Баламут

Глава 1 Человек, что пришёл с севера

Для М.

Позже говорили, что этот человек пришёл с севера, со стороны Софийских ворот. В октябрьских сумерках он распахнул дверь в кабак косого Фрола, что на Страстной улице, под иссохшей вывеской. Невысокий широкоплечий юноша, лет семнадцати, с пронзительными голубыми глазами. Под правым глазом тянется тонкий бледный шрам, светлые волосы выбриты на висках. Он вошёл в помещение, снял шапку с фазаньим пером, и перебросил через руку плащ, намокший от первого осеннего дождя, показав всем заинтригованным посетителям кожаную куртку с нашитыми металлическими пластинами. Сбросил наплечный мешок. Невзначай поправил перевязь меча. Кинул на стол пригоршню серебряных чешуек.

Кабатчик Фрол тут же услужливо подскочил, склонившись в полупоклоне.

— Чего изволит добрый витязь? — спросил он.

— Меня зовут Баламут, — сказал юноша, присаживаясь на колченогий стул и закидывая ногу на ногу. — Наёмник. Я борец с нечистой силой.

Сказал он это нарочито громко, так, что окончательно приковал к себе внимание всех сидящих в трактире, в том числе и получил десятки взглядов любопытных девиц.

— К-хм, очень рад за вас, милостивый государь, — ответил Фрол, немного обескураженный таким ответом ни к месту, и силясь переварить, что ему с этой информацией теперь делать.

Баламут, явно ожидавший более яркой реакции на свои слова, недовольно потёр большим пальцем тонкий шрам.

— Неси всё, что есть съедобного, хозяин, да кувшин пива, если в твоей дыре найдётся что-то приличное.

Трактирщик прикинул, что горстки мятого серебра не хватит на многое, но мудро решил промолчать, чтобы не злить лишний раз человека с мечом. Он сгрёб деньги и поспешил удалиться.

Юноша, назвавшийся Баламутом, тем временем, продолжал дерзко оглядывать зал, откинувшись на спинку стула. Половина посетителей уже потеряла к нему всякий интерес, вернувшись к своим делам — поеданию каш с супами, да распитию пива. Другие же, напротив, оживлённо перешёптывались, разглядывая диковинного гостя.

— Так ты, стало быть, борец с нечистью, сынок? — спросил юношу сидевший за соседним столом старик, окуная вислые усы в кружку.

— Именно так, отец, — громко сказал Баламут, подмигивая симпатичной рыжей девчонке, отчего так покраснела и захихикала. — Брожу по трактам, да лесным чащобам, вырезаю нечисть за горсть звонкого серебра. Очищаю Русь-матушку от скверны, да оберегаю покой простых людей, вроде тебя, не щадя живота своего.

Старик крякнул и мотнул головой.

— И с кем же борешься? — спросил он.

— Да с кем хочешь. Виверны, сирены, мантикоры, лешие, древни. Всех побороть могу, за достойную плату, разумеется, — ответил Баламут полируя ногти о металлическую бляшку на куртке.

— Мантихоры? Ишь, ты. Не видел я что-то в наших краях мантихоров никаких. Да и ни вивернов, ни прочего нечистого зверья, тоже ни разу не видывал, — сказал старик.

— Не стоит благодарности, — Баламут поднял ладонь, словно останавливая грядущий поток комплиментов.

— Я вообще не слышал, чтобы мантихоры водились где-то, кроме бабьих сказок, — продолжал гнуть свою линию старик.

— А великого князя видел когда-нибудь своими глазами? — спросил Баламут. — Нет? Что же теперь, его по-твоему тоже не существует? Стало быть, и подати можно не платить? Смотри, дед, договоришься до плахи. У-у-у, смутьян.

— Брехня это всё, мантихоры твои, — сказал старик и махнул рукой, — бабьи сказки для детей неразумных.

— Ага, — тут же подхватил Баламут. — Никогда такого не было, чтобы на Руси нечисть водилась, да вот опять.

Он встал из-за стола и крикнул на весь кабак:

— Смотрите, люди добрые! Да не говорите потом, что не видели. За лжеца меня держать я никому не позволю!

С этими словами он поднял свой мешок и кинул его на стол. Развязал тесёмки и вывалил на белый свет содержимое — крупный одноглазый череп с тремя рогами, оскалившийся длинными жёлтыми клыками.

