Звон бокалов еще какое-то время звучит в моих ушах, когда мы покидаем этот напряженный ужин. Мы переходим из столовой в гостиную, но ощущение такое, что мы просто покинули одно поле битвы, что бы перейти к другому. Я чувствую, как атмосфера вокруг резко меняется, — стены этой комнаты пропитаны ожиданием, а воздух наполнен невысказанными словами.
— Здесь удобнее? — голос Амелии звучит успокаивающе, резко контрастируя с напряженной атмосферой нашего собрания. Она и Ева единственные люди, которые могли раскрыть во мне более мягкую сторону.
Я недовольно ворчу себе под нос, но всё же следую за группой. Алексей берет на себя инициативу, Амелия идёт рядом с ним, их плечи время от времени соприкасаются, словно молчаливое подтверждение их единства. Я отстаю, мои шаги тяжелы, а мысли еще тяжелее. Я не могу избавиться от чувства, что каждый шаг, приближающий меня к диванам, ощущается, как медленное погружение в зыбучие пески.
— Винсент, присаживайся рядом со мной, — предлагает Ева, поглаживая подушку рядом со своим местом.
— Спасибо, думаю, я постою, — бормочу я, прислоняясь спиной к холодному мрамору камина. Из этого положения открывается четкий обзор на всех остальных. Алексей сидит с прямой спиной, явно пытаясь продемонстрировать чертовскую уверенность в себе, Амелия, как и прежде, находится рядом, ее нежные руки сложены на коленях, а глаза широко распахнуты в ожидании.
— Всё в порядке, Винсент? — через несколько мгновений спрашивает Амелия, и в ее тоне слышится беспокойство.
— Всё в порядке, — отвечаю я резче, чем намеревался. Я быстро отвожу взгляд, задерживая его на картине с абстрактным изображением, висящей над каминной полкой — всё, что угодно, лишь бы не смотреть на Алексея. Мои руки скрещены на груди, словно барьер, который я воздвигаю сам того не осознавая. В их присутствии я не собираюсь ослаблять свою бдительность ни на миг.
— Ты знаешь, что это место безопасно, — в шутку говорит Алексей с легким русским акцентом, который придает словам остроту, кажущуюся жутко раздражающей для меня.
— Я буду иметь это в виду, — отвечаю я. Дело не в том, что я не хочу с ним разговаривать. Я просто опасаюсь, что не смогу сдержаться, стоит мне открыть рот. Он забрал мою сестру, и, хоть я и благословил их союз, это абсолютно точно не означает, что я его одобряю.
— Он просто пытается быть милым, — говорит Ева мягким, но твердым голосом.
— Милым… — эхом отзываюсь я, оставляя это слово повиснуть в воздухе.
— Давай, Вин. Не будь таким, — умоляет Алексей.
— Таким? — с издевкой спрашиваю я, — как это понимать?
Я отталкиваюсь от камина, собираясь сократить разделяющее нас расстояние, но не даже не пытаясь устранить пропасть недопонимания и невысказанных слов. Уловив неодобрительный взгляд Евы, я сажусь рядом с ней, находясь теперь напротив них. Мое тело всё еще напрядено, я готов в любой момент броситься в атаку или начать защищаться.
— Ужин прошел хорошо. Давай не будем всё портить, ладно? — умоляет Амелия, протягивая руку в примирительном жесте. Я вижу, как дрожат ее пальцы, но она изо всех сил пытается сохранить на лице спокойное невозмутимое выражение.
— Как скажешь, — отвечаю я ровным голосом. Моя голова полна ворохом мыслей и всяческих подозрений, и я задаюсь вопросом, насколько несокрушимо наше мнимое единство.
Угнетающая тишина повисает в воздухе, захватывая каждый уголок гостиной. Я откидываюсь назад, мой взгляд скользит по Алексею и Амелии, которые сидят вместе, словно единое целое. Ева прижимается ко мне, тепло ее кожи резко контрастирует с холодом, который я ощущаю в данный момент.
Светская беседа в комнате продолжается, а я молча наблюдаю за этим, пока, наконец, нетерпение внутри меня не берет верх над всеми остальными чувствами.
