Виверна рванула в их сторону с прытью лучшего скакового коня. Взвизгнув, Баламут, как перепуганный кот, на четвереньках побежал прочь, мечтая только о том, чтобы вскочить в седло и унестись куда подальше. Княжич же стоял, как великий витязь на поле боя. Ветерок красиво взметнул полы красного плаща, Алексей поднял копьё вверх. Размахнулся и метнул его в бегущую тварь. Свистнув в воздухе, оно попало прямо в грудь виверны. Та, не замедлив бега ни на мгновение, продолжала нестись на него, сминая кусты и ломая тонкие деревца. Быстрее, чем можно было бы щёлкнуть пальцами, вся храбрость тут же оставила княжича. Закричав, он бросился бежать.
Чудище, проехав по инерции добрую сажень, остановилось посреди поляны, где путник устроились ночью на привал. Замотала головой во все стороны, выбирая за кем же погнаться. Взрывая лапами траву и землю, пустилась вслед за визжащим княжичем.
Неопытный в таких делах Алексей, допустил очевидную ошибку новичка. Остановился, чтобы оглянуться, что у него там за спиной происходит. И это чуть не стоило ему жизни, будь крылатый монстр немного порасторопнее. Зелёная бестия неслась на него, как стрела пущенная из лука. С прытью перепуганного зайца, визжащий на одной ноте княжич, прыгнул в развилку между двух толстых стволов. Виверна мотнула головой вслед за беглецом. Шея её проскочила в развилку между деревьями, а длинное тело продолжало бежать вперёд. Раздался громкий треск, будто великан раздавил гигантскую ветку. Шея виверны хрустнула и сломалась. Перепончатые крылья трепыхнулись в последний раз, туша её обмякла и замерла. Виверна так и осталась висеть, застряв головой между деревьями.
Поляна, разорвавшаяся воплями во время драки с чудовищем, притихла. Хотя так же шумели кроны высоких сосен и так же пели птицы, казалось, что тишина наступила гробовая. Роковая для виверны встреча, не заняла и одной минуты. Княжич и наёмник с двух сторон медленно приблизились к мёртвому существу.
— Охренеть, — сказал Баламут, опасливо тыкая кончиком меча в поверженную виверну.
Он тряхнул головой, как собака вылезшая из воды, словно отгоняя от себя какое-то наваждение.
— Поверить не могу, что получилось. Поверить не могу, что эти твари существуют.
Баламут поймал на себе изумлённый взгляд Алексея и закашлялся.
— Ну, то есть, хочу сказать, поверить не могу, что тебе удалось выжить в этой жаркой битве. Я-то старый опытный охотник, а ты молодая зелёная поросль, мог сгинуть ни за грош. Опыта у тебя в таких делах нет. Я сразу принялся заманивать её на эту позицию для сражения, пока ты попусту своей шеей рисковал. В другой раз следи за мной, и повторяй всё, что я делаю. Хвалю твою храбрость, разумеется, но из-за такого безрассудства стал бы ты её завтраком. Уж поверь мне, я в таких вопросах мастер.
— Мне показалось, ты сбежать хотел, а не заманивать никого никуда, — сказал Алёша.
— Что? Кто? Я? Да как ты смел помыслить такое только? Подумать страшно. За кого ты меня принимаешь? За мошенника какого-то? Упаси господь. Скажешь тоже. Обидно слышать такое. Слёзы на глаза наворачиваются. Сейчас заплачу, подожди минутку.
— Так ты сам сказал, что бежать хочешь, — припомнил ему их разговор Алексей.
— Врёте, ваша княжеская светлость. Не было такого. Наговаривает вы на меня, грех это.
— Не наговариваю, а говорю как есть.
— Нет, ты меня ответь, слышал ты хоть раз, чтобы прославленный Баламут с поля брани бегал?
— Я о тебе вообще не слышал раньше.
— Вот! Не слышал, стало быть, чтобы прославленный Баламут с поля брани бегал, так и скажи. Всё тебе лишь бы наговаривать на честного человека. Грех это, говорю тебе, постыдился бы.
— Что-то уж больно странно повёл ты себя, для опытного охотника на подобных тварей, — Алексей недобро сощурился.
Баламут всплеснул руками.
— Мне кажется, что кое-кто из присутствующих, не будем показывать пальцем, — он многозначительно посмотрел на княжича, — ставит моё мастерство под сомнением. Подобное подозрение больно ранит моё сердце.
— Да, — Алексей выдержал этот обвиняющий взгляд не отведя глаз. — Меня терзают смутные сомнения.
