Близился рассвет, и Финн Конрад, затаившийся за багажом, размышлял о своих дальнейших действиях: ему было ясно, что настает пора что-то предпринять. Ныли плечо и вывернутое колено, в локоть впивалось железное ребро платформы, на которой он лежал, а экипаж все катил и катил вдаль. Сколько это продолжалось, Финн не имел понятия, но подозревал, что цель уже близка. Некоторое время назад они остановились на постоялом дворе в деревушке Сент-Мэри-Ху, после которой мощеная дорога заканчивалась и начинался проселок, ведущий в глушь Клиффской топи. Чтобы не попасться, парнишка выбрался из своего укрытия и спрятался за живой изгородью. Когда же карета вновь тронулась в путь, он заскочил обратно, правда, не так проворно, как в Лондоне, — едва не свалился на дорогу, слишком уж затекли руки и ноги. Надо что-то немедленно сочинить, решил Финн, и в оставшееся время тщательно продумать легенду. Если его поймают на лжи, убежать в таком состоянии он просто не сумеет.
Экипаж медленно тащился по ухабистой дороге среди деревьев. Сквозь ветви виднелись яркая луна и звезды, уже начинающие тускнеть из-за брезжащего на востоке рассвета. Финн осторожно поднял голову и вгляделся в направлении далекой и едва различимой Темзы, скорее угадываемой по отблеску луны в широком русле. Несомненно, они в районе Египетского залива — южный берег только и просматривался что чернеющей вдали линией. Финн подумал о Квадратном Дейви, почти наверняка промышляющем в это время на реке — возможно даже, совсем рядом. Если он потерпит неудачу, сказал себе парнишка, и с Эдди что-нибудь случится, он примет предложение Дейви вернуться к ловле моллюсков. Потому что в случае провала о возвращении в Айлсфорд придется забыть раз и навсегда. От старины Дейви мысли его переметнулись к Коржику. Вскоре этот тип тоже объявится в Клиффской топи, и тогда все вмиг изменится. Эдди нужно вытаскивать из лап Нарбондо как можно скорее! Хорошо, если Ньюмен передал Сент-Иву послание, однако полагаться на это Финн не мог. Времени дожидаться профессора у него, увы, нет.
Возница натянул поводья, и карета остановилась перед ветхим деревянным трехэтажным строением. За долгие годы его северную стену затянула болотистая почва, и теперь все здание заваливалось на сторону. Окошки его выходили на поросший сорняками двор, посреди которого высилось гигантское ореховое дерево, верхними ветвями даже перекрывающее крышу. Вывеска на столбе гласила «Тенистый дом», и фонарь над ней излучал вполне достаточно света, чтобы Финну пришлось съежиться в своем убежище. Из-под ставней на первом этаже тоже пробивался свет.
Открылась дверь, и вышедший во двор мужчина что-то сказал кучеру, который неуклюже спустился на землю, хмуро бурча себе под нос. Встречал их, как теперь понял Финн, тот тип из апартаментов Нарбондо на Ангельской аллее, в которого он бросил петарду перед побегом с Эдди по навесному мостику. По-видимому, головорез отправился на Египетский залив сразу же после стычки: побитая физиономия — бледная и усталая, сапоги и штаны заляпаны коричневой грязью. Мужчина открыл дверцу экипажа и помог Нарбондо спуститься, затем осторожно достал и спящего Эдди, с легкостью взяв мальчика на руки. И нечто в его действиях заставило Финна задуматься, а не теплится ли в сердце этого типа огонек доброты — доброты, которую можно обратить себе на пользу.
— Позаботься о мальчике, Джордж, — тихо проговорил Нарбондо. — Отнеси его в кружевную спальню и поставь охлаждаться в речку несколько бутылок шампанского для лорда Мургейта. Подозреваю, через несколько часов он здесь объявится, так что неплохо его чуток ублажить да сыграть на вельможной гордости. Я намереваюсь с ним поразвлечься в итоге, но слишком уж он подозрителен, так что лучше подольше поддерживать его навеселе.
Затем Нарбондо повернулся к вознице и бросил:
— Отдыхайте, мистер Бомонт. Джордж займется каретой. — После чего горбун двинулся от экипажа — однако не ко входу «Тенистого дома», а в обход здания — и быстро исчез в темноте. Упомянутый мистер Бомонт поковылял в трактир.
За ним последовал и Джордж с Эдди на руках, и во дворе воцарилась тишина. Финн выкарабкался из своего укрытия и, выбравшись на землю, принялся разминать затекшие члены. Затем поднялся и встал на носки, стараясь снять одеревенелость ног. На верхнем этаже здания загорелось окно — очевидно, в новом узилище Эдди. Парнишка отметил, что в окно это вполне можно забраться по дереву, и, прикинув последовательность движений по веткам на подъеме и спуске, задумался, сумеет он уговорить малыша на подобный эксперимент или нет. В принципе, слезать всегда страшнее, чем карабкаться наверх, так что идею пришлось признать сомнительной.
