на рынках Западной Европы все то, что я хочу там продать на условиях конкуренции, разумеется. Я хочу у вас, в Западной Европе, в том числе в Германии, продавать все то, что я продаю сегодня на восточимх рынках. Но мне говорят так: ты поменьше общайся с Россией, ты вообще сворачивай отношения с российским государством, и в то же время на западные рынки меня не пускаете. Я уже не говорю о той помощи, которую мне оказывает Россия и моему народу в отличие от Западной Европы». В послании президента белорусскому народу и Национальному собранию, с которым Лукашенко выступил 23 мая 2006 г., слово «я» употреблялось 68 раз. А в двухчасовом интервью государственным СМИ 18 декабря 2008 года он 209 раз сказал «я» и 47 раз использовал слово «президент». Как и у Людовика XIV, у него нет и тени сомнения, что «государство — это я». Поэтому он уверен, что «любой выпад в адрес главы государства что уже выпад против его государства».

Страна превратилась в удельное владение одного человека, а государственные институты — в его личную собственность. Без тени сомнения Лукашенко утверждает: «Белорусское телевидение — это телевидение президента»; «Непрезидентских газет нет. Все крупные газеты президентские, поскольку их руководители назначаются президентом».

И все государственные служащие — это в первую очередь его подданные. В ходе президентских выборов, референдумов их обязывают агитировать за Лукашенко и его политический курс. Ибо вождь первичен, государство вторично. Кто этого не понимает, тому ненавязчиво внушают.

«Посол — это не только лицо президента, но и государства», объясняет Лукашенко. На вопрос депутатов Верховного Совета 13-го созыва, почему в нарушение закона на руководящие должности в силовые министерства назначаются чиновники, имеющие не белорусское, а российское гражданство, глава государства ответил: «Главное, чтобы эти люди не работали во вред и слушались меня. А в гражданство я их всегда могу принять».

В воинской части 3214 под Минском, где расположен спецназ, на Центральной аллее установлен стенд боевой славы с надписью: «Служим президенту и Отечеству». После очередных президентских выборов на инаугурации руководители силовых структур присягают на верность главе государства. (Вспомним, что в фашистской Германии традиционное приветствие звучало «Хайль Гитлер», т. е. присягали на верность не государству и даже не нацистской партии, а лично фюреру).

Но, судя по всему, не только госслужащих, но и всех граждан Лукашенко считает своими подданными. «Мой народ», «я народу своему пообещал», — любит говорить он. Его рассуждения о «царских полномочиях» с неизбежностью подводят к парадоксальному выводу: «Я далек од того, чтобы быть царем, упаси Господь. Но вы согласитесь, что от этого не уберечься, особенно у нас в Беларуси».

В государственных СМИ сегодняшняя Беларусь представляется не иначе как Городом на холме, построенным заботливыми руками президента. Сам Лукашенко всеблаг и безгрешен. Как в христианской цивилизации современная эра ведет отсчет от Рождества Христова, так и в Беларуси новая эпоха начинается с 1994 года. До прихода богоизбранного Мессии страна пребывала в развале, разврате, безверии, а после 16 лет его славного правления чудодейственным образом превратилась в «сильную и процветающую Беларусь».

Президент легко вошел в образ Отца нации, патриархального Батьки, всевластного, строгого к чиновникам, доброго к простым людям. Бывший начальник государственно-правового управления Администрации президента А. Пласковицкий писал: «Весь образный ряд Лукашенко пронизан логикой откровенного домостроя времен патриархального семейства. И в этом ключ ко всем его поступкам. Именно в качестве отца он считает себя вправе вмешиваться во все и наказывать любого, кто противится отеческой воле». В российском журнале «Огонек» Д. Орешкин так оценивает вождистский феномен Лукашенко: «Он жутко органичен. Крупный седеющий младенец с усами, убежденный, что является центром мироздания. В отличие от взрослых, ему чужды моральные ограничения. Поэтому он не лицемерен и не двуличен. Раз ему чего-то хочется, значит, это правильно и объективно полезно всем. Он никогда не лукавит, потому что все, что им сказано, автоматически становится правдой».

В своих метафорических высказываниях Лукашенко предстает в виде могущественного героя греческой мифологии, взвалившего на себя нелегкую ношу заботы о белорусах. «Я летаю над вами, летаю… И все для того, чтобы накормить всех вас»; «Я как глава государства должен взять свой народ, образно говоря, за руки и куда-то его повести»; «Я два года, как маленькое дзицяци, несу перед собой свою синеокую страну, боясь уронить ее и причинить боль»; «Я свой народ два года перед собой, как маленького ребенка, несу, боясь где-то упасть. Ибо упадешь — все развалится, на кусочки развалится» (кстати, вождь с ребенком — любимый сюжет всех диктаторских режимов. Он регулярно присутствует в белорусских государственных СМИ); «Я часто вам говорю, что я три года вас на плечах несу»; «И все эти годы бережно и с трепетом несу перед собой на своих руках этот светлый, хрустальный сосуд, имя которому — Беларусь. Несу, боясь его уронить, потому что уж очень он хрупкий и уязвимый».

Любопытно, что обычно президент любит восхвалять народ, приписывать ему самые замечательные качества. Но когда Лукашенко входит в образ всемогущего Батьки, то народ в этих сюжетах выглядит слепым, беспомощным, не способным на самостоятельное существование («Людей надо просто накормить и просто одеть»). Остается совершенно непонятным, как белорусы могли выжить, когда он не был президентом.

Образ «всенародно избранного» вождя требует и соответствующих электоральных показателей. Во время избирательных кампаний Лукашенко приписывают не менее 20 % голосов. У многих экспертов это вызывает недоумение. Дескать, зачем ему эти «дутые» цифры, если президент реально пользуется поддержкой свыше половины избирателей. Если бы в ходе президентских выборов было объявлено, что глава государства победил, получив, например, 55 % голосов, то в это поверило бы значительное число и белорусских граждан, и зарубежной общественности. Не понадобилась бы фальсификация, нейтрализация независимых наблюдателей. В этом случае резко возрастала вероятность международного признания выборов.

Однако такие итоги выборов разрушали бы идеологический фундамент режима. Победа с 55 % голосов создавала бы совсем иную легитимность. В этом случае уже нельзя было бы объявить себя «всенародно избранным» батькой. Пришлось бы признать, что почти половина населения не поддерживает Лукашенко и его политический курс. Пришлось бы согласиться, что оппоненты режима — это не «кучка отщепенцев», а политическая сила, опирающаяся на широкую поддержку общества. А значит с ними нужно вступать в диалог, учитывать их позицию.

Но Лукашенко не может политически существовать вне созданного им самим мифа о вожде, отце нации. Этот миф — его естественная и единственная среда обитания. Вне ее рамок он не мыслит себе места в политическом пространстве. Поэтому понятно, что народный вождь никак не может получить каких-то жалких 55 %, ибо тогда он уже не вождь, которому предназначено судьбой вершить суд и право по собственному разумению, а всего лишь демократически избранный президент, призванный в течение пятилетнего срока выполнять управленческие функции в рамках, строго определенных Конституцией.

И Лукашенко давно стал заложником этого образа. Он вынужден с каждыми новыми выборами получать все большую народную поддержку. Но поскольку Отец нации является не только политическим, но и духовным лидером, то при любой встрече с населением непременно должен поставить задачи, научить и призвать народ к чему-то большому и светлому. Часто это получается искусственно и натужно. Иногда, находясь на колхозном поле или в заводском цеху, президент выступает в роли проповедника, а оказываясь в храме на богослужении, превращает его в своеобразное селекторное совещание, произносит там политическую речь.

Белорусский политолог А. Пикулик не без иронии так описывает эту модель отношений: «Лукашенко, похоже, искренне полюбил роль батьки: биография человека и история страны совпали. Этот добрый батька дарит белорусам радости собственного детства — парады, технику, асфальт. Как щедрый батька, Лукашенко дарит людям красивое здание в форме алмаза из стекла и бетона. Как сильный батька, он постоянно побеждает на всех спортивных соревнованиях. Как строгий батька, гоняет толстозадых чиновников по лыжным трассам и заставляет всех заниматься физкультурой. Наконец, как действительный батька, он куда-то и зачем-то несет хрупкий сосуд Беларусь на своих руках».

Действительно, образ батьки органически вплетен в патерналистскую социальную модель, созданную в Беларуси. Людей не учат ловить рыбу, а приносят им готовую. Причем люди должны знать, из чьих рук они ее получили — это обязательное условие подарка. «Нужно довести до того же студента, что если бы не президент, вряд ли он сидел бы за партой в вузе«, - говорит Лукашенко. (Сразу же вспоминается известный афоризм советских времен: «Прошла весна, настало лето, спасибо партии за это!»). А гражданам остается лишь благодарить вождя и довольствоваться его благодеянием.

Тоталитарные тенденции

Тенденции тоталитаризации общественной жизни имманентно заложены в код авторитарных режимов левого толка. В Беларуси создана система, в которой всевластный госаппарат стоит над бесправным человеком. Полностью ликвидирован контроль общества над властью, права и свободы людей ничем не защищены.

Одним из основных принципов функционирования тоталитарного государства является всеохватывающий контроль над обществом. В советские времена для этого в первую очередь использовался такой механизм контроля, как трудовые коллективы. Они выполняли не только производственную функцию, но и политическую. На каждом предприятии и в учреждении за политической благонадежностью работников тщательно следили парткомы. Неслучайно деполитизация трудовых коллективов была одним из важнейших требований в ходе демократической трансформации СССР.

В Беларуси после избрания Лукашенко президентом власть решительно отбросила идею деполитизации предприятий и учреждений. Началась их искусственная ускоренная политизация. Трудовые коллективы вновь, как и в период коммунистического режима, стали выполнять политические функции. По закону о выборах они имеют право выдвигать кандидатов в депутаты, чем успешно пользуются. На предприятиях и в учреждениях ежемесячно начали проводиться «единые политдни», обсуждаться различные политические документы. Все коллективы обязали выдвигать своих представителей для участия в различных государственных мероприятиях типа Всебелорусское народное собрание, официальные митинги др. На предприятиях и в учреждениях созданы структуры пропрезидентских объединений «Белая Русь», БРСМ, что возрождает производственный принцип формирования политических организаций.

Трудовые коллективы, в первую очередь госучреждения и бюджетные организации, вынуждены заниматься политическим сыском, выявлением неблагонадежных, репрессиями в отношении подозрительных граждан, увольнениями. Руководство вузов и школ принуждают преподавателей и учителей контролировать учеников и студентов с тем, чтобы они не участвовали в оппозиционных акциях под угрозой исключения.

Вертикально подчиненные государственные трудовые коллективы, в которые объединено большинство населения страны, во главе с доказавшими политическую лояльность президенту руководителями, составляют тоталитарный каркас политической системы, представляющей небольшую модификацию прежнего советского механизма контроля над обществом, Сконструированная социальная пирамида, включающая в себя идеологическую вертикаль, делает общество легко контролируемым, управляемым сверху и способна обеспечить требуемую социально-политическую стабильность. Поэтому любое недовольство не приобретает организованного и массового характера, легко локализуется и гасится. Это одна из причин, почему власти всячески противятся приватизации предприятий, реформированию колхозного строя.

Для придания созданной социальной пирамиде логической завершенности в нее встроен еще один страховочный элемент — контрактная система. При этом белорусские власти уверяют, что лишь перенимают опыт цивилизованных стран. Действительно, контрактная система существует во всех развитых государствах. Однако уже стало правилом, что любая рациональная идея в условиях Беларуси превращается в свою противоположность и извращается до неузнаваемости.

Прежде всего в мире нет таких краткосрочных контрактов (как правило, на один год), которые доминируют в Беларуси. Чтобы контрактная система была эффективным регулятором трудовых отношений и одновременно гарантировала права наемных работников, необходимо наличие как минимум трех элементов. Должна быть свобода выбора, свободная конкуренция наемных работников и работодателей, что предполагает развитую рыночную экономику. Затем должна быть четкая правовая регламентация всех аспектов трудовых отношений и независимый суд. И наконец, необходимы сильные независимые профсоюзы, способные на деле защищать права своих членов. Ничего этого в Беларуси нет. В таких условиях контрактная система призвана выполнять совсем иные функции, чем в других странах.

Прежде всего с помощью индивидуальных контрактов разделяются и атомизируются трудовые коллективы, предельно упрощается возможность увольнения любого работающего, в первую очередь профсоюзных активистов, всех недовольных условиями труда. Уволить неугодного работника можно без всякого обоснования, а лишь по истечении срока контракта. Минимизируется роль профсоюзов как защитника наемных работников, поскольку контракты как бы заменяют коллективные договоры. Контрактная система делает всех работающих более послушными, администрация и властная вертикаль получают эффективный инструмент нейтрализации акций протеста, забастовок и других форм недовольства. А человек становится еще более бесправным перед лицом государственного Левиафана.

Вдохновителем и гарантом этого своеобразного феодального реликта, «крепостного права» является сам Лукашенко. Летом 1997 года, посещая предприятие «Лёс» в Оршанском районе, он популярно объяснил работникам их трудовые права: «Вашему директору я сказал: «Если один из четырех тысяч, которые тебе подчинены, хоть один человек с завтрашнего дня скажет: я не буду копать, носить, косить или что-либо там делать, этого человека в десять минут не должно быть на заводе»». (Лишне говорить, что это заявление противоречит законодательству о труде, которое запрещает требовать выполнения работы, не предусмотренной трудовым договором).

