Архонт

Глава двадцать седьмая

Клиническая смерть, искусственная кома, четыре недели беспамятства – об этом Агате поведал молодой улыбчивый доктор. Насчёт беспамятства она могла бы с ним поспорить – дьявольскую электричку захочешь, не забудешь, – но не стала. А потом пришла Полина с пожилым бородатым мужчиной, который представился Игорем Петровичем. Чародейка пододвинула стул к кровати, уселась, а старик встал возле окна, скрестив руки на груди.

– С возвращением! – горячо поздравила Полина.

Агата заметила на её лбу под чёлкой розовый шрам. И на щеке, и на скуле тоже были шрамы, но едва заметные, хорошо припудренные.

– Можно сказать, ты с того света вернулась. И да, подружка, без магии не обошлось.

Не спеша, будто рассказывая сказку ребёнку перед сном, Полина поведала, что трое магов-целителей несколько суток подряд колдовали над Агатой. Ну и само собой, львиную долю благодарности следует выказать Аглямову Раушану Ильясовичу – хирургу от Бога. Рана-то была такая, после которой редко выживают. Нож повредил внутренние органы и то, что Агату вообще удалось довести до больницы живой, не иначе как чудо.

– Чудо, – согласилась Агата.

Говорить было трудно и как-то непривычно, но ей очень понравилось слышать собственный голос, даже такой слабый, осипший. Она вспомнила нож с чёрной ручкой, торчащий из живота, и слегка поморщилась: ужас какой! Всё что угодно сделает, лишь бы стереть этот образ из памяти! Сейчас внизу живота даже не болело, а ныло и зудело, а внутри словно бы мураши копошились. Агата припомнила примету: чешется – значит, заживает. Очень оптимистично.

– А я отделалась сотрясением мозга, – невесело усмехнулась Полина. – И трещиной в ребре. Пустяки, – она встрепенулась, спохватилась, взяла Агату за руку. – С матерью твоей всё в порядке! Она после одержимости уже через пару дней в себя пришла. Сейчас она в санатории в Нальчике. Не переживай, о ней заботятся, за ней присматривают. Там наши люди, там врачи отличные, да и вообще…

Агату обрадовала эта новость, даже комок к горлу подкатил. Неожиданная реакция. Отчего-то больше не хотелось видеть в матери вечно ворчащее злобное существо. Не хотелось воспринимать её как предательницу, как ярую защитницу извращенца Колюни. Это ещё не было полноценным прощением – скорее, попытка что-то переосмыслить и посмотреть на родного человека в другом свете. Мать жива, лечится в санатории – слава Богу. Это было сродни тому, что в замусоренном доме начал наводиться порядок. И именно такими новостями нужно встречать тех, кто вернулся с того света. Солнечными лучами и позитивной информацией. Это ведь лучшее лекарство.

Однако, следующая новость не была столь же радостной, но и огорчения у Агаты не вызвала:

– Что касается Павла, – вздохнула чародейка. – В психушке он. Глаза таращит, слюни пускает, мычит и ни на что не реагирует. Надзиратель сломал его рассудок. Парень стал овощем. Кстати, в его квартире обнаружили трупы его родителей и соседа. А Глеба так и не нашли. Исчез с концами.

У Агаты ёкнуло в груди. Исчез с концами? И как это расценивать? С некоторым сомнением она решила пока не вычёркивать человека-цаплю из списка живых. Чувства к нему были смешанными – то его хотелось обвинять, то искать оправдания. Чаша весов постоянно колебалась. Но было желание снова его увидеть, и задать кучу вопросов. Ну и, возможно, по морде дать, коли ответы не понравятся. Сможет ли он найти оправдание своему предательству? Пускай хотя бы попытается, если, конечно, отыщется когда-нибудь.

– Слушай, – Полина подалась вперёд и стиснула ладонь Агаты, – я понимаю, говорить тебе ещё трудно, но… Чёрт, если ты сейчас не расскажешь, что тогда произошло, я просто-напросто взорвусь! Все эти недели только об этом и думала, и чего только себе не нафантазировала.

Игорь Петрович отошёл от окна, встал рядом с Полиной, всем своим видом говоря: «Рассказывай, рассказывай!» Агата подумала, что он очень похож на Хемингуэя. Раньше – лет тысячу назад – портрет писателя висел в комнате матери, а потом куда-то исчез. И свитер у Игоря Петровича был такой же. Агате этот пожилой маг – а она ни капельки не сомневалась, что он маг – нравился, от него веяло уютом и надёжностью.

Она почесала нос и начала рассказ:

– Я билась с Надзирателем и его Стаей…

Немного подумала и всё-таки решила начать с аварии. Рассказала, как выбралась из перевёрнутого «фольксвагена», как вытащила Полину, и как волокла её сквозь пургу по дороге. События той ночи совершенно не померкли в памяти, словно они только вчера произошли, а не четыре недели назад. Она рассказала, как её били и пинали призрачные твари. Поведала о синем микроавтобусе, из которого вышли Надзиратель и одержимые. И о матери рассказала, слегка скривившись. А потом Агата словно бы нырнула в прошлое с головой – перед глазами необычайно чётко и ясно представали образы и события, которые она тут же комментировала: остановившееся время, зависшие в воздухе снежинки, застывшие точно скульптуры Надзиратель и одержимые. Чёрное пространство. Псы, Тиранозавр, Викинг, хлыст, бой, боль, гибель ящера, бегство чёрного короля с тремя уцелевшими псами, возвращение в реальный мир… нож в животе.

