Глава двадцать пятая
Они убегали – ведьма и та девка, от которой исходило сияние. Надзиратель наблюдал за ними, и выпускать их из города не собирался. О нет, сучки не уйдут, нет! Сдохнут, как та старуха-медведь. Они лишили его трёх псов. Трёх! От одной мысли об этом архонту хотелось орать от ярости, беситься, крушить. Но он уже на собственном опыте убедился: если дать волю гневу, потом долго нужно приходить в себя. Как после горчицы. А ему сейчас требовался ясный разум – ярость же пускай себе тикает внутри, как часовая бомба. Он сам решит, когда будет взрыв. Надзиратель учился контролировать себя.
Ведьма и девка выскочили из подъезда в мятежную ночь. Их призраками преследовало пятеро эгрегоров. Двоих Надзиратель оставил при себе, ещё двоих отправил искать автотранспорт, а одного послал в дом напротив, в квартиру той сияющей девчонки. Из памяти Павла он выудил информацию, что у её матери с головой не всё в порядке – подходящая тушка для эгрегора. Надзиратель криво улыбнулся, представив ситуацию: мамаша заживо пожирает свою дочурку, кусочек за кусочком. Вот так нужно наказывать наглых сучек, вставших у него на пути! Только такое наказание сможет утолить его жажду мести! А он будет смотреть, как жизнь вытекает из наглых гадин. Смотреть и наслаждаться.
Надзиратель приказал блондину связать Глеба, после чего отправился одеваться. Он собирался лично участвовать в охоте.
* * *
Метель была свирепая, наглая. Воющий ветер швырял охапки колючего снега в лица беглянок. Пригнувшись, Полина с Агатой пробирались по улицам ночного города, они чувствовали присутствие Стаи, а иногда и видели какие-то странные снежные завихрения, которые были слишком причудливы для художества ветра.
Стиснув зубы, Агата поддерживала себя мыслью, что эта безумная ночь ей надолго запомниться, что когда-нибудь она будет вспоминать о ней и говорить: «Я всё это пережила! Вот так-то!» Она буквально заставляла себя думать об этом, а мрачные мысли, хоть и с трудом, но гнала прочь. В крови кипел адреналин, обострились инстинкты – Агата чувствовала себя бегущим в бой солдатом, вокруг которого свистят вражеские стрелы. Дьявольская ночка – такую, даже если захочешь, не забудешь.
– Постой! – выкрикнула Полина.
Она запустила озябшую руку в сумку, вытащила горстку соли и швырнула её на себя и на Агату – словно святой водой окропила. Рядом что-то взвизгнуло пронзительно, в сторону метнулся снежный вихрь.
– Ты как? – поинтересовалась Полина.
– Отлично! – выпалила Агата, тут же сообразив, что это самый глупый ответ, учитывая обстоятельства. Даже ветер возмутился – дыхнул в лицо так, что аж кожу обожгло.
– Храбришься. Хорошо. Так и нужно, – Полина ободряюще улыбнулась. Вот только далась ей эта улыбка нелегко, ведь чувствовала она себя всё хуже и хуже с каждой минутой, словно внутри неё что-то по швам расползалось. – Только так и нужно!
Они двинулись дальше. Агата теперь явственно видела мелькавшие вокруг неестественные воздушные потоки – будто призрачные акулы плавали, разрывая снежную плоть метели. Воображение нарисовало именно акул, но с волчьими головами. Агату даже в жар бросило от такой фантазии, и захотелось бежать сломя голову туда, где тепло, светло, безопасно. Вот только сейчас ей казалось, что таких мест на всей планете больше не существует, что весь мир накрыла бесноватая пурга, среди которой, охотясь на людей, плавают акулы с волчьими головами.
Добрались до проспекта. По дороге, разрывая пространство светом мигалки, медленно ползла снегоочистительная машина – в городе было объявлено чрезвычайное положение и коммунальные службы работали даже ночью. Агата с Полиной пошли вдоль проспекта и – о удача! – увидели скоро свет фар. Машина. Шанс на спасение. Вот только не упустить бы его.
Не сговариваясь, Агата и Полина перебрались через снежный придорожный вал, выбрались на дорогу, замахали руками, громко крича. Вокруг них, взметая позёмку, закружился вихрь. Воздушная волна ударила Полину, сбив с ног, а Агата с отчаянным воплем «Стой! Стой!..» буквально бросилась под колёса зелёного «фольксвагена» – для неё это был миг, когда рассудительность разлетелась в клочья и осталась лишь цель, как некая вселенская пульсация, затмившая всё.