Действуют и другие механизмы государственного «закрепощения» граждан государством: внеэкономическое принуждение недобросовестных родителей, разрешительный принцип выезда граждан за границу (отменен только с 2008 года), принудительное распределение выпускников высших и средних учебных заведений.

Необходимость жесткого государственного контроля над работой выпускников Лукашенко обосновал так: «Окончил вуз, государство тебя обеспечивало — будь готов пять лет, а может, и больше, работать по распределению. Не появился по целевому направлению — будут применяться санкции, аж до лишения диплома»; «Мы тебя обучили — иди отрабатывай на государство, и не год-два… 10–15 годов». Узнав, что специалисты сельского хозяйства уезжают из колхозов, президент прореагировал на это традиционным образом. «Поступил в сельскохозяйственный вуз — иди и работай на село, знал, куда шел… Никому не будет позволено просто отработать какой-то срок по распределению и перейти на другую работу. Мы это юридически закрепим. Без разрешения председателя райисполкома никто не сможет перейти на другую работу». Нечто подобное существовало в СССР при Сталине. После проведения коллективизации сельчанам не выдавали паспорта, запрещали выезжать из своих колхозов без разрешения властей.

В отношении выпускников, не приехавших работать по распределению, государство требует денежной компенсации стоимости обучения. Лукашенко дает четкие инструкции: «При этом деньги должны быть реальными: будут возвращать столько, сколько сегодня стоит обучение. Мы же никого не заставляем идти в той или иной вуз. Заранее говорим: если бюджет за тебя платит, имей в виду, что государство тобой распоряжается». Правда, пока по Закону «О высшем образовании» молодым специалистам приходится отрабатывать по распределению всего два года.

Важно подчеркнуть, что «крепостная система» распространяется не только на простых граждан, но и руководителей всех уровней. С ними тоже заключает контракт вышестоящая структура. И вся эта авторитарная вертикаль подчинена одному человеку, сидящему на вершине пирамиды. У чиновника, уволенного с государственной службы, возникают проблемы с трудоустройством. Еще раз приведем заявление Лукашенко на совещании с правительством в апреле 2002 года: «Если только в конкретной частной структуре мы обнаружим хоть одного уволенного чиновника, частная структура… прекращает свое существование, а собственность обращается в доход государства. Хватит шутить!» В 1997 году бывшим госслужащим декретом президента было запрещено заниматься адвокатской и нотариальной деятельностью. А в 2003 году было издано постановление правительства, согласно которому уволенные сотрудники правоохранительных органов, а также адвокаты и нотариусы, работавшие в госорганах, лишены права работать в негосударственном секторе в течение пяти лет.

Таким образом создается система, чем-то отдаленно напоминающе восточные деспотии или, например, Россию до конца XVIII века, когда в крепостной зависимости находились не только крестьяне, но и дворяне. Крестьяне были закрепощены дворянами, а последние — царем. Они обязаны были отбывать «государеву службу». Такая система позволяет правящей команде эффективно решать политические задачи в ходе электоральных кампаний. Во время выборов и референдумов по всем регионам, трудовым коллективам распределены плановые задания, за выполнением которых бдительно следит властная вертикаль. Например, в ходе президентских выборов гражданам, прежде всего работающим в государственном секторе, в приказном порядке вменяют в обязанность ставить подписи в поддержку Лукашенко. Начальники без тени сомнения утверждают, что это их «гражданский долг».

Растущие цифры электоральной поддержки Лукашенко, которые дает Центризбирком, являются зловещими вехами, знаменующими движение белорусского общества к тоталитаризму.

Одно из важнейших отличий тоталитарного режима от авторитарного состоит в контроле над духовной жизнью общества. Для установления такого контроля в Беларуси внедряется государственная идеология, что является верным признаком тоталитарной тенденции. Под «государственной идеологией» принято понимать систему мировоззренческих идей, которые обязаны признавать все граждане страны. И эта система навязывается обществу государством монопольно, с использованием всех институтов власти. Непризнание ее влечет за собой те или иные санкции и репрессии. Понятно, что такое государство не может быть ни демократическим, ни правовым. Навязывание властью своим гражданам идеологии противоречит таким фундаментальным принципам демократического государства, как свобода мировоззрений, приоритет прав человека, духовной свободы личности.

Люди, которые стоят ныне у власти, не смогли выйти за пределы своего собственного прежнего жизненного опыта, поэтому они не придумали ничего другого, кроме как попытаться воспроизвести советскую пропагандистскую машину периода застоя, как уже отмечалось, практически в первозданном виде, с идеологической вертикалью (во всех трудовых коллективах введена должность заместителя руководителя по идеологической работе), БРСМ вместо комсомола, курсом «Основы идеологии белорусского государства» в вузах вместо истории КПСС и научного коммунизма и др.

Для устранения инакомыслия, обоснования всеохватывающего контроля над обществом был выдвинут теоретический тезис, впрочем, тоже взятый из советского идеологического арсенала. В мае 2006 года, выступая с ежегодным посланием в Национальном собрании, Лукашенко заявил, что в Беларуси «отсутствует почва для социальных противоречий и конфликтов». Те же идеи проповедовались в программной статье первого заместителя главы Администрации президента А. Рубинова «Еще раз об идеологии» в газете «Советская Белоруссия» в июле того же года. Тезисы А. Рубинова — «общенародная государственная идеология», «свидетельство идеологического единства нашего народа», Беларусь «может существовать и успешно развиваться только при условии, если ее народ будет един, если все граждане Беларуси… будут привержены одним и тем же ценностям, разделять одну идеологию» — это классические идейные основы тоталитарного государства типа фашистской Германии или сталинского СССР.

Поскольку в реальности ни о каком единстве белорусского народа сегодня не может быть и речи, существует глубокий раскол общества в отношении фундаментальных мировоззренческих ценностей, то власти стремятся достичь декларируемого единомыслия в стране с помощью жестких репрессий против политических оппонентов, инакомыслящих, Главным аргументом в идеологической работе является сила. Не сила убеждения, а грубая сила государственной машины.

Ибо на самом деле обществ без социальных противоречий история не знает. Даже в СССР идеологи развитого социализма признавали их наличие, но считали, что в отличие от капиталистических стран они носят неантагонистический характер. В современном сложном и многообразном обществе идеологического единства народа можно достичь только одним способом: перестрелять или посадить в концентрационные лагеря несколько сотен тысяч или даже миллионов людей, не разделяющих официальную идеологию или государственную политику. Что наглядно продемонстрировали самые страшные диктаторы XX века.

Модель осажденной крепости

Выше уже отмечалось, что естественной средой обитания и полем самореализации тоталитарных и авторитарных режимов является воспроизводство чрезвычайного положения, постоянное поддержание и нагнетание напряженности в обществе. Модель осажденной крепости — форма функционирования всех диктатур. Поэтому постоянный поиск врагов, предпринимаемый Лукашенко, — проявление не только особенностей его личности, но и очень точная и знаменательная характеристика сущности режима. Это тест на узнаваемость. Ю. Дракохруст писал в этой связи: «Неотъемлемый элемент идеологии любой диктатуры — образ врага, который виноват во всех бедах и трудностях. Причем реальная сила врага не имеет значения, при диктатуре враг — это в первую очередь элемент идеологии, а не политики. Причем отношение к врагу амбивалентно: с одной стороны, он сильный и коварный, таится повсюду, с другой стороны, он слабый, далекий от народа, и вождь в любом случае побеждает его». Причем в период политического кризиса, внутреннего (в ходе электоральной кампании) или внешнего, идеологическая вражда к оппонентам доводится до невиданного накала, до состояния психологической войны.

Сама социальная модель в виде мобилизационной экономики, системы чрезвычайных институтов и методов, постоянно действующей идеологической вертикали не предназначена для нормального развития. Она имманентно запрограммирована на перманентную борьбу с какими-то врагами: внутренней оппозицией, российскими «противниками интеграции», Западом и т. д. На селекторном совещании в августе 1998 года президент сравнил Беларусь с Брестской крепостью в годы войны. Это символ, удачный идеологический образ, придуманный для выживания режима.

В 2005 году Лукашенко посетил город Лоев на границе с Украиной. Общаясь с жителями, он заявил: «Лоевщина является своего рода форпостом. Это наша граница. Здесь, как и в других регионах страны, люди должны жить хорошо. От того, как они живут, зависит то, как они в случае необходимости будут защищать нашу страну». Здесь любопытно даже не то, что, как можно понять из содержания реплики, от Украины исходит военная угроза Беларуси. Гораздо интереснее предложенная политическая философия. Оказывается, люди должны жить хорошо не потому, что в этом состоит смысл человеческого существования и государственной политики, а лишь для того, чтобы защищать Родину. Такое оборонное сознание внушается обществу и применяется для решения социальных и хозяйственных задач.

И еще одно высказывание Лукашенко о государстве как единой корпорации, мобилизованной на отражение угроз: «Вот почему Запад сегодня критикует меня, говорит: диктатура, тоталитаризм, сосредоточено все в одних руках. А если бы у нас было так, как в начале 90-х, что бы мы получили? А сегодня так: задача поставлена, и все на эту задачу работают: и гражданские организации, и руководители органов власти, и частные структуры. Никто не отказывается. В этом и суть государства, чтобы 6ыло единство, тем более в условиях, когда известно о тех угрозах, которые для нас существуют».

В такой стране главной проблемой и особой заботой президента является безопасность государства. Это понятие становится культовым, им наполняется любое рутинное хозяйственное мероприятие. Уже было отмечено, что обычная для всего мира уборочная страда в Беларуси непременно объявляется битвой за продовольственную безопасность. («Мы должны иметь свой хлеб! Будет хлеб — никто сюда не сунется», — заклинает президент). А вступление в строй энергоблока на Березовской ГРЭС или строительство АЭС названо заботой главы государства об энергетической безопасности. Даже культурные мероприятия рассматриваются с этих позиций. В президентском указе «О гастрольно-концертной деятельности на территории Республики Беларусь» от 13 мая 2008 года выдвигается требование: «Недопущение проведения культурно-зрелищных мероприятий, представляющих угрозу национальной безопасности».

Что же касается военной безопасности, то эта тема давно поставлена в центр общественной жизни. Сам Лукашенко, государственные СМИ навязчиво доказывают наличие реальной военной угрозы Беларуси, рекламируют белорусские Вооруженные силы, утверждая, что они самые боеспособные в Европе, показывают неустанные усилия на военной ниве президента-Главнокомандующего.

Регулярно проводятся военные учения, причем с особым размахом накануне электоральных кампаний. На учения привлекаются резервисты. Вряд ли в этом есть военная необходимость, ибо не хватает ресурсов для полноценного обучения военнослужащих срочной службы. Зато в призыве резервистов есть смысл политический. Ставится задача постепенно распространить милитаризацию на все государственные институты, общество, чтобы в нужный момент охватить военной горячкой мирных обывателей, приучить их жить по законам военного времени, вытеснить на периферию массового сознания социальные проблемы. Видимо, для Лукашенко идеальная модель государства — это армия, в которой все чиновники живут по военному уставу: «Облик государственных органов должен соответствовать военному времени»; «Приведите государственный аппарат и аппараты на местах в надлежащий вид, чтобы они работали так, как военные люди, потому что государственный служащий — тот же военный»; «Если село не будет переведено на военные рельсы, если вы не обеспечите нормальную зимовку скота, то тогда будет окончательно загублено национальное производство»; «Вводите военную дисциплину, ставьте задачи — от крестьян до руководителей исполкомов»; «Военная дисциплина и железное исполнение».

Тенденция к милитаризации проявляется и в иных формах. Так, непременным атрибутом государственных праздников стали масштабные ежегодные парады. Всячески пропагандируется победа в минувшей войне. В школах и вузах преподается специальный предмет «Великая Отечественная война советского народа». Эта военная мифология имеет политический характер, превращается в фактор укрепления нынешней власти.

Роль силовых структур

Как в любом недемократическом государстве, в Беларуси роль силовых структур и прежде всего спецслужб гипертрофирована. Они являются центральным государственным институтом, несущей конструкцией правящего режима, важнейшим инструментом удержания власти. Потому что правитель должен постоянно проводить репрессии против оппонентов, осуществлять политический сыск, насилие, нагнетать страх в обществе. Все это и является функцией силовых структур.

Лукашенко неоднократно выказывал свое понимание главенствующей роли силовых структур в жизни белорусского общества: «Я готов поддержать МВД, КГБ и армию… потому что они — опора президента во всех сферах»; «Вертикаль создана. Опора сделана на КГБ, МВД»; «Сотрудники спецслужб являются ядром белорусского общества»; «КГБ — основа сильной президентской власти»; «КГБ — одна из цементирующих составляющих стабильности нашего общества». В 2007 году на праздничном приеме в честь Дня защитников Отечества глава государства утверждал, что «наша страна стала примером политической и социальной стабильности. И в этом большая заслуга силовых структур, правоохранительных органов и специальных служб».

Такое огромное внимание деятельности силовых структур, спецслужб обусловлено тем, что их функции в Беларуси намного шире, чем в демократической стране. Убежденность Лукашенко в том, что все общественные проблемы можно решить административно-командными методами, что важной причиной провалов в разных сферах являются происки открытых и скрытых противников режима, трансформировалась в весьма специфические задачи, которые поставлены перед этими органами. В частности, на их плечи взвален целый комплекс экономических проблем. Отвечая на вопрос немецкого журналиста о надежности иностранных инвестиций, президент заявил: «У нас есть отличная армия, которая способна защитить иностранные инвестиции». Лукашенко обвиняет МВД и КГБ в том, что они не занимаются проблемами падения курса белорусского рубля. «Прошу КГБ и главу администрации представить анализ результативности деятельности правительства по завоеванию новых рынков для сбыта белорусской продукции», — заявил президент, выступая с посланием в Национальном собрании в апреле 2010 года. Но не только экономикой должны заниматься силовые структуры. «МВД и КГБ должны изучать ситуацию в СМИ и повлиять на нее», — считает президент.

