Я, как только вступлю в Верховный Совет, там есть группа человек 20, которые взвиваются, как осы. Для них такой стимул гвалт устроить! Я думаю — хлопцы, занимайтесь вы там своими проблемами, я туда больше не пойду. Так они начинают меня доставать через коридор. Президент стал непременным атрибутом гвалта. Нет гвалта — нет Верховного Совета.
Многие сегодня пишут журналисты, журналисты, которые, наверное, вообще не должны писать, которые и прожили-то только 20, 22, 24, 25 лет, которых еще за руку надо водить и показывать, что такое жизнь, все долбают слева и справа и президента, и правительство. Я вам должен сказать, что лимит времени для таких людей исчерпан.
Страна впервые встретила Новый, 1995-й, год с президентом. Однако надежды на немедленное чудо, порожденные президентскими выборами, не сбывались. Экономический кризис углублялся. В первом квартале спад промышленного производства составил 26 %. С июня 1994 по апрель 1995 года реальные доходы населения уменьшились на 40 %. Инфляция в январе и феврале составила 35–40 % вместо запланированных 10 %. С 1 февраля правительство было вынуждено увеличить цены на коммунальные услуги в три раза.
В итоге разочарование в президенте привело к тому, что рейтинг Лукашенко к декабрю 1994-го — январю 1995 года снизился до 20 %. Официальные профсоюзы даже организовали акции протеста против снижения уровня жизни.
В такой сложной ситуации президент двигался по самому простому и привычному для политика советского типа пути. Своей главной опорой он сделал госаппарат, прежде всего президентскую вертикаль и силовые структуры. К началу 1995 года закончилось создание исполнительной вертикали. Анализ кадрового состава представителей президента на местах не оставлял сомнений в том, что ставка сделана на прежнюю номенклатуру. Что вполне логично, поскольку функции государства остались прежними.
Резко возросла роль силовых структур и прежде всего спецслужб. Было сформировано Управление охраны президента, подчиненное Лукашенко, в составе 300 человек. Его численность явно выходила за пределы функций охраны главы государства.
Судя по всему, существенное влияние на представление Лукашенко об экономической политике оказал его первый визит в КНР. Китайский путь реформ показался ему очень заманчивым, и он неоднократно возвращался к опыту восточного гиганта.
Прежде всего Лукашенко высказал серьезные сомнения в отношении необходимости приватизации, образно назвав ее «дурью несусветной». Президентским указом была проведена переоценка фондов всех предприятий, что увеличило их стоимость в десятки, сотни и тысячи раз. А это делало приватизацию экономически невыгодной для потенциальных инвесторов. Кроме того, глава государства приостановил деятельность специализированных инвестиционных фондов, с помощью которых должна была проводиться ваучерная приватизация. Так на годы вперед закладывался механизм торможения разгосударствления госсобственности.
К середине весны благодаря героическим усилиям главы Нацбанка С. Богданкевича удалось добиться стабилизации белорусского рубля, сбить инфляцию, сократить дотации производству. Однако этот процесс не сопровождался структурными рыночными реформами, что привело к падению эффективности экспорта и росту числа убыточных предприятий. Стремление Лукашенко не упустить рычаги управления экономикой толкали его на усиление административных методов руководства. Это проявилось в борьбе против роста цен с помощью штрафов, директивном контроле над внешней торговлей, назначении председателей колхозов, создании дискриминационных условий для частного сектора, значительном усилении роли контролирующих органов.
Несмотря на мрачные предсказания специалистов, МВФ одобрил экономическую программу белорусского правительства и принял решение о выделении кредитов Беларуси. Международная финансовая организация после долгих колебаний все-таки решила поддержать президента-популиста.
Лукашенко почувствовал вкус власти. И чем более сладким казался этот вкус, тем больше его раздражало существование каких-то границ, пределов, ограничителей — как внешних, так и внутренних — его властных действий и интенций. Что касается внешних ограничителей, то таковыми являлись международные договоры, подписанные еще прежним руководством государства, предусматривавшие частичную демилитаризацию страны. Дело в том, что к моменту избрания Лукашенко Беларусь не только оставалась ядерной державой, но была одной из самых милитаризованных стран Европы. И в соответствии с международными договорами нужно было избавляться от этого советского наследия.
Визит президента России Б. Ельцина в Минск в феврале 1995 года, совпадение позиций по вопросу расширения НАТО на восток придало Лукашенко смелости. Вскоре после этой встречи он заявил, что Беларусь приостанавливает выполнение Договора о сокращении обычных вооруженных сил в Европе, прекращает ликвидацию вооружений в связи с политикой Запада и сложностями с финансированием этого процесса. НАТО пришлось прилагать значительные усилия, чтобы побудить белорусское руководство выполнять подписанный договор. Для этого в августе 1995 года в Минск приехал министр иностранных дел ФРГ К. Кинкель.
Также серьезную озабоченность мирового сообщества, в том числе Москвы, вызвало заявление Лукашенко о приостановлении вывода из Беларуси в Россию ядерного оружия. Хоть это и оказалось неосуществленной угрозой, однако она продемонстрировала и Западу, и Востоку, что в центре Европы формируется очаг нестабильности.
Главным препятствием для установления единоличной власти Лукашенко внутри страны был Верховный Совет. Поэтому столкновение президента с парламентом, вне зависимости от поведения последнего, становилось неизбежным.
12 января 1995 года Лукашенко сам пришел на заседание Верховного Совета, чтобы побудить его быстрее принять госбюджет. При этом он пообещал больше не критиковать парламент и «вообще его не трогать». Но теперь уже все понимали, что это обещание неисполнимо.
Собственно, большинство депутатского корпуса не было идейным защитником демократии, принципа разделения властей. Верховный Совет Беларуси 12-го созыва был практически единственным парламентом на постсоветском пространстве (не говоря уж о странах Центральной Европы), который остался от коммунистического режима. Избранный в 1990 году еще при власти КПСС и на 2/3 состоящий из партийны советских, хозяйственных руководителей, он воплотил в себе худшие черты провинциальной советской номенклатуры: безыдейность, аморфность и бесхребетность в проведении политической линии, приоритет собственных корпоративных интересов перед государственными и общественными, стремление удержаться у власти любой ценой. Эксперт НЦСИ «Восток-Запад» С. Левшунов так характеризовал этот состав Верховного Совета: «Переход от статуса декоративного, провинциального парламента к статусу высшего представительного органа суверенного государства выявил психологическую, этическую, да и интеллектуальную несостоятельность значительной части депутатского корпуса… Бремя державной ответственности, невесть откуда свалившееся на него, белорусский парламент переносил с трудом».
Любопытно, что пороки и недостатки в деятельности Верховного Совета оппозиция критиковала на протяжении всех пяти лет его существования. Лукашенко, долгое время входивший в парламентское большинство, в последние годы активно защищал его, обвинял оппозиционных депутатов в предвзятости, критиканстве, дешевом популизме и т. д. Теперь же он выдвигал в адрес парламента те же критические аргументы из арсенала оппозиции, которые еще полтора года назад яростно отвергал.