Водитель нажал на тормоз, лихорадочно вывернул руль. «Фольксваген», чудом не задев Агату, въехал в снежный вал и замер. Распахнулась дверца, из салона выскочил толстый лысый мужчина в светлой дублёнке – глаза вытаращены, пухлые щёки трясутся.
– Да ты что, шалава, совсем сдурела?! – он орал визгливо, истерично. – Тварь паскудная! А ну сюда иди!
И, словно разъярённый носорог, двинулся к Агате. А та попятилась, вдруг осознав, что она только что едва не погибла. Второй раз за ночь. Возвращение рассудительности сопровождалось лёгкой тошнотой.
– Сейчас ты у меня на коленях ползать будешь! – распалялся толстяк, приближаясь.
Вынырнув из снежной мглы, сзади к нему подступила Полина. Она обхватила его лицо ладонью, в которой была щепотка магического порошка. Зелье подействовало мгновенно – водитель застыл, словно в нём заклинил какой-то важный механизм, затем встрепенулся и громко чихнул.
– Пошёл отсюда! – скомандовала чародейка, вытирая ладонь о рукав своего полушубка. – Бегом!
Толстяк рванул по дороге так, будто от скорости зависела его жизнь. Споткнулся, упал, зарывшись лицом в снег, вскочил и побежал дальше, пыхтя как паровоз.
Полина забралась в машину на водительское место. Агата, опомнившись, уже собиралась последовать за ней, но что-то схватило её за капюшон пуховика и рвануло прочь от машины. Агата упала на дорогу, яростно замахала руками, пытаясь ударить невидимого противника, а затем извернулась, вскочила, буквально нырнула в салон «фольксвагена» и захлопнула дверцу. За лобовым стеклом промелькнуло призрачное нечто, наверху заскрежетало, будто на машину давил гигантский пресс.
Сосредоточенно поджав губы, Полина включила заднюю скорость – колёса забуксовали, двигатель урчал недовольно, а сверху продолжал доноситься скрежет. Чародейка громко выругалась, ударила ладонью по рулю, и, словно бы испугавшись её гнева, машина рывком подалась назад, освободившись из снежного плена. Свет фар выхватил неясный призрачный силуэт, который мигом растворился в белой мгле. Полина вывернула руль, вдавила педаль газа и «фольксваген» рванул по шоссе.
– Я паршивый водитель, – предупредила Полина. – У меня даже прав нет. Так что пристегнись, – она сделала глубокий вдох, резкий выдох. – Ну, ничего, главное – едем.
Агата пристегнула ремень безопасности, а потом посмотрела на свои трясущиеся руки – мандраж набирал обороты.
– Я шапку потеряла, – как-то заторможено пожаловалась она и не узнала собственного голоса – так мог бы говорить недоразвитый ребёнок. – Это была совсем новая шапка.
Ей вдруг захотелось расхохотаться – истеричная волна накрыла, и волна эта рвалась из груди, требовала свободы. Перед глазами стояла потерянная шапка. Только что она, Агата, едва избежала встречи с Хароном, а все мысли о чёртовой шапке! Ну не смешно ли? Это до чёртиков, до безумия смешно!.. Она резко выдохнула и невероятным усилием воли подавила истерику – хохот отменяется! Хохот – это сумасшествие! А опасность ещё не миновала, из царства мёртвых всё ещё тянутся костлявые руки. Нужно постоянно, постоянно быть начеку!
Справа в машину ударила снежная волна, но Полина справилась с управлением. Она невнятно выругалась, чувствуя, что долго не продержится – голова была тяжёлой, в животе пульсировал ледяной ком, а ноги немели. Полученная в Нижнем астрале рана вносила разлад в весь организм. Полина поддерживала себя надеждой, что нужно только выбраться из города, а там их с Агатой встретит высланная Великановым команда. Что опытные маги уже спешат им на выручку. Только бы выбраться!
Снежные вихри следовали рядом с машиной, мелькал жёлтый размытый свет фонарей. Лучи фар с боем отвоёвывали у белой мглы ничтожный участок дороги. Мило промчался полицейский автомобиль, а за ним карета «Скорой помощи».
– Сейчас будет поворот, – подсказала Агата.
Полина кивнула, сбавила скорость и крутанула руль. Жилые районы остались позади, теперь «Фольксваген» двигался по промышленной зоне.