Народ вокруг ахнул, придвинулся ближе к столу наёмника, разглядывая диковинку.

— Череп лешего, — равнодушно бросил Баламут. — Убил его третьего дня. Да вот пока ношу с собой, жду, когда мне за него причитающиеся гривны князь выплатит. А пока — смотри, народ честной, смотри, да смекай, что за зверьё Баламут лесах гоняет ради вас, да с какими тварями бьётся, охраняя ваш покой.

Посетители кабака сгрудились ближе, обступили стол Баламута. Мужчины цокая языками обсуждали, какого же размера это чудище было при жизни. Женщины боязливо тыкали пальцами в жёлтые клыки черепа.

Обстановка вокруг наёмника сразу изменилась. Купчишка из мелких тут же заказал ему за свой счёт кувшин пива. Народ наперебой расспрашивал про страшное зверьё. Взгляды местных девиц стали ещё более заинтересованными. Баламут охотно отвечал на все вопросы, да пил пиво, одну кружкой за другой. Когда народ утолил своё любопытство и стал растекаться в разные стороны, наёмник почувствовал на себе взгляд, упёршийся ему между лопаток, как острие копья. Он обернулся и увидел невысокого кряжистого мужчину, заросшего чёрной бородой до самых глаз. Тот сидел в дальнем тёмном углу и прожигал наёмника немигающим взглядом. Баламут пожал плечами и отвернулся.

К столику подсел парень. Невысокий, толстый, он смотрел сердито и серьёзно, как подросток, который изо всех хочет казаться взрослым и уверенным в себе мужчиной. Россыпь прыщей и мягкая кожа, однако, выдавали его возраст лет в пятнадцать на раз-два.

— Ты борец с нечистью? — спросил он, срывающимся от волнения голосом.

Баламут промолчал, пристально разглядывая собеседника. Мальчишка сердито засопел.

— Ты борец с нечистью? — снова спросил он.

— Зависит от того, кто интересуется, — наконец ответил Баламут.

Мальчишка часто заморгал, растерявшись от такой наглости, но быстро взял себя в руки.

— Меня зовут Алексей, сын Владимира, князя Псковского, — сказал он, расправив плечи и подняв подбородок.

— Ну, рад за тебя, — ответил Баламут.

Мальчишка снова заморгал, словно не ожидал, что эти слова не произведут на собеседника должного впечатления. Наёмник уткнул взгляд в тарелку с кашей и шумно отхлёбывал пиво.

Алексей опешил и съёжился. Несколько минут он молчал, пытаясь снова нарисовать у себя в голове разговор, который до того тренировал битый час.

— Как же тебя занесло так далеко от Пскова? Чего-то хотел, княжич? — наконец сжалился Баламут, утирая рот тыльной стороной ладони.

Мальчишка облегчённо выдохнул и опять расправил плечи.

— Хочу нанять тебя, для работы.

— О как, — Баламут громко отхлебнул пиво и сыто отрыгнул. — Ну, излагай, коли не шутишь.

Мальчишка фыркнул, покраснел, пожевал губами, будто жеребёнок. Но всё-таки заговорил.

— Хочу нанять тебя для важного дела. По твоей работе…

— Ага, это я уже слышал, — Баламут опять шумно отпил из кружки и причмокнул от удовольствия.

Княжич насупился, засопел, но упорно продолжал.

— Третьего дня была похищена нечистой силой княжна Василиса. Вернуть её надобно, вот что. Ты, говоришь, мастер в таких делах. Хочу тебя нанять. Вернёшь княжну — озолочу.

Баламут закусил губу, глянул в сторону. В том же тёмном углу продолжал сидеть бородатый мужчина и буравить наёмника взглядом.

— Звучит как интересное дельце, — Баламут повернулся к княжичу. — Надо подумать. Выкладывай, княжий сын, как оно всё было. Что случилось? Кто, куда, зачем да почему? Да обстоятельно расскажи, как всё было, с самого начала.

— Княжна Василиса поехала со свитой своей, с мамками-няньками, да с дружиной по тракту, — затараторил Алексей, будто радуясь, что его слова приняли всерьёз. — Время было уже позднее, Луна показалась. И вот налетел на них из ниоткуда гигантский чёрный змей о трёх головах…

— Змей Горыныч? — Баламут недоверчиво приподнял бровь.