Лукашенко обвинял депутатов в коррумпированности, пьянстве и — самое главное — в создании привилегий для себя. Президент умело представил парламент как главного виновника ухудшения экономического положения в стране, мешающего главе государства навести порядок. Монополизированные исполнительной властью СМИ, в первую очередь президентская газета «Советская Белоруссия» и Белорусское телевидение, интерпретировали всю деятельность парламента в русле президентской концепции. Населению неявно внушались мысли: чуть ли не за каждым кандидатом в депутаты стоят коммерческие (читай — криминальные) структуры; для оппозиции деньги идут из-за рубежа; в стране уже есть власть, избранная народом на президентских выборах, а в Верховном Совете заседают лишь политиканы, болтуны и популисты. Выступая по телевидению в День Конституции, Лукашенко заявил, что «честные депутаты уже не ходят на заседания».
Конфликт между президентом и Верховным Советом обострился в связи с предстоявшими парламентскими выборами. Конституционный срок полномочий депутатского корпуса истекал в марте 1995 года. Однако парламент назначил выборы на 14 мая, тем самым продлив свой срок полномочий. Более того, Верховный Совет сознательно не стал менять прежний закон о выборах, который сильно затруднял избрание нового парламента. Согласно ему, выборы считались состоявшимися, если на них явится свыше 50 % избирателей, а победитель должен получить фактически тоже свыше 50 % голосов граждан, принявших участие в голосовании. Большинство независимых экспертов заявляло, что порог для избрания депутатов чрезмерно высокий, и по этому закону новый Верховный Совет не будет избран.
Президент и подконтрольные ему СМИ воспользовались ситуацией с назначением даты выборов в полной мере, обвиняя депутатов в стремлении продлить свое пребывание у власти, злоупотреблении своим статусом и др. Распространялась информация, будто уже готов указ президента о роспуске Верховного Совета.
Однако вся кампания против парламента была обусловлена не только логикой борьбы со всеми препятствиями на пути к единоличному правлению, но и имела определенный прикладной смысл. К этому времени президент уже твердо решил провести референдум. Согласно Конституции, соответствующее решение должно быть утверждено Верховным Советом. И давление на парламент носило характер демонстрационного эффекта, призвано было сделать депутатов послушными и поддержать все предложения Лукашенко.
Идея проведения референдума впервые была озвучена 2 февраля 1995 года на встрече Лукашенко с руководством ветеранских организаций. К этому времени и самому президенту, и большинству населения стало ясно, что чуда не случилось, его предвыборные обещания не выполнены, социально-экономический кризис обостряется, уровень жизни людей вместе с рейтингом главы государства падает. И ему нужне было искать выход из этой сложной ситуации, в которой он оказался. Таким выходом стал референдум с четырьмя вопросами, в положительны: ответах на которые Лукашенко был уверен.
Глава государства предложил придать русскому языку равный статус с белорусским, вернуть чуть измененный флаг и герб БССР, поддержать его действия по экономической интеграции с Россией. Вначале четвертым пунктом пакета президентских предложений значился вопрос о целесообразности приватизации. Однако через некоторое время Лукашенко отказался от последнего пункта, видимо, поняв, что, поставив вопрос о приватизации и получив отрицательный ответ, можно связать себе руки в чрезвычайно важном вопросе экономической политики. И поэтому четвертый вопрос трансформировался в проблему права президента распускать парламент.
Таким образом, первые в истории независимой Беларуси парламентские выборы президент решил совместить с референдумом. Проведение этой политической кампании означало прежде всего резкий уход в сторону от насущных проблем, стоящих перед страной, отвлечение внимания населения от оценки тогдашней политики властей.
Лукашенко решил сконструировать ситуацию лета 1994 года, использовать апелляцию к народу как убойное оружие против оппонентов, перевести игру на свое политическое поле и на этой основе повторить триумф предыдущего года. Положительные ответа на поставленные вопросы можно было бы объявить вотумом доверия президенту. Предлагаемый референдум косвенным образом влиял и на результаты выборов, ибо задавал идеологический фон всей избирательной кампании, сосредоточивал предвыборную борьбу вокруг названных вопросов. Это было выгодно левым и пророссийским политическим партиям, которые сразу же поддержали идею президента. Известный белорусский политолог Юрий Дракохруст смысл референдума определил так: «На самом деле на него выносятся вовсе не те вопросы, вокруг которых сломано столько копий. Вопрос один: «Согласны ли вы с тем, что власти позволено всё?»».
Референдум взорвал политическую ситуацию в стране. Дело в том, что белорусский язык в качестве государственного, герб «Погоня» и бело-красно-белый флаг были важнейшими символами белорусского суверенитета, строительства национального государства, залогом необратимости происшедших перемен. Казалось бы, среди элиты по этим вопросам существовал консенсус. Кстати, сам Лукашенко, будучи депутатом, голосовал за эти символы. И вот теперь он нарушил эти неписаные табу.
Как уже отмечалось, вопросы, выносимые президентом на референдум, должен был утвердить Верховный Совет. Однако у парламента возникли возражения. Дело в том, что закон о референдуме запрещал вынесение на всенародное голосование тем, которые нарушают гарантии существования белорусской национальной культуры и языка. Многие юристы утверждали, что это относится к вопросу о языке, флаге и гербе. Кроме того, возвращение к советской символике могло рассматриваться за рубежом как признак коммунистического реванша, к чему не было морально готово даже номенклатурное большинство Верховного Совета.
Не менее спорным был вопрос о праве президента распускать парламент в случае нарушения последним Конституции. С юридической точки зрения особого смысла в этом вопросе не было. Дело в том, что за соответствием законодательных актов Основному Закону следил специально созданный для этого орган — Конституционный суд. И зачем Верховному Совету «нарушать» Конституцию, если он имел право ее изменять и в любой момент мог воспользоваться им? Кроме того, законы, принимаемые парламентом, могли вступить в силу только после подписи президента (кроме случая, когда президентское «вето» преодолевалось большинством в 2/3).
11 апреля 1995 года Лукашенко пришел в Верховный Совет, чтобы своим личным присутствием и участием в заседании побудить парламентариев утвердить вопросы референдума. Чтобы не допустить его проведения, 19 депутатов оппозиции пошли на отчаянный шаг: объявили голодовку прямо в зале заседания и уселись около трибуны. Это определенным образом повлияло на остальных парламентариев. Первый вопрос о придании русскому языку наравне с белорусским статуса государственного не получил поддержки большинства. Не набрало нужного числа голосов и предложение о смене символики. Тогда Лукашенко взял слово и заявил, что дальнейшее голосование не имеет смысла, ибо его предложение по референдуму было комплексным, пакетным. Тем не менее, Верховный Совет продолжил голосование и отверг еще один вопрос — о праве президента распускать парламент. Было поддержано только предложение об экономической интеграции с Россией.
В ответ Лукашенко пригрозил распустить Верховный Совет своим указом и заявил, что возьмет ответственность за проведение референдума на себя. «Я ни на йоту не отступлюсь от своих предложений», — подчеркнул он.
Голодающие депутаты оппозиции остались в зале заседаний Верховного Совета на ночь. Комендантская служба потребовала покинуть помещение под предлогом того, что будто бы поступил телефонный звонок о минировании здания. Однако голодовщики отказались уходить. Тогда в три часа ночи, когда большинство их уснуло, в зал вошли спецназовцы в масках, избили депутатов и силой вытащили из помещения. В книге А. Федуты «Лукашенко: Политическая биография» тогдашний руководитель президентской администрации Л. Синицын вспоминает, что они вместе с президентом приехали в «заминированный» Дом правительства, и глава государства сам руководил этой операцией и контролировал ее ход.