Агата чувствовала, как внутри неё натягивается какая-то нить. Незримая бечева, связывающая её с домом, матерью, городом. И было волнующее предвкушение, что эти узы вот-вот лопнут и все тревоги останутся в прошлом. Всё что позади, ей сейчас казалось одним сплошным чёрным болотом, в котором царствовали чудовища: Колюня, Надзиратель со своей Стаей и ещё целый сонм всякой нечисти. О том, что там, позади, было и что-то хорошее, она сейчас не думала – рассудок был слишком отравлен для светлой сентиментальности.
Смерчи больше не преследовали машину, да и вьюга слегка умерила свою ярость. Теперь можно было разглядеть белый бетонный забор справа. А слева проступали контуры каких-то строений. Свет фар уверенней пробивался сквозь мглу и Полина, на их с Агатой страх и риск, прибавила скорость. В её сознании затеплилась искорка триумфа. Она даже позволила себе наглую мысль, что у Надзирателя не хватило силёнок, чтобы их задержать. Что, возможно, после потери своих псов, он в растерянности.
Но через мгновение она поняла: её триумф был преждевременным – навстречу «Фольксвагену», искрясь, двигалась мощная волна. Воздушно снежный плотный вал, в котором проступали размытые призрачные очертания чудовищных псов.
– Держись! – крикнула Полина до боли в костяшках, вцепившись в руль.
Агата, вытаращив глаза, вжалась в сиденье.
Снежная волна врезалась в машину, как девятый вал в корпус утлой лодчонки. «Фольксваген» занесло, рёв двигателя затерялся в оглушительном рёве снаружи. Агата слышала, как кричит Полина, а потом перед глазами всё закружилось, острая боль врезалась в рёбра, в голове словно бы бомба взорвалась. Вокруг всё гремело, сотрясалось. Агате казалось, что её засунули в огромную консервную банку и теперь злой великан играет этой банкой в футбол. Раздался скрежет – перевернувшаяся машина проехалась крышей по дороге и остановилась.
Несколько секунд Агата не могла понять, где находится – для неё существовала только резкая пульсация в голове. А потом пульсация расползлась по всему телу, причиняя боль. В полуобморочном состоянии Агата заворочалась, увидела осколки лобового стекла, ощутила вкус крови во рту. Осознание того, что случилось, было подобно вспышке сверхновой – авария! Стая напала! Застонав, Агата повернула голову, поглядела на Полину. Чародейка была без сознания, её лицо блестело от крови. Без сознания или мертва?
– Нет!
Паника захлестнула Агату ядовитым туманом, в сознании чётко и ясно высветились красным слова: «Всё, конец!» Она мысленно завопила, и принялась дёргаться, пытаясь освободиться от ремня безопасности. Боль пронзала рёбра, ноги, мозг. Теперь Агата кричала не только мысленно. Она отстегнула ремень, извернулась, ударившись затылком о приборную панель, а потом ещё и наткнувшись плечом на что-то острое. На секунду ей вновь почудилось, что она попала в ловушку, точно какой-то зверёк, угодила в консервную банку, из которой не выбраться. И злой великан сейчас наступит огромной лапой и раздавит, сплющит банку, превратив в блин. А от двух несчастных зверьков останется лишь кровавое месиво. Где-то справа тарахтел двигатель, пахло выхлопными газами. Агата приказала себе: «Спокойно!» и даже удивилась, что паника посторонилась, уступив место какой-то холодной сосредоточенности. В голове словно бы опустился рубильник, пробудивший девочку-танк, а вместе с ней и злость: чёртов великан, не раздавит зверьков! Не сегодня! Гневно кряхтя, Агата заворочалась, ударила ногой по покорёженной дверце. Ещё и ещё. Каждый удар сопровождался болью, жилы словно бы рвались, срастались и снова рвались – какая-то жестокая игра «Свобода через страдание». Но вот дверца с треском распахнулась. Агата облегчённо выдохнула и, не позволив себе даже нескольких секунд отдыха, дёргаясь и извиваясь, поменяла положение и выползла на дорогу. Отхаркнула вязкий сгусток крови.
«Полина!» – вспыхнуло в голове.
Агата заставила себя подняться, повернуться к машине. Перевёрнутый «Фольксваген» выглядел как огромный раненый жук – вьюга пренебрежительно швыряла на него охапки снега, словно торопясь совершить обряд погребения.
– Мне не больно! – промолвила Агата, пытаясь обмануть саму себя.
Тяжело дыша, она обошла машину. Перед глазами стояла красная пелена, и всё вокруг ей виделось в красном свете – снег, вырывающиеся изо рта с хриплыми выдохами облачка пара. Агата рухнула на колени, легко открыла дверцу, заглянула внутрь. На мгновение ей показалось, что она смотрит на что-то непонятное, состоящее из какой-то мешанины из меха, крови, плоти и осколков стекла. Но потом всё же разглядела лицо чародейки.