Лукашенко вернул спецслужбам те функции, которые они имели в СССР. Принятый в 1997 году Закон «Об органах государственной безопасности Республики Беларусь» предусматривает, что КГБ, как и в советские времена, является одновременно спецслужбой, правоохранительным органом и органом государственного управления. Комитет имеет право издавать нормативно-правовые акты, обязательные для исполнения государственными структурами, может иметь своих представителей в ряде государственных органов, вправе использовать в некоторых случаях силы и средства армии, МВД, пограничных войск. Закон дает право для неограниченного вмешательства КГБ в деятельность всех (в том числе негосударственных) хозяйственных субъектов, партий, общественных организаций, частную жизнь граждан.

Укрепление силовых структур, в первую очередь спецслужб, стало важнейшим направлением политики президента. Сегодня в Беларуси действует девять структур с правом ведения оперативно-розыскной деятельности (КГБ, МВД, прокуратура, Служба безопасности президента, Комитет государственного контроля, Оперативно-аналитический центр при президенте, структурные подразделения Совета безопасности, министерства обороны, пограничных войск), которые конкурируют между собой, следят не только за населением, но и друг за другом. Уже сам этот факт есть свидетельство некой социальной аномалии.

Приезжающие в Минск гости обращают внимание на большое количество милиции на улицах. В 1996 году (последний год, когда обнародовались официальные данные) в органах МВД служило около 120 тыс. чел., что превышало численность Вооруженных сил страны в 1,5 раза. Согласно данным совместного исследования Европейского университета в Санкт-Петербурге и российской газеты «Ведомости», в настоящее время в Беларуси на 100 тысяч жителей страны приходится 1441,6 милиционера. При этом показатель Беларуси более чем в два раза превышает средние показатели (637,9 человек) в выборке из 15 стран.

Резко возросло финансирование этих структур. Удельный вес расходов на содержание органов внутренних дел и государственной безопасности в общей сумме расходной части государственного бюджета вырос в 1994–1996 гг. почти в два раза. В последние годы определить подлинные расходы на силовые структуры, спецслужбы стало невозможно ввиду закрытости информации и существования у главы государства президентского фонда.

О гипертрофированной роли силовых структур свидетельствует такой факт, что Лукашенко много чаще принимает главу Совета безопасности, чем премьер-министра. А рутинная в демократическом государстве смена руководителя спецслужб в Беларуси превращается в скандал, вызывает нездоровый ажиотаж в политическом классе. Например, отставка председателя КГБ и генерального прокурора и назначение новых руководителей на эти должности в ноябре 2000 года СМИ назвали «переворотом». Интересно, что смену главы правительства в том же году никто переворотом не называл.

Контролировать все силовые структуры призван Совет безопасности. Обращаясь к государственному секретарю Совета безопасности, своему ближайшему доверенному лицу Виктору Шейману, Лукашенко так определил его функцию: «Вы как человек президента, как первый охранник…». Тем самым косвенно определена задача всех силовых структур: охрана режима и его лидера.

Причем президент не только не скрывает эту гиперболизированную роль специальных служб в качестве инструмента удержания власти, а всячески ее демонстрирует с помощью СМИ. Например, назначение нового руководителя КГБ становится политической акцией, сопровождается программным выступлением главы государства, все это несколько раз транслируется по телевидению.

Одним из важнейших признаков, отличающих демократию от диктатуры, является гражданский контроль над военной сферой, силовыми структурами. Без такого контроля исполнительная власть получает неограниченную возможность для применения насилия против общества, а страна даже формально лишается статуса демократического государства, приравнивается к военным диктатурам. Главным элементом гражданского контроля является парламентский контроль.

Однако Лукашенко с самого начала отверг такую идею. В январе 2005 года, выступая на коллегии КГБ, он с гордостью заявил: «Я не отдал комитет под контроль некоего «гражданского общества», как принято красиво говорить у некоторых наших соседей. «Контроль гражданского общества» — это развал силовых структур. Как глава государства по законам и Конституции я в состоянии сам контролировать силовые ведомства». Статья 26 Закона «Об органах государственной безопасности Республики Беларусь», принятого в ноябре 1997 года, гласит, что контроль над деятельностью этих органов осуществляется президентом и Советом Министров в пределах полномочий, делегированных правительству главой государства.

Интересный случай произошел в 2002 году. Две палаты парламента приняли Закон «О Вооруженных Силах Республики Беларусь», который наделял Национальное собрание правом контроля над военной сферой.

Лукашенко это не понравилось, он потребовал, чтобы таким правом обладали только президент и правительство. И депутаты поддержали президентскую поправку без дебатов и единодушно (один — против).

Однако белорусский лидер вполне обходится без юридического закрепления своего фактического единоличного контроля над силовыми структурами. Так, до 1998 года деятельность Службы безопасности президента (СБП) вообще не была регламентирована законами. Неизвестны были источники ее финансирования, отсутствовал прокурорский или судебный надзор за этой структурой. А между тем ее сотрудники активно участвовали в задержании, избиении представителей оппозиции. Противники Лукашенко, независимые СМИ стали говорить о деятельности в стране незаконных вооруженных отрядов, «бандформирований». Публикация «Белорусской деловой газетой» информации о СБП в 1996 году вызвала яростную реакцию властей, будто журналисты раскрыли государственную тайну. Потому что, писала газета, «все эти президентские службы безопасности напоминают не легальные государственные учреждения, а систему охраны «авторитетов»».

В демократических странах использование властями спецслужб для слежки за политическими противниками является уголовным преступлением. Можно вспомнить отставку президента США Р. Никсона, когда выявилась его причастность к прослушиванию штаб-квартиры Демократической партии.

В Беларуси же после ноября 1996 года власти перестали маскировать, что одним из важнейших направлений деятельности спецслужб является борьба с политическими противниками режима и лично президента. Председатель КГБ В. Мацкевич поставил перед своим ведомством задачу не допустить попытки политической оппозиции реанимировать свои структуры и дестабилизировать обстановку в стране. «Моя судьба как политика тесно связана с КГБ», — признается Лукашенко и хвастается противозаконной деятельностью своих специальных служб, которые «шпионят» за оппонентами: «Я обладал точными сведениями о движении потоков политинвестиций, вливаемых в оппозицию… Могу портрет любого из них во всех подробностях выписать и механизмы их взаимодействия вычертить. За их кулисами для меня практически нет тайн, и это, я считаю, нормально, потому что глава государства обязан владеть ситуацией».

Глава государства периодически обнародует данные КГБ о подслушанных телефонных переговорах. Так, президент сообщил, что узнала держание известного доклада С. Антончика о коррупции в органах власти еще до его официального обнародования. Он не раз рассказывал, о чем говорят по телефону депутаты Верховного Совета, коммерсанты, российские журналисты. Выступая на Всебелорусском народном собрании, он, говоря о своем сопернике, кандидате в президенты А. Козулине, похвастался: «Не хочу говорить, кто ему пишет эти выступления. Прежде чем он читает эти выступления, мы их читаем».

Однако спецслужбы следят не только за оппозицией. Они занимаются всеобщим политическим сыском, проверкой лояльности чиновников, поиском компромата на высших должностных лиц. Председатель Верховного Совета 12-го созыва Мечеслав Гриб в своих воспоминаниях утверждает что прослушивались телефоны в Доме правительства. Он приводит пример как был отслежен звонок премьер-министра министру финансов.

Летом 1996 года на совместном заседании Кабинета министров к Совета безопасности Лукашенко, желая похвалить главу правительства М. Чигиря, простодушно заявил, что тот даже дома в приватных разговорах с женой не позволяет себе критиковать президента.

А признания президента в прослушивании иностранных посольств не раз вызывало международные скандалы. Несколько примеров. 31 июля 2001 года на совещании с руководящими работниками Лукашенко заявил, что знает, о чем говорят западные дипломаты с оппозиционными кандидатами в президенты. 4 сентября того же года президент проинформировал белорусских телезрителей, что в результате деятельности спецслужб Беларуси и России текст заявления госсекретаря США о белорусской ситуации был получен из американского посольства в Минске еще до его официального обнародования. В послании Национальному собранию в апреле 2005 года глава государства сказал: «Еще хочу предупредить — не сочтите за угрозу — посольство Польши. Мы знаем, что происходит в вашем посольстве, и знаем вашу работу».

Так усилиями президента Беларусь превратилась в полицейское государство.

Однако правоохранительные органы, силовые структуры оказываются удивительно беспомощными, когда пытаются выполнять свою основную функцию — защиту общества от преступности. Поразительно, но при таком обилии и роли спецслужб практически ни одно из громких преступлений, имеющих большой общественный резонанс, не раскрыто.

Возьмем уже упоминавшееся дело Е. Миколуцкого. В причастности к убийству начальника управления Госконтроля по Могилевской области Лукашенко обвинял и западных послов, и В. Леонова с В. Старовойтовым. Преступников вроде бы поймали, но заказчиков покушения так и не нашли. А дальше вообще начали происходить странные вещи. Главный организатор преступления неожиданно покончил жизнь самоубийством в камере. Обвинение было настолько шито белыми нитками, что от греха подальше суд над убийцами сделали закрытым. Странным было поведение официальных СМИ, которые не только не вещали о славной победе правоохранительных органов и справедливом возмездии в деле, вызвавшем огромный ажиотаж и находящемся под личным контролем президента, но скорее стремились не привлекать к нему внимания. И, наконец, странным выглядит приговор: 11 лет, 5 лет тюремного заключения для двоих и освобождение третьего по амнистии. Если речь идет о профессиональных закоренелых террористах, ради борьбы с которыми президент издал специальный указ, предусматривающий смертную казнь и пожизненное заключение, то почему за такое страшное преступление присуждено сравнительно мягкое наказание? Создается впечатление, что Верховный суд нашел золотую середину в той ситуации, в которую его поставили, когда и оправдать нельзя, чтобы не вызвать скандал, но и выносить слишком суровое наказание для людей, вина которых доказана не очень убедительно, тоже чревато скандалом в будущем.

В 2001 году произошла очень громкая история, когда накануне саммита СНГ, визита В. Путина в Минск на территорию посольства России бросили гранату. Как обычно, преступников не нашли, хотя очень активно допрашивали руководителей «Молодого фронта».

В 2005 году произошло два взрыва в Витебске, было много раненых. Через несколько дней Лукашенко объявил о раскрытии преступления: «В Витебске два охламона взорвали имитационное устройство и думали, что их не найдут. Их быстро вычислили, нашли, и они уже рассказали, где брали порох и как хотели попугать людей в двух местах». Но след оказался ложным, подозреваемых отпустили, преступников до сих пор ищут. То же самое можно сказать о громком убийстве журналистки В. Черкасовой. Так и не нашли преступников, учинивших теракт в Минске во время празднования Дня Независимости 4 июля 2008 года, хоть взяли отпечатки пальцев у всего взрослого населения страны.

В 2007 году государственные СМИ с чувством глубокого удовлетворения и гордости за доблестные правоохранительные органы поведали как в Гомельской области была ликвидирована банда «пожарников», а в Витебской области — сразу несколько преступных групп, занимавшихся разбоем, убийствами. Но сообщенные подробности позволяют по-другому взглянуть на эту информацию. Выясняется, что эти банды в Гомельской и Витебской областях действовали с середины 90-х годов прошлого века и даже раньше, т. е. их не могли обезвредить 10–15 лет (!) Причем те же «пожарники» совершали свои жестокие преступления почти открыто, безнаказанно, держали под контролем Гомель, и их никто не трогал. И «крышей» их был начальник уголовного розыска областного управления МВД.

Однако, вдумываясь в эту информацию, трудно избавиться от ощущения, что, как обычно, за все ответил «стрелочник». Потому что не могли не знать о криминальной ситуации начальник областной милиции, мэр города, председатель облисполкома, руководители МВД (за это время сменилось уже несколько министров), другие спецслужбы, Совет безопасности. Большое количество силовых структур оказалось совершенно беспомощным в борьбе с бандитами.

Наконец, почему-то на все это безобразие столько лет спокойно взирал и президент. Хочется еще раз напомнить сюжет из выступления Лукашенко в октябре 2001 года во время поездки в Могилевскую область: «Я действительно в Минске, в Гомеле поменьше, через определенных жуликов поставил в известность пять лет назад: не дай Бог, только где-то вы создадите обстановку криминальную, я вам поотрываю всем головы. А ведь мы знаем, сколько их и кто они, этих ворюг в законе. Вся милиция знает. Вот сидит ваш милиционер, он работал в Минске. Что, мы не знаем их? Знаем. Я вам даже больше скажу. Я, когда стал президентом, потребовал от министра внутренних дел на втором году, чтобы принес списки и положил на стол всех преступных и криминальных элементов в Минске. А потом пошли по Гомелю, по областям, ну, они и составили такой каталог. До сих пор в сейфе лежит. Мы знаем всех».

Если всех знали, то почему позволяли безнаказанно грабить и убивать? В любой демократической стране подобные факты вызвали бы грандиозный скандал с многочисленными отставками руководителей силовых структур. В Беларуси же поспешили объявить о великой победе над преступностью.