Наконец Финн нахлобучил кепку и принялся ждать, твердя про себя придуманную байку. Весьма скоро Джордж снова вышел во двор и, увидав ошивающегося там мальчишку, так и остолбенел. Финн сорвал кепку с головы и отвесил поклон. Как все-таки хорошо, что в апартаменты Нарбондо он наведался в летной маске, которую без особого сожаления вышвырнул на улицу на выезде из Лондона.
— А ты откуда взялся, черт тебя побери? — обрел наконец дар речи Джордж.
— Из Сент-Мэри-Ху, сэр, когда там остановилась эта карета. Я спрятался за багажом сзади и так и приехал.
— Ну тогда сможешь вернуться в свою дыру пешочком. Убирайся! — для пущей убедительности Джордж мотнул головой и ткнул пальцем на дорогу. — Давай пошевеливайся. Нечего тебе здесь делать.
— Сэр, наймите меня! Я готов что угодно делать, но вообще два года работал помощником конюха у мистера Карнахана в Йоркшире. А еще мне раз плюнуть обчистить любой карман, если будет угодно вашей милости.
— Нисколько в этом не сомневаюсь. Наверняка ты обчистил и карманы мистера Карнахана, кем бы он ни был, — поэтому-то ты уже не в Йоркшире и удрал из Сент-Мэри-Ху посреди ночи. У тебя еще молоко на губах не обсохло, а ты мчишься к виселице, будто тебя сам черт подгоняет.
— Я всего лишь пытаюсь заработать себе на жизнь, сэр. Если вам будет угодно помочь мне, я был бы весьма признателен.
— Нет, не будет угодно. И советую тебе возвращаться домой, хоть в какую даль, пока тебе не набросили веревку на шею. Петля-то уже завязана, можешь не сомневаться. Лучше уповай на доброту своей матушки, потому как такой товар ты мало где в мире сыщешь, и уж точно не в «Тенистом доме», коли на то пошло.
— Моя матушка умерла, сэр, а отец сбежал, когда я еще совсем мальцом был, да так и не вернулся. Вообще-то он был пьяницей, сэр, так что я особо по нему и не скучаю. Я заботился о своем младшем брате, пока он не умер от желтой лихорадки, а было ему всего пять лет — почти как мальчонке, которого вы из кареты вынесли. Я потом на север подался, на сыроварне работал — там в основном стилтон делали, — а еще буфетчиком был на постоялом дворе «Звонок» на Северном тракте, и там мясницкому делу научился. Я могу вкалывать хоть целый день, сэр, неважно на какой работе. И я не стукач. Ни за что. Мне хотелось бы остаться здесь за стол и койку, даже платы не надо. Вы не пожалеете!..
Джордж молча смотрел на него, склонив голову набок, так что казалось, будто он изучает мальчишку краешком глаза. Его оценка, однако, весьма затянулась, и Финн даже начал беспокоиться, хорошо ли скрывала его чертова маска. На всякий случай он прикинул путь до деревьев, если придется давать стрекача. Но в конце концов Джордж, похоже, пришел к решению:
— У тебя имя-то есть?
— Ньюмен, сэр.
— Ньюмен? Это же фамилия, а имя?
— Да меня всегда Ньюменом и звали, ваша милость. Это плохо?
— Для кого как, — пожал плечами Джордж. — Когда ты был в Лондоне в последний раз?
— Давно уже. Может, с полгода назад.
— Значит, позже туда не наведывался?
— Нет, сэр.
— Точно?
— Да, сэр.
Джордж снова молча уставился на парнишку. Ночную тишину нарушало лишь поразительно печальное пение какой-то лесной птицы. «Он знает», — с ужасом подумал Финн и снова покосился в сторону деревьев. Вдруг, к его удивлению, головорез кивнул.
— Конюшня за корчмой, Ньюмен, возле домика доктора, на чьем экипаже ты зайцем приехал. Не путайся у него под ногами. Всякие бессмысленные разговоры не про него, и уж точно не с мальчишками вроде тебя. Доктор считает вас никчемными — и вполне может статься, что он прав. Предупреждаю тебя ради твоего же блага: и близко не подходи к доктору. Как почистишь лошадей и поставишь их в стойло, найдешь меня на кухне. Если меня там не будет, спроси Джорджа. Посмотрим, чего ты стоишь и является ли вранье одним из твоих талантов. А теперь брысь отсюда.