Избиение было жестоким, например, у 3. Позняка с мочой шла кровь. Причем так поступили с известными всей стране политиками, облеченными депутатской неприкосновенностью, которых люди могли видеть по телевизору почти каждый день. Это потом оппозицию стали бить регулярно и много, к этому уже все привыкли. А тогда у политизированной публики событие вызвало шок.
Назавтра сторонники оппозиции вышли на площадь Независимости, но были жестоко разогнаны ОМОНом. Председатель Верховного Совета М. Гриб заявил, что «Беларусь как никогда близка к гражданской войне». Прокуратура возбудила уголовное дело по факту избиения. Писатель Василь Быков заявил: «Беларусью руководит хунта».
Утром после скандальных ночных событий М. Гриб позвонил президенту, и тот уверял, что не имеет к ним отношения, он никого не разгонял, ничего не знает, но во всем разберется.
В тот же день Лукашенко пришел в Верховный Совет. Теперь он признал, что каждые 30 минут получал информацию о том, что здесь происходило, и охрана действовала по его приказу. Президент объяснил необходимость применения силы агрессивным поведением самих оппозиционеров, представляя их чуть ли не террористами: «Повынимали ножи, достали лезвия. Первое, говорят, вскрываем вены, отрезаем себе головы, и вас повырезаем, кровью зальем здесь все. Ну, извините, такие угрозы в резиденции президента — это уж слишком». На самом деле большинство голодающих в это время уже спало.
В то же время глава государства отрицал, что депутатов били, и в подтверждение своей версии пообещал показать по телевизору видеопленку с записью этого события. Однако это обещание так и не было выполнено. Пленку не только не показали по телевидению, но даже не предоставили следователю прокуратуры, который вел данное уголовное дело. Потому что она как раз зафиксировала, как депутатов били. Позднее Лукашенко проговорился, признав факт избиения: «Чуть-чуть кому-то намяли бока, так уже расплакались… Разве это по-мужски?».
Через 14 лет он интерпретировал этот эпизод так: «Мои противники устраивали забастовки в парламенте, лежали на трибунах, не давали работать, я их ночью вывозил к женам. Нельзя было применять насилие, особенно после ельцинской стрельбы по «Белому дому»».
Эти события вызвали сильный международный резонанс, но имели слабый отклик в белорусском обществе. Интереснее всего была реакция большинства депутатов Верховного Совета. Применение президентом силы настолько их испугало, что они отменили свои предыдущие решения и дружно поддержали все четыре вопроса, вынесенные Лукашенко на референдум. По трем первым из них всенародное голосование было объявлено обязательным, а по вопросу о праве президента распускать парламент — консультационным. Стрелять из пушек по парламенту, как в России, не потребовалось. То, что в соседней стране вылилось в трагедию, в Беларуси закончилось фарсом. А Лукашенко, применив грубую силу против политических оппонентов с депутатским статусом, переступил еще через одно табу.
Для достижения нужного результата на референдуме президентская команда продолжала начатый в предыдущем году прессинг на СМИ. Был издан приказ руководителя Администрации президента Л. Синицына, обязывающий взять под контроль исполнительной вертикали все газеты местных Советов, которые в большинстве районов являлись единственными местными периодическими изданиями. Действуя шаг за шагом, начав со смены редакторов тех газет, где учредителем было правительство, президент через какое-то время решился сменить и редактора парламентского издания — «Народной газеты» — И. Середича, что было грубейшим нарушением закона. Был отключен негосударственный «8-й канал» телевидения.
Референдум состоялся 14 мая 1995 года. То, что на все четыре вопроса будут получены положительные ответы, легко было предсказать по первому (о языке) и третьему (об отношениях с Россией) вопросах населенне давно и твердо определилось. Об этом свидетельствуют многочисленные социологические опросы на протяжении предыдущих четырех лет. Что касается второго (о символике) и четвертого (о праве президента распускать парламент) вопросов, то положительный ответ на них был искусственно сформирован официальной пропагандой накануне референдума. Никаких серьезных дискуссий по проблемам, выносимым на всенародное голосование, не было. Государственные СМИ «играли в одни ворота» строго по плану пропагандистской кампании, разработанной в Администрации президента.
Наиболее ярко все подтасовки и нарушения закона в ходе народного волеизъявления проявились при голосовании по символике. Во-первых, избирателям требовалось дать один ответ на два разных вопроса, касающихся герба и флага. Во-вторых, задавался вопрос о новых символах вообще, а не о конкретных, которые президент обещал напечатать в каждом бюллетене, но не сделал этого. В-третьих, символы, изображенные на плакатах, и те образцы, за которые голосовали депутаты, утверждая вопросы референдума, оказались разными. (В гербе, например, появился контур Беларуси и звезда). В-четвертых, на официальных плакатах, вывешенных на избирательных участках (на многих они висели и в день голосования), было зачеркнуто слово «против», т. е. велась односторонняя агитация, что запрещено законом.
Итоги референдума следующие. В нем приняло участие 65 % избирателей. За придание русскому языку статуса государственного проголосовало 83 % пришедших на избирательные участки, за новые государственные символы — 75 %, за действия президента, направленные на экономическую интеграцию с Россией, — 82 %, за необходимость изменений в Конституции, предоставляющих право президенту распускать парламент в случае грубого нарушения последним Основного Закона, — 78 %.
Согласно закону, решения, принятые на референдуме, вступали в силу только после утверждения их Верховным Советом. Однако 16 мая, сразу же после обнародования результатов референдума, без решения парламента на государственных учреждениях были вывешены новые флаги. Управляющий делами президента И. Титенков лично поменял флаг на здании Администрации президента, разорвал старый бело-красно-белый флаг и расписался на лоскутах. Победу над национальной символикой запечатлели на видеокамеру — для истории. Все это напоминало пляски язычников.
Итоги референдума, в частности, голосование за русский язык, старую символику, экономическую интеграцию с Россией подтвердили зафиксированную президентскими выборами ностальгию большинства населения Беларуси по СССР. И даже утвердительный ответ на четвертый вопрос референдума (о праве президента распускать Верховный Совет) отразил типично советские представления большинства голосовавших о функциях парламента и президента. Итоги всенародного голосования свидетельствовали о недостаточной зрелости белорусской государственности, зыбкости суверенитета, глубоком общественном расколе в отношении фундаментальных ценностей.
Не менее драматически проходила и избирательная кампания по выборам нового состава Верховного Совета 13-го созыва. Политические силы и отдельные граждане проявили значительную активность. Было выдвинуто в среднем 9 кандидатов на одно депутатское место. 54 % из них представляли партии.
Судя по высказываниям и действиям Лукашенко, в ходе этой избирательной кампании он ставил перед собой несколько задач, которые, впрочем, сводились к одному: ему не нужен сильный и независимый от исполнительной власти парламент. Прежде всего он стремился принизить роль и значение Верховного Совета в жизни общества, дискредитировать саму идею парламентаризма в глазах населения. Дескать, в стране уже есть власть, избранная народом, — это президент. А все остальные ветви власти только мешают ему управлять государством. Официальные СМИ неявно, но отчетливо поносили демократические принципы устройства государственной власти, ставили под сомнение необходимость представительных органов.