И еще один пример. В декабре 2008 года в деревне Пуховичи Жит- ковичского района трое мужиков убили и сожгли своего односельчанина. Это событие получило резонанс, когда Лукашенко дал команду их отпустить, поскольку убитый был рецидивистом, который, по словам президента, «терроризировал целую деревню». Оказывается, этот преступник совершил в деревне свыше 20 поджогов, «терроризировал» односельчан с 2000 года (!). Дело дошло до того, что жители деревни боялись ночи, ложились спать одетыми, держали в кровати вилы и топоры. И самосуд местных мужиков был актом отчаяния. Все это при полном попустительстве органов охраны порядка.

Большой негативный резонанс в обществе вызвал скандал с использованием ГАИ живого щита из машин с пассажирами на восьмом километре трассы Минск-Микашевичи для того, чтобы остановить пьяного нарушителя уличного движения.

Время от времени крайне нелицеприятную оценку деятельности силовых структур дает и сам Лукашенко. В марте 2004 года во время выступления в Бресте он констатировал «криминализацию правоохранительных органов». Некоторые сотрудники КГБ «сами стали участниками известных преступлений»; в Брестской пограничной группе количество правонарушений за год увеличилось в три раза; высок уровень коррумпированности сотрудников таможенных органов. В 2007 году, представляя нового руководителя КГБ, А. Лукашенко указал на целый ряд «открытых провалов» в деятельности этого ведомства: утаивание фактов коррупции, неспособность хранить государственные секреты, «крышевание» коммерческих структур, «снижение уровня профессионализма по всем направлениям работы». «Нам не хватает в КГБ даже элементарного порядка», — подвел итог президент, обозвав напоследок чекистов пастухами.

В марте 2008 г. президент, выступая перед руководящим составом силовых структур, привел такие факты. Оперативная обстановка с 2001 года ухудшается. За шесть лет уровень преступности в расчете на 100 тыс. населения вырос на 70 %, количество потерпевших в результате совершениях преступлений возросло более чем в два раза, рецидивная преступность увеличилась в 2.2 раза, в быту — в 3,5 раза. Вообще по уровню убийств на 100 тысяч населения Беларусь занимает первые позиции в мире.

В июне 2009 года после отставки министра внутренних дел В. Наумова президент констатировал: «В недрах МВД функционировала устойчивая система, направленная на создание видимости работы путем фальсификации доказательств. Нарушения имели массовый характер и совершались на протяжении долгого времени… Выявлена масса случаев, когда так называемые борцы с преступностью использовали предоставленные им права и возможности в преступных целях».

Ничего удивительного в этом нет. Основная причина бессилия и ущербности всей большой и разветвленной системы многочисленных правоохранительных органов в стране состоит в том, что их главной функцией является вовсе не защита населения от преступников, охрана общественного порядка, а защита власти от политических противников. Именно на эту задачу они сориентированы в первую очередь, и за ее выполнение с силовиков спрашивают по полной программе. Бывший министр внутренних дел генерал В. Наумов время от времени лично руководил расправой над протестующими гражданами.

Только один пример. В 2007 году оппозиция подала 458 заявок на проведение пикетов протеста против отмены социальных льгот. Власти удовлетворили только три. А накануне акции милиция ходила по квартирам заявителей и требовала письменного отказа от проведения пикетов. В большинстве случаев заявки были коллективными, т. е. одно заявление подписывало несколько человек. Теперь представьте, сколько нужно было задействовать сотрудников милиции (часто в квартиру заходило несколько милиционеров), чтобы охватить всех желающих пикетировать.

К тому же работа по нейтрализации политических противников и недовольных властью более легкая, безопасная. На остальные задачи просто не остается ни времени, ни сил. Ко всему прочему, для борьбы с оппозицией и борьбы с преступностью нужен разный тип профессионализма. Поскольку такая переориентация деятельности правоохранительных органов происходит в течение многих лет, то неизбежно наступает их депрофессионализация. Поэтому, когда совершается преступление, имеющее большой общественный резонанс, у милиции и спецслужб срабатывает условный рефлекс. Они делают то, что умеют и за что их хвалят и награждают в первую очередь. Вместо поиска преступников они обыскивают квартиры оппозиционеров, и начальству можно предъявить боевые трофеи в виде листовок.

Важно обратить внимание, что в недемократических режимах его лидеры и руководители силовых структур находятся в сложной взаимосвязи и взаимозависимости. Диктаторы зависят от спецслужб значительно больше, чем руководители демократических государств. Там политические лидеры защищены силой закона, демократической легитимностью, а в условиях авторитарного и тоталитарного режима — только личной преданностью силовиков. А она, как известно, субстанция очень зыбкая и неустойчивая.

Поэтому авторитарный лидер, предоставляя полный карт-бланш спецслужбам, попадает в системную ловушку. Получив право на полное игнорирование закона, вседозволенность, бесконтрольность, они неизбежно превращаются в закрытые касты, обслуживающие собственные корпоративные интересы, начинают вести свою игру. Время от времени возникают моменты, которых боятся все авторитарные правители, когда войны силовых структур выходят из-под контроля президента и приобретают размеры, угрожающие стабильности режима, власти диктатора. Это как в голливудских фильмах робот-полицейский выходит из повиновения своих создателей и начинает крушить все вокруг.

Весьма показательно, что все последние отставки председателей КГБ происходили вследствие того, что Лукашенко стал сомневаться в их верности, надежности и лояльности, они выходили из-под контроля президента и начинали действовать в полуавтономном режиме. В. Мацкевич попал в опалу в 2000 году, когда попытался расследовать дело об исчезнувших оппозиционных политиках. Тогда Лукашенко обвинил его и генерального прокурора в заговоре против главы государства.

Л. Ерин был отправлен в отставку после того, как пригласил к себе в кабинет представителей оппозиции и журналистов во время акции протеста против результатов референдума 2004 г.

В 2007 году сотрудники КГБ «взяли в разработку», затем избили председателя Комитета государственного контроля 3. Ломатя. И Лукашенко пришлось срочно вмешиваться, отправить в отставку руководителя КГБ С. Сухоренко и менять все руководство. Во время представления нового председателя комитета Лукашенко обвинил КГБ в попытке вести свою игру: «Я президент страны, и других центров силы не потерплю…

Я никогда вас не просил бежать впереди президента и за меня решать какие-то вопросы». Вот именно это является смертным грехом в деятельности КГБ, и этому нет прощения.

Отношение к политическим оппонентам

Независимые социологические исследования, проводимые в течение многих лет, показывают, что примерно 25–30 % населения Беларуси отвергает нынешний политический курс государства и поддерживает оппозицию. По-другому и быть не может, ибо страна находится на этапе глубокой социальной трансформации, на границе двух цивилизаций.

Однако в отличие от демократических стран, где власть не претендует на то, чтобы удовлетворить интересы всего населения, сам Лукашенко и государственная пропаганда много лет внушают обществу тоталитарную концепцию, будто в Беларуси построено такое государство, которое выражает, защищает, гармонизирует интересы всего народа и пользуется единодушной поддержкой граждан. Иначе говоря, благодаря мудрости и другим своим выдающимся качествам «народный президент» создал идеальное общество абсолютного добра. В таком государстве народ просто по определению не может не любить своего вождя или быть недовольным его политикой. Неудивительно, что после президентских выборов 2006 года Лукашенко заявил, что «за действующего президента проголосовал практически все население».

В рамках такого политического мышления вполне логично, что на белорусском информационном экране происходит искусственная демонизация оппозиции. Обычная для современного мира борьба различных политических сил трансформируется в противостояние добра и зла. Все, кто не поддерживает этот режим, ассоциируются с дьявольскими силами зла, исчадием ада, подозрительность и ненависть доводятся до уровня мировоззренческого кредо.

В таком отношении к политическим противникам нет ничего нового, это классическая модель тоталитарного сознания. Например, в «Кратком курсе ВКП(б)» оппоненты И. Сталина получали такие ярлыки: «белогвардейские пигмеи и козявки», «троцкистско-бухаринские изверги», «подонки человеческого рода», «ничтожные лакеи фашистов», «банда врагов» и пр.

Из выступлений Лукашенко и его пропагандистской обслуги следует, что поскольку весь белорусский народ поддерживает президента и его политику, то никакой оппозиции в стране нет и быть не может. А те люди, которые имеют наглость выступать против единственно правильной государственной политики, — «это не народ», «они вообще в нашем обществе ничего не представляют». Их количество ничтожно: около 1,5 тысячи человек, однако «боевиков их всего 400, список у государства имеется»; 1–2 тысячи малолеток «пытались за деньги что-то дестабилизировать»; «их на всю страну не наберется и одного-двух десятков».

О своих политических противниках президент не может говорить спокойно. Почти всегда в интервью, докладе или реплике на совещании, когда речь заходит об оппозиции, он срывается, становится раздражительным, резко меняет тональность, иногда переходит на крик. И это понятно. Ведь эти люди смеют посягать на самое главное, святое — на ЕГО ВЛАСТЬ.

В предыдущей главе мы показали, что Лукашенко, мягко говоря, весьма специфически трактует факты, мало заботится об их достоверности, часто дает волю своей богатой фантазии. Когда же заходит речь об оппозиции, то эти особенности политического стиля президента приобретают гипертрофированные масштабы. Здесь он не ограничен никакими правовыми или моральными рамками, поэтому не сдерживается и не стесняется, исходя из принципа, что чем чудовищнее ложь, тем легче в нее поверят.

В интерпретацию образов политических противников Лукашенко вложил всю силу своего недоброго таланта. Сюжеты об оппозиции в его публичных выступлениях — это песнь песней, особый жанр политического творчества. В сочных эпитетах, изощренных характеристиках своих врагов он оставил далеко позади И. Сталина и других известных диктаторов. Чтобы эти оценки не девальвировались, президент находит все новые ругательства и оскорбления. Можно составить отдельный словарь ярлыков, навешанных на белорусскую оппозицию, и это была бы уникальная в своем роде книга. В результате действие на белорусской политической сцене приобретает характер заговора каких-то сатанинских сил.

Изучая публичные выступления Лукашенко, можно выделить несколько уровней характеристик политических и личных врагов, которые он использует в зависимости от аудитории, времени, остроты конфликта, настроения и других факторов. Первый, самый низкий уровень, можно сформулировать так: они не люди, а какие-то полуживотные существа, «там нет ничего человеческого». Это «зверье», «волки в овечьей шкуре», «вшивые блохи», «квакающие от микрофона жабы», «жирные коты», «отребье», «как тараканы в банке, друг другу горло грызут», «начинают выть», «скулят», «хрюкают у кормушки», «аж визжат».

На втором уровне враги выступают уже в виде людей, но каких-то неполноценных, недочеловеков, ущербных по своей сущности. «У них уже поперло это или по пьяни, или от какой-то дури, у них это уже все полезло через уши, через другие места, через все дыры». Это «дохлая оппозиция», «вшивая оппозиция», «дермократы», «алкоголики», «шелудивые люди», «оторвыши», «ошмотье», «рвань», «голубые» («нам голубятины этой еще не хватало»). Они «юродствуют», «повылазили из своих бомжатников», «помоек», «начинают «плявузгаць», «гадят на улицах». (Накануне уличных акции оппозиции власти практикуют массовые превентивные аресты оппозиционных активистов якобы за то, что они «нецензурно бранятся» и «справляют нужду» в общественном месте).

Третий уровень: оппозиция — это люди, просто сошедшие с ума, ибо только ненормальные могут выступать против «народного президента». «Сегодня вряд ли найдется разумный человек в нашей стране, который в целом подверг бы критике политику, которую проводит руководство». - утверждает Лукашенко. И риторически вопрошает: «Но разве это нормальные люди, разве это нормальная оппозиция? Ну мы же умные тоже люди». А вот как он комментирует акцию оппозиции на День Воли 25 марта 2009 года: «Сколько собрали? 50 человек. Нет дураков среди белорусов. Вот 50 человекам заплатили, и они пришли, постояли и пошли. Дураков нет, люди видят, что сегодня переживает мир».

Теперь любой человек, публично выражающий сомнения в правильности политики властей, может не только попасть под статью о дискредитации, но и быть объявленным не совсем нормальным. (Необходимо напомнить, что в СССР граждане, критиковавшие советский строй, насильно заточались в психбольницы, и там их признавали психическими больными). Отсюда и соответствующие ярлыки в адрес противников: «идиоты», «свихнувшиеся», «отвязанные дураки».

Четвертый уровень. Оппоненты президента — это моральные уроды, по сути, агенты сатанинских сил, антихристы, ибо будь они просто врагами, то даже у врагов есть какие-то реальные, пусть и очень корыстные, интересы, рациональные мотивы их ужасных поступков. А у антихристов ничего этого нет. Их действия рационально объяснить невозможно. Они посланы на землю Всевышним специально, чтобы творить зло для искушения богоносного белорусского народа. Поэтому они злобствуют просто так, вследствие порочности собственной натуры. «Это страшные люди. Они уже шашки точат. Кого зарезать, кого повесить, кого посадить и так далее». Это «худшие люди нашего общества», «отморозки», «отвязанные бездельники», «хулиганы», «шарлатаны», «проходимцы от политики», «подонки еще те», «растлители молодых душ», «нет ничего святого у этих людей», которые «клевещут, шельмуют, уродуют».

