Баба Люба. Вернуть СССР 3

Глава 19

— Вы ко мне? — спросила я участкового, проигнорировав Ивановну. — Что-то случилось?

— Скороход Любовь Васильевна? — повторил участковый. Это был новый, незнакомый мне сержантик. Раньше я его не видела.

— Да, это я, — сказала я и опять спросила, — Что-то случилось?

— Можно пройти? — утвердительно и безапелляционно спросил сержантик.

— А вы, собственно говоря, кто? — я и не подумала пропускать их в дом. — Представьтесь.

— Сержант Курочкин, — покраснел участковый и показал удостоверение.

— Хорошо, сержант Курочкин, проходите, — посторонилась я.

Участковый вошел в квартиру, за ним двинулись обе женщины и Ивановна.

— А вы, простите, кто? — нахмурилась я и стала так, чтобы не пускать их в дом.

— Это из отдела опеки и попечительства сотрудники, — пояснил мне участковый.

— Позвольте, я прекрасно знаю, кто работает в отделе опеки и попечительства, — хмуро проговорила я, — они буквально недавно приходили смотреть. Этих сотрудников я в гороно не видела.

— А это из облоно, — сказал участковый.

— В каком смысле? Вы что, через голову нашего отдела народного образования переступили? С какой целью? На каком основании?

— Да нет же, вы всё не так поняли… — начала женщина, которую можно было бы назвать миловидной, если бы не затянутые в слишком тесное платье телеса, из-за чего она напоминала сардельку.

— Тогда объясните, — пожала плечами я. — Но только так, чтобы я поняла.

— Нам поступил сигнал о том, что вы издеваетесь над приёмными детьми… — начала вторая женщина, в сером костюме со скромной причёской. Кожа на её щеках свидетельствовала о том, что барышня явно злоупотребляет сладким. — И мы приехали проверить.

— Издевается! — выпалила Ивановна и юрко спряталась за спину той, что в платье. — На органы их сдала! Потому и не пускает вас в дом!

Я проигнорировала старуху и посмотрела на участкового:

— Товарищ Курочкин, я не против осмотра моего жилья сотрудниками из областной опеки. Но я настаиваю, чтобы это происходило в присутствии работников из нашего городского роно. Закон есть такой даже. Давайте не будем нарушать.

— Да, да, вы правы, — покраснел сержантик и укоризненно взглянул на сарделькоподобную женщину в платье.

— Мы можем подождать у вас дома, пока сотрудники гороно прибудут, — поджала губы та.

Я не стала мелочиться и лезть в бутылку, и поэтому вежливо сказала:

— Да, конечно, проходите.

И повернулась к сержанту:

— А кто сообщит в гороно?

— Я передам по рации, наши привезут, — кивнул тот.

— Проходите, товарищи, — я посторонилась, пропуская женщин.

Те торопливо прошли, Ивановна вальяжно, с злорадным достоинством, двинулась за ними.

— А вас я видеть у себя дома не рада, — сказала я и перегородила ей дорогу.

— Любовь Васильевна, именно от этой гражданки поступил сигнал. Мы теперь должны во всём разобраться, — пояснил сержантик.

— Ну, так разбирайтесь, я разве вам мешаю? — удивлённо пожала плечами я, — только почему вы свои разборки решили устроить у меня в квартире? Я ещё понимаю, что служба опеки из области желает выполнить свои полномочия, конечно же, в присутствии работников из гороно, и при вас. Вы — участковый. Я не спорю. Вы — оставайтесь. Смотрите. Спрашивайте. Но зачем же мне какой-то посторонний человек в доме?

— Я — соседка! — взвизгнула Ивановна.

Я проигнорировала её вопль, даже не посмотрела на неё, словно она пустое место.

— Скороход права, — игнорируя меня, сказала женщина в костюме участковому. — По закону если. Видимо, есть, что скрывать.

И она посмотрела на меня с таким видом, что сразу стало понятно, что бой мне предстоит нелёгкий.

— А я всё-таки считаю, что соседку нужно пригласить, — не согласилась вторая, сарделькоподобная, — если она врать будет, то соседка сразу выявит ложь.

Я мысленно усмехнулась, они ещё ни слова от меня не слышали, зато уже всё решили. Поэтому мне терять, в принципе, было нечего.

— Проходите на кухню, — сказала я и захлопнула перед лицом Ивановны дверь. — А с соседкой потом сверите показания. Я опасаюсь её в дом приглашать.