Баламут выпрямил спину и расправил плечи.
— Мой опыт и моё непревзойдённое мастерство у меня на лице написаны. В прямом смысле.
Он показал пальцем на шрам под глазом
— Этот шрам мне оставил леший. Мы бились с ним три и дня ночи. Он был размером с могучий дуб и разил так, что земля дрожала от Чернигова до Владимира. Я победил его, но в память об этой легендарной битве у меня остался этот шрам, как доказательство моего опыта!
Алексей сощурился.
— Подожди, ты же вчера говорил, что тебе этот шрам оставила кикимора.
— Гуль, кикимора, мантикор, какая разница? Чего пристал? Ты кто, мой личный летописец? У меня было столько битв, что все уже и не упомнить. Может, не этот шрам мне оставил леший, а какой-то другой. Я вообще весь покрыт шрамами так, что живого места не сыщешь.
— Да? Покажи-ка хоть один ещё?
— Делать-то мне больше нечего, перед вашей княжеской светлостью в одном исподнем бегать? Не хочешь не верь, правда от этого правдой быть не перестанет!
Алексей махнул на него рукой, уставился на убитую виверну, его пережитый страх и свежие подозрения быстро сменились осознанием победы. Княжича накрыло волной щенячьего восторга от такого подвига. Он затараторил что-то слишком быстро и неразборчиво, продолжая со всех сторон разглядывать поверженную виверну, и, казалось, вот-вот пустится в пляс.
— Мальчишка неразумный, распетушился весь, — проворчал тихонько Баламут.
Кривясь от брезгливости, клинком меча раскрыл пасть мёртвого чудовища, обнажая гигантские жёлтые клыки.
— Гадость какая, — сказал он.
Княжич беспрестанно ходил взад-назад около туши мёртвого монстра, словно никак не мог успокоиться.
— Вот это да! Убили! Убили её! Ты видел?! Победили эту гадину! Видел же, как я её и копьём и мечом?
— Мечом? — переспросил Баламут. — Двух минут не прошло, а ты уже сочинять начал?
Алексей будто не слышал:
— Разил её так, что земля дрожала!
— Хорошо, что земля, — буркнул Баламут себе под нос, — я-то думал это меня так от страха трясёт, как лист на ветру.
Алексей обошёл по кругу убитое чудовище, тыкая в тушу кончиком меча, не замолкая пересказывал скоротечный бой, с каждым разом прибавляя всё новые подробности и расхваливая собственную храбрость.
— Ну, действительно, чего скромничать, — Баламут потёр шрам под глазом. — Хвалю. Ты хотя бы знаешь, с какой стороны за копьё хвататься. В наши неспокойные времена это уже не мало. Батя научил?
— Дядька-наставник. Фёдором звать.
— Ах, ну да, у вас, княжьих детей, всё не как у людей. Отца родного не видите, всё няньки вас в подолах таскают, да дядьки какие-то вам сопли вытирают.
Алексей ожёг его взглядом, но Баламут только хихикнул.
— Извините, извините, ваша княжеская светлость, с языка сорвалось. Был взволнован, больше не повторится.
Алексей посмотрел на убитую виверну и на него опять накатила волна неконтролируемой эйфории.
— Ну и ну! Не верится, да?! — сказал он. — Видел, как я её копьём! Видел?! А она как заорёт, завоет! А мне совсем не страшно было! Мы убили её! Вот этот подвиг, который в былинах пересказывать будут.
— Да-да-да, — сказал Баламут вытирая меч пучком травы и убирая в ножны. — Слышал я это уже сто раз, угомонись. Былины это хорошо. Замечательно просто, даже слов нет. Но вот золото и обещанная награда куда как интереснее. Понимаешь, к чему я веду, или мне картинку на бересте нарисовать?
Алексей остановился, удивлённо посмотрел на Баламута.
— За что — награда-то? Не отдам я тебе медальон, с чего вдруг?
— Ну, здравствуйте, началось в княжестве утро. За виверну. Змея этого зелёного.
Баламут двумя ладонями показал на неподвижную тушу.
— Вот она, прямо перед тобой. Мертвее мёртвого. Не живая. Дохлая. Спящая вечным сном. На ромейском повторить?
Алексей снял шлем и почесал пропотевший затылок.
— Мы же не об этом договаривались, — сказал он.
Баламут задохнулся от возмущения.