Наиболее зримым проявлением морального и политического падения оппозиционеров, по мнению белорусского лидера, стало то, что они давно и окончательно превратились во «врагов народа». Этот ярлык, изобретенный Великой французской революцией, весьма эффективно был использован И. Сталиным в ходе массовых чисток 30-50-х годов и вот теперь получил новую жизнь в лукашенковской Беларуси. Термин создает определенное мифологическое поле, действует на дорациональном, подсознательном уровне. То есть противники Лукашенко автоматически становятся врагами — не президента и даже не режима, а народа. «Это не оппозиция, это враги народа и государства», уверяет он. «Они являются противниками нашего народа и нашего общества»; «Их нельзя вообше близко подпускать к власти! Они ненавидят, они вообще свой народ не любят! Они не любят людей!»; «Она (оппозиция. ~ Авт.) разворачивает уже борьбу не с властью, а со страной в целом. С ее народом»; «Они что, рассчитывают, что народ белорусский за них проголосует, когда они пакостят этому народу?». О представителях науки, которые выступают против строительства АЭС, президент отозвался так: «Это не ученые, это бандиты от политики… Это даже не политиканы, а это просто враги нашего народа». Политические оппоненты, по версии Лукашенко, «руководствуются принципом «чем хуже — тем лучше», они якобы призывают Запад не давать Беларуси кредиты, ввести экономические санкции, хотели ликвидировать армию и пригласить в страну войска НАТО.

Наконец, на пятом уровне у оппозиционных сил уже можно обнаружить некие вполне рациональные, хоть и сугубо корыстные интереса Они замышляют грандиозный заговор против Беларуси и ее президента. Их враждебную политику и мотивы в свою очередь можно разделить на несколько составляющих. Прежде всего Лукашенко приклеивает на своих противников ярлык «бывшие», т. е. люди, находившиеся раньше у власти и дискредитировавшие себя. «Это все «бывшие» плюс пенсионеры, которые очень успешно годами сидели «у кормушки» Лукашенко: Войтович, Кравченко, Козулин и прочие. Они же «хрюкали у кормушки» Лукашенко! Окрепли, встали на ноги, проворовались или заняли предательскую позицию. Ну вы бы держали их у себя в команде? Нет. И я их отправил»; «Те, кто сегодня рвется к власти, в свое время пропили все».

По представлению Лукашенко, одним из самых страшных грехов оппозиции в глазах населения Беларуси, а особенно российского общества является национализм, который в интерпретации президента автоматически отождествляется с фашизмом. Наиболее часто он обращается к этой теме при выступлении перед российской аудиторией. «Националистическое отребье», «национал-фашиствующая радикальная оппозиция» является наследницей фашистских оккупантов. «У них чисто фашистские методы, — те силы, о которых я говорю, что им чуждо все русское. Они ненавидят и нашего восточного человека, ни русского человека здесь. Не дай Бог, они бы пришли к власти. Полный геноцид, как в Прибалтике, по отношению к двухмиллионному русскому населению в Беларуси».

Спекулируя на поддержке белорусской оппозиции со стороны Запада, Лукашенко стремится доказать, что его оппоненты — коллаборационисты, продавшие родину западным хозяевам, «пятая колонна». Президент регулярно обращается к этой теме, рисует красочные сюжеты заговора по захвату Беларуси западными странами с помощью оппозиционеров. «Оппозиция, существующая на зарубежные деньги… — это не оппозиция, это боевые отряды по проведению чужих интересов и политики у нас в стране»; «Нашли хорошую кормушку — западные подачки. Это их политический бизнес, приносящий немалые доходы. Вот и продают интересы своего народа, потеряв всякую совесть, а за полученные деньги планируют рассчитаться достоянием Беларуси»; «Понятны и помыслы тех, кто их финансирует. Это выгодное вложение капитала. Если удастся продвинуть на должность президента прикормленного человека, они получат белорусские заводы, фабрики. Всю нашу страну и нашу землю»; «Эти ненавистники славянского народа и теперь хотят отдать белорусов в подчинение и обслуживание «цивилизованным европейцам»… снизить интеллектуальный потенциал народа, превратить белорусов в покорных рабов иностранных «хозяев». В довершение зловещей картины оппозиционеры, по уверениям президента, проходят «подготовку в спеццентрах за рубежом… контакты были со спецслужбами».

Традиционным для политического стиля Лукашенко является обвинение всех вокруг в продажности. Это его любимая тема с первых шагов в политике. Ее кульминацией стал антикоррупционный доклад и первые президентские выборы. В последующие годы он не уставал приписывать явным или потенциальным оппонентам самые низменные корыстные мотивы. Оппозиционеры, по версии президента, подкуплены предпринимателями, все они «бандиты, жулики», «наперсточники», будут использовать «имеющийся в Беларуси криминал», хотят установить диктатуру «криминальной мафии, чтобы окончательно разграбить и вывезти в чужие банки народное достояние». «Конечно, им народный президент не нужен, да и народ-то нужен только как рабочая сила», — с пафосом провозглашает Лукашенко.

Кроме того, по мнению Лукашенко, страшный грех его политических противников состоит в том, что они «рвутся к власти», и при этом «ничего не смыслят, ничего не умеют ни в политике, ни в хозяйственной деятельности». И в бессильной злобе для вооруженной борьбы они готовят «боевиков», завозят в Беларусь взрывчатку, оружие.

Особенно изысканными становятся оскорбления и клевета, когда президент переходит на личности. Для дискредитации политических противников он не останавливается ни перед чем. Зенона Позняка Лукашенко обвинил в том, что тот на митинге призывал ехать в Чечню и воевать с Россией. Лидер БНФ подал в суд и выиграл процесс. (В самом начале президентского правления такое еще было возможно). Суд обязал президента публично извиниться, чего, понятно, тот не сделал.

После отставки министра внутренних дел Юрия Захаренко президент заявил, что тот «был выдворен из МВД за строительство за миллиарды рублей дворца для своего личного отдыха». (На самом деле это была ведомственная гостиница). А еще Лукашенко сказал, что в министерстве по вине его руководителя процветала коррупция и уже арестовано несколько десятков офицеров милиции. Журналисты бросились в МВД за сенсационными подробностями. Оказалось, что это очередная президентская импровизация, уголовные дела заведены всего лишь на пару мелких милицейских чинов в далеком районном центре.

Против одного из видных деятелей оппозиции, вице-спикера Верховного Совета 13-го созыва Геннадия Карпенко глава государства выдвинул фантастическое обвинение, будто тот связан с узбекской мафией, которая препятствует поставкам в Беларусь хлопка из Узбекистана, в результате чего не работает белорусская легкая промышленность. Оскорбленный политик подал в суд, однако ничего не добился, потому что судебная власть перестала быть независимой.

Как уже отмечалось, в 1997 году был арестован руководитель минского корпункта российского телеканала ОРТ Павел Шеремет и телеоператор Дмитрий Завадский за якобы незаконный переход границы. В их защиту выступил президент России Б. Ельцин, возник большой международный скандал, в конце концов арестованные были освобождены. В ходе этого конфликта Лукашенко нашел у журналиста много смертных грехов: «Шеремет, вы видели, здоровенький вышел — на 20 килограммов поправился. Так что у нас сидеть хорошо… Речь шла о здоровье президента. И вообще о Ельцине. Послушал бы Борис Николаевич, что о нем Шеремет говорил сокамерникам, вряд ли так горячо защищал… Тут заинтересованность НАТО и прочих. Шеремет сотрудничал с определенными силами Запада. Ему платили»; «Есть факты, что Павел Шеремет сотрудничал со спецслужбами, и есть документы, свидетельствующие, что он получал за это вознаграждение». Конечно, никаких фактов и документов белорусский лидер не представил.

Бывшего министра сельского хозяйства Василия Леонова Лукашенко обвинил в организации убийства руководителя Комитета государственного контроля Могилевской области Е. Миколуцкого, «прокручивании» государственных денег за рубежом, приобретении пяти квартир и столько же коттеджей. В «деле», которое завел секретарь Совета безопасности Шейман, в духе сталинских чисток 30-х годов утверждалось, что министр ставил своей целью «отравить скот и птицу в Беларуси». Однако на суде ни один из этих «фактов» не фигурировал.

Когда бывший премьер-министр Михаил Чигирь был арестован в момент участия в организованных оппозицией альтернативных президентских выборах весной 1999 года, Лукашенко утверждал в разных выступлениях, что тот украл 1 млн долларов, затем — 5, 10, наконец, цифра выросла до 20 млн долларов. Однако в суде ему предъявили совсем другие обвинения.

С особой ненавистью высказывается Лукашенко об экс-кандидате в президенты Александре Козулине, который в ходе президентских выборов 2006 года вел себя очень решительно, даже скандально, весьма нелицеприятно высказывался о главе государства. Президент называл его «дебилом», «идиотом», «негодяем», «отморозком», «сопливым», «вшивым». «Да бутылки с пивом он открывал на лыжне… Гоните этого подонка, чтобы ему в пределах Беларуси места не было». В феврале 2008 года Лукашенко согласился освободить А. Козулина с условием, чтобы тот вез умирающую жену за границу. Однако политузник не захотел эмигрировать. Президент прокомментировал это так: «Но он отказался ее лечить. Он отказался даже после того, как его собственные дочери поехали к нему, его уговаривали: пожалуйста, помоги спасти маму. Ему эта мама уже давно не была нужна».

Усилиями президента в стране создана правовая, политическая, моральная атмосфера, в рамках которой любые противники власти или просто несогласные предстают в таком отвратительном виде, что их не жалко оскорблять, унижать, бить и даже физически уничтожать. В качестве иллюстрации можно считать призыв «повесить за ноги» участников уличных акций, прозвучавший по Белорусскому телевидению 25 марта 2006 года. Белорусский писатель С. Букчин так комментирует это явление: «По сути наша оппозиция — это те же пораженные в правах… люди, которых можно безвинно сажать в тюрьмы, похищать. Своего рода парии, прокаженные, отверженные, люди вне закона, с которыми можно делать буквально все». Карт-бланш правоохранительным органам на расправу с политическими противниками дает Лукашенко. Как мы помним, он фактически оправдал избиение голодающих депутатов оппозиции Верховного Совета 12-го созыва («Чуть-чуть кому-то намяли бока, так уже расплакались. Разве это по-мужски?»), А. Козулина («Как дали — так летели шмотки по заугольям»). Вот еще один президентский пассаж, произнесенный перед студентами БГУ в феврале 2008 года: «Козулина ударили! Я подходил к человеку, который это сделал, говорил ему: «Ну зачем ты так, а?» А он мне: «Не мог я больше, Александр Григорьевич. Из-за него неделю не видел жену и детей, все тут на перекрестке дежурил». Ну по-мужски ж ударил, согласитесь».

Политические репрессии

Репрессии против оппонентов, реальных и потенциальных, просто всех недовольных — неотъемлемый атрибут, необходимая закономерность, способ существования любого недемократического режима, важный фактор его выживания. Без этого система развалится, несмотря на внушительную поддержку населения. Беларусь — не исключение, а яркое подтверждение этой истины. Лукашенко свято убежден, что функциональна только такая модель государственного управления, которая основана на насилии и страхе, а противоречия между различными общественными направлениями, позициями нужно разрешать с помощью подавления, политического уничтожения противоположных интересов и их носителей. В стране полностью отсутствуют институциональные механизмы мирного преодоления общественных конфликтов, господствует большевистский принцип: если враг не сдается, его уничтожают. В рамках такой политической парадигмы единственным политически значимым фактором является сила. Причем в самом что ни на есть первозданном смысле этого слова. Использование силовых методов происходит на уровне условного рефлекса.

Чтобы поддерживать белорусскую политическую систему в жизнеспособном состоянии, она должна быть запрограммирована на постоянные репрессии, расширение их круга, изобретение все новых методов, потому что в обществе происходит латентное накопление протестного потенциала, который необходимо нейтрализовать.

Репрессии происходят постоянно, но масштаб их меняется в зависимости от политической конъюнктуры, потребностей, ощущения опасности у руководителей государства. Но постоянной доминантой является поддержание в обществе страха, чтобы подданные боялись и слушались.

Объем, интенсивность, адресность репрессий всегда могут служить барометром каких-то начавшихся или предстоящих политических изменений. Белорусское общество привыкло к тому, что аресты и суды стали факторами политики. Общественно-политический климат в стране измеряется количеством политзаключенных и степенью суровости приговор в отношении оппонентов власти. Подспудные политические процессы определяются по тому, кто в очередной раз оказался за решеткой. «Дело Шеремета», «дело Старовойтова-Леонова», «дело Чигиря», «дело Козулина», «дело Молодого фронта» — это не просто страницы судебной хроники, это вехи белорусской истории времен Лукашенко.

В этом процессе могут быть и перерывы, попятные движения. Это случается тогда, когда правящая команда натыкается на неожиданное сопротивление. Она прекрасно понимает, насколько опасно пережать гайку и сорвать резьбу.

Власти также могут пойти на временные уступки, когда хотят сторговаться с Западом по какому-либо вопросу. Тогда они соблаговолят выпустить на свободу политических заключенных, как в начале 2008 года. Но сама тенденция остается неизменной.

Неожиданно для многих после референдума в ноябре 1996 года, установления режима личной власти вал репрессий накрыл не только оппозицию, бизнесменов, но и представителей государственной и хозяйственной номенклатуры. Оказалось, что, как и в сталинские времена, быть сегодня в Беларуси руководителем — самая опасная профессия. Аресты крупных чиновников стали важным индикатором расстановки сил, подспудных процессов в правящей команде. На этом основании эксперты, независимые СМИ делают выводы, какой клан проиграл на этот раз.