— Показывайте, где спят дети! — сквозь зубы велела женщина в костюме и, не разуваясь, прошла в коридор.

— Обувь мы снимаем при входе, — сообщила я ей в спину, — ходить в уличной обуви по квартире негигиенично. Думаю, у себя дома вы разуваетесь.

Та фыркнула и вернулась к двери. Повозившись с ремешками, она разулась. Остальные разулись сразу, без напоминания.

— Сюда, пожалуйста, — я махнула рукой на кухню, — чай будете?

— Мы бы хотели осмотреть… — начала женщина в костюме, но я её перебила:

— Вы всё осмотрите. Но в присутствии сотрудников гороно.

— Я сейчас передам, — покраснел сержантик и забормотал что-то в потрескивающую рацию.

— Вот и отлично, — я проследила, чтобы обе дамочки зашли на кухню и расселись за столом.

— Где ваши опекаемые дети? — строго спросила та, что в платье.

А вторая вытащила какие-то отпечатанные акты, листы, подшивки, разложила в каком-то, только ей известном порядке на столе, и принялась что-то торопливо писать.

— Анжелика в колледже. У них сегодня организационный день: получает книги в библиотеке и знакомится с куратором, — ответила я, — Ричард и Изабелла в деревне у моего отца. До первого сентября ещё три дня.

— А вы где работаете? — буркнула та, что в костюме, торопливо записывая что-то мелким неразборчивым почерком.

— Я работаю в нашем городском ЖЭКе, заместителем начальника отдела эксплуатации ВКХ.

— Что такое ВКХ? — уточнила дамочка.

— Водопроводно-канализационное хозяйство, — любезно пояснила я.

Та хмыкнула, нелицеприятно. И я не выдержала:

— Товарищи, давайте начистоту, пока из гороно не приехали, — сказала я, — у меня складывается впечатление, что вы уже всё для себя решили! Иначе я не могу для себя объяснить такую враждебность.

— Нет никакой враждебности, — поджала губы та, что в платье и отвела взгляд.

— А как иначе трактовать ваше поведение? Или вы ко всем попечителям так относитесь? — нахмурилась я.

В принципе на этом надо было остановиться, но меня уже понесло. Не знаю, вероятно неудачи последних дней, и то, что обстоятельства меня практически загнали в угол, и вся эта безнадёга, всё разом навалилось, и выражения я подбирать не стала:

— А как понимать, что вы взяли участкового, без участия наших гороновцев, нагрянули ко мне с какими-то претензиями, словно я что-то не так делаю⁈ Я преступник?

Тётки промолчали, участковый покраснел и не ответил, беспомощно взглянув на дам.

— Давайте, я расскажу всю эту ситуацию. Она не ахти: муж нагулял трёх детей, будучи женатым на мне. Он вахтовиком работает в Нефтеюганске. И тут вдруг выяснилось, что у него трое взрослых детей. А я ни слухом, ни духом! Мы, естественно, сразу развелись. Общих детей у нас не было. Мне стало жаль его детей. Потому что мать их бросила, и они жили последнее время с нами. А когда и отец от них полностью отстранился — они плакали, боялись попасть в детдом. И я оставила их у себя. Опеку оформила, чтобы государственные льготы были. Дети — сироты при живых родителях. Да, они плохо учились в школе. Потому что родным родителям до них дела не было. Но когда я взяла над ними опеку, Анжелика, это старшая, поступила в колледж. На английский язык, между прочим. Она занимается с репетитором. Если будет хорошо учиться — пойдёт в институт. Если не будет, то техникум — тоже образование. Я считаю, что лучше иметь среднее специальное, но качественное, чем не осилить высшее и вообще остаться без всякого образования. Но она уже поняла важность учёбы и сейчас старается. На каникулах занималась регулярно. А Ричард, брат её младший, пока в деревне. Потому что у него была игромания, и мы с отцом порешали, что в деревне, где лес, рыбалка, ему будет легче уйти от этой зависимости. Педагогический приём такой — переключить внимание на другие вещи. И ведь получилось!

Я выдохнула. Все молчали, лишь женщина в костюме торопливо строчила в акты.