— Итак, — резкий звук моего голоса, заставляет всех присутствующих немедленно закрыть рты, — я оценил прекрасный ужин, но, наверное, пришло время обсудить, почему вы пригласили меня сюда. Возможно, вам, дамы, следует оставить нас с Алексеем наедине, чтобы мы могли обсудить любые вопросы, которые он посчитает нужным.
Алексей ненадолго встречается со мной взглядом, прежде чем отвести его, но Амелия даже не дергается. В ее поведении чувствуется твердость, решимость, присущие ей в любых стрессовых ситуациях. Следующие ее слова звучат уверенно и непреклонно.
— У нас с Евой нет причин уходить. Мы не были на сто процентов откровенны в причинах, по которым хотели поговорить с тобой.
Я сжимаю пальцами кожаную обивку дивана настолько сильно, что мои ногти вот-вот пронзят материал насквозь.
— Не то что бы, я не ожидал чего-то подобного, — мой голос полон высокомерия. Я знал с самого начала, что эта встреча нечто большее, чем обычный ужин.
— Это не так, брат, — Амелия качает головой, — мы пригласили вас сюда, потому что хотели поговорить о нашей семье или, хотя бы о том, какую роль вы сыграете в том, какой станет наша семья, — эти слова эхом разносятся по комнате, отражаясь от стен.
— О чем ты говоришь? — я не пытаюсь скрыть в своем голосе растущее внутри меня нетерпение.
Я наблюдаю, как Амелия и Алексей несколько мгновений смотрят друг на друга, а затем снова переводят взгляд на меня.
— Мы решили, что хотим ребенка. Но не хотим приводить его в тот же мир, в котором выросли все мы.
Я морщусь и пожимаю плечами, глядя на сестру.
— И какое, черт возьми, отношение всё это имеет ко мне?
Взгляд Амелии смягчается, в нем смешиваются печаль и решимость.
— Винсент, ты — наша семья. И мы хотим, чтобы ты принимал участие в жизни нашего ребенка. Мы хотим, чтобы ты был настоящим дядей.
Я смеюсь над ее словами, больше не сдерживая испытываемый мной скептицизм.
— Чего именно ты от меня хочешь, Амелия? Ты вышла замуж за наследника конкурирующей семьи. Ты сделала этот выбор, не я.
Амелия глубоко вздыхает, ее голос спокоен, но полон эмоций.
— Я понимаю твой гнев и недоверие по отношению к Алексею. Это не твоя вина. Наш отец воспитал нас с этой ненавистью.
— Не смей говорить о нашем отце. Он бы в гробу перевернулся, если бы узнал, что ты предпочла Ивановых своей собственной семье, — предупреждаю я.
— Я не выбирала Алекса вместо тебя, разве ты этого не видишь? — отвечает она со слезами на глазах, — я знаю, что тебе нелегко это принять, но мы с Алексом оба любим тебя.
Я наклоняюсь вперед, и огонь рядом тихо потрескивает, отражая мое смятение.
— Почему это должно что-то значить для меня?
Глаза Амелии наполняются слезами, но она сохраняет самообладание.
— Потому что мы хотим, чтобы ты был частью жизни нашего ребенка. Мы хотим, чтобы наш ребенок знал своего дядю и знал о своих корнях, несмотря на то, какие решения мы приняли.
Я недоверчиво качаю головой.
— Это безумие. Ты просишь меня относиться с любовью к семье, которая многие годы была нашими врагами. Как ты можешь ожидать, что я пойду на такое?
Голос Амелии дрожит, ее уязвимость просачивается сквозь трещины ее сдержанности.
— Я знаю, тебе трудно это понять, но Алекс не ответственен за грехи своей семьи, точно так же как я не ответственна за грехи моей. Мы хотим разорвать порочный круг ненависти и сделать мир, в который придет наш ребенок, лучше.
Я смотрю на нее, борясь с противоречивыми эмоциями. Мое сердце жаждет примирения, единения нашей расколотой семьи, но я не могу не думать о том, насколько наивна моя сестра.
Но глубоко внутри меня маленькая часть моей души дрожит от возможности искупления. Может быть, просто может быть, моя сестра что-то задумала. Возможно, есть шанс восстановить разорванные связи и переписать историю, которая преследовала нашу семью на протяжении нескольких поколений.