Репрессии против номенклатуры необходимы для контроля, удержания ее на коротком поводке. В условиях авторитарного режима сила и авторитет верховного руководителя в чиновничьей среде в значительной мере определяется уровнем репрессивных акций против правящей элиты. Без них бюрократия выйдет из-под контроля и превратится в самостоятельную политическую силу со своими собственными интересами, действующую автономно от «батьки» и даже диктующую ему свою волю. Так было в СССР во времена Л. Брежнева и отчасти уже в независимой Беларуси в период правления В. Кебича. Причем кампанию чисток устраивать периодически, чтобы каждый чиновник постоянно чувствовал дамоклов меч над головой. Поэтому все хозяйственные руководители работают в условиях перманентных репрессий со стороны контролирующих органов.

Необходимо заметить, что выбор агнцев для заклания происходит не по случайной выборке. Здесь действует вполне осмысленная закономерность. Чтобы преподать урок всей номенклатуре, указать ей ее действительное место, нужно «посадить на кол» именно знаковые, ключевые фигуры. В 1997 году арестовали главу Нацбанка Т. Винникову и тем самым запугали банкиров. Чтобы внушить страх всей высшей номенклатуре, посадили за решетку одного из самых авторитетных руководителей — министра сельского хозяйства В. Леонова. Тогда же был арестован дважды Герой Социалистического Труда В. Старовойтов. Чтобы посадить 73-летнего ветерана, в ЗАО «Рассвет» было направлено около 90 следователей, 200 ревизоров, бухгалтеров, которых собирали по всей стране. И все председатели колхозов получили отчетливый и понятный сигнал. А чтобы приструнить директорат, судили директора МТЗ, президента Международного клуба директоров М. Леонова, директора Минского завода холодильников «Атлант» Л. Калугина, директора Новополоцкого НПЗ «Нафтан» К. Чесновицкого и пр. Президент хорошо знает логику мышления номенклатуры: уж если решились арестовать таких людей, то что говорить о руководителях более мелкого пошиба?

Особенно жестоко мстит Лукашенко крупным чиновникам, перешедшим на сторону оппозиции. В этом смысле показательна судьба бывшего министра внешнеэкономической деятельности М. Маринича и бывшего ректора БГУ А. Козулина. Первый был осужден на пять лет, второй — на пять с половиной лет колонии. С точки зрения президента, они нарушили неписаные правила номенклатурщика, совершили предательство, создав тем самым опасный прецедент, поэтому должны быть примерно наказаны.

Для борьбы с политическими противниками, нейтрализации всех недовольных создана стройная система, включающая юридические, политические, идеологические, организационные аспекты, задействован весь механизм государственной власти. На эту сферу не жалеют ни денег, ни времени, ни усилий.

Создана система репрессивного законодательства, которая криминализует большинство видов оппозиционной деятельности. Власти шаг за шагом, последовательно и целенаправленно загоняют оппозицию в политическое гетто, пытаются максимально сузить ей политический коридор, И любые ее попытки выйти оттуда жестко пресекаются на «законном» основании. Например, внесены изменения в Закон «О партиях», согласно которым, партийным организациям резко ограничена возможность быть зарегистрированными; деятельность партии может быть приостановлен на шесть месяцев, а ликвидировать ее можно только за одно нарушение.

Накануне президентских выборов 2006 года репрессивное законодательство было ужесточено. Так, за участие гражданина в деятельности незарегистрированной организации на основании статьи 193.1 Уголовной кодекса предусмотрено лишение свободы на срок до двух лет. А регистрировать новые структуры власти категорически отказываются. Более того, оппозиционно настроенным гражданам стало проблематичным провести учредительное собрание или съезд. Даже в лесу милиция пытается им помешать. Например, делегаты учредительного съезда организации «Партнерство» были арестованы милицией. А потом четыре руководителя этой инициативы получили по 1,5–2 года колонии за деятельность от имени незарегистрированной организации. Всего правозащитники зафиксировали 17 случаев, когда граждане были осуждены по статье 193.1.

За подготовку акций протеста («групповых действий, грубо нарушающих общественный порядок») граждане могут оказаться за решеткой сроком до трех лет. В Уголовный кодекс введена просто восхитительная статья, предусматривающая наказание за «дискредитацию Республики Беларусь». Это прямо возвращает белорусов в СССР. Там тоже была зловещая статья за «измышления, порочащие советский государственный и общественный строй». Теперь в Беларуси вводится наказание до двух лет лишения свободы «за передачу иностранному государству, иностранной или международной организации заведомо ложных сведений о политическом, экономическом, социальном, военном или международном положении Республики Беларусь, правовом положении ее граждан или органов власти». Например, скажет гражданин иностранному дипломату или журналисту, что в Беларуси власти нарушают права человека, и может оказаться в тюрьме.

Поскольку белорусская оппозиция выброшена из политической системы, давно стала внесистемной силой, то ее борьба приобрела неинституциональные формы: митинги, шествия, пикеты и пр. Но белорусские власти панически боятся любого неконтролируемого процесса, тем более публичного протеста. Ведь он развенчивает миф о государстве всеобщего благоденствия, размывает идеологическую основу, на которой зиждется режим. Любой протест неизбежно приобретает политический характер, даже когда касается каких-то очень узких, частных интересов. Сам факт забастовки или уличной акции разрушает устойчивость авторитарной системы, ибо это демонстрация преодоленного страха, а значит, заразительный пример для других категорий населения. Он может стать первым камнем, провоцирующим движение лавины.

Кроме иррационального ощущения опасности, здесь может присутствовать вполне рациональная логика. Дело в том, что в недемократических государствах существует очень жесткая иерархическая пирамида власти, контролирующая все элементы политической системы и общества. В этом их сила, но в этом и их слабость, поскольку выпадение одного элемента, одной подсистемы может быстро обрушить всю пирамиду. В этом состоит причина очень быстрого краха, казалось бы, стабильных тоталитарных и авторитарных режимов. Причем пусковым крючком, вызвавшим цепную реакцию революции, часто были совершенно незначительные события. Так, Февральская революция 1917 года в России началась демонстрациями из-за нехватки хлеба в Петрограде. Первым шагом на пути краха коммунистического режима в Польше стало создание независимого профсоюза на Гданьской судоверфи. А началом падения режима Н. Чаушеску в Румынии стали волнения на национальной почве в провинциальном городе Тимишоаре.

Отсюда понятны такие титанические усилия по предотвращению самых невинных публичных проявлений недовольства, как, например, малочисленный пикет. Установки президента правоохранительным органам просты и понятны: «Я категорически запрещаю всякие демонстрации, когда крестьянин в поле, когда он работает. Все переносится на зиму»; «Я категорически предупреждаю силовые структуры: упаси Господь после этого совещания где-то в городе, на улице, на площади вы соберете митинг. Пеняйте сами на себя… Определите те места, где должны собираться разного рода оппозиционеры и прочее отребье».

Чтобы уменьшить масштаб оппозиционной акции, власти предпринимают массированные предупредительные меры. С президентских выборов 2006 года милиция и спецслужбы начали применять специфически белорусское ноу-хау: превентивные аресты. В дни, предшествующие акции, задерживается несколько десятков активистов оппозиции, в основном под предлогом того, что они ругались матом в общественном месте. Многих политических оппонентов блокируют в квартирах, вызывают в КГБ и милицию. Для студентов устраивают дополнительные занятия, для школьников — дискотеки. Чтобы предотвратить приезд людей из провинции, в день акции милиция и спецслужбы бесцеремонно останавливают маршрутные автобусы для проверки, с электричек снимают молодежь без объяснения причин.

В ходе самих акций практикуется жестокое избиение их участников, массовые аресты. Суды без разбора наказывают задержанных, часто нарушая процедуры судебного заседания, основываясь лишь на показаниях сотрудников МВД. Известен случай, когда судили глухонемого парня, который, согласно свидетельству милиционеров, «выкрикивал антиправительственные лозунги».

Не только силовые структуры, но все госучреждения и бюджетные организации вынуждены заниматься репрессиями, контролем благонадежности сотрудников.

Поскольку запущенный механизм репрессий имеет большую силу инерции и свою собственную логику, то время от времени грубая сила начинает преобладать над политическим расчетом. Ибо политика, основанная на принципе «душить все, что шевелится», на каком-то этапе начинает становиться бессмысленной, репрессивная машина действует с тупой методичностью, не задумываясь над смыслом собственных действий. Она не только не решает поставленную задачу (запугать несогласных), но дает обратный эффект, приносит властям больше вреда, чем пользы. Какой практический смысл задерживать оппозиционных активистов, собравшихся на Крапивенском поле, вдали от людских глаз, праздновать годовщину Оршанской битвы? Зачем спецназу врываться на спектакль «Свободного театра», захватывать свыше 50 участников, включая театральных деятелей из Франции, что сопровождалось громким международным скандалом?

Руководители и рядовые исполнители всех силовых структур прекрасно усвоили истину, что наказать могут за либерализм, недостаточное рвение при «зачистке» территории политического противника. Но никто и никогда не был обвинен в чрезмерном усердии при арестах, избиениях, судебных наказаниях представителей оппозиции. Простая истина, что лучше перегнуть, чем недогнуть, глубоко вошла в подкорку всех сотрудников спецслужб и правоохранительных органов. Плюс полная безнаказанность. В результате время от времени возникают ситуации, когда «услужливый дурак опаснее врага».

В 2008 году Лукашенко впервые проинформировал общественность о политическом торге с западными государствами по вопросу освобождения из колоний политзаключенных. Таким образом, было официально признано наличие в Беларуси политических узников. Хоть президент сопроводил этот термин словами «так называемые», тем не менее, он констатирован этот прискорбный факт.

Считалось, что после ГУЛАГа, Куропат, всех разоблачений сталинизма невозможно представить, чтобы за политические убеждения и деятельность людей снова лишали свободы. Лукашенко постепенно, шаг за шагом переступал через это моральное табу, приучил общество к такому экзотическому явлению для страны, находящейся в центре Европы в XXI веке.

В первое время политических заключенных обвиняли в экономических преступлениях (А. Климов, М. Чигирь), а потом перестали стесняться. После принятия соответствующего законодательства противников властей начали судить на основании «политических» статей: за оскорбление чести и достоинства президента (Н. Маркевич, В. Левоневский, Е. Садовская), за организацию уличных акций (Н. Статкевич, П. Северинец, А. Козулин, A. Ким), за деятельность от имени незарегистрированной организации (Н. Астрейко, Т. Дранчук, Д. Дашкевич).

И с самого начала политзаключенные оппозиционеры оказались в роли заложников, за которых требуют выкуп. Как когда-то в ГДР коммунистический режим Э. Хонеккера продавал заключенных диссидентов Западной Германии штуками по твердому тарифу. И если в криминальном мире за заложников требуют денежный выкуп, то в мире политики диктаторские режимы хотят за них получить экономические и политические дивиденды.

Традиция политического заложничества появилась в Беларуси со времени «посадки» П. Шеремета, когда официальный Минск вел с Кремлем упорный торг по поводу того, на каких условиях отпустить журналиста. В 2008 году Лукашенко для размораживания отношений с Западом освободил шестерых политзаключенных.

Вообще против политических оппонентов, которые представляют опасность для режима, иногда применяются уголовные методы расправы, например, избиение «неизвестными». Практикуется внесудебная конфискация компьютеров, а с 2010 года — денег и ювелирных изделий, найденных во время обыска в квартире. Осуществляются другие виды жесткого прессинга. Вот сюжет из выступления в Палате представителей депутата B. Фролова, который намеревался баллотироваться на пост президента: «Я два дня ночевал у знакомых в Витебске. Потом всю эту семью приглашали в КГБ: спрашивали, какую агитацию я вел, с кем встречался. Пять дней я отдыхал на Нарочи. После моего отъезда чуть ли не вся деревня давала показания о том, с кем я встречался, что делал, о чем говорил». Позже генерала В. Фролова жестоко избили «неизвестные» в подъезде его дома.

Важно отметить, что жесткое давление властей ощущает не все общество, а только небольшая его часть: активисты оппозиции либо те граждане, которые решились на открытый протест. Власти стремятся скрыть от общества масштабы репрессий, делают их точечными. Об этом ничего не сообщают государственные СМИ. Все чаще судебные процессы по «политическим» статьям делают закрытыми, причем без объяснения причин. А скрывать есть что. Давать 1,5 года (как Д. Дашкевичу) или 2 года (как Н. Астрейко и Т. Дранчуку) колонии за участие в деятельности незарегистрированной организации, которая не принесла обществу никакого ущерба, — это нонсенс с точки зрения обыденного сознания.

И властям эта тактика маскировки репрессий в значительной степени удается. Например, согласно социологическим опросам НИСЭПИ, через несколько месяцев после суда над А. Козулиным 45 % белорусского населения не знало, что экс-кандидат в президенты находится за решеткой.

Общее число репрессированных трудно поддается подсчету. Оно резко возрастает в период политических кампаний. Так, во время организованных оппозицией «альтернативных президентских выборов» 1999 года преследованию (аресты, штрафы, вызовы в прокуратуру и КГБ) подверглось около 3,5 тысячи человек. Во время некоторых оппозиционных акций милицией и спецслужбами задерживается до 500 граждан (напимер, на «День Воли» 2000 г.).

В ходе президентских выборов 2006 года власти посадили за решетку около 1 тысячи чел., причем 500 из них оказались там в течение двух недель; два раза был избит и задержан кандидат в президенты А. Козулин. Любопытно, как прокомментировал это Лукашенко, отвечая на вопросы иностранных журналистов: «Поверьте, я не знаю, кто кого задерживал. Знаю, что несколько личностей, меня проинформировали по сводке, как обычно, были задержаны. Но, извините, они сами попросили нас об этом. Вот эти задержанные, часть из них, они благодарны нашей милиции, что мы их спокойно в гостинице разместили, накормили, напоили. Они, наверно, уже все дома».