— Да, сэр, — отозвался Финн, не мешкая взобрался на кучерское сиденье, взялся за вожжи и направил лошадей за постоялый двор — именно туда ушел недавно Нарбондо. Встречаться с доктором парнишка и сам остерегался, поскольку тот мог запомнить юного собеседника, не пожелавшего прокатиться в его повозке две ночи назад в Айлсфорде. И Джордж, похоже, все-таки узнал его — тогда, на Ангельской аллее, он мог обратить внимание, скажем, на выпендрежный сюртук Финна или на его ботинки. Но если этот головорез обо всем догадался, что же он тогда затеял?
Домик Нарбондо представлял собой убогую однокомнатную лачугу, сооруженную из выловленных из залива бревен и досок. Окно было поднято, а ставни открыты, так что забраться внутрь не представляло сложности, вот только необходимости в этом Финн не видел, раз Эдди находится в другом месте. Рядом с домиком обнаружилась и конюшня, а на задах обоих строений бежала речка, которая чуть поодаль вращала колесо мельницы.
Финн распряг лошадей, накормил и напоил их, почистил, после чего, вытащив из стойл навоз и настелив свежей соломы, счел свой долг выполненным. Задув фонари, он вышел во двор и обнаружил, что уже занимается утро. Еще раз осмотревшись и прикинув маршрут возможного бегства, парнишка зашел в открытую дверь трактира. Джордж, как и обещал, оказался на кухне. В просторном помещении, на удивление чистом и прибранном, глазам Финна предстали кирпичные печи с чугунными вставками и развешанные на стенах и потолке разнообразные доски для резки и разделки, котелки и сковородки, а также окорока и травы. Через круглые плашки длинного окна пробивались первые лучи солнца.
— В конюшне полный порядок, — отрапортовал Финн, взял длинный нож и опробовал лезвие. — Я наточу этот ножичек, коли вы не против, да нарежу грудинку, если ее будут подавать.
— Положи чертов нож, — осадил парнишку вошедший на кухню громила с огромным мешком муки за плечом. Ноша, казалось, была ему совершенно не в тягость, он лишь наклонился, чтобы не задеть дверной косяк.
— Да, сэр, — отозвался Финн и послушно положил нож.
Вновь пришедший оказался сущим гигантом — высоким, крепко сложенным — весьма грозного вида. У него были черные длинные волосы, в глазах плясал недобрый огонек. Его левая рука висела на перевязи, перепачканной запекшейся кровью.
— Это мистер Макфи, — представил здоровяка Джордж. — Особа весьма привередливая. Я ему сказал, что тебе нужно устроить испытание на кухне, Ньюмен. Будешь делать, как он велит, если хоть что-то соображаешь.
— Если бы он хоть что-то соображал, его бы и духу здесь не было, — бросил Макфи, не глядя на Финна, и поставил здоровой рукой мешок на пол.
— Я все же останусь, сэр, с вашего позволения, — отозвался парнишка.
— Ну тогда заточи нож, если сможешь, сынок, — снова заговорил Макфи. — Опробуем лезвие на твоей руке. Если у тебя не получится и мне придется доводить его самому, то останешься без уха. Приготовим его в супе шутки ради, как французы — свинячьи ушки. Назовем его «ушной суп Макфи».
Финн уставился на громилу, оторопев от подобной шутки, вот только на лице того не было заметно и тени юмора — скорее, еле сдерживаемая ярость. Мальчишка снова взял нож и опробовал его, а затем принялся аккуратно водить им по точилу, искренне жалея, что натрепал Джорджу о своем опыте сыродела. Если Макфи вздумает проверять его навыки в этой области, придется бежать, поскольку об изготовлении сыров он имел столько же представления, сколько и о строительстве дымоходов. Наконец он передал здоровяку нож, и тот тут же схватил его перевязанной рукой за запястье.
— Раскрой ладонь, сынок, — велел Макфи. — Запомни хорошенько: если я обещаю что-то сделать, я это обязательно делаю.
Финн послушался. Похоже, безопаснее было подчиниться, поскольку сейчас возможности для бегства не представлялось. Он постарался сохранить невозмутимое выражение лица, когда великан легонько полоснул его по ладони, из которой немедленно хлынула кровь. Дотянувшись до стоящего на доске для резки хлеба глиняного кувшина, Макфи взял из нее щепоть черной пыли и сунул ее под нос Финну.
— Это измельченные человеческие кости, перемешанные с угольной пылью, которые доктор добавляет в свою еду, как другие добавляют соль. Коли у тебя есть голова на плечах, сынок, остерегайся доктора. С этой поры ты слушаешься меня — и лучше выполняй мои распоряжения поживее, иначе перережу тебе глотку да скормлю тушку свиньям, — с этими словами он высыпал пыль на располосованную ладонь парнишки и втер ее в рану большим пальцем. — Это остановит кровь, сынок, и у тебя навсегда останется память о нашей сделке. Итак, зачисляешься на кухню Джона Макфи. Отныне ты мой. На тебе моя метка.