— А потом выяснилось, что мать, биологическая мать, я имею в виду, этих детей, тем временем родила ещё ребёнка, девочку. Но уже не от моего мужа, а непонятно от кого. Любвеобильная дама оказалась. И плодовитая. А ребёнок этот родился с увечьями. Инвалид. И жил всю свою невеликую жизнь по спецучереждениям. Вот я и поехала в Нефтеюганск и забрала Изабеллу к себе. Чтобы она росла с родными братиком и сестричкой. В семье.

— Такая душещипательная история, — ехидно поджала губы та, что в платье. Ей явно было чихать и на этих детей, и на меня.

— Я вам рассказываю не для того, чтобы слезу выдавить, — отрезала я и взглянула на покрасневшего сержантика, который готов был провалиться на месте, — а лишь для того, чтобы вы понимали, что я делаю для них всё, что могу. И положительные результаты уже есть. Да, они не масштабные, но они есть. Изабелла в деревне, на молоке от козы и на свежем воздухе ходить начала! Без костылей! Ей по возрасту в школу рановато, поэтому мы решили оставить её до холодов в деревне. Чтобы продолжала укреплять организм. А Ричард через два дня приедет сюда. И пойдёт в школу.

— Сам приедет? — удивлённо посмотрела на меня та, что в платье. — В таком возрасте?

Она сверилась с записями и фыркнула:

— Ему же всего двенадцать лет!

— Через две недели будет тринадцать, — пожала плечами я. — Дед посадит на пригородный автобус, там полюбому будут соседи ехать, присмотрят в дороге, а я встречу. Все дети так ездят. Там ехать-то около часа.

Дамочка ничего не ответила, зато усмехнулась и что-то отметила у себя в записях.

— У вас двухкомнатная квартира, — неприветливо глядя на меня, сверилась с какой-то записью та, что в костюме, — разве вы не знаете, что разнополые дети не должны жить в одной комнате?

— А они и не жили, — усмехнулась я. — Анжелика жила со мной в комнате. А Ричард — в другой. Сейчас Анжелика будет жить в общежитие. Изабелла — со мной. А Ричард отдельно.

— У всех детей должны быть свои личные комнаты, — с торжествующим видом заявила та, что в костюме.

— Не спорю, — кивнула я, — дайте мне четырёхкомнатную квартиру, я только «за». Но у меня есть только такая квартира.

— Это серьёзное нарушение и веское основание, чтобы изъять у вас детей! — усмехнулась та, что в костюме.

— Анжелику вы уже изъять не сможете, — пожала плечами я, — она поступила в колледж и ей выделили место в общежитии. А Ричарда и Изабеллу, если вам так прямо принципиально — ну что же, изымайте. Вот только что вы делать с ними потом будете? Насколько я знаю, мест у нас в области в детдомах нету.

— В Нефтеюганск отправим, — зыркнула на меня та, что в костюме.

— А на каком основании? — удивилась я, — прописка у них Калиновская. Я их к себе прописала.

— Они оттуда, родители их оттуда.

— Нет. Отец там на вахте. Но он тоже прописан в Калинове.

— А мать?

— А мать эмигрировала в Америку, — сказала я, — и где она там, никто не знает. Адреса нету.

— Какое-то безобразие, — сообщила та, что в костюме, не глядя на меня. — будем изымать.

Я перевела осуждающий взгляд на сержантика и тихо сказала:

— Что, товарищ Курочкин, возьмёте такой грех на душу?

И тут в дверь позвонили, не дав ему ответить.

Приехали сотрудники из гороно, как раз знакомые, которые уже приходили ко мне когда-то.

Первые полчаса между ними происходила разборка. Дамы сначала пытались выяснить, что и на каком основании, и почему эти нагрянули. А затем пошли взаимные наезды. Насколько я поняла, в области появилась идея убрать городские и районные отделы опеки и попечительства и оставить один, зато раздутый, в облоно. Вот дамочки и старались.

Они орали друг на друга так, что аж стёкла дрожали. Думаю, что все соседи это слышали. Обо мне и о моих детях все давно забыли. Им было уже не до этого — они самозабвенно делили кресла.

Но когда прозвучала фраза о том, чтобы изъять детей, потому что их нету, я не выдержала:

— Давайте поедем в село и посмотрим. Прямо сейчас.

— Но мы не планировали… — начала сарделькоподобная.

— А как я могу доказать наличие детей, если вы не желаете поехать и посмотреть на них? Анжелика через час должна прийти с колледжа — её вы увидите. А Ричард и Изабелла в селе.