Вообще за 2006 год по политическим мотивам было возбуждено 94 уголовных дела, исключено из университетов или попало под давление З4 студента, 49 магистрантов и аспирантов. В 2007 году в отношении 25 активистов оппозиции были возбуждены уголовные дела, 612 граждан были осуждены административно за общественно-политическую деятельность.

По подсчетам известного белорусского правозащитника А. Беляцкого, в целом за время правления Лукашенко более 50 человек было подвергнуто тюремному заключению за политическую деятельность, еще столько же получило условное наказание, исправительные работы или штраф на основании уголовного законодательства. Причем около двух десятков осуждено по статье Уголовного кодекса «за оскорбление чести и достоинства» президента. На апрель 2008 года в стране было около 1 тыс. человек, ставших безработными по политическим причинам.

В марте 2009 года, не выдержав преследований, покончила с собой правозащитница Яна Полякова в городе Солигорске. Она осмелилась написать заявление в прокуратуру с требованием привлечь к ответственности капитана милиции, который ее избил. Но прокуратура возбудила уголовное дело в отношении самой пострадавшей, якобы за ложный донос. Суд приговорил ее к 2,5 года ограничения свободы, или, как говорят в народе, «химии». Через несколько дней Я. Полякова повесилась.

Одной из целей репрессий является нагнетание страха в обществе. Выше мы объясняли такую политику психологическими причинами, отчасти стилем управления Лукашенко. Но есть и системные факторы, обусловливающие политический курс на запугивание противников, накачки чиновников, угрозы обычным гражданам. Поскольку механизм саморегуляции, самонастройки созданной системы отсутствует, то страх необходим для ее успешного функционирования.

Если обратиться к историческим аналогиям, то началом краха советского режима стало избавление общества от страха после смерти Сталина. Правда, этот процесс растянулся на десятилетия. В современную эпоху все происходит много быстрее.

Нагнетание страха и запугивание резко усиливаются в период избирательных кампаний. Главная ставка в борьбе за власть делается не только на поддержку народа, но и на силу, страх и репрессии.

Особые меры запугивания используются накануне уличных акций оппозиции. По телеканалам показывают тренировки милицейского спецназа, по Минску ездят «автозаки». В результате страна парализована страхом. Заложенный в генетической памяти народа, задремавший на какое-то время в начале 90-х годов, он вновь ожил. Боятся почти все, от министра до колхозника. А напуганные люди всегда хорошо управляемы. Людей загоняют на субботник, на избирательные участки, заставляют подписывать контракты, жертвовать на строительство библиотеки, вступать в государственные профсоюзы, БРСМ, подписываться на государственные СМИ. И они безропотно подчиняются.

Контроль над гражданским обществом

Хотя к моменту прихода Лукашенко к власти процесс формирования гражданского общества вследствие отсутствия демократических реформ был слабым, тем не менее в стране стихийно развивались гражданские инициативы. Государство им не мешало. Социально активная часть населения самоорганизовывалась, создавала негосударственные объединения, которые получали финансовую поддержку как из-за рубежа, так и из внутренних источников. Государство стало освобождаться от многих функций, которые переходили к общественным структурам, гражданам.

Однако эта тенденция вызвала отрицательную реакцию у Лукашенко. Он рассматривает процессы развития гражданского общества как безвластие, анархию, ослабление управляемости. И любое автономное от властей, слабо поддающееся государственному управлению явление есть нечто аномальное, выпадающее из нормы, исключение из правил. Понятно, что всякие претензии структур гражданского общества на самостоятельную роль воспринимаются президентом как личный вызов, рассматриваются как враждебные, дестабилизирующие действия. Он видит в них (и вполне справедливо) конкурентов в решении общественных проблем, опасается, что они могут запустить механизм разрушения созданной им системы.

Поэтому власти развернули фронтальное наступление на слабые, еще не окрепшие структуры гражданского общества, ограничение их деятельности, вытеснение из общественной жизни. По инициативе Министерства юстиции были ликвидированы сотни общественных объединений, особенно много — в 2003–2006 годах. Среди них — известные образовательные учреждения (Белорусский гуманитарный лицей, ЕГУ), аналитические центры (Национальный центр стратегических инициатив «Восток-3апад», Белорусский центр конституционализма и сравнительных правовых исследований), правозащитные организации («Весна»), социологические структуры (Независимый институт социально-экономических и политических исследований, объявленный филиалом ЦРУ).

Согласно президентскому декрету № 2 от 26 января 1999 года, в стране была проведена очередная перерегистрация общественных организаций, а деятельность незарегистрированных объединений запрещена, т. е. исходя из буквы и духа декрета любая группа граждан, объединившихся для решения какой-то локальной задачи, обязана принять устав, написать кучу других бумаг, зарегистрироваться в райисполкоме и только затем имеет право приступать к делу. В противном случае их действия будут противозаконны. За деятельность от имени незарегистрированной организации несколько человек отсидело за решеткой.

Для легального существования общественному объединению необходим юридический адрес. Это значит, что организациям нужно иметь офис, даже если в этом нет необходимости. Поскольку в Беларуси фактически существует монополия государства на владение нежилыми помещениями, то в реальности получить юридический адрес можно только с согласия властей.

Но за аренду офиса нужно платить, с 2008 года арендная плата для большинства организаций выросла в 10 раз. А возможности финансирования у общественных объединений минимальные. Им запрещено заниматься предпринимательской деятельностью. Введены жесткие ограничения на спонсорскую помощь внутри страны. Госпредприятия могут жертвовать средства только с санкции министерства, банки имеют перечень лояльных властям организаций, которым можно помогать.

Особое неприятие Лукашенко вызвала иностранная помощь белорусским общественным организациям. В начале 90-х годов после обретения Беларусью независимости западные гуманитарные фонды стали оказывать значительную материальную поддержку населению, пострадавшему от Чернобыльской катастрофы. В стране был открыт Фонд Сороса. Только в 1996 году им были профинансированы гуманитарные программы на сумму $6 млн.

Создание параллельной государству (и действующей эффективнее государства) системы финансирования учреждений науки, культуры, здравоохранения, социальной поддержки, гуманитарной помощи, охватывающей десятки тысяч человек и выходящей на прямые связи с зарубежьем, в корне противоречило сформированной Лукашенко социальной модели, в которой единственным благодетелем может быть только возглавляемаяим власть. «На гуманитарной помощи были созданы общественные и прочие жульнические организацию), — заявил президент, тем самым приравняв добровольные гражданские инициативы к криминалу.

Фонд Сороса был ликвидирован, в отношении руководства известного фонда «Детям Чернобыля» возбудили уголовное дело. На поступающую извне гуманитарную помощь введены налоги и таможенные сборы, что вызвало шок у зарубежных спонсоров. На границе скопились сотни тонн грузов. Лекарства и продукты приходили в негодность.

Затем целой серией законодательных актов были введены правила, согласно которым негосударственные структуры могли получать иностранную помощь только по разрешению властей. Для этой цели был создан специальный Департамент по гуманитарной помощи при президенте Республики Беларусь. В результате этих действий объем материальных, финансовых средств из-за рубежа сократился в несколько раз. Лукашенко прокомментировал эту ситуацию так: «Когда государство взяло гуманитарную помощь под жесткий контроль, когда нельзя украсть, тогда никто эту помощь не дает. Лучше буду сам облегчать участь наших людей».

Понятие «гражданское общество» в интерпретации Лукашенко имеет совершенно иной смысл, чем принято во всем мире. В демократически странах под этим термином понимают систему добровольно создании гражданами организаций и инициатив, которые выступают партнером и оппонентом государства. Белорусский лидер этим словом называет институты, созданные государством либо функционирующие под жестам контролем властей. В интервью «Российской газете» в декабре 2005 года он сформулировал свое видение этой проблемы: «Я отвечаю оппонентам: «Мы по-разному видим гражданское общество. Мы создаем его с опоров на главные общественные институты. Это — молодежные организации — самые крупные; профсоюзная организация; ветеранская организация; женская организация — подчеркиваю, самые крупные, стало быть, массовые. Не «мелкота», где 10 человек собрались и действительно давят на большинство, поскольку получили для этого из-за границы деньги, а массовые добровольные организации — это действительно мощь, и я на них опираюсь, как основу гражданского общества». Фактически Лукашенко обосновал корпоративную систему, существующую во всех авторитарных и тоталитарных режимах.

И еще одна его реплика: «Здесь нельзя обойти вниманием роль государства в строительстве гражданского общества. Мы должны подключить все здоровые общественные структуры к процессу решения важнейших задач. В этом смысл гражданского общества». То есть функция общественных организаций в понимании президента — быть инструментом в руках государства для реализации государственной политики. Ибо в любом недемократическом режиме для контроля над обществом одних государственных органов мало. Для большей устойчивости создаются дополнительные подпорки в виде формально общественных организаций, а на самом деле — созданных властью. В Советском Союзе это были профсоюзы, комсомол и пр.

В Беларуси создана модель своеобразного авторитарного корпоративизма. Для поддержания связи между властью и обществом, легитимизации правящего режима политическое представительство заменяется функциональным представительством. Политика сводится ко взаимодействию между исполнительной властью и ограниченным кругом влиятельных корпоративных союзов. В обмен на послушание и согласие играть по правилам, утвержденным госорганами, этим структурам искусственно предоставляется монопольное право на представительство интересов соответствующих слоев населения. Причем эти корпоративные союзы ставятся в такое положение, что они не столько представляют интересы соответствующих сегментов общества в отношениях с государством, сколько проводят государственную политику в этих сегментах, слоях, т. е., говоря по-другому, эти союзы огосударствляются, становятся как бы частью государственной машины.

Используются разнообразные формы и институты, которые имитируют демократию, а на самом деле являются элементами корпоративной системы. Например, съезды врачей, учителей, ученых, судей, банкиров и других профессий, призванные демонстрировать обратную связь власти с обществом.

Эксклюзивной белорусской формой имитационной демократии является Всебелорусское народное собрание. Как и съезды КПСС, оно проводится раз в пять лет накануне президентских выборов. Назначенные местной вертикалью «депутаты» должны представлять различные слои общества, а сам форум — выступать от имени всего народа, обеспечивать главе государства абсолютную легитимность. Государственные СМИ не скупились на высокопарные метафоры в адрес этого мероприятия: «прямой разговор с народом», «народное вече», «высшая форма демократии» «непосредственная демократия». На самом деле всебелорусские народные собрания проходят в стиле худших советских традиций, как съезды КПСС, с бурными аплодисментами и единодушным голосованием.

В первое время огосударствленные структуры маскировались под настоящие общественные организации. Но в 2003 году Лукашенко издал специальный указ о статусе «государственно-общественных объединений», где все названо своими именами. Целью деятельности таких организаций является «выполнение возложенных на них государственно значимых задач». Часть этих объединений содержится за государственный счет. Например, в 2000 году на финансирование 24 общественных организаций было выделено 0,14 % расходной части госбюджета.

В частности, одной из этих 24 организаций была православная церковь. В условиях несформированности гражданского общества религиозные структуры оказались едва ли не единственными массовыми организациями, относительно автономными от президентской вертикали. Для авторитарного режима такая ситуация неприемлема. Поэтому власти запустили процесс огосударствления православной церкви, превращения ее в важное звено контроля государства над духовной жизнью общества.

22 апреля 2010 года, выступая на заседании священного синода, Лукашенко сказал: «Залогом уверенности и веры белорусов есть сильная власть, а ее главным союзником и помощником в решении как духовных, так и политических вопросов всегда была и остается православная церковь». Два раза в год (на Рождество и Пасху) Лукашенко вместе со всем высшим руководством страны приходит в Кафедральный собор, публично приветствует верующих, иногда выступает с политической программой. Глава православной церкви Беларуси митрополит Филарет сидит в президиумах разных официальных собраний, и президент обращается к нему почти так же, как к членам своей администрации («наш Филарет»). Образец взаимоотношений между властью и церковью был продемонстрирован телевидением 18 декабря 2001 года. Во время встречи с президентом митрополит Филарет заявил: «Сегодня мы очень кратко рапортуем Вам, глубокоуважаемый Александр Григорьевич, что жизнь Белорусской православной церкви течет нормально. Есть успехи, есть трудности, вполне естественные, которые выдвигает жизнь. Мы благодарим за возможность новой встречи с нашим президентом».

В 1997 году под видом общественной молодежной организации по аналогии с комсомолом власти создали Белорусский патриотический союз молодежи (БПСМ). Выступая на II съезде союза, Лукашенко констатировал: «Ваша патриотическая организация, в адрес которой было послано так много критических стрел три года назад, состоялась как государственная организация». Позднее БПСМ трансформировался в Белорусский республиканский союз молодежи (БРСМ), который является теперь узловым звеном в политике контроля государства над молодежью. Он стал частью властной вертикали. В организацию вбуханы немалые госбюджетные средства. Членам БРСМ предоставлены льготы в сфере сервиса и отдыха. Иначе говоря, происходит элементарный подкуп в обмен на лояльность. В независимых СМИ приводилось много фактов принуждения молодых людей вступать в этот союз.

То же самое можно сказать и о методах формирования организации «Белая Русь», так что Лукашенко даже пришлось отмежеваться от нее.