Идеальным вариантом для Лукашенко было бы неизбрание нового парламента. Тогда старый состав Верховного Совета оказывался в положении, говоря американским политическим языком, «хромой утки» — его легитимность была бы сомнительна, он не смог бы стать реальным противовесом президентской власти. Выше отмечалось, что Верховный Совет поступил безответственно, приняв закон о выборах с высоким избирательным порогом (свыше 50 %), который сильно затруднял избрание нового парламента. Но и Лукашенко, прекрасно понимая это, тем не менее подписал закон, разделив таким образом ответственность с депутатами за все возможные последствия.
Президент и его команда прилагали настойчивые усилия, ориентированные на провал выборов. Кроме дискредитации Верховного Совета в государственных СМИ, задержки с финансированием избирательных комиссий, Лукашенко 30 марта 1995 года издал Указ «Об обеспечении равных возможностей граждан при подготовке и проведении выборов депутатов Верховного Совета Республики Беларусь». Сам факт изменения закона о выборах президентским указом вызвал протесты в политической среде. Но еще больше вопросов вызвало его содержание. Указ запрещал использование кандидатами в депутаты любых денег, кроме небольшой суммы, выделяемой государством на ведение агитационной кампании, которой хватало только на то, чтобы обеспечить печатными материалами 1/15 часть квартир в округе. Партиям, общественным организациям, хозяйственным субъектам, отдельным гражданам не разрешалось оказывать кандидатам никакой материальной помощи. Запрещалось использовать также личные средства. Это максимально снижало масштабы избирательной кампании.
Под предлогом обеспечения кандидатам в депутаты равных возможностей указ ограничивал освещение избирательной кампании общенациональными государственными СМИ. В результате выборы проходили в условиях искусственно созданного информационного вакуума.
Но Лукашенко и этого показалось мало. Он пошел на шаг, необычный для руководителя государства, признающего себя демократическим. Из уст президента прозвучал публичный, хотя и завуалированный призыв к гражданам бойкотировать выборы. 20 апреля 1995 года во время встречи с журналистами Лукашенко перед телекамерами, отвечая на вопрос, за кого он собирается голосовать, заявил: «Я ни за кого не буду голосовать. Ни за кого. Все равно обманут. Одни ушли со льготами, вторые придут — льготы прихватят. И еще президента будут давить. Не потому, что я тут против выборов. Ради Бога!.. Но я не пойду голосовать».
Во всех этих действиях президентской команды просматривалась еще одна логика. Если не удастся решить задачу-максимум — сорвать выборы, то можно попытаться реализовать задачу-минимум: избрать слабый, несамостоятельный, зависимый от исполнительной власти парламент.
Исходя из такой логики, Лукашенко решительно высказался против введения пропорциональной избирательной системы, заявив, что не подпишет такой закон. Видимо, он считал, что контроль над выборами со стороны президентской вертикали легче осуществлять тогда, когда они будут проходить по мажоритарным округам. Кроме того, избранный по партийным спискам Верховный Совет мог оказаться хорошо структурированным и организованным, с сильными фракциями. Такой парламент трудно поддавался бы давлению со стороны исполнительной власти.
Поддержка Лукашенко избирательной планки в 50 % также строилась на корыстном политическом расчете. Было известно, что избирательная активность в крупных городах значительно ниже, чем в провинции, сельских округах. Поэтому при сохранении положения закона о 50 % увеличивалась вероятность того, что выборы не состоятся именно в Минске и других крупных городах, где политическое самоопределение населения как раз наибольшее и где прочнее позиции оппозиционных партий.
Фактический запрет государственным СМИ участвовать в избирательной кампании, искусственное создание информационного вакуума не способствовали избирательной активности населения и привели к тому, что значительная часть избирателей делала окончательный выбор в кабине для голосования, где они впервые знакомились со всем списком кандидатов Следствием этого явился невиданный для демократических стран фактор случайности. Расчет исполнительной власти делался на то, что в таких условиях в депутаты пройдут неизвестные, деполитизированные люди, которыми можно легко манипулировать.
Совместные усилия депутатов и президента принесли свои плоды. После двух туров было избрано всего 119 депутатов из необходимых 260. (Согласно закону, чтобы Верховный Совет мог начать работу, необходимо было избрание как минимум 174 депутатов). В большинстве округов выборы либо не состоялись по причине того, что на избирательные участки явилось меньше 50 % избирателей, либо ни один из кандидатов не набрал нужного количества голосов (50 % плюс один голос).
Из 119 избранных депутатов 54 были беспартийные. 30 депутатов представляли Аграрную партию, которую называли партией председателей колхозов, 27 — Партию коммунистов Беларуси. Таким образом, референдум и парламентские выборы подтвердили тенденцию полевения общества, зафиксированную на президентских выборах. Возвращение красного флага было дополнено избранием «красных» депутатов.
Референдум и майский этап парламентских выборов 1995 года имели важное значение для страны. Они закрепили общественный выбор, сделанный в предыдущем году в ходе избрания президента. Антикоммунистический и «антиэсэсэровский» импульс, полученный в ходе Горбачевской перестройки, к концу 1991 года быстро иссяк. Большинство из того, что удалось завоевать национально-демократической оппозиции на тот момент, закрепить и сохранить не удалось. Откат назад произошел прежде всего в идеологической сфере. С момента обретения страной независимости в системе образования, отчасти в СМИ вместо советской идеологии стала постепенно утверждаться концепция белорусского национального возрождения. Однако в массовом сознании бело-красно-белый флаг и герб «Погоня», как и белорусский язык, воспринимались не столько как национально-государственные символы, сколько как атрибуты БНФ. Пришедшие вместе с независимостью, они оказались как бы виновными за все тяготы и беды, обрушившиеся на головы людей за последние годы.
Референдум положил конец попыткам государства на протяжении 1990–1995 годов поднять, укрепить статус белорусского языка в обществе. Период, который, возможно, войдет в историю как «вторая белоруссизация» (первая была в 1920-е гг.), завершился без значительных и заметных успехов в этом направлении. После референдума начался обратный процесс. Решающую роль сыграла позиция президента.
Если в 1994–1995 учебном году на белорусском языке обучалось 60 % первоклассников, то в 1995–1996 — 32 %, а в 1996–1997 учебном году -18 %.
В Минске из 110 белорусскоязычных школ осталось 17, а в Гродно из 27 — только 11.
Восстановление советской символики, праздника Октябрьской революции, отказ от появившихся за годы независимости некоторых учебников по гуманитарным дисциплинам лишь дополняли общую картину.
Референдум был рубежом, положившим начало смене государственной идеологии. Вместо идеи белорусского национального возрождения в стране стала утверждаться идеология «славянского единства» или, говоря по-другому, панславизма.
Итак, в результате провала выборов в Верховный Совет страна оказалась без парламента. Кроме того, одновременно с референдумом и парламентскими выборами проходили выборы местных Советов. В ряде городов (Минск, Гродно) и регионов они тоже не состоялись. Государство оказалось без полноценной представительной власти. Большинство экспертов характеризовали ситуацию, сложившуюся в результате неизбрания парламента, как политический кризис, кризис демократии, конституционно-правовой тупик. Однако, похоже, основная часть политической элиты этого не осознала или же не видела ничего страшного в сложившейся ситуации.
