Глава двадцать девятая

Погода ухудшилась через два дня, целую неделю шли дожди. Целую неделю Агату мучили галлюцинации – то в углу возникнет чёрная фигура Надзирателя, то в зеркале промелькнёт злобное лицо Колюни, то из-за занавески выглянет девочка с дырами вместо глаз, то на шкафу появятся и исчезнут лысые куклы. Ну и, конечно же, кошмарная электричка в финале.

Каждый день Агата брала новый лист ватмана и рисовала воина, но получалось всегда бездушное изображение. Агату это злило, ей даже начало казаться, что новый воин просто-напросто не желает рождаться. Противится чему-то. Хоть бери да жертву ему кровавую приноси, как языческому божеству.

Клочья разорванного ватмана летели в мусорную корзину. Стачивались карандаши. Шло время.

Агата взяла за привычку бегать по утрам – по лесной тропке, до пруда и обратно. Поначалу часто останавливалась, отдыхала и думала, что всё это нелепо, она просто не создана для таких вот пробежек. Чувствовала себя бегемотихой. Но потом освоилась, ощутила лёгкость и уже бегала без передышки. В спортзал иногда ходила, очень ей понравились велотренажёр и приспособление для растяжки мышц. Не забыла она и о данном самой себе обещании – брала в библиотеке книги по демонологии, те, что посоветовал Игорь Петрович, и читала их запоем. Кое-что выписывала в тетрадку, запоминала, а когда возникали вопросы, всегда было к кому обратиться за ответами.

В конце мая они с Полиной ездили в Тулу, в психиатрическую больницу. Нужно было избавить от одержимости одного из пациентов, двадцатилетнего парня. Его сознанием завладела нечисть низшего порядка – анчутка.

На этот раз, прикоснувшись к одержимому, Агата попала в куб с серыми обшарпанными стенами. В углу этого унылого помещения сидела чёрная шарообразная тварь с большими серебристыми глазами-плошками – она хрипела недовольно и размахивала короткими отростками, отдалённо похожими на лапы. Викингу хватило одного удара секирой, чтобы разнести анчутку на сотни дымных клочьев. Агата даже удивиться не успела – р-раз, и нет твари. И тот, кому врачи поставили диагноз клиническая шизофрения, избавился от злобной сущности.

За победу Агата решила наградить себя эклером, но, уже купив пирожное, выкинула его – ей вдруг вспомнилось, как в прошлой жизни она в одиночестве сидела в парке и медленно поедала такие вот эклеры. Тоскливо стало от такого воспоминания, словно заглянула в окно, за которым вечная слякотная осень. А потому, как неприглядную частичку прошлого, и выкинула пирожное.

Наступило лето.

Июнь был жарким, солнечным. На какое-то время Агата забыла о галлюцинациях и электричке.

Однажды она проснулась посреди ночи и, повинуясь какому-то странному порыву, подошла к открытому окну.

Прекрасная была ночь, тихая. Пахло травами, из яблочного сада доносилось одинокое пение птицы, над гребнем леса сияла луна – такая яркая, близкая, казалось, протяни руку и можно её коснуться. Агата так и поступила… Но нет, не коснулась, у волшебства, как и у исполнения желаний, есть свои пределы.

В призрачном свете луны всё выглядело таким умиротворённым. Словно бы и не существовало шумных городов, нервной людской суеты, а было только это лунное спокойствие – истинная реальность. А всё остальное – морок. Агата улыбнулась, подумав, что пение птицы, запах трав, серебристое сияние ночного светила – это и есть магия. Кто хочет, тот почувствует её. Такой вывод почему-то обрадовал, но не удивил.

Агата взяла лист ватмана, закрепила его скотчем на поверхности папки, сунула в карман карандаши и поспешила на улицу. Когда вышла за территорию особняка, остановилась, вдохнула полной грудью тёплый летний воздух и закрыла глаза. Она чувствовала себя такой живой, словно раньше жила наполовину, какая-то часть её дремала, а теперь пробудилась. Волшебная ночь. В теле была приятная воздушность, да и мысли рождались лёгкие, радостные.