Всё.

Пока она говорила, Полина сидела, затаив дыхание, а теперь с шумом выдохнула. Её, как чародейку, трудно было чем-то удивить – нет, скорее изумить, так, чтобы до дрожи, обомления, потери дара речи. Но сейчас Агата своим рассказом её изумила – аж в жар бросило, проняло до самого спинного мозга. Девочка, у которой свои демоны в голове, умудрилась уничтожить семерых псов – семерых, чёрт возьми! – ранить архонта среднего порядка и обратить его в бегство? Да это чудо столетия! Полина все эти недели места себе не находила, даже во сне гадала, что же произошло той ночью – так фанатичный математик, не ведая покоя, пытается решить сложнейшую задачу. Боже, какие только фантастические предположения не лезли в голову. Но она их все отметала. И предположения Игоря Петровича тоже отвергала. Во всех версиях чего-то не хватало. Пазл не складывался, главных деталей не было. А главной деталью, как выяснилось, была Агата с её ненормальным воображением. Пазл сложился, став чудеснейшей из картин – хоть бери и вешай в храме волшебства на самое почётное место. Смотрите, граждане, и любуйтесь! Так это ведь ещё и не всё… Она, Полина, к тому же, обязана Агате жизнью. Девчонка спасла её – кто бы мог подумать?

Как и его ученица, Игорь Петрович даже не пытался скрывать изумление. Запустив пальцы в свои седые волосы, он смотрел на Агату, как на сказочного единорога: уж не мерещится ли? Неужели существует?

А Агата наслаждалась их реакцией. Она чувствовала себя рок-звездой. Это была минута мощного триумфа. На волне самоуважения даже возникла мысль: «Саяра мной гордилась бы». И Агата вовсе не собиралась включать скромность и принижать свои заслуги.

– Мне всё это нужно переварить, – заявила Полина, как-то глупо улыбаясь и рассеянно глядя в пространство перед собой.

– Мне тоже, – сознался Игорь Петрович.

Он заложил руки за спину и с задумчивым видом принялся расхаживать по палате, что-то тихо и неразборчиво бормоча себе под нос.

Полина поднялась, обошла стул, снова уселась и нервно усмехнулась.

– А я, помнится, обзывалась на тебя.

Глаза Агаты озорно блеснули.

– Я тебя тоже кошкой драной и фифой крашеной называла.

– Не ты одна, – вспомнила Полина Саяру. – Я и есть фифа.

Они засмеялись как лучшие подружки. Игорь Петрович посмотрел на них как-то по-отцовски и тоже издал короткий смешок.

Перед уходом Полина сообщила, что больница находится под присмотром магов, и что Агата может чувствовать себя здесь в полной безопасности. А Игорь Петрович пообещал, что Надзиратель будет найден – на это уже бросили серьёзные силы.

Оставшись одна, Агата долго смотрела на окно и думала о матери, о Глебе, о Павле, о переплетении судеб и о слабых и сильных звеньях в играх провидения. Она закрыла глаза и попыталась представить Тиранозавра. Воображение с каким-то протестом, от которого кольнуло в висках, нарисовало нечто абстрактное – чёрные лини, красные пятна, серые спирали, фиолетовые квадраты. Какая-то сила упорно отторгала образ ящера. От верного друга осталось лишь имя, и на воскрешение стоял строгий запрет: не смей возвращать тех, кто ушёл в небытие! Воображение легко рисовало образы Викинга, однорукого Надзирателя, чудовищных псов, но все попытки возродить в памяти Тиранозавра вызывали лишь боль в висках и неприятную абстракцию перед внутренним взором.

Обидно.

Агата открыла глаза и вздохнула: один из её защитников ушёл навсегда. Она больше никогда не увидит его во сне, и не будет стоять рядом с ним на берегу океана. Ей стало грустно, но это была не траурная грусть, а светлая – так тоскуют о друзьях детства, которые давно разъехались кто куда.

Она снова сомкнула веки и скоро уснула. И в мире грёз не было ни электрички, ни чудовищ. Обычный спокойный сон.

* * *

Полина пришла и на следующий день.

Она рассказала, что в те дни, четыре недели назад, Надзиратель со Стаей много чего натворили. Десятки трупов, десятки людей, которые после одержимости угодили в психиатрические больницы. То, что тогда случилось в Светинске, до сих пор горячо обсуждалось в прессе и на телевидении. Власти сделали такое заключение: предположительно, причиной трагедии послужил некий наркотик, вызывающий у тех, кто пустил его по венам, безумную агрессию. Журналисты носом землю рыли, и находили в этой версии нестыковки, но маги с такими журналистами проводили «беседы», как выразилась Полина с усмешкой, и те, в конце концов, с доводами властей соглашались.