Единственным победителем прошедшей электоральной кампании оказался Лукашенко. Это был его новый триумф. Он получил все, что хотел. Положительные ответы на вопросы референдума, инициируемого Лукашенко, интерпретировались официальными пропагандистскими службами как вотум доверия главе государства, поддержку его политического курса. В какой-то мере это было действительно так. Сам он воспринял итоги референдума как карт-бланш на дальнейшую концентрацию власти в своих руках.
Кроме того, безоговорочное преимущество левых партий, полученное в ходе майских выборов, означало, что президент получил мощного союзника, ибо разногласия между ними носили непринципиальный характер. Главный противник Лукашенко — БНФ и его союзники — потерпел сокрушительное поражение. Неизбрание нового парламента развязывало президенту руки и создавало прекрасные возможности для политического манипулирования, постепенного формирования авторитарного режима.
Референдум был для Лукашенко еще одним рубежом. Он стал сигналом для окончательного отказа от рыночных реформ, консервации существующей экономической модели, ибо именно такой курс получил одобрение общества.
После провала парламентских выборов перед политическим классом Беларуси встал вопрос, что делать, чтобы выйти из конституционного кризиса. Старый Верховный Совет 12-го созыва считал, что он должен продолжать работать до избрания нового состава парламента.
Позиция президента была противоречивой. Он колебался, высчитывая для себя оптимальный вариант. Конечно, лучше всего, чтобы парламента не было совсем. Но в той ситуации это было нереально. Поэто му в качестве задачи-минимум Лукашенко добивался того, чтобы страна оказалась с очень слабым, полулегитимным высшим представительным органом власти.
Еще перед референдумом и выборами, прощаясь с депутатами на последней сессии Верховного Совета 12-го созыва, президент заявил что, возможно, им еще «придется сотрудничать и год, и два». Из этого тезиса можно сделать два вывода. Во-первых, Лукашенко догадывался что по существовавшему закону о выборах новый Верховный Совет избран не будет, иначе зачем сотрудничать со старым составом парламента, который прекращал свою работу. Но если догадывался, то почему подписывал и тем самым позволил плохому закону вступить в силу? Во-вторых, президент признавал легитимность старого парламента в том случае, если новый не будет избран. Запомним это высказывание.
В середине июня 1995 года Верховный Совет 12-го созыва провел заседание и взял на себя исполнение функций парламента до тех пор, пока не будет избран его новый состав. Лукашенко пришел на это заседание, выступил на нем, заявил, что нуждается в существовании парламента и «согласен с теми, кто говорит о политическом кризисе. Более того, мы в политическом тупике. И теперь надо искать не виновных, а выход».
Однако дальнейшее поведение президента совершенно не соответствовало высказанным им благим пожеланиям. Лукашенко объявил, что Верховный Совет 12-го созыва нелегитимен, он не будет признавать его решений, если парламент соберется на очередную сессию. Но тут же заявил, что «я признаю функции депутатов только на случай чрезвычайной ситуации». Тезис восхитительный, заставивший всех юристов схватиться за голову, ибо легитимность не может зависеть от ситуации: либо она есть, и тогда старый Верховный Совет должен действовать постоянно как полноценный парламент, либо ее нет, но тогда решения этих депутатов не имеют юридической силы даже в «чрезвычайной ситуации».
Но Лукашенко выступил с другой инициативой. Он предложил объявить новый Верховный Совет 13-го созыва полномочным при наличии 2/5 от полного состава. Расчет был достаточно тонкий. Если новые депутаты принимают его предложение, то страна получает неполноценный, нелегитимный парламент, не представляющий большинства населения. Такой законодательный орган должен быть послушным президенту, ибо будет ощущать свою ущербность.
Если же новые депутаты отказываются от такого предложения (а именно так и произошло), тогда страна на неопределенное время остается без парламента. И вот тогда Лукашенко готов взять на себя его функции: «В области экономики буду подписывать все необходимые указы даже на уровне законов… Если будет надо, президент утвердит бюджет своим указом».
Иначе говоря, Лукашенко взял четкий курс на установление «прямого президентского правления», которым он начал пугать Верховный Совет еще весной. Что это означало в правовом смысле, понять было трудно, ибо ни в Конституции, ни в законах такого термина не было. Тем не менее, президенту это выражение понравилось, и он его стал употреблять все чаще, по мере нарастания конституционного кризиса.
Забрав в свои руки все бюджетные расходы, которыми он отныне стал распоряжаться бесконтрольно, Лукашенко стал перераспределять их в пользу госаппарата, силовых структур. Он все больше входил во вкус власти, стал меньше стесняться. Он заказал себе дорогой самолет, построил теннисные корты, увеличил собственную охрану до 260 человек.
Председатель Контрольной палаты В. Сакович, выступая на сессии Верховного Совета с информацией об исполнении госбюджета в первом полугодии 1995 года, констатировал, что, согласно официальным данным, расходы на содержание аппарата управления в сравнении с соответствующим периодом предыдущего года возросли в два раза. При этом, по оценкам Контрольной палаты, бюджетная статистика не отражает действительной картины. Реальные расходы были больше на 30–40 %. (В скобках заметим, что одним из тезисов избирательной кампании Лукашенко было требование сокращения госаппарата и расходов на его обслуживание).
Резко возросли роль и влияние Управления делами президента в экономической жизни страны и государственной политике. Указами главы государства на его баланс были переданы по всей стране несколько сот наиболее престижных административных и офисных зданий, баз отдыха, гостиниц и т. д. Это ведомство стало самым крупным арендодателем в стране, получающим большие прибыли. Очень быстро распространяться слухи, что полученные доходы идут не в госбюджет, а в специальный президентский фонд, существование которого не предусмотрено никакими правовыми актами. Верховный Совет поручил Контрольной палате проверить хозяйственную деятельность Управление делами президента, но контролеров не пустили даже на порог, ссылаясь на распоряжение главы государства.
Новым рубежом на пути формирования в стране авторитарного режима стало насильственное подавление забастовки метрополитеновцев. 17 августа машинисты электропоездов Минского метро прекратили работу и потребовали повышения зарплаты. Однако чисто экономический конфликт Лукашенко в свойственной ему манере воспринял едва ли не как заговор против себя: «Эти силы хотят сделать так, как в Польше, где «Солидарность» смяла структуры и пришла к власти». И он разрешил этот конфликт единственно понятным ему способом — силой. По свидетельству тогдашнего заместителя председателя КГБ В. Кеза, президент потребовал найти недалеко от Минска лагерь, захватить всех забастовщиков, свезти туда и закрыть под охраной. Однако этому воспротивились руководители силовых структур. Лишь 21 августа были задержаны 20 человек, включая депутата Верховного Совета С. Антончика. Все участники забастовки были уволены с последующим запретом на работу по специальности, некоторых судили.