Распахнув веки, Агата увидела нечто потрясающее, то отчего у неё дыхание перехватило…

В лунном свете, как причудливые глубоководные рыбины, плавали странные существа. Они были полупрозрачные, и от них исходило слабое неоновое свечение. Некоторые действительно походили на больших длинных рыб с едва заметными крыльями как у бабочек. Некоторые напоминали громадных медуз с хитрыми узорами на призрачных телах. Были существа похожие на бутоны цветов – лепестки раскрывались и закрывались, оставляя шлейф из искрящейся пыльцы. Все они плавали в пространстве медленно, сонно, иногда растворялись, словно мираж, и появлялись снова. А вдалеке, над лесом, меланхолично двигалось чудище, напоминающее исполинского ската. Это существо как будто было частицей ночи, его контуры обозначались неверным лунным светом. Над полем струился поток из тысяч мелких тварей – то ли стрекоз, то ли бабочек. Этот живой ручей неспешно поднимался над травами, закручивался в спирали и снова припадал к земле.

Агата не знала, мерещится ли ей всё это или действительно для неё поднялась вуаль междумирья, предоставив взору иную реальность. Ей сейчас не хотелось задаваться вопросами, она просто наслаждалась этим зрелищем, не ощущая никакой опасности, не чувствуя тревоги. Эти существа в ночи заражали своим спокойствием. Агате казалось, что она смотрит на что-то древнее – то, чего нельзя отнести ни к добру, ни к злу. Какая-то тайная изнанка природы. Сокрытая от глаз простых смертных чудесная фауна. Агата ревностно, словно считая себя уже приобщённой к этому миру, подумала, что тайна должна оставаться тайной, пускай вся эта странная красота до скончания веков остаётся за завесой. Толпа осквернит её своим коллективным восхищением, опошлит, присвоит. Нет уж, толпа обойдётся!

Существо над лесом проплыло на фоне луны, неподалёку открылся и закрылся фиолетовый бутон – пыльца заискрилась и рассеялась в воздухе.

Улыбнувшись, Агата сделала по полю с десяток шагов, уселась по-турецки, положила на ноги папку с листом ватмана и карандаши. «Сегодня всё получится», – сказала она себе, и начала рисовать.

Существа плавали рядом с ней, не проявляя никакого любопытства. Хотя нет, какая-то маленькая тварь, похожая на морского конька с крылышками, всё же заинтересовалась – зависла над листом ватмана, излучая голубоватый свет, посмотрела бусинками глаз на эскиз и упорхнула. Но скоро вернулась с тремя такими же существами.

Агата рисовала самозабвенно, совершенно не задумываясь над очередным штришком или выбором цвета карандаша. Ей казалось, что энергия летней ночи струится по её руке и выплёскивается на бумагу. Она представляла себе грозу – яростные вспышки молний, мощные валы туч. Представляла ливни и полуденный зной.

Новый воин рождался.

Уже с десяток маленьких существ с любопытством рассматривали рисунок. Они беззвучно трепыхали крыльями и поворачивались в воздухе то так, то эдак.

Агата представила лесную чащу, кряжистые деревья с густой листвой, и нарисовала глаза воина. Вспомнила запах, какой бывает после дождя и изобразила губы. Луна медленно ползла по небу, лёгкий ветерок всколыхнул травы, сразу несколько существ-бутонов выстрелили искрящейся пыльцой и поплыли в сторону леса.

Всё.

Рисунок закончен. Новый воин рождён.

Агата смотрела на него с благоговением. Она чувствовала, что он сильнее Тиранозавра и Викинга вместе взятых. У нечисти теперь не будет ни единого шанса.

– Здравствуй, Саяра, – улыбнулась Агата.

И ей почудилось, что новый воин – женщина с белыми волосами и в платье из трав и листвы – улыбнулся в ответ. Агата вспомнила, как Полина после гибели якутки сказала: «Верь что она рядом. Как я верю». Теперь Саяра действительно рядом. С ней можно разговаривать, жаловаться ей на свои проблемы. Она будет являться во снах – вместе с Викингом, разумеется.

Забрезжил рассвет – бледно розовая размытая полоса над лесом. Застрекотали кузнечики, воздух наполнился утренней прохладой. Существа из иного мира растворялись в сумерках, словно бы лишившись того, что делало их видимыми – лунного сияния. Исчезали. Агате стало немного грустно: увидит ли она их снова? В голову вдруг прокралась подлая мысль: «А может, всё это было очередной галлюцинацией?» Она разозлилась и приказала себе не сомневаться: это было, и точка! В сознании, как нечто нерушимое высечет слова: «Я это видела!» Уже высекла – чёткими огромными буквами, сияющими лунным светом. Заклинание от сомнений.