Огосударствление профсоюзов

Установление контроля над гражданским обществом было невозможно без полного подчинения государству самого массового общественного объединения — профсоюзов. Федерация профсоюзов Беларуси (ФПБ) — организация, оставшаяся в наследство от советской эпохи. Как и все общественные организации того времени, она была придатком государственного аппарата. После краха коммунистического строя федерация осталась полугосударственной структурой, в какой-то мере дублирующей Министерство социальной защиты. Официальные профсоюзы выполняли функцию буфера, который гасил недовольство работающих. Хотя время от времени ФПБ пыталась отстаивать интересы наемных работников, вступала в конфликт с правительством.

Однако даже относительная независимость профсоюзов от государства вызывала у властей естественный дискомфорт. Последней каплей, переполнившей их чашу терпения, стало выдвижение председателя ФПБ В. Гончарика кандидатом в президенты на президентских выборах 2001 года. Началась война на уничтожение. Дискредитация в СМИ сопровождалась попыткой расколоть профсоюзы, давлением на профсоюзных руководителей с помощью администраций трудовых коллективов. Тон вмешательству государства в профсоюзные дела задавал сам Лукашенко. Он публично давал соответствующие указания главе Администрации президента М. Мясниковичу («Я уже, Михаил Владимирович, Вам говорил: «Вы своей честью и авторитетом отвечаете за выборы в профсоюзных комитетах»»), министру промышленности А. Харлапу («Некоторые профсоюзные лидеры по-прежнему занимаются политикой… Что, этого не видит министр промышленности Анатолий Дмитриевич Харлап? Видит, но считает, что профсоюзные дела должна решать федерация. И происходит подобное уже не один год. Даю вам еще два месяца. Будете готовы доложить раньше — приходите и докладывайте»).

Решающий раунд борьбы за контроль над профсоюзами произошел после президентских выборов 2001 года. Выступая в Гродно, Лукашенко открытым текстом сказал, что пока В. Гончарик остается на посту председателя ФПБ, не может быть нормального сотрудничества государства с профсоюзами. Однако пленум федерации поддержал своего лидера. Тогда в бой вступила тяжелая артиллерия. Правительство принимает постановление о запрещении собирать членские профсоюзные взносы через бухгалтерию предприятий и учреждений. Но и этого оказалось недостаточно, чтобы сломить ФПБ. И тогда был применен последний довод президента. Профсоюзам был поставлен ультиматум: или В. Гончарик уходит, или власть конфискует профсоюзное имущество. И федерация сдалась.

Сверхзадача властей состояла не просто в том, чтобы взять профсоюзы под государственный контроль, а еще и демонстративно унизить, публично выпороть, опустить ФПБ и таким образом отомстить за непослушание. И это было сделано нетривиальным способом. Власти продвинули на пост председателя федерации заместителя главы Администрации президента Л. Козика. Чтобы разговоры о независимости профсоюзного движения воспринимались как неуместная шутка.

Была полностью восстановлена советская модель роли и места профсоюзов в обществе: единая в масштабах всей страны, стройная и управляемая из Администрации президента система профессиональных союзов, охватывающая все трудовые коллективы госсектора. Государственный статус федерации проявляется многообразно: в практически поголовном членстве в профсоюзах работников госсектора, в жестком контроле администраций за деятельностью профкомов, в членстве в профсоюзах управленческих работников всех уровней вплоть до министров, то есть фактически работодателей. Создана классическая корпоративная модель профсоюзов, характерная для всех недемократических режимов.

В 2002 году, выступая на съезде профсоюзов, президент отметил, что готов передать ФПБ часть министерских функций. «Мы можем четко вмонтировать вас в процессе обновления в систему государственной власти», — сказал Лукашенко. И добавил, что в отсутствие правящей партии профсоюзы могли бы отчасти исполнять ту роль, которую играла КПСС, «взять на себя функции по сплочению, объединению общества и обеспечению идеологии». Иначе говоря, ФПБ «вмонтируется» в политический курс по тоталитаризации белорусского общества.

Отношение к СМИ

«Знаете, средства массовой информации должны быть разными. Пусть будут и государственными, пусть будут и негосударственными. Но то, что сегодня происходит на государственном телевидении… Вы же видите, что происходит: вранье идет, сплошное вранье. Я опять же не хочу упрекать журналистов, которые там работают, они просто задавлены. Вы же знаете, что сегодня начали реорганизацию государственного телевидения. Если ты неблагонадежный, с тобою контракт не заключают. Что это за дикость? Это же пещерная политика в государстве. Средства массовой информации просто насилуются. Журналисты боятся. Они же тоже люди. Когда я на своей шкуре почувствовал это давление и отсутствие всякой возможности иметь вот это окно в мир, я убедился, что телевидение нужно иметь и государственное, и негосударственное, и коммерческое. И я, будучи президентом, если так случится, никогда не буду зажимать это».

Сегодня трудно поверить, что так говорил Лукашенко во время президентской избирательной кампании 1994 года. Потому что сейчас он проводит как раз ту политику, которой тогда с искренним пафосом возмущался.

Как всякий диктатор, Лукашенко рассматривает средства массовой информации в качестве придатка государства, части идеологического аппарата. «Журналистика — профессия государственная», — уверен президент и призывает журналистов «становиться государственными людьми».

Хорошо понимая роль СМИ в политической борьбе, он сразу же после прихода к власти поспешил взять их под свой жесткий контроль. Была введена монополия государства на радио и телевидение. Центральные и местные газеты, имевшие статус государственных, были переподчиневы исполнительной власти.

Лукашенко убежден, что о нем можно и нужно писать только хорошее. «К сожалению, далеко не все стремятся честно сотрудничать с законно избранным президентом», — с удивлением констатировал он через полгода после победы на первых президентских выборах и вступил с независимыми СМИ в непримиримую борьбу. Посыпались угрозы: «Если какая-нибудь газета допустит хоть малейшую неточность — не будет газеты… Закрою!» 2 октября 1995 года, выступая по телевидению, глава государства заявил, что для независимых СМИ «лимит времени исчерпан», и посоветовал им «потом не обижаться». А после референдума 1996 года и изгнания оппозиции из парламента он объявил журналистов своими главными противниками. Вот, например, как Лукашенко давал команду на расправу с одной из главных независимых газет: «Давайте грубо этот вопрос рассмотрим. Может быть, многим чиновникам выгодна «Белорусская деловая газета» для слива какой-то гадости друг против друга или еще против кого-то. Все есть в этой газете. Она уже осточертела всем. Так почему вы ее не закрыли?.. А газету надо бы прихлопнуть для науки другим». И газету «прихлопнули».

Война официального Минска со СМИ, как с белорусскими, так и зарубежными, давно стала делом рутинным, фирменным знаком, визитной карточкой руководства Беларуси. Международные правозащитные организации объявили Лукашенко врагом свободы слова. По оценке одной из них, Беларусь по уровню свободы СМИ занимала в 2008 году 188-е место из 195 исследованных стран.

Зачистка информационного пространства от независимых газет происходила последовательно, целенаправленно и разными способами. Чтобы зарегистрировать СМИ, нужно согласие местных властей, которое они дают редко. Министерство информации имеет право приостанавливать выход газеты. Например, в 2004 году им было вынесено 160 предупреждений 81 периодическому изданию, деятельность 25 СМИ была временно приостановлена. Газеты становятся объектом произвольных налоговых проверок, госструктурам не разрешается давать информацию негосударственным СМИ, размещать там рекламу. Ряду изданий было запрещено печататься в Беларуси, и они издавались за рубежом.

В 2007 году государство лишило возможности поступать к читателям по почте через подписку 13 газет и 16 запретило продавать в киосках. Коварство властей проявляется в том, что формально эти издания не запрещаются. Но как они попадут к читателю, если государственный монополист «Союзпечать» отказывается продавать их в киосках, а другой госмонополист «Белпочта» отказывает в праве на подписку? Легальную структуру для независимого от государства распространения прессы тоже создать невозможно, так как для этого требуется получить лицензию от властей, которую они не дают. Таким образом, независимая пресса была загнана в полуподполье.

Постоянную войну белорусские власти ведут с российскими журналистами. Тон задает президент. Вот, например, фрагмент его выступления в Верховном Совете 12 апреля 1995 года: «Я поручил теперь Управлению информации и Комитету госбезопасности найти этого журналиста, который передавал эту информацию… Кто передает? Те журналисты, которые здесь находятся. Журналисты российского радио. Я хочу вам заявить: собирайтесь и уезжайте незамедлительно в Москву, незамедлительно, пока мы не нашли вас». Из Беларуси были насильственно высланы несколько корреспондентов российских СМИ: П. Шеремет, А. Ступников, П. Селин и др.

Журналисты регулярно подвергаются арестам, избиениям. Так, 2 апреля 1997 года во время разгона манифестации в Минске было задержано 11 журналистов, а И. Халип и В. Щукин жестоко избиты. 25 марта 2000 года милиция задержала 35 сотрудников СМИ. 27 марта 2008 года в 11 городах Беларуси КГБ провел обыски в офисах и квартирах сотрудников «Радыё Рацыя», «Еурапейскага радыё», телеканала «Белсат»; пострадало 25 человек. Несколько журналистов оказались в роли политзаключенных, отсидели срок за решеткой: С. Адамович, П. Шеремет, Д. Завадский, Н. Маркевич, П. Мажейко, В. Ивашкевич.

Отсутствие обратной связи

Лукашенко добился того, чего хотел. В созданной в стране политической системе упразднены любые механизмы контроля над его деятельностью. И это формирует представление о всесилии и всевластии, полной свободе в проведении любой политики. Однако когда нормальные представительные органы (парламент, местные Советы) упразднены, то это означает, что нет «отдела технического контроля» за ошибочными решениями исполнительной власти.

Кроме того, в такой системе нет обратной связи между государством и обществом. Коммуникация между властью и населением осуществляется только в одну сторону — сверху вниз. Обратный процесс донесения обществом своих требований и претензий к государственным институтам не работает.

Можно, конечно, задать естественный вопрос: а зачем что-то придумывать, если такие методы дают нужный результат? Пока, действительно, дают. Но такая модель имеет несколько недостатков.

Прежде всего власть утратила способность разговаривать с народом, убеждать его, мобилизовывать на решение каких-то задач. Хотя в стране создана многочисленная идеологическая вертикаль, в кризисные моменты ее представители в качестве главного аргумента вызывают милицейский спецназ. Нормальная коммуникация заменяется грубой силой.

Госаппарат обеспечивает поддержку президента в основном адмиеистративно-бюрократическими методами. Когда встает задача мобилизации населения, власти прибегают к привычным командным способам. Если в ходе избирательной кампании надо собрать подписи в поддержку Лукашенко, они просто и мило разверстывают план по предприятиям, учреждениям и ЖЭСам. Когда нужно продемонстрировать всенародную поддержку президента, проводится показушное Всебелорусское народное собрание. Когда нужно организовать досрочное голосование, то деканы в приказном порядке мобилизуют студентов. Когда нужно вывести людей на пикеты перед западными посольствами, то вместо активистов БРСМ просто снимают с занятий группы тех же студентов и учащихся. Закостеневшая система действует по своей привычной логике.

Это самоупоение силой может сыграть дурную шутку в случае серьезного кризиса, когда властям потребуется действительно активная, а не пассивная поддержка. В марте 2006 года, когда протестующая молодежь соорудила на белорусском «майдане» палаточный городок, власти пытались организовать свой собственный контрмитинг в поддержку Лукашенко. И из этого ничего не получилось. Удалось лишь привезти на автобусах ветеранов. А затем, как обычно, «дискутировать» с несогласными направили спецназ.

Хотя Лукашенко и объявил, что в Беларуси создается государство для народа, но органы власти по определению не могут представлять некие коллективные интересы всего населения по той простой причине, что интересы разных слоев общества различны. И государство не в состоянии гармонизировать их даже при большом желании. Бюрократия по своей природе не может быть сейсмографом и ретранслятором народных настроений, сколько бы президент ее ни призывал.

Поэтому любые решения государственной власти нарушают и задевают жизненные интересы каких-то крупных социальных слоев и групп. Защищать их права и представлять в органах управления некому. Нормальные возможности и механизмы представительства общественных интересов, донесения их до государственных институтов перекрыты. В результате отсутствуют каналы для передачи наверх сигналов о зреющем в обществе недовольстве. В таком случае взрыв протеста происходит для власти всегда неожиданно, спонтанно. В условиях авторитарного режима народ либо безмолвствует, либо говорит языком бунта.

Отсутствие нормальных профсоюзов и иных негосударственных организаций ведет к тому, что нет амортизаторов социального протеста. И поскольку обычные для демократических стран способы защиты своих прав невозможны, то недовольство и протест естественным образом выливаются в неинституциональные формы. Единственным способом отстаивания своих требований становятся публичные акции протеста: голодовки, забастовки, митинги, шествия, перекрытие транспортных путей и др. Когда рабочим мотовелозавода не выплатили зарплату, они вышли на улицу и перекрыли Партизанский проспект в Минске. Жители Борисова, дома которых подтопило, вышли на железнодорожные пути и остановили движение поездов. Коллектив радиостанции ФПБ «Новое радио» объявил забастовку прямо в живом эфире.

В последнее время в Беларуси явственно развивается тенденция роста количества голодовок как формы протеста и защиты своих прав. Явление стало настолько частым и распространенным, что можно уже писать историю этого способа борьбы, классифицировать на виды и типы. Были голодовки индивидуальные и коллективные, экономические и политические, короткие и долгие, столичные и региональные. Голодали предприниматели, две сотни верующих церкви «Новая жизнь», три депутата Палаты представителей, политические заключенные и т. д. И это — свидетельство тяжелой социальной болезни, симптом острого кризиса взаимоотношений между властью и обществом.