Все это сопровождалось вопиющим нарушением закона со стороны правоохранительных органов. Отвечая на вопросы депутатов, заместитель генерального прокурора заявил, что руководствуется не Конституцией, а указом президента, сообщенным ему по телефону (!). Этим неопубликованным указом руководствовались и суды. А заместитель военного прокурора сообщил, что депутат С. Антончик вовсе не арестован, а трое суток находился под стражей по собственному желанию. Лишь спустя некоторое время появился Указ «О некоторых мерах по обеспечению стабильности и правопорядка в Республике Беларусь». Этим документом приостанавливались нормы законов о депутатском иммунитете, а также деятельность профсоюзов, причастных к забастовке.
А между тем Лукашенко продолжал затяжную позиционную борьбу против старого состава Верховного Совета, используя весьма сомнительные методы. Вот только один пример. Указ об изъятии у парламента автотранспорта был обжалован в Конституционном суде. Через несколько месяцев после того, как машины были отняты, суд собирался рассмотреть этот вопрос. И вот в день заседания президент отзывает свой указ. Конституционный суд прекращает дело, после чего Лукашенко издает распоряжение, которое дублировало содержание отмененного указа. Однако закон не предусматривал обжалование такого законодательного акта, как распоряжение президента. В итоге победил хитрейший.
5 сентября 1995 года Верховный Совет 12-го созыва после летних каникул возобновил свою работу. Лукашенко это очень не понравилось. Он-то думал, что парламента больше нет. Президент заявил, что депутаты хотят дестабилизировать обстановку в стране, он не признает их полномочия и не намерен отчитываться перед ними о выполнении бюджета.
Тем не менее, Верховный Совет продолжал свою работу. Главным вопросом стал избирательный закон. Первоначально депутаты отказывались вносить любые коррективы в закон о выборах, но в сентябре они изменили свою позицию. Чтобы новый парламент был избран, Верховный Совет внес поправки в этот закон, снизив количество избирателей, необходимых для признания выборов состоявшимися, с 50 до 25 %.
Это вызвало еще большее недовольство президентской команды. Мало того, что старый состав парламента продолжал работу, так он еще прилагал усилия, чтобы был избран новый полноценный Верховный Совет. Глава Администрации президента Л. Синицын, выступая на сессии, протестовал против этих поправок в закон. Сам Лукашенко заявил, что не будет выполнять измененный закон о выборах.
В работе сессии Верховного Совета был объявлен короткий перерыв, и он должен был возобновить свою работу 3 октября. В это время на депутатов оказывалось сильное давление со стороны структур исполнительной власти. Им несколько месяцев не выдавали зарплату. Часть из них президент назначил на руководящие должности в госаппарате, других запугивали. Телевизионное выступление Лукашенко накануне этой даты с угрозами в адрес депутатов не оставляло сомнений в том, кто является организатором этой кампании.
3 октября 1995 года Верховный Совет не смог начать свою работу, ибо не было кворума. Президент добился своего. Так закончил деятельность старый состав парламента. Правда, Президиум Верховного Совета продолжал выступать с заявлениями, но это единственное что ему оставалось.
Фактически разогнанный Верховный Совет сохранил единственное право: обращаться за помощью в Конституционный суд (КС). Согласно закону, правом обращения в суд обладал глава парламента. То есть, оказавшись неспособным защищать демократию и закон, Верховный Совет перенес всю тяжесть этой исторической ответственности на Конституционный суд. Последний неожиданно для самого себя стал главным фактором защиты демократии и предотвращения установления открытой диктатуры.
КС оказался в крайне затруднительном положении. С точки зрения юридической никаких проблем президентские указы не представляли. Их неконституционность была очевидна даже неюристам. Проблема в том, что Конституционный суд оказался морально не готовым к решительным действиям в защиту закона. Все предыдущие решения этого органа были ориентированы на поиск «золотой середины», стремление удовлетворить всех. И это до сих пор удавалось.
Однако такая компромиссная позиция совершенно не устраивала президентскую команду. Давление на суд усиливалось. Еще весной в СМИ распространяли информацию, будто председатель Конституционного суда В. Тихиня «снят с работы» президентом.
К этому времени относится один характерный эпизод, очень точно иллюстрирующий отношение Лукашенко к КС. Александр Григорьевич неоднократно выказывал недовольство принятыми парламентом законами «О Президенте» и «О Верховном Совете», в которых, на его взгляд, депутаты неправомерно расширили свои полномочия в ущерб полномочиям главы государства. Однако Лукашенко не делал официального обращения в Конституционный суд, считая, что последний должен по своей инициативе рассмотреть этот вопрос (КС имел такое право). В «Народной газете» появилась заметка, в которой автор, судя по содержанию, представлявший Администрацию президента, выдвигал против председателя Конституционного суда такое обвинение: «Тихиня ожидал какого-то особенного обращения Александра Лукашенко, чего тот не собирался делать именно по юридическим мотивам».
Казалось бы, что за проблема, почему президент не хочет обратиться в КС в отношении закона, который его не устраивает? Но дело в том, что Лукашенко считал это унижением для себя, потерей лица. Глава государства пишет жалобу на другую ветвь власти — это уже проявление слабости. Кроме того, обращение в Конституционный суд означало признание того, что есть орган, который в чем-то выше президента. А это для Лукашенко былр просто невыносимо, противоречило образу всесильного отца нации, который он усиленно формировал.
Дело о рассмотрении двух неугодных президенту законов в Конституционном суде закончилось компромиссом. После пятичасовой воспитательной беседы судей у Лукашенко в КС все же поступило соответствующее обращение. Однако его подписал не Александр Григорьевич, а глава Администрации президента, который по закону не имел права обращаться в КС. Но, используя этот документ как формальное основание, Конституционный суд возбудил производство в отношении двух законов по собственной инициативе и признал целый ряд их положений не соответствующими Конституции.
Неудача с избранием нового парламента придала Лукашенко смелости в движении по антиконституционному пути. Он стал издавать все больше указов, вносивших изменения в существующие законы, что выходило за пределы его президентских полномочий.
В такой ситуации у судей КС было два варианта действий: либо встать на защиту закона и вступить в конфронтацию с президентом со всеми вытекающими отсюда личными негативными последствиями, либо, поступившись репутацией честных профессионалов, сохранить собственное комфортное положение. Надо отдать должное мужеству судей. Они выбрали первый вариант, отменив за год полностью или частично восемь указов президента.
Особенно большой скандал вызвали президентские указы, отменяющие ряд льгот для социально незащищенных категорий граждан. Этими указами Лукашенко приостановил действие 18 законов. Потом глава государства вступил в циничный торг с руководителями ветеранских организаций, выразив готовность отозвать один из указов при условии, если они в свою очередь отзовут своих представителей из Верховного Совета 12-го созыва. (По старому советскому избирательному закону организации ветеранов и инвалидов имели право посылать в парламент своих депутатов без выборов). Естественно, Конституционный суд отменил эти указы.
Между тем продолжалась тяжба вокруг закона о выборах. Хотя президент не подписал принятые старым парламентом изменения о снижении избирательного порога с 50 до 25 %, однако они не были возвращены в парламент в течение десяти дней, и поэтому с правовой точки зрения считались вступившими в силу. Хотя Лукашенко заявил, что не признает их, но этого было недостаточно, чтобы воспрепятствовать проведению выбору по новому закону.