Мысленно повторяя эти слова, она вернулась в свою комнату и улеглась спать. Ей приснились Саяра, Викинг и призрачные существа из иного мира.

А через три дня погода стала пасмурной, зачастили унылые дожди. Вернулись кошмары.

В начале июля Агата ездила с Полиной в одну деревушку в Калужской области. В молодую женщину вселились сразу восемь анчуток. Это случилось после того, как однажды к ней в дом постучался незнакомый старик. Она открыла дверь, и её едва не стошнило от отвращения – дед был в драной, грязной солдатской гимнастёрке, в дырявых сапогах, всё лицо в гноящихся язвах, а глаза – водянистые, точно лужи осенние. И смотрел он как-то по-птичьи – то так голову повернёт, то эдак. А уж как воняло от него. Старик даже не попросил, а потребовал дать ему еды и немного денег. Женщина опомнилась и прогнала его прочь – бродит тут всякое отребье, попрошайничает! Теперь, после этого деда, придётся крыльцо с хлоркой мыть.

Прежде, чем уйти, старик жутко улыбнулся, продемонстрировав гнилые пеньки зубов, и произнёс: «Ладно, девка, ладно. Жди теперь гостей. Восьмерых жди. Явятся – не прогонишь».

Тем же вечером женщина почувствовала, что с ней что-то не так – то чайник опрокинет, то вазу уронит, то споткнётся на ровном месте. Иногда ни с того ни с сего приступ хохота нападал, а иной раз слёзы душили. А потом хуже стало – проснётся посреди ночи, и мычать принимается, хрюкать, лаять, пугая мужа и сынишку. Врачи приезжали, так она сразу же нормальной притворялась, говорила, что ничего страшного, просто переутомилась. И лечить её не нужно. Муж у неё мямля, подкаблучник, дрожал от страха, но не настаивал.

Дальше было бы хуже, но один из агентов Центра прознал об одержимости женщины и сообщил куда нужно. Вовремя сообщил – «восемь гостей» ещё не успели разрушить рассудок несчастной.

Оказавшись в большой серой комнате её сознания, Агата вызвала нового воина. Саяра взмахнула рукой и послала в анчуток волну зелёного пламени. Твари сгорели в мгновение ока. Агата не ожидала, что победа будет настолько лёгкой. Ей даже немного жалко стало анчуток, ведь это был не бой, а истребление – тараканов труднее прихлопнуть. Вот так новый воин! Она мысленно извинилась перед Викингом за то, что в этот раз он остался не у дел.

Из этой деревни, по просьбе Агаты, они с Полиной поехали на могилу Саяры. По завещанию якутки, её кремировали, прах насыпали в две капсулы. Одна капсула была отправлена её родственникам в Якутию, другую захоронили в Подмосковье, на кладбище возле Светинска. Полина рассказала как-то, почему магов после смерти следует именно кремировать – каждое, даже самое простенькое заклинание, откладывает в костях чародея мистический энергетический осадок, словно монетка кидается в копилку. За годы жизни много накапливается такой энергии, и она удерживается в костях столетия после смерти мага, подобно благодати в мощах святых. Некоторые колдуны делают из костей своих собратьев эликсиры и амулеты. Сама Полина в мистический осадок в костях не слишком верила, считала это одним из множества мифов, которые сами же чародеи и выдумывают с испокон веков, дабы придать своей деятельности налёт ещё большей мрачной таинственности. Не верила, но с усмешкой сказала Агате, что всё-таки предпочла бы быть кремированной, чтобы не нарушать традиции.

Моросил дождик. Агата с Полиной, прикрываясь зонтами, долго стояли возле могилы якутки. Молчали. Место тут было хорошее – клёны, тополя, простенькие памятники и оградки. Тишина и покой. Никакой мрачности и тяжёлой энергетики смерти на этом кладбище не ощущалось. Напротив, было какое-то светлое умиротворение. Агате даже пришла в голову странная мысль, что этот погост достоин Саяры. Она подумала, что в хорошую погоду здесь поют птицы, сквозь листву пробиваются солнечные лучи, а по ночам ухает филин – не страшно ухает, а словно бы песню колыбельную поёт. Хорошее место. Но когда-то оно казалось ей поганым, ведь на этом кладбище похоронено чудовище по имени Колюня. Саяра очистила его своим прахом, не иначе.