Полина дышала! Жива!
– Жива! – от облегчения Агату бросило в жар.
Её рассудок отстранился от того, что рядом Стая, что в любую секунду может настигнуть смерть. Всё внутри неё сконцентрировалось на простом, но в то же время самом значительном во всей вселенной факте: чародейка не погибла! Щека и лоб рассечены, губы разбиты, возможно, переломы, но главное – она дышит!
Агата принялась вытаскивать Полину из машины – все силы бросила на эту задачу, отстранив боль на второй план. Она пыхтела, стонала, ругалась. Ей казалось, что чародейка в своём полушубке стала одним целым с проклятым «Фольксвагеном» и умирающий «жук» не желал её отпускать, собираясь забрать с собой в мир теней. Но вот, наконец, удалось развернуть Полину так, чтобы Агата смогла просунуть руки ей подмышки. Ещё усилие – и половина тела уже снаружи.
– Ну, давай же!
Получилось. «Фольксваген» отпустил чародейку.
– Вот так! – прохрипела Агата со смесью злости и торжества в голосе.
Она позволила себе несколько секунд, чтобы отдышаться, а затем ухватила Полину за воротник полушубка и потянула прочь от машины. Агата помнила: где-то впереди, неподалёку, находилась конфетная фабрика. Проходная, охранник, тепло, телефон. Где-то рядом. Хватит ли сил дотащить? Чёрт возьми, она ведь девочка-танк! Дотащит чародейку хоть до края света! И плевать, что красные пятна мелькают перед глазами, плевать, что рёбра огнём горят, а в голове словно бы кто-то бьёт молотом по наковальне. Шажок за шажком, метр за метром – и дотянет как-нибудь. Сил хватит.
Она снова видела призрачных акул. Твари кружились вокруг, но почему-то не нападали. А Агата была готова к нападению – каждой клеткой своего тела, всей своей сутью. Хотя кроме злости у неё не были никакого оружия. Но именно злость давала силы и не подпускала страх. Упираясь ногами, она тянула и тянула Полину по дороге – без передышки, отвлекаясь лишь на то, чтобы выхаркнуть кровавую мокроту. Очертания «Фольксвагена» растворились в снежной мгле, и лишь свет фар всё ещё пробивался, как огни далёких маяков в штормовом океане.
Шаг. Ещё шаг.
Возле Агаты, словно пробившись в реальность из мира злых духов, возникла морда чудовищного пса – размытый, но достаточно осязаемый образ. Монстр смыкал и размыкал мощные челюсти, будто бы пережёвывая невидимое мясо.
– Пошёл ты! – выдавила Агата и тут же об этом пожалела – дыхание сбилось, горло обожгло холодом, напал приступ кашля.
Морда пса исчезла, но призрачное движение во мгле не прекращалось ни на секунду. Агата откашлялась, вытерла слезящиеся глаза онемевшей от стужи ладонью и потащила Полину дальше. В голове пульсировал вопрос: почему Стая не нападает? Они ведь с чародейкой сейчас беззащитны, на их одежде не осталось и крупицы соли. Чего ждёт Стая?
Шаг. Ещё шаг.
Поскользнулась, поднялась и с мрачным упорством продолжила путь. Боковым зрением она заметила справа резкое движение, а потом почувствовала, как в плечо что-то ударило – словно подушкой треснули. Затем последовал удары в поясницу, в другое плечо, по затылку. С трудом удерживаясь на ногах и продолжая тащить Полину, Агата поняла: Стая издевается! Так подлые охотники тычут палкой попавшую в капкан и обречённую на смерть лисицу. Стая явно решила поиздеваться. Да и плевать!
Метр. Ещё метр. Удар в спину, тычок в шею, охапка снега в лицо…
– Не больно! – шипела Агата с каждым выдохом. – Не больно, не больно…
Красная пелена перед её глазами сгущалась. Ей начало мерещиться, что она тащит чародейку по какому-то тоннелю – бесконечному, состоящему из живой окровавленной плоти тоннелю. И нет впереди никакой конфетной фабрики. Нет проходной, охранника и тепла. Существует только этот тоннель. И лютый холод.
Агата завыла от гнева, тряхнула головой, избавляясь от подлого морока и шапки снега на волосах.
Шаг. Метр. Удар по ягодицам, по голове. Отблеск фар…
Фары! Машина! Со стороны города приближался автомобиль!