Точку в этом споре должен был поставить Конституционный суд. Сам Лукашенко по-прежнему считал ниже своего достоинства обращаться в КС. Поэтому нашли такой выход: в Конституционный суд по поводу поправок в закон о выборах обратились Верховный суд, Высший хозяйственный суд и исполняющий обязанности генерального прокурора, которые тоже обладали таким правом. Эти структуры оказались более послушными Администрации президента.
Однако КС своим решением подтвердил конституционность изменений, внесенных в закон о выборах. Это вызвало недовольство Лукашенко, он характеризовал деятельность Конституционного суда как чистую политику. К кампании против этих изменений подключились вновь избранные депутаты нового парламента. Они выступили с заявлением, где утверждали, что все члены Верховного Совета должны избираться по одному закону. И КС не выдержал прессинга. Он выступил с разъяснением, что принятые Верховным Советом изменения в закон о выборах не распространяются на повторные выборы депутатов Верховного Совета 13-го созыва. Президент добился своего. Выборы прошли по старому закону.
Лукашенко какое-то время колебался в отношении решений Конституционного суда, пытаясь запугать его членов. Он вызывал к себе председателя КС В. Тихиню, угрожал, требовал «не дестабилизировать обстановку». Имея в виду решения Конституционного суда, президент публично заявил, что «я как глава государства буду поправлять всех, где надо». Иногда просил не рассматривать свой очередной указ, обещая, что сам внесет необходимые изменения, приведет в соответствие с Конституцией.
Однако вскоре убедившись, что сделать этот орган послушным не удастся, президент решил просто игнорировать его. Он перестал присылать на заседания КС своих представителей. Лукашенко несколько раз заявлял, что не будет выполнять решения Конституционного суда, а все президентские указы, признанные антиконституционными и незаконными, продолжают действовать, и должностные лица обязаны их выполнять под угрозой увольнения с работы. Между тем в Конституции было записано, что заключения КС «являются окончательными, обжалованию и опротестованию не подлежат».
Кульминацией конфликта между Лукашенко и Конституционным судом стало скромное распоряжение главы государства от 29 декабря 1995 года «О соблюдении норм указов Президента Республики Беларусь». В нем предписывалось всем государственным органам обеспечить безусловное соблюдение всех указов, отмененных КС. Причем особо оговаривалась персональная ответственность за это руководителей госучреждений.
Таким образом, вслед за устранением парламента был упразднен и Конституционный суд. То есть формально он вроде бы функционировал, принимал заключения, но они не реализовывались. Суд утратил функции, определенные ему Конституцией, и превратился в безобидную юридическую консультацию. Одна ветвь власти (исполнительная) устранила две другие и силой захватила управление государством в свои руки. Было установлено то самое «прямое президентское правление», о котором неоднократно говорил Лукашенко. Однако полностью осуществить государственный переворот помешало неожиданное избрание парламента в конце года.
Еще одним сильным раздражителем для Лукашенко стали СМИ. Осенняя избирательная кампания началась с запугивания прессы. 2 сентября было опубликовано послание президента «Главным редакторам газет, руководителям информационных агентств и других средств массовой информации Республики Беларусь». В нем Лукашенко выказал недовольство деятельностью СМИ. По его мнению, они искажают внутреннюю и внешнюю политику государства, рекламируют не того, кого надо. Чуть позже с экрана телевизора президент пустился в прямые угрозы: «Я недавно обратился к СМИ, к ведущим редакторам газет с письмом, где четко, ясно и по-человечески попросил: давайте жить дружно. Не поняли! Ну, что ж. Я только прошу, чтобы не обижались потом, как свободные профсоюзы и БНФ».
Очень скоро Лукашенко свои угрозы привел в действие. В октябре 1995 года по указанию Администрации президента было запрещено печатание на территории Беларуси и распространение по государственным каналам трех независимых газет («Белорусская деловая газета», «Имя», «Народная воля»). Они были вынуждены печататься в Литве и доставляться читателям с помощью негосударственных структур.
Референдум 1995 года имел для Лукашенко еще одно важное следствие. Он окончательно убедился в своем феноменальном умении работать с электоратом. И это побудило его строить амбициозные и еще более грандиозные планы. Судя по всему, именно в 1995 году у Лукашенко возникла мысль замахнуться на кремлевский посад. О белорусско-российской интеграции, ее мотивах и движущих силах речь пойдет в одной из следующих глав. Здесь мы лишь вскользь затронем данную проблему, ибо многие действия президента Беларуси осуществлялись с учетом этого фактора.
В частности, вопросы, вынесенные на референдум, кроме белорусского электората, были адресованы и российскому обществу. Имеется в виду не только вопрос об интеграции с Россией, но и проблемы русского языка и государственной символики. После референдума в выступлениях Лукашенко появилась панславистская риторика, идея объединения славянских православных народов. В мае 1995 года Лукашенко и премьер-министр России В. Черномырдин торжественно выкопали пограничный столб (незадолго до этого специально вкопанный), что символизировало ликвидацию таможенной границы. Таможенный союз с Россией имел в целом благоприятные последствия для белорусской экономики. За 1995 год экспорт Беларуси в Россию возрос на 80 %.
Закономерно, что концентрация власти в руках президента вызвала серьезные кадровые перемены в руководстве страны. Устранились люди, которые пытались проявлять самостоятельность, имели собственное мнение. Ушли в отставку председатель правления Национального банка С. Богданкевич, министр внутренних дел Ю. Захаренко, глава Администрации президента Л. Синицын перешел на должность вице-премьера. (Главой администрации был назначен М. Мясникович). Вместо них назначаются бессловесные, готовые без раздумий выполнять любой антизаконный указ фигуры. Эволюция совершенно закономерная для всех авторитарных режимов.
В это время в политической жизни страны произошло одно примечательное событие. Две партии либерально-демократической направленности — Объединенная демократическая партия Беларуси и Гражданская партия — объединились и создали новую — Объединенную гражданскую партию (ОГП). Причем ее возглавил только что ушедший в отставку глава Нацбанка Станислав Богданкевич. В политсовет новой партии вошли известные люди: Г. Карпенко, В. Гончар, А. Соснов, А. Лебедько, А. Добровольский, В. Шлындиков. По количеству видных политиков с реформаторско-демократическим имиджем эта партия выходила на первое место. Были созданы все предпосылки для превращения ОГП в ведущую силу демократической оппозиции.
От такого развития событий в президентской администрации ощутили смутное беспокойство. До сих пор своим главным политическим противником Лукашенко считал БНФ. И его любимым объектом для сокрушительной критики были «национал-радикалы». Майские выборы и референдум показали, что они уже для него не опасны. Теперь неожиданно появилась новая угроза. И президент отреагировал на нее в свойственном ему стиле.
В выступлении по телевидению 2 октября А. Лукашенко резко критиковал С. Богданкевича за развал финансовой системы в первой половине 1990-х годов. 3 октября в «Советской Белоруссии» и «Звязде» опубликована статья Т. Мокатовой под символическим названием «Начавшаяся проверка деятельности Нацбанка может преподнести немало неприятных сюрпризов». То есть проводилась целенаправленная дискредитация С. Богданкевича, а значит, и новой партии. Президент не один раз призывал не голосовать за «банкира». В докладе перед руководителями «вертикали» А. Лукашенко снова три раза упомянул С. Богданкевича, обвинив его в развале и уничтожении банковской системы, причем не бесплатно.