– Знаешь, Агат, – вздохнула Полина, – а я ведь собиралась уйти из Центра. Вернее, дистанцироваться, так, чтобы действовать только по своему усмотрению. Чтобы никакого тебе начальства, никаких приказов. Свобода. Это мне в голову пришло после бесед с Саярой. Заразила она меня что ли своей независимостью. Мне и раньше такое в голову приходило, но… – она пожала плечами. – Не знаю, не всерьёз это как-то было.

– А теперь? – взволновалась Агата.

– Теперь? – Полина хмыкнула и потупила взгляд. – Сама видишь, что творится. Времена тревожные. Я нужна Центру, нужна Игорю Петровичу. Уйти сейчас было бы неправильно. Останусь пока. До лучших, так сказать, времён.

– Мне снятся кошмары, – вырвалось у Агаты.

Она только теперь осознала, что захотела сюда приехать не только ради того, чтобы почтить память Саяры, но и чтобы раскрыться, как раскрылась сейчас Полина. Словно это место было священной территорией откровений. И только здесь можно выплеснуть свои потаённые тревоги.

– А ещё у меня случаются галлюцинации. Страшные видения. Я вижу Надзирателя, его псов и ещё всякую разную хрень. Обычно это бывает, когда погода плохая. Такая как сейчас.

Полина взглянула на неё участливо и произнесла после длительной паузы:

– Я замечала, Агата, как ты иногда в пустоту смотришь. Будто видишь то, чего другие не видят… Ну, и почему ты молчала?

Агата поморщилась, глядя на стекающую с зонта струйку дождевой воды.

– Не знаю, Полин. Наверное, не хотела перекладывать свои проблемы на других, на тебя, на Игоря Петровича. И непривычно мне как-то жаловаться… Вот я рассказала тебе и теперь слабой себя чувствую.

– Глупость! – рассердилась Полина. – Не пойму, что за тараканы у тебя в башке? Рассказала – и правильно сделала. Такие вещи нельзя в себе держать. Галлюцинации, кошмары? Ну, мы придумаем что-нибудь, есть же способы.

Агата печально усмехнулась.

– Я вычитала, что лечить с помощью магии психические расстройства – последнее дело. Последствия могут быть хуже самой болезни. А таблетки там всякие, психиатры… Нет, Полина, это не для меня. Да и вряд ли лекарства помогут. Я уверена, что эти кошмары и галлюцинации связаны с Надзирателем. Понимаешь, он словно бы печать на меня поставил. Тогда ещё, при первой встрече. И пока он жив, кошмары не прекратятся.

Полина хмуро глядела себе под ноги. Ей очень хотелось сказать что-нибудь ободряющее и при этом не лживое, но на ум ничего не приходило. А успокаивать Агату, как какую-нибудь раскисшую девчонку – это и вовсе недостойно. Да и видела, что Агата не нуждается в жалости. Она нуждается лишь в полной победе над врагом, для неё это даже не месть, а путь к успокоению через навязчивую идею. Это её личный Белый кит.

– Ты же знаешь, – мрачно сказала Полина, – мы его ищем. Найти Надзирателя труднее, чем обычного человека. Кто знает, в кого он вселился. А тех, кто мог бы вблизи ощутить его энергетику, таких, как была Саяра, единицы. В Москве, в Ценре, к тому же, некоторые гниды из верхушки считают, что поиск нужно прекратить, мол, не беспокоит Надзиратель, и можно пока забыть о нём. Говорят, есть дела поважнее.

– Хреново, – подвела итог Агата.

Полина едва не сказала: «Мы обязательно его найдём!» Но сдержалась. Такое чёткое утверждение ей показалось обманом. Она сама себе в этом не хотела признаваться, но с каждым днём в ней зрела предательское сомнение, что Надзиратель будет найден. А теперь, после откровений Агаты, это сомнение вызывало чувство вины, внутренний прокурор твердил безжалостно: «Ты сделала меньше, чем могла бы. И почти сдалась». И даже спорить с ним не хотелось.

С тяжёлыми мыслями они покинули кладбище.

А спустя неделю кое-что произошло – то, что подарило надежду.

Загрузка...