Я задумываюсь над ее словами, смотрю в ее полные слез глаза и вижу проблеск надежды. Медленно я разжимаю кулаки, отпуская напряжение, которое охватило меня несколько мгновений назад.
— Амелия, — говорю я уже мягче, — не могу обещать, что мы когда-нибудь будем одной большой счастливой семьей. Но если ты действительно веришь, что этот ребенок сделает тебя счастливой, я сделаю всё возможное, чтобы каким-то образом стать частью жизни этого ребенка.
Лицо Амелии озаряется смесью облегчения и благодарности. Она протягивает руку и берет мою ладонь в свою, нежно сжимая.
— Спасибо, — шепчет она, — это всё, о чем мы просим. Честно говоря, я сказала Алексу, что если ты одержим идеей продолжать разделять наши семьи, я не уверена, что хочу рожать детей.
Ее слова вызывают во мне дискомфорт.
— Ты действительно думаешь, что проблема в этом, сестренка? — я стараюсь, чтобы мой голос не выдавал волну эмоций, съедающую меня изнутри.
Амелия хнычет в ответ, и Алексей накрывает ее руку своей.
— Да, — говорит он, и в его голосе звучит убежденность, которая наполняет всё, окружающее нас пространство, — мы оба верим, что можем изменить будущее наших семей. Мы можем начать все сначала и вдохнуть новую жизнь в наши отношения.
— Новая жизнь… — мои мысли вращаются по спирали, рассматривая союзы, наследие и бесчисленные опасности, скрывающиеся в тенях нашего существования. Я смеюсь, но не над ситуацией, — вы двое понимаете важность того, что предлагаете?
— Конечно, мы понимаем, — настаивает моя сестра.
Я ухмыляюсь.
— Ты уверена, что это правильно? В моей жизни происходит столько дерьма, о котором ты, блядь, понятия не имеешь.
— Что ты имеешь в виду? — спрашивает Амелия.
— Знали ли вы, что среди капо ходят слухи, что из-за вашего брака мне нельзя доверить быть главой нашей семьи?
— Что? — Амелия задыхается, явно удивленная моими словами, — это вздор.
Я киваю с торжественным выражением лица.
— Похоже, моего дорогого зятя не так любят в наших рядах. Ходят слухи, что я не достоин быть главным из-за моей близости к вам.
— Я уверена, что это всего лишь слухи. Ни один из капитанов не посмеет выступить против тебя. Не после всего, что папа для них сделал.
Я поднимаю бровь, и мое сердце на секунду сжимает печаль.
— Ты думаешь, что верность — это что-то незыблемое в нашем мире, Амелия? Вы думаете, они не воспользуются моей слабостью, чтобы подорвать мой авторитет? — мой голос становится холоднее, шаткость моего положения давит на меня, словно неподъемный груз, — я прекрасно знаю об их преданности нашему покойному отцу, но их истинная преданность связана с их потенциальным доходом. Расстановка сил внутри нашей организации в лучшем случае неспокойная, а ваш брак с Алексеем только подлил масла в огонь.
Амелия смотрит на меня, на лице ее отражается смесь беспокойства и решимости.
— Я понятия не имела.
— Тебе не обязательно было знать. Ты сделала свой выбор, — напоминаю я ей.
Алексей перебивает меня твердым голосом.
— Винсент, ты знаешь, что я уважаю тебя, но Амелия — моя жена, и я не позволю тебе заставлять ее чувствовать себя плохо из-за того, что она следует зову своего сердца.
Я прищуриваюсь, глядя на Алексея, и меня охватывает порыв защититься от его нападок.
— Следовать своему сердцу, говоришь? У вас обоих, кажется, есть талант к этому, — парирую я, не в силах подавить горечь в своем голосе.
Ева протягивает руку и кладет ее на мое плечо, смягчая мой гнев.
— Пожалуйста, постарайся понять. Мы выбрали этот путь не назло тебе или нашим семьям. Мы выбрали его, потому что верим в другое будущее, которое не будет определяться кровной местью, — умоляет Амелия.
Я делаю глубокий вдох, мой разум лихорадочно пытается разобраться в ситуации.