Агата подумала, что это разумно, и действия магов посчитала правильными – общественности лучше не знать правду. В этом конкретном случае, разумеется. От такой правды людей нужно спасать, как от чумы. Знать её – тяжкий груз. Пускай уж будут наркотики, а не чудовища из ада. А ещё она подумала, что её родной город не скоро оправится после трагедии – рана затянется, но боль останется. Надзиратель покалечил город, посеял в нём зёрна страха. Жители Светинска долго ещё будут глядеть друг на друга с подозрением, и избегать тёмных переулков.

– Между прочим, тогда не только твой город пострадал, – сообщила Полина. – По всему миру прокатилась волна из разного дерьма. В России, в штатах, в Европе – сотни случаев одержимости. Во Франции официант отравил посетителей ресторана. Группа наркоманов устроила резню в торговом центре. Клоун облил бензином и поджёг несколько зрителей. В Германии какой-то офисный хомяк протаранил грузовиком толпу. Охранник перестрелял кучу заключённых. Школьник зарубил тесаком учительницу и нескольких одноклассников. В Америке конгрессмен от штата Мичиган забаррикадировался в номере гостиницы и расстрелял из винтовки демонстрантов. В Техасе трое подростков с мачете ворвались в ночной клуб и устроили «техасскую резню по-американски». В штатах вообще много кровавой хрени произошло. И в Англии. В Китае пассажирский самолёт рухнул на жилые кварталы. В Индии последователи какой-то секты вырезали целую деревню. В Италии священник запер свою паству в церкви и взорвал баллоны с пропаном. А сколько было случаев взрывов бытового газа, сколько автоаварий – и не сосчитать. И всё это в течение двух-трёх дней.

– Это всё одержимые творили? – ужаснулась Агата.

– Они, – кивнула Полина. – В людей, как правило, вселялась нечисть низшего порядка. Словно бы кто-то отдал приказ – и пошло, поехало. В одной только России десятки корректоров погибли, а по всему миру – тысячи. Но сейчас, слава Богу, всё спокойно. Саяра говорила, что это первая волна. Будет и вторая, а, возможно, и третья. Игорь Петрович тоже так думает.

Агата была ошеломлена. Мир магии теперь ей представлялся огромным бурлящим котлом, из которого плещется колдовское варево. Потрясал масштаб. И всё это было за туманной завесой. Люди видели только внешнее проявление и не догадывались о тайной изнанке. Почти всё население планеты Земля было зрителями в театре теней, и лишь малый процент знал, что творится за сценой. И в этот процент теперь входила и она, Агата, девчонка с ненормальным воображением. И её буквально распирало от вопросов.

– Кто вызывает эти волны? Я понимаю, это делают какие-то мразотные маги, но кто они, чего добиваются?

Полина дёрнула плечами. Ей тяжело было сознавать, что в одного из этих «мразотных магов» превратился её некогда добрый наставник Борис Петрович Великанов. И тогда, на кухне, Саяра рассказала ей не всю историю. Умолчала о главном. А то, о чём умолчала, описала в письме, которое тайком подложила на дно сумки Полины. Сумку после аварии обнаружили в перевёрнутом «фольксвагене» и вернули со всем содержимым хозяйке. А она, когда после сотрясения мозга перестало двоиться в глазах, обнаружила на дне сумки письмо и с нетерпением и болью прочла его.

«Если ты читаешь это письмо, значит, я не вернулась из Астрала. Значит, я мертва. Ну, да и ладно – не вечно же мне небо коптить. После нашего с тобой разговора я долго думала и поняла: забирать с собой в могилу тайну, которую ты имеешь право знать – не честно. Ну, так вот тебе правда, Полина: я не прогнала тогда твоего наставника, как сказала тебе. Вернее, пыталась прогнать, но не вышло. Когда я отказалась приять его сторону, он пришёл в ярость. Борис пытался меня убить. Мы с ним бились, как маги. Я оказалась сильнее. Он погиб. Оправдываться ни перед тобой, ни перед кем-то ещё я не собираюсь. Борис уже не был человеком, мрак выжрал его изнутри. И я сделала то, что сделала. Мы с моими подругами со всеми почестями кремировали его, а прах развеяли над озером Таурагнас. Теперь ты знаешь всё, Полина, и вправе меня судить.

Прощай, девочка».

Полина её не судила. Саяра долгие годы жила с этой тяжестью на душе. Такой груз несла и без сомнения винила себя. Полина очень жалела, что якутка не поведала ей всю правду тогда, на кухне. Невыносимо хотелось сказать ей, что она не осуждает её. Сказать и обнять.

Теперь всё в прошлом.

А Игорь Петрович до сих пор не знал, что случилось с его братом. Полина множество раз порывалась рассказать ему, но что-то её останавливало. Она говорила себе: ещё не время. Это сломает его. И молчала. Тяжесть, что последние годы несла Саяра, стала её тяжестью. Такова цена правды – гирьки из горечи и сомнений. В копилке души их уже было немало.

– Давай сменим тему, – улыбнулась она Агате.