В общем, поверили они мне на слово. Пока поверили, разумеется. Проверку наличия детей перекинули на сотрудниц гороно. А те потом отчитаются.

Но главное — детей оставили.

Не знаю, надолго ли, но оставили. Может, повезло, что свободных мест в детдомах области не было. Или ещё что-то. Но пока оставили.

Я знала, что это ненадолго. Что они скоро приедут снова. И поэтому, если я хочу, чтобы дети остались у меня, мне нужна хотя бы трёхкомнатная квартира.

Вот только где её взять?

Когда дамы, возбуждённо переругиваясь, в сопровождении сержантика, изволили уйти, Ивановна, которая, очевидно, провела всё это время. Прильнув в замочной скважине, выпалила:

— Так вы что, детей Любке оставили?

— Пока решение не принято, — ответила ей сарделькоподобная.

— Как это не принято⁈ Я же говорю, она их на органы сдала! А старшая — проститутка! Ходит в короткой юбке, людей стыдно!

И тут на площадку с лестницы поднялась Анжелика. Она сегодня была в строгом сером платье, плиссированный подол которого был по колено. Свежесть и румянец молодого лица аккуратно оттенял белый, вязанный крючком, воротничок. В руках она держала стопку учебников.

Увидев толпу ругающихся людей, она аж несколько книг выронила, от неожиданности:

— Тётя Люба, а что происходит?

Но я не успела ответить, как Ивановна закричала:

— Вот видите? Видите⁈ Это ейная Анжелка! Даже не здоровается, такая бескультурная! Никакого воспитания! А я вам говорю, остальные — ещё хуже!

— З-здравствуйте, — пролепетала перепуганная Анжелика и густо покраснела.

— «Война и мир»? — сержантик поднял книгу с пола и с улыбкой протянул Анжелике, — интересуетесь творчеством Толстого?

— Мне больше «Анна Каренина» нравится, — смутилась та, — а «Войну и мир» мне тяжеловато читать было. Но у нас сейчас по программе она, может, перечитывать легче будет.

— А это французский? — вторую книгу подняла женщина в костюме (имён их я так и не узнала) и посмотрела на меня, — Любовь Васильевна, вы же говорили, что девочка английский язык изучает? А она французский изучает. Вы даже этого не знаете?

— Да ничего она не знает! Мамашка-кукушка! — удовлетворённо хохотнула Ивановна.

— У нас для желающих факультативно второй язык будет, — немного растерянно пояснила Анжелика, вместе с тем отобрав учебник у дамы, — немецкий или французский. Я выбрала французский. Просто мне Мирей Матье нравится очень. Хочу понимать, что она поёт. И Гюго. А так-то я учусь на английском. Могу расписание показать, если не верите.

— Верим, деточка, верим, — стараясь скрыть брезгливость, просюсюкала сарделькоподобная и тут же задала вопрос, — а где твои братик и сестричка?

— Да в селе они, — бесхитростно пояснила Анжелика. — У деда Василия.

— Эксплуатируете детский труд сельскими работами? — спросила меня та, что в костюме.

Ответить я не успела, как вмешалась Анжелика:

— Почему сразу эксплуатируете? Сейчас там самая лучшая пора — яблоки пошли, красота. Я бы тоже в деревню хотела, но не могу, колледж у меня. А Изабелла там ходить начала. Она же сама раньше не ходила. А там вдруг начала. А Ричард сперва приехал сюда, на той неделе, тетя Люба ему костюм купила и новый дипломат в школу, а до школы же ещё куча времени есть же, вот он к дедушке обратно и рванул. У них там рыбалка. А тут ему делать что? Все его друзья тоже в деревнях сидят. Почему вы их родителям не говорите, что они эксплуатируют⁈ Это потому, что мы не родные, да⁈ Так я вам скажу, тётя Люба мне больше родная, чем родная мать! Я её даже не помню! И не смейте по тётю Любу так думать!

Выпалив эту тираду, она зарыдала, крупные слёзы катились по щекам, плечи вздрагивали.

— Тихо, Анжелика, успокойся, — сказала я и прижала девочку к себе, — никто вас забирать не будет. Я не позволю. А если будут ещё тебе такие вопросы задавать, я подам на них суд. За принесение несовершеннолетнему ребёнку тяжких моральных страданий.

— Это мы ещё посмотрим, — с угрозой в голосе сказала сарделькоподобная и первая начала спускаться по лестнице, не прощаясь.