— Он самый, — уверенно подтвердил Алексей, сын Владимира. — Пожог Змей проклятый дружину княжескую так быстро, что и глазом моргнуть не успеешь. Пожрал всех мамок да нянек, а княжну саму схватил в когтистые лапы, да уволок куда-то.

Баламут почесал подбородок.

— А ты откуда обо всём этом ведаешь? — спросил он, после некоторого раздумья.

— Своими глазами видел, — сказал Алексей.

— Хм, никак в кустах сидел, да за девицей прекрасной следил, охальник?

Баламут засмеялся, а толстый княжич так густо покраснел, что наёмник сразу понял, что попал в самое яблочко.

— Ладно, ладно, не осуждаю, — сказал он. — Смотрел одним глазком за красавицей, сердечко трепетное будоражил, дело молодое, тут постыдного нет ничего. Рассказывать, конечно, о таком не следует, некрасиво будет выглядеть в глазах людей. Но откровенный порыв юного горячего сердца мне прекрасно понятен.

Алексей насупился, как молодой бычок, и ничего не ответил на это замечание.

— Чего же дружина твоя, княжий сын? Или батюшки девицы похищенной? Где сам князь со славными витязями? Чего не бегают, не суетятся, не заглядывают под каждый куст?

— Не верят они, — буркнул княжич.

— Понимаю, — Баламут покивал. — Тяжко поверить в существование Горыныча, когда его своими собственными очами не видел. Люди, не сведущие в моём ремесле борьбы с нечистью, частенько считают, что брехня это всё и про Змеев и про прочих тварей гнусных. Думает князь, небось, за выкуп похитили юную красавицу твою? Побегали они с воинами окрест, кулаками потрясли, да теперь требований от воров сидят дожидаются?

— Угадал, — ответил Алексей.

— Хм, — наёмник призадумался. — А ты им всё рассказал, как было? Или застеснялся говорить, что за княжной из кустов подглядывал? Струхнул немножечко, поэтому только намекнул, кто её похитить мог? А взрослые на смех подняли твои детские сказки?

Щёки княжича в который раз налились краской, он отвёл взгляд и промолчал. Баламут хмыкнул.

— Да уж, грустная история, — он потянулся, потёр глаза, собираясь с мыслями. — Княжну надо спасать, тут и рассуждать нечего. Только мой интерес в этом — он где?

— Поможешь — озолочу, — ответил Алексей.

— Озолотить-то это, конечно, хорошо, — Баламут откинулся на спинку стула. — Да только водятся ли гривны в твоей мошне, славный княжич? Ты уж, того, не серчай, сам я человек не сведущий в княжьих родах, сам понимаешь. Моё дело так, пару леших, да кикимор болотных порубить. Людей уважаемых не знаю. Что, кто, где, да почему. Ну, как, ты сорок третий сын славного князя, да из всего золота у тебя только фамилия золотая? А старшенькие братья уже вовсю отцовской престол да вотчины поделили промеж себя?

Мальчишка так сильно покраснел и так громко засопел, что Баламут тут же понял, что догадкой своей попал в самое сердце.

— Есть ли, говорю, чем платить-то в звонкой монете? — спросил он. — Уж прости, юный княжич, я словами сыт не буду.

— А что, спасение невинной княжны Василисы и благодарность самого князя уже не достаточная плата для настоящего витязя? — спросил Алексей.

— Для настоящего витязя — может быть что и так, — ответил Баламут. — Но ты былины-то как следует переслушай. Не припоминаю я, чтобы Илья Муромец в рубище ходил, да у собак из пасти последний кусок кости вырывал с голодухи. А мне, сам понимаешь, и себя кормить надобно, и коня моего, Цезаря, тоже не помешало бы кормить вкусно и часто. Опять же, сам понимаешь, небось, спать-то оно всегда приятнее в тепле, да на перине, да чтобы бок мягкий девичий был под рукой.

Мальчишка покраснел, как мак, и отвёл взгляд. Баламут усмехнулся. Княжич краснел так быстро и по любому поводу, что наёмнику доставляло удовольствие подразнить его лишний раз.

— Одним словом, говорю, — продолжил он, потирая шрам под глазом, — нужна мне оплата моей работы тем, что руками пощупать можно. Рубли, гривны, жемчуг, серебро, изумруды, коли найдутся, тоже сгодятся. А словами любовь румяных баб того, не оплатишь.

