Антология черного юмора - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Андре Бретон (ФРАНСИС ПИКАБИА (1879-1953)) #31

ФРАНСИС ПИКАБИА(1879-1953)

К сожалению, Пикабиа — художник и поэт — зачастую вынужден был отступить перед напором Пикабиа-спорщика: меж тем, полемистом он, стоит отметить, был куда менее одаренным. Чувство юмора, которым он обладал в наивысшей степени, всегда плохо уживалось в нем с запалом критика, агрессивного и не чуждого подчас личных нападок. Что ж, видимо, этого не избежать — такова оборотная сторона его творчества, которое меньше всего стремилось оторваться от повседневной жизни и могло существовать, лишь будучи «современным до конца», если воспользоваться известным девизом Рембо. Жажда скандала, руководившая всем, что делал Пикабиа (с 1910-го по 1925 год), превращала его в удобную мишень для нетерпеливых окриков или даже бешенства ревнителей хорошего вкуса и адептов общепринятой нормы. «Все, что угодно, только не Пикабиа» — таково было условие, поставленное перед авангардным искусством этих двадцати лет. Условие это, как правило, принималось, несмотря на возмутительный характер такого рода приемов — впрочем, только укреплявших позиции Пикабиа. Сегодня подобные проклятия уже не в ходу, поскольку, повторюсь, достигают они обыкновенно прямо противоположных результатов. Пикабиа, самозабвенный бунтарь против всех нынешних канонов, нравственных и эстетических, представляется нам величайшим поэтом всепоглощающего желания, неустанно возрождающегося и неутоленного. Любовь и смерть встают на этом пути подобно пограничным столбам, и меж ними лукавым змеем скользит его мысль, поразительно восприимчивая к мгновенно схватываемым образам нашего времени.

Пикабиа первым осознал, что любые сопоставления слов совершенно закономерны и их поэтическая ценность тем более велика, чем менее осмысленными и благозвучными кажутся они на первый взгляд. Весь героический период его живописи пронизан не столько даже стремлением восстать против тщетности ладно скроенных сюжетов и отточенных техник или желанием огорошить досужих болванов, сколько отчаянной, почти нероновской мечтой — самые изысканные праздники преподносить лишь себе одному :«"Королевский папоротник", — писал он мне когда-то, — это гигантская картина, три метра на два пятьдесят. Она состоит из двухсот шестидесяти одной черной горошины на алом земляничном фоне; в одном из углов — огромное позолоченное бильбоке. Что же до украшающих ее надписей, то пусть это будет для вас сюрпризом».

ЕСЛИ ВЗГЛЯНУТЬ ТРЕЗВО

После смерти нас следовало бы помещать в огромный деревянный шар самых причудливых расцветок. На кладбище, таким образом, нас можно будет просто катить по земле, и предназначенные для этого факельщики должны будут надевать тончайшие и совершенно прозрачные перчатки, чтобы напоминать тем, кто когда-то был любим, о нежности былых ласк.

Для тех, кто пожелает несколько разнообразить посмертную обстановку на радость близкому и дорогому существу, необходимо предусмотреть шары из горного хрусталя — так, чтобы через их незримые стенки можно было наблюдать застывшую навеки наготу любимого дедушки или брата-близнеца!

Вот он, шрам от людской мудрости, светило скачек с препятствиями; человечество нынче походит на ворон с остекленевшим взглядом, простирающих свои крылья над трупной падалью, а краснокожих следует произвести в начальники железнодорожных станций!

АНТРАКТ НА ПЯТЬ МИНУТ

У меня был друг, швейцарец по имени Жак Чудак, который жил в Перу, а это четыре тысячи метров над уровнем моря; уехав в те края несколько лет назад с исследовательской миссией, он не устоял перед очарованием одной необыкновенной индианки, которая совершенно свела его с ума, отказывая ему во взаимности. Он слабел на глазах и под конец не мог даже выходить из своей хижины. Сопровождавший его в путешествии врач-перуанец делал все возможное, чтобы исцелить моего друга от набиравшей силу шизофрении, но сам втайне считал ее неизлечимой.

И вот однажды ночью маленькое индейское племя, приютившее Жака Чудака, начала выкашивать эпидемия гриппа; были заражены все до одного, и через несколько дней из двухсот туземцев в живых осталось чуть больше двадцати; врач-перуанец, обезумевший от наплыва пациентов, вернулся в Лиму... Друг мой, также пораженный ужасным заболеванием, метался в жестокой горячке.

А здесь надобно сказать, что у этих индейцев всегда водилось множество собак, которым вскоре не оставалось ничего иного, как поедать своих бывших хозяев; они разрывали трупы на части, и так одна псина принесла в вигвам Чудака голову индианки, в которую тот был влюблен... Он сразу же узнал знакомые черты лица и, без сомнения, испытал от увиденного сильнейшее потрясение, поскольку мгновенно вылечился и от обуревавшего его безумия, и от изнурительной лихорадки; к нему вернулись былые силы, и он, выхватив голову женщины из собачьей пасти, словно развлекаясь, зашвырнул ее в дальний угол, после чего приказал животному принести его трофей; трижды возобновлялась эта игра, и трижды пес приносил голову, держа ее за нос, но на четвертый раз Жак Чудак бросил ее с такой силой, что она угодила в стену и разлетелась вдребезги, а наш игрок в шары смог, к своей немалой радости, убедиться, что мозг представляет лишь собой скопление морщинистых извилин, а не пару ягодиц, как ему вначале показалось!