На несколько секунд Агата оцепенела, не веря своим глазам и принимая свет фар за очередную злую шутку разума. А потом расцепила одеревеневшие пальцы, отпустив воротник Полины, доковыляла до середины дороги и замахала руками, второй раз за ночь рискуя угодить под колёса.
– Эй! – крикнула она сипло.
Это был синий микроавтобус. Он остановился в нескольких метрах от Агаты. Облегчённо выдохнув, она поплелась к спасительному автотранспорту – на быстрый шаг, и уж тем более на бег, сил не осталось. Свет фар бил ей в лицо, заставляя щуриться. Она услышала, как хлопнула дверца, как заскрипел снег под чьими-то ногами. Тлеющий огонёк надежды разгорался. Этот синий микроавтобус казался Агате чудом, ведь он возник, когда её отчаяние почти достигло предела. Не иначе кто-то на небе сжалился над ней и Полиной, и послал…
Радостная мысль оборвалась, огонёк надежды затух. Она увидела, кто вышел из микроавтобуса, и от этого зрелища будто бы сама Зима ворвалась в её разум, сковав льдом все эмоции кроме страха.
Их было пятеро: крепкий высокий блондин, женщина в полосатой вязаной шапке, двое тощих как скелеты парней… и Павел-Надзиратель. Как и днём на хозяине Стаи был несуразный тулуп, подвязанный чем-то вроде цветастого пояса от халата, валенки и клочкастая шапка ушанка. Он улыбался так широко, словно случайно повстречал лучшую подругу. Стёкла его круглых очков блестели как две крошечных луны.
– Свинка! – воскликнул Надзиратель, после чего скорчил гримасу и захрюкал. Одержимые дружно захрюкали вместе с ним.
Агата, не чувствуя ног, попятилась. Она не сомневалась, что это конец. Последняя костяшка домино скоро упадёт, дорога упёрлась в тупик. Будущего нет. Завтра кто-нибудь обнаружит здесь, на дороге, два растерзанных, присыпанных снегом, трупа. Конец. Будущего нет.
Одержимые и Надзиратель приближались, а за ними, словно тень, следовала ещё какая-то фигура, шестая.
– Жирная свинка попалась, – улыбался хозяин Стаи. – А я ведь предупреждал, не нужно вставать у меня на пути. Глупая, глупая свинка. Самая тупая свинья на свете!
Агата остановилась перед Полиной, преградив путь чудовищам. Что теперь? Есть ногти, зубы, кулаки. Девочка-танк решила драться, сопротивляться до последнего вздоха. От такого отчаянного решения даже силы появились из какого-то тайного резерва. Страх сменился ненавистью – такой лютой, что аж дыхание перехватило. До умопомрачения. Агата так плотно стиснула зубы, что те заломило.
– А у меня для тебя есть сюрпризик, хрюшка, – сказал Надзиратель. – Любишь сюрпризы?
Одержимые расступились, и Агата увидела свою мать. Та кривила губы, пряча правую руку за спиной, прядь седых растрёпанных волос падала ей на глаза. Серое старое пальто было распахнуто, под ним белела ночная рубашка.
– Ну, здравствуй, доченька, – прокаркала одержимая, глядя исподлобья. – Не ожидала? А я пришла, чтобы попробовать твоё мясцо, – она вывела из-за спины руку с длинным кухонным ножом. Сталь блеснула в свете фар микроавтобуса. – Поделишься своим мясцом с мамочкой?
Агату трясло. Она не видела в этом ухмыляющемся существе ничего человечного. Чего Надзиратель желал добиться, сделав из матери одержимую и привезя её сюда? Что она, Агата, испытает невероятный шок перед тем, как умереть? Хотел увидеть её моральную гибель? Если так, то говнюк облажался! Ничего кроме очередной волны злости «сюрприз» не вызвал. Даже удивления. И эта дрожь в теле не из-за смятения, а от гнева. Агата не видела в чудовище с ножом мать. Совершенно. Она и в той женщине, что когда-то приняла сторону алкоголика Колюни, предав собственную дочь, давно перестала видеть родного человека. Надзиратель не получит желаемого – не станет свидетелем её смятения.
Полина издала тихий стон, но не очнулась. Чародейку заметала вьюга, лицо было мокрым от крови и талого снега, веки мелко подрагивали, словно в попытке разомкнуться.
Одержимая с ножом приближалась – очень медленно, наслаждаясь моментом и стараясь растянуть его. Так живущие одной ненавистью палачи оттягивают миг казни, желая довести свою жертву до крайней черты безумного исступления.
– Поделись мясцом с мамочкой!