— Если ты действительно веришь в то, что нужно идти по новому пути, то ты должна быть готова к последствиям, — говорю я, и мой голос полон осторожности.
— Всё, о чем они просят, чтобы ты поддержал их, — говорит Ева.
И вот оно. Суть всего — поддержка. В нашем мире это не просто похлопывание по спине или поздравительный тост. Это обещание защиты и верности. Я обязуюсь защищать новую жизнь всеми доступными мне ресурсами.
— Я поддерживаю, — говорю я, и это слово становится клятвой, даже когда я осознаю всю чудовищность того, на что именно соглашаюсь, — что взамен?
Амелия и Алексей переглядываются.
— Что ты хочешь, чтобы мы сказали? — спрашивает Алекс, — в какой-то момент мы все должны быть готовы заплатить соответствующую цену.
— Легко так говорить, когда цену платишь не ты, — отвечаю я.
Правда в том, что я хотел бы быть дядей. Я хочу обрести счастье. Но, я не считаю, что путь вперед столь безоблачен, как кажется Амелии и Алексею. Сможет ли их дитя, кровь Иванова, когда-нибудь найти дом среди Кингов?
— Алексей, — мой голос твёрд, несмотря на сомнения, — ты знаешь, что значит быть частью этого мира. Жертвы. Опасность.
— Наследие Ивановых, — говорит он, торжественно кивая, — я понимаю твое беспокойство, но мы верим…
— Вера… — вмешиваюсь я, с вырвавшемся невеселым смешком, — вера не защищает от пуль и предательств в нашем мире. Посмотри, что случилось с нашим отцом или как насчет твоего брата?
Лицо Алексея напрягается при упоминании брата.
— Я знаю о рисках, — говорит он почти шепотом, — но я отказываюсь позволять страхам диктовать нашу жизнь. Мы не можем позволить грехам прошлого определять наше будущее.
— Конечно, семья — это всё, — отвечаю я медленно, обдумывая каждое слово, — но невиновности нет места в наших отношениях. Если вы втянете в это ребенка, он унаследует не только вашу любовь, но и ваших врагов.
— Именно поэтому нам нужно починить то, что сломано, — настаивает Алексей, его взгляд непоколебим.
— Починить то, что сломано, — я размышляю над этой концепцией. Это роскошь, которую могут себе позволить немногие в нашем мире, — а если это невозможно исправить? — спрашиваю я, уже зная, что некоторые пропасти слишком велики, чтобы их можно было преодолеть.
— Тогда мы хотя бы попытаемся, — говорит Амелия и её привычная теплота в голосе исчезает.
— Попытаемся, — повторяю я, позволяя слову повиснуть в воздухе.
— Винсент, — отвечает Алексей с намеком на мольбу в своем низком голосе, — мы просим больше, чем просто твоего благословения. Мы просим помощи.
— Помощь, — шепчу я, и это слово камнем застревает в моей груди. Мир Кингов — это не мир прощения или вторых шансов. Это тот случай, когда каждая услуга является долгом, — сейчас я едва удерживаю власть над семьей. Я не могу давать никаких обещаний.
— Винсент, — голос Евы прорывается сквозь тишину, словно спасательный круг, брошенный среди надвигающейся бури, — тебе нужно многое обдумать. Возможно, нам стоит уйти, и вы сможете обсудить этот вопрос позже.
Я обращаюсь к Еве, благодарный за ее своевременное вмешательство.
— Наверное, ты права, — отвечаю я усталым голосом.
Амелия кивает, ее глаза сияют решимостью.
— Мы понимаем. Мы не ожидали, что всё пройдет легко.
Я дарю ей легкую улыбку.
Когда мы направляемся к выходу, Ева берет меня за руку, придавая сил, чтобы противостоять неуверенности, которая бушует во мне. Внезапно я испытываю невероятную благодарность за ее присутствие.
Перед моим мысленным взором предстает ребенок с глазами Ивановых и решимостью Кингов, сочетающий в себе наследие, которое могло бы залечить раны наших семей. Однако сейчас я способен думать только о том, как мне двигаться дальше в качестве главы семьи Кинг. Я не хочу отказываться от короны, по крайней мере, пока я жив. Следующему поколению придется подождать, пока не налажу дела для нынешнего.