— Как это не договаривались? Как это не договаривались, я не понял?! Ты давай, не плутуй, сын княжий. Договаривались змея убить? Договаривались. Змей повержен? Повержен. Отдавай медальон.
Алексей насупился.
— Мы с тобой договаривались, что ты убьёшь трёхглавого змея, — сказал он. — А это не тот змей. У этого голова только одна. И тот был чёрный, как ночь, а этот зелёный, как мох. Змей не тот.
У Баламута отвисла челюсть.
— Тогда на кой-леший мы этого убивали?! — взвизгнул он. — Сами чуть не полегли от этой зверюги? И ради чего? И ради чего, я тебя спрашиваю?
— Как это — ради чего? — Алексей изумлённо посмотрел на спутника. — Ради славы ратной!
Баламут всё так же с открытым ртом, отрешённо смотрел куда-то вдаль с минуту. Затем схватился за виски и яростно растёр их, будто пытаясь расшевелить мысли.
— Нагрешил я, ох нагрешил в чём-то, — наконец сказал он со слезой в голосе. — Значит, ты хочешь сказать, что никакой награды мне за это убийство не полагается?
— Нет, — твёрдо ответил княжич.
— А совесть, совесть-то у тебя есть?
— Есть.
— А награды нет?
— Нет.
— Ладно, ладно. Хорошо, замечательно. Я запомню это. Будешь ты биться с кикиморой какой, а я рядом только стоять буду и спрашивать. Милый княжич, мол, получу я ли положенное мне вознаграждение за помощь? Или ваша светлость сама справится? Во сколько вы оцениваете спасение вашей жизни? Думайте быстрее, кикимора уже вашу ногу доедает. Вот тогда мы найдём время поторговаться?
Княжич, кажется, принял это заявление на удивление серьёзно.
— Будешь просто смотреть, как я погибаю, и не сделаешь ничего?
— Не-а, пальцем о палец не ударю, если не буду знать, что в этот раз меня не обдурят и не оставят без гроша. Даже не так. Гривны вперёд. Ничегошеньки не сделаю, пока оплату вперёд не получу, а то мало какие ещё особенности наших уговоров всплывут после дела. Утром гривны — вечером кикиморы.
— Как же помощь ближнему? Честь? Милосердие?! Ты вообще что ли ничего не чувствуешь? — спросил Алексей.
— Отнюдь, — ответил Баламут. — Чувствую и очень многое. Может, побольше твоего даже. Я и люблю и страдаю. Люблю, например, серебришко и страдаю от его отсутствия.
— Что с вас, наёмников, взять, — Алексей сплюнул. — Ни гордости, ни чести.
— Ой, как мы заговорили, — сказал Баламут. — Сидите вы, князь любезный, на сундуке, что от золота ломится так, что и крышка не захлопывается. А мне, простому голодному охотнику, и зелёного медяка дать ломаетесь.
— Да было бы за что платить тебе, попрошайка!
— За виверну, например!
— Я бы и без тебя с виверной справился!
— Посмотрим правде в глаза, — сказал Баламут, — виверна со своим убийством и без нас обоих бы справилась.
Алексей смутился и замолчал. Наёмник тяжело вздохнул, покачал сокрушённо головой.
— Бессмысленный разговор, не сладить с тобой. Упёртый, как баран. Ладно, пойдём поищем пещеру этой твари. Слышал я в сказках, что виверны до золота охочи и тащат всё в своё логово. Или это были не виверны, а драконы? Впрочем, какая разница, что там змея с крыльями, что тут была. Пойдём, посмотрим, что она для нас припасла. Может, хоть так немного уймётся боль от такого твоего коварства, княжий сын.
Они собрали пожитки, оседлали лошадей и двинулись на поиски. Хоть Баламут и сам этому удивился, но подходящая пещера быстро сыскалась в окрестностях. Из гигантской ямы в травяном холме тянуло холодом и сыростью. Наёмник осторожно заглянул внутрь и принюхался.
— Чем пахнет? — спросил Алексей, выглядывая у него из-за плеча.
— Неприятностями, — ответил Баламут. — Это точно, на такие вещи у меня нюх отменный.
— Может, не её это пещера? — княжич поёжился, пытаясь вглядеться в тьму.
— Чья тогда? Гигантского бурундука? Ты струсил, никак?
— И вовсе я не струсил.
— Зачем тогда вопросы свои задаёшь без передыху?
Княжич поморщился.
— Ну как, — сказал он. — Вдруг это пещера другого чудища лесного? Вдруг оно там живое сидит внутри? Осторожнее надо быть.