Надзиратель тоже наслаждался моментом, он даже пританцовывал от удовольствия. Из его груди вырывались порывистые, отдающие сумасшествием, смешки. Так мог бы смеяться дебильный злой ребёнок. А остальные одержимые просто кривили губы в неестественных кукольных улыбках. Рядом проявлялись и исчезали неясные призрачные силуэты.
Агату вдруг перестало трясти, хотя злость с каждым ударом сердца становилась всё сильнее и сильнее. Внутри неё будто бы пробудилась стихия. Горячая волна поползла вверх по позвоночнику, в сознании возникло лицо отчима – Колюня похотливо облизывал губы, глаза сально блестели. Мерзкий образ резко сменился рисунком на стене. Тиранозавр. Отблеск молнии ворвался в окно. Тень. Живая тень – она ползла, ползла по стене… Агата чувствовала, как горячая волна, наполняя тело какой-то мистической энергией, проникала в мозг.
Одержимая была уже в шаге, по её подбородку текла слюна, из глотки вырывалось хриплое дыхание.
Разум Агаты очистился от образов. Повинуясь странному порыву, она вскинула руку и коснулась лица одержимой.
Всё вокруг застыло.
Словно кто-то всемогущий нажал на кнопку «стоп», прекратив течение времени, отключив все звуки. Тишина была абсолютной, неземной. Снежинки, искрясь в свете фар, висели в воздухе. Блестел нож в руке одержимой. Безумная гримаса на лице Надзирателя казалась высеченной из камня, а сам он застыл в нелепой позе, будто бы собирался подпрыгнуть в порыве ликования.
Но мысли и чувства Агаты не застыли – она ощущала, как внутри неё разливается странная энергия, как мощное торжество, будто стяг поднимается на фоне клокочущей ярости. Сама её суть росла, ширилась, вырываясь из оков тела. Надзиратель с его одержимыми теперь казались ей мелкими, ничтожными. Их невыносимо хотелось уничтожить, как вонючих клопов, выплеснуть на этих тварей всю свою энергию, всю ярость.
Застывший снежный мир начал погружаться во тьму, словно та сила, что остановила время, теперь стирала и пространство. Чернота наползала. Откуда-то издалека донёсся свирепый звериный рёв. На мгновение мир вокруг ожил – подпрыгнул Надзиратель, мелькнул призрачный силуэт, ярко вспыхнул отблеск на лезвии ножа, – а потом обрушился густой космический мрак, поглотив всё и вся.
Но нет, что-то было в этой тьме. Что-то проявлялось, словно бы выплывая из глубин бездны. Чудовище. Надзиратель в своём истинном образе. Мощное тело, по которому плоскими змеями струились иссиня-чёрные лоснящиеся ленты. Вверху массивной шеи, словно бы возникая из пор, появлялись крупные слизистые капли – они стекали по корпусу, ногам. Голова вибрировала, как будто бы существуя сама по себе, отдельно от тела.
– Что ты сделала, хрюшка? – раздался ураганный голос.
Агата глядела на чудовище без страха. В ней зародилась и теперь зрела уверенность: всё идёт как надо! Так и должно быть! Эту уверенность щедро удобряла злость, вернее – злорадство, ведь в громовом голосе Надзирателя она уловила растерянность. «Что ты сделала, хрюшка?» У неё был лишь один ответ на этот вопрос: «Я сопротивляюсь смерти! Изо всех сил! Я сопротивляюсь тебе, мразь!» Но она решила свой ответ не озвучивать – пускай её мрачное молчание станет для чудовища ответом.
По обе стороны от архонта из мрака вышли псы. Десять тварей – они нервно клацали зубами и дёргались, будто непрерывно ощущая электрические удары. У двоих псов было только по одному глазу, а из пустых глазниц поднимались струйки белёсого тумана. Такой же туман обволакивал раны на телах других монстров.
В руке Надзирателя появился хлыст, которым он незамедлительно щёлкнул, дав приказ Стае: вперёд! Растерзайте хрюшку!
Псы, дёргаясь и хрипя, двинулись к Агате – двинулись как-то неохотно, словно чуя, что «хрюшка» опасна, что это поле боя может оказаться полем минным. Архонт ещё раз щёлкнул хлыстом, и твари дружно недовольно зарычали.
А потом раздался рёв, от которого чёрное пространство задрожало. Этот звук точно вода сосуд заполнил собой всё вокруг. Рёв властвовал. Он был стихией. Агату захлестнули волны ликованья, она знала, кто сейчас явится на поле боя, чтобы её защитить.