Одновременно президент начал критиковать и коммунистов, которые являлись его политическими единомышленниками. Он заявил, что не верит в коммунистическую утопию, и усомнился в том, что нынешнее руководство компартии отличается от прежнего. Ничего удивительного здесь нет. Партия коммунистов Беларуси стала одним из главных победителей майского этапа парламентских выборов. Повтори она свой успех в ходе довыборов, то превратилась бы в серьезную силу, с которой главе государства пришлось бы считаться. По его представлениям, сильный союзник — это уже конкурент.
Между тем приближались повторные выборы Верховного Со 13-го созыва, назначенные на 29 ноября. Результаты майских выборов оказали определенное воздействие на ход осенней избирательной кампании. Прежде всего сократилось количество кандидатов. Зарегистрировано 865 претендентов на 141 депутатский мандат. В среднем на округ приходилось по 6 кандидатов против 9 в весенней кампании. Две трети кандидатов представляли различные партии.
Стремление Лукашенко сорвать выборы осуществлялось более тонко и изощренно, чем во время весенней кампании, когда президент говорил, что не пойдет голосовать, потому что все равно обманут. Теперь в своих телевыступлениях глава государства призывал избирателей голосовать только за тех, кого они хорошо знают. Потом добавлял, что сам он не знает, кто баллотируется у него в округе, никто не приходил его агитировать (представьте ситуацию, как агитатор приходит в строго охраняемую резиденцию президента, чтобы изложить свою программу!). Поэтому он будет голосовать против всех, вычеркнет из избирательного бюллетеня все фамилии. Это был слегка завуалированный призыв не участвовать в выборах.
При этом именно исполнительная власть приложила максимум усилий, чтобы избирательная кампания проходила в информационном вакууме, население знало как можно меньше о своих кандидатах. Действовал тот же указ о равных возможностях, принятый накануне весенних выборов, запрещающий кандидатам в депутаты использовать любые средства, кроме выделенных Центральной избирательной комиссией. Государственным СМИ настойчиво рекомендовалось как можно меньше говорить о выборах, кандидатах в депутаты.
В этом смысле очень показательная история произошла с М. Грибом, Председателем Верховного Совета 12-го созыва, формально еще продолжавшим выполнять свои функции. Он обратился к президенту с предложением совместно выступить по телевидению и призвать население прийти на выборы. Лукашенко проигнорировал это предложение. Тогда М. Гриб попросил дать ему возможность выступить одному. Но и в этом было отказано. После этого спикер парламента обратился за помощью к российским телеканалам. Была сделана запись, в которой М. Гриб говорил лишь о важности выборов и призывал граждан прийти на избирательные участки и проголосовать. Никакой критики президента в этом выступлении не было. И тем не менее, когда два телеканала — НТВ и «Петербург» — выпустили этот сюжет в эфир, белорусские власти отключили их под предлогом профилактических работ.
Накануне второго тура выборов власти предприняли еще один отчаянный шаг, чтобы их сорвать. 9 декабря по Белорусскому телевидению выступил госсекретарь Совета безопасности В. Шейман. Он заявил, что на 700 народных депутатов разных уровней заведены уголовные дела. Цель была очень прозрачной: дискредитировать депутатский корпус, вызвать недоверие к народным избранникам и тем самым завуалированно призвать людей не участвовать в выборах. Как потом выяснилось, госсекретарь пошел на откровенную ложь. На самом деле на тот момент были заведены уголовные дела только на 24 депутатов местных Советов.
10 декабря, в день проведения второго тура выборов по Белорусскому телевидению без конца показывали лучшие художественные фильмы советских времен. Расчет был на то, чтобы побудить сидеть дома и не ходить на избирательные участки наиболее активную часть электората — людей пожилого возраста.
Однако все эти ухищрения не помогли Лукашенко. Вопреки усилиям властей и многим прогнозам в выборах 29 ноября приняло участие неожиданно большое количество избирателей — 61 %. Это всего на 5 % меньше, чем 14 мая, когда был референдум, привлекший значительное внимание граждан. Причем в Минске на избирательные участки избирателей пришло даже больше, чем 14 мая, — 56 % против 53 %.
Во втором туре 10 декабря приняло участие 53 % избирателей. В итоге из 141 округа, остававшихся вакантными после майских выборов, избранными оказались только 79 депутатов. Напомним, что весной было избрано 119 членов парламента. В сумме за две кампании набралось 198 депутатов из необходимых 260. Однако согласно закону, Верховный Совет мог начать работу при избрании как минимум 174 депутатов. Таким образом, ноябрьско-декабрьский раунд выборов завершился исторической победой белорусской демократии — избранием парламента. Однако не были избраны Гродненский областной Совет и 19 городских Советов, в том числе в Минске и во всех областных городах.
Что же подтолкнуло избирателей проявить теперь большую активность, чем в мае? Кроме привычной дисциплинированности людей старшего поколения, окончания дачного сезона, действовали и новые факторы. Часть граждан напугали угрозы установления единоличного правления Лукашенко. Сам глава государства, отвечая на вопросы журналистов на избирательном участке после голосования (он, как и обещал, вычеркнул всех кандидатов из своего бюллетеня), заявил, что если теперь депутаты Верховного Совета не будут избраны, то новых выборов не будет и он введет прямое президентское правление. На фоне положительной оценки Лукашенко гитлеровского режима, прозвучавшей по Белорусскому радио 23 ноября 1995 года, это обещание выглядело зловещим. К тому же навязчивое стремление властей сорвать выборы, что особенно явственно проявилось в скандале с несостоявшимся обращением М. Гриба, вызвало обратную реакцию.
Эту версию подтверждает и тот факт, что в ноябрьско-декабрьских выборах, по сравнению с майскими, именно электорат демократов проявил большую активность. Если весной безоговорочную победу праздновали левые партии, то теперь соотношение избранных депутатов от левых и правоцентристских партий стало практически равным: 17–19. В Минске победителем оказалась ОГП (7 депутатов). А ведь именно против ее лидера С. Богданкевича Лукашенко развернул обличительную кампанию.
Таким образом, в результате ноябрьско-декабрьских выборов президент потерпел серьезное поражение. Во-первых, такой нежеланный для него парламент был избран. Во-вторых, в ходе выборов демократический электорат подал сильный голос протеста против авторитарных интенций главы государства. В-третьих, информационный вакуум в избирательной кампании, который искусственно создал Лукашенко, дал неожиданный эффект. Поскольку избиратели мало знали о кандидатах в депутаты, они были вынуждены ориентироваться на их партийную принадлежность. В результате свыше половины состава Верховного Совета оказались членами партий, что способствовало политической структуризации парламента, его лучшей организованности и работоспособности. А это никак не входило в планы Лукашенко.
Таким образом, в результате избрания парламента страна вышла из парламентского кризиса. Как образно писала газета «Фемида», «рождение младенца произошло под угрозой кесарева сечения и под несчастливой звездой с порядковым номером «13», а потому вышел он на свет Божий с недовесом, дистрофичный, хотя есть надежда, что жить будет». Возник пусть слабый, но страховочный механизм от диктатуры. Появилась надежда на возвращение государства в конституционно-правовое пространство.