— Ладно тебе, зря мы что ли возились с этой тварью? — ответил наёмник. — Её это пещера, к ведунье не ходи. Ну, или её, или гигантского медведя людоеда, который внутри сидит, нас дожидается. Ужин сам с лапы идёт, косолапый может, за всю свою жизнь лесную такого счастья не видывал. Или же там внутри золото, серебро и прочие полезные в хозяйстве мелочи. Одно из двух. Или их трёх, или из скольки там.
Баламут тяжело выдохнул, собираясь с силами. Достал из седельной сумки факел, кремень, быстро разжёг огонь.
— Иди вперёд, — сказал он княжичу.
— Почему я? — возмутился тот.
— А почему я? — парировал наёмник. — Кто из нас двоих будущий былинный богатырь? Великий Алексей Владимирович, князь псковский? Или бродяга Баламут? Ты давай, решай, а то всё летописцам расскажу, как есть, будешь знать.
Алексей, держа факел в слегка трясущейся руке, нерешительно топтался у входа в пещеру.
— Нет, если не хочешь идти, то, конечно, давай никуда не пойдём, — сказал Баламут. — Постояли тут у входа, похихикали, да давай обратно на коней. Пусть дальше в сырой земле гниют великие мечи, да доспехи легендарные, кому они нужны, в самом деле.
Княжич выдохнул, как перед прыжком воду, и шагнул внутрь.
— Вот это храбрый поступок, — шепнул ему в спину Баламут, — ты иди, иди пока, я немного позади держаться буду, на всякий случай.
Алексей остановился.
— Вот уж нет! Со мной иди!
— Думаешь, сын Владимира, там столь много прекрасных сокровищ, что один не унесёшь?
— Нет, думаю, что если пойду один, то и с тобой делиться найденным не стану.
— Вот же гадюка коварная, — буркнул под нос Баламут.
Он несколько секунд раздумывал, но фантазии о несметных богатствах пересилили страх и он вошёл внутрь.
Долго исследовать пещеру им, однако, не пришлось. Недлинный туннель, из стен которого торчали коренья и хвосты червей, быстро закончился небольшим лежбищем из сотен и тысяч костей.
— Человеческие? — охнул княжич.
Даже в неверном свете факела было видно, как сильно он побледнел.
— Возможно, — сказал Баламут рассматривая под ногами мешанину изкостей. — Если, конечно, тут в окрестностях водятся люди с коровьими и оленьими рогами. Тогда — да, человеческие. Если не водятся — тогда, конечно, нет.
— Чего? — переспросил Алексей.
— Коровьи это скелеты и оленьи, в массе своей, говорю, — сказал Баламут. — Виверна, видимо, таскала сюда лакомые кусочки. Чтобы покушать в тишине.
Он пнул подвернувшийся осколок рогатого черепа. Поворошил мечом останки. Сокровищами в пещере и не пахло.
— М-да, — сказал наёмник, — честно сказать, потраченного времени жаль. Тьфу.
Они вернулись на свежий воздух. Баламут ещё раз выругался и упёр руки в бока.
— Ну и что теперь прикажете делать, ваша княжеская светлость? Одну змеюку я приморил…
— Не ты, а мы вместе!
— Как скажете, я не жадный. Одного змея МЫ приговорили, но тебе всё мало. Это не тот, по твоим словам, княжич. Дай тебе волю, ты бы вообще всё в округе поубивал, на что взгляд твой кровожадный упадёт. Так что теперь, где другого змея будем искать, куда пойти, куда податься?
Алексей пожал плечами.
— Не знаю, выследи его.
— Я же сказал уже, что я не следопыт никакой. Меня подведи к добыче, покажи пальцем, я её вмиг нарежу на мелкие ломтики.
— Я тем более не умею добычу по следу искать. Хочешь медальон — сыщешь, стало быть.
Баламут хмыкнул и покивал, снова уставившись на кольчугу, за которой хранилось золотое украшение.
— Значит, — сказал наёмник, — пойдём в лес поглубже. Раз один змей здесь водится, наверняка и другой найдётся. Это как на полянке старый трухлявый пень сковырнуть — а под ним целое гадючье гнездо. Вот мы именно в такое гадючье гнездо и залезли, нюхом чую. Доверься моему опыту, я охотник на нечисть известный по всей Руси. Пойдём, зайдём в лесок поглубже, княжич, не бойся. Седлай коня.
Он оскалился в улыбке.
— Уверен, сейчас мы там найдём приключений. Только они тебе, возможно, не понравятся...