Псы, как-то съёжившись, топтались на месте, вглядываясь в непроницаемую тьму, и даже на щёлканье хлыста над их головами не реагировали. На вибрирующей голове Надзирателя появился глаз – грязно-жёлтая полусфера с чёрной точкой зрачка. Зрачок метался, выискивая источник непрекращающегося рёва.
– Тиранозавр! – с наслаждением, словно это слово заключало в себе все радости мира, произнесла Агата.
Огромная хищная морда древнего ящера буквально разорвала мрак. Челюсти схватили одного из псов, вмиг превратив его в клочья белёсого тумана.
– Викинг!
Блеснула секира. Свирепый рыжебородый берсеркер появился будто бы из ниоткуда и, не теряя ни секунды, разрубил пса пополам. Очередной замах, удар… но эффект неожиданности остался в прошлом, и вторая потенциальная жертва успела отскочить – сталь рассекла лишь тьму.
На голове Надзирателя в области лба возникла овальная дыра рта с рядами мелких острых зубов. Раздался дребезжащий вопль, в котором сплелись изумление и ярость. Хлыст, описав широкую дугу, врезался в шею Тиранозавра, распоров шкуру и оставив глубокий рубец.
Агата ощутила странную боль, словно в её рассудок вонзили раскалённый штырь. Ликование резко сменилось какой-то невразумительной мутью, и на мгновение она почувствовала себя совершенно потерянной. Всего лишь на миг. А потом ясность вернулась.
Тиранозавр возвышался над полем боя огромной горой. Цепляясь когтями за шкуру, на нём точно чёрные пиявки висели псы – они вгрызались в его плоть, их челюсти клацали с огромной скоростью. Хлыст оставил ещё два рубца на боку и голове ящера. Не обращая внимания на раны, Тиранозавр с величественной мощью изогнул шею и вонзил зубы-кинжалы в пса на своём боку. И тут же Надзиратель разрубил хлыстом его лапу у основания.
Ящер тяжело рухнул, придавив собой ещё одного пса.
Викинг пытался пробиться к архонту, но чудовища нападали справа, слева, сзади, и ему приходилось постоянно отбиваться. Твари ловко уворачивались от его секиры. Он пошёл на хитрость – сделал резкий замах, якобы собираясь нанести удар по чудовищу впереди, но молниеносно развернулся и разрубил голову чудовищу сзади. Сразу же сделал кувырок в сторону, избежав удара хлыста.
Надзиратель кричал, но ярости в его крике поубавилось, ведь в Стае осталось всего пять псов. Он терял, терял своих слуг! И всё это делала проклятая девка! И о да, ему было страшно – он и не догадывался, что это чувство способно пожирать подобно зверю. Страх – это плохо, плохо, плохо! Не помня себя, архонт хлестал хлыстом поверженного Тиранозавра. Удар – и вторая лапа ящера отсечена. Ещё удар – морду расчертил огромный рубец. Тиранозавр, ревя, ворочался и время от времени делал отчаянные попытки схватить пастью одного их псов, нападающих на Викинга.
Боль была невыносима. Агата изо всех сил старалась сконцентрироваться, удержать свой рассудок от распада. Каждый удар по Тиранозавру оставлял рубец в её сути, лишал частички чего-то невероятно важного. Агата чувствовала себя фигурой на шахматной доске – с одной стороны она, с другой – чёрный король. И итог жестокого противостояния пока был неясен. А в настоящей реальности холод, метель заметает Полину… Или время там замерло в ожидании?
Как же Агате было тяжело наблюдать, как хлыст буквально кромсал Тиранозавра на части. Надзиратель бил с каким-то диким исступлением, вырывая из плоти ящера куски. Не забывал и о Викинге, но тот успешно уклонялся.
Берсеркер был подвижен как ртуть. С неизменным суровым лицом он делал сложные перекаты, выгибался дугой. Псы, сообразив, что Тиранозавр больше не представляет угрозы, осмелели и теперь атаковали Викинга уверенней. Один из псов ухитрился разорвать ему когтями спину, но триумф чудовища был недолог – секира со свистом рассекла воздух и разрубила пса пополам.
Хлыст бешеной змеёй мелькал в чёрном пространстве – он щёлкал беспрерывно. Огромная туша Тиранозавра начала растворяться, уступая место мраку. Древний ящер стал прозрачным, а потом он распался на сотни тысяч прозрачных чешуек, которые невидимый смерч закружил и унёс в тёмные дали.
В Агате что-то оборвалось. Она чувствовала себя так, словно в ту комнату в сознании, где хранились самые лучшие воспоминания, забрались грабители – и они нагадили в этой комнате, забрали всё самое ценное. И без этих ценностей Агата ощущала себя наполовину мёртвой.