Алексей шмыгнул носом и снял с пояса кошель. Достал из него и бережно положил на стол медальон, размером с хорошее блюдце. В полумраке кабака блеснуло золото, засверкали десятки драгоценных камней. Баламут присвистнул и зацокал языком.

— Красота-то какая, лепота! Откуда такое сокровище у столь юного воина, вроде тебя, Алёша? У матушки из шкатулочки с драгоценностями свистнул тёмной ноченькой?

Княжич побледнел от злости от ударил кулаком по столу

— Ты как смеешь так разговаривать со мной?

Баламут оскалил жемчужно-белые зубы и поднял ладони.

— Прости, сын Владимира, прости. Не обучен я речам красивым. Я всё, знаешь, больше по полям бегаю, да по лесам, борюсь со всякой мерзостью. Сам вот огрубел, да одичал. Не приветили бы меня по речам моим при дворе, понимаю. Я больше с мечом обращаюсь, чем со знатными людьми речи развожу. Не обучен я манерам, не привычен к общению со столь знатными людьми как вы, светлый сударь мой.

Лицо княжича вернулось к нормальному цвету и Алексею даже стало слегка неловко перед наёмником.

— Прощаю, — буркнул он. — Но впредь со мной следует говорить уважительно, ты понял?

— Как скажете, милостивый князь, — со слезой в голосе ответил Баламут, — только не велите казнить.

— Хорошо, — сказал Алексей. — Так что, берёшься ты за дело? Спасёшь княжну?

Баламут потёр пальцем шрам под глазом, не сводя взора с золотого блеска медальона.

— Добро, — ответил наёмник. — Безделушка твоя кажется более-менее достойной платой за такое опаснейшее приключение. Стало быть, хочешь ты Горыныча приморить и княжну спасти?

— Именно так, — Алексей кивнул. — Справишься?

— Чего же не справиться, когда за дело берётся такой именитый мастер, как я. А Горыныча, этого самого, ты своими собственными глазами видел? Не хазар каких в халатах, не лихих людей с топорами, да дрекольем, а змея трёхглавого?

— Всё как есть.

— Поразительно, — Баламут снова покосился на золотое украшение в россыпи драгоценных камней.

— Дельце непростое, да и награда уж не больно сладка, конечно, — сказал он излишне равнодушным тоном. — Но вот такой я человек, на всё готов ради спасения прекрасной девы в беде. Так и быть, возьмусь за это задание. Сегодня отосплюсь, как следует, а завтра в путь-дорогу тронусь. Сыщу Змея, порублю его на мелкие кусочки и освобожу юную прелестницу. Ты же, Алексей, сын Владимира, давай сюда медальончик и езжай к батюшке в терем родной. Там меня дожидайся, неделю, может две. Я как всё сделаю, сдам тебе с рук на руки спасённую княжну, благодарную тебе до слёз хрустальных.

— Я с тобой поеду, — сказал княжич.

— Зачем это — со мной? — у Баламута дёрнулось веко. — Нет, юный князь, ты уж извини, но мне подмога не нужна. Один я работаю. Сам как-нибудь справлюсь. Давай сюда эту каменюку золотую и поеду я на дело ратное, а ты к батюшке домой, он наверняка уже весь извёлся от скуки по тебе.

— Вдвоём поедем, — упрямо повторил княжич.

— Будешь у меня под ногами путаться только, да мешать святое дело делать — юную деву в беде спасать. Путешествие будет опасное, того и гляди, полыхнёт на тебя огнём гад какой и что делать? Не уста твои алые будет целовать прекрасная девица, а кучку горячего пепла. Кому от этого хорошо, ты мне ответь?

— Вместе поедем, сказано тебе, — княжич набычился. — Как только убьём Горыныча и деву спасём, заберёшь медальон. Не раньше.

Баламут цокнул языком и сокрушённо покачал головой. В сердцах бросил ложку на тарелку.

— Ладно, — сказал он, — раз ты такой упёртый, бог с тобой. Вместе поедем. Завтра на рассвете в путь отправляемся, будь готов с утренней зорькой. Только ты меня потом не кори, с того света, когда тебя гад какой огненным ядом зальёт с макушки до пят. Отговаривал я тебя, как мог, запомни.

Он протянул княжичу руку и тот, поколебавшись, пожал её. Наёмник хмыкнул.

— Уговор, стало быть. Ложись спать, княжич, завтра долгий и опасный день.