Чёрный король выигрывал партию.
Но сдаваться она не собиралась. Ещё не утрачена злость…
Викинг крутанулся волчком – секира снесла псу полчерепа – и бросился к Надзирателю. Ушёл вправо, увернувшись от хлыста, нырнул влево. С серой пеной на оскаленных мордах, за ним мчались три пса. Архонт ревел от гнева и недоумения, на его размытом лике появлялись и исчезали рты.
Берсеркер, не сбавляя скорости, раскрутил над головой секиру, прыгнул – и в полёте отрубил Надзирателю руку у самого плеча. Отсечённая конечность с хлыстом в мгновение ока превратились в белёсый туман, и распались на сотни клочьев. Викинг, сделав кувырок, развернулся и принял боевую стойку, приготовившись к атаке псов.
Архонт ревел так, что сам мрак содрогался. Из ужасающей раны струился густой бледный поток.
– Сдохни, чёрный король, сдохни! – процедила Агата.
Резко перестав реветь, Надзиратель уставился на неё единственным огромным глазом с узким зрачком, а затем он стремительной тенью метнулся во тьму – словно громадная чёрная птица упорхнула. Псы, натужно хрипя, тоже нырнули во мрак.
Викинг расправил плечи, погладил рыжую бороду. Его глаза блестели как капли смолы.
– Сбежал? – прошептала Агата, вглядываясь в тёмное пространство. – Он сбежал?
Мрак перед её глазами начал расползаться. Она ощутила обжигающий холод и жуткую, какую-то влажную боль в области живота. Замелькали снежинки, всё вокруг наполнилось звуками. Агата словно бы выплывала из вязкого омута сна, оставляя в мире мрачных грёз поле битвы, Викинга и частичку самой себя – частичку, что унеслась с прахом Тиранозавра в неведомое запределье. Снег падал на её лицо, перед глазами всё расплывалось, а боль в животе походила на пожар.
– Сбежал, – шептала Агата, чувствуя себя на грани потери сознания.
Из одного омута выбралась, и теперь ей грозил другой, более глубокий. Но почему ей так тяжело? Голова соображала плохо, мысли рождались какие-то вялые. Агата даже не сразу поняла, что лежит на земле. Своего тела она не чувствовала – была только боль. Где-то там, внизу, злобный огонь полыхал. Уползти бы от него, да где силы взять?
Она повернула голову и увидела за мутной пеленой людей. Одержимые. Хотя, теперь уже нет. Теперь это были обычные люди. Они как потерянные бродили в свете фар – дрожали от холода и шока, выдыхая облачка пара. И среди них была мать – стояла и смотрела на свои ладони с таким видом, словно видела их впервые. А вон и Надзиратель. Нет, теперь уже просто парень по имени Павел. Он лежал на снегу, раскинув руки.
Ох уж этот пожар! Как же больно! Да что там так горит?
Агата попыталась приподнять голову – не получилось. Остатки сил покидали её, в сознании расползалась какая-то ядовитая муть. Этот яд превращал и без того вялые мысли во что-то тоскливое и непонятное. А ещё Агата слышала вой – протяжный и такой далёкий-далёкий, словно из глубин бездны. Он манил, сулил покой. Хотелось закрыть глаза и отпустить сознание – пускай летит на звук, пускай падает в бездну. Лишь бы подальше от пожара, подальше о боли.
Застонав, Агата снова сделала попытку приподнять голову и на этот раз у неё получилось.
Она увидела источник боли.
Нож.
Из живота, как перст, указующий на врата в страну мёртвых, торчала чёрная рукоятка ножа. Одержимая мать всё же успела нанести удар. Успела. Чёрный король победил. Как же горько!
Агата услышала звук приближающихся автомобилей. Яркий свет фар отражался от снежинок. Хлопнула дверца, ещё одна. Обеспокоенные голоса. Хруст снега под ногами.
«Вот и помощь», – подумала Агата.
Веки стали тяжёлыми, как будто свинцом налились, и она закрыла глаза. Тоскливый вой всё ещё звал в бездну. Манил. А ведь там, в запределье, старый друг, Тиранозавр. И Саяра. Они все теперь там. Стоит ли противиться зову? Она сделала, что смогла, её бой закончен. Нужен покой. Нужно сбежать от холода и боли. А магия… может, волшебство ещё будет, но в другой жизни. В этой удалось лишь к ней прикоснуться, ощутить её запах. Костяшки домино падали недолго, увы.
Агата выдохнула, и её сознание полетело на зов.
Последняя костяшка домино упала.