Баламут

Глава 8 Уговор есть уговор

Несколько часов они искали по всей округе в поисках пещеры, или подземелья Змея, где могла быть заточена княжна. Ничего. Никакого тайного логова не сыскалось. Они заглянули под каждый куст и камень, искали хоть малейший след, хоть лёгкий намёк на присутствие девушки. Ничего. Кричали во весь голос — но только эхо было им ответом. Княжич сел на камень и обхватил голову руками.

— Хватит, — сказал Баламут, когда они вернулись на площадку, где лежала туша убитого Змея в луже матово-чёрной засохшей крови. — Пора посмотреть на вещи, как они есть. Княжны здесь нет.

— Нету, — мрачно признал Алексей.

— И где же она тогда?

— Не знаю.

— То есть, всё было зря? — спросил Баламут. — Давай-ка итоги подведём, княжич, дружок-пирожок, колобочек ты мой румяный. А они неутешительны, как ты догадываешься. Дядька твой мёртв, Горыныч убит, редкая тварь, может того, последняя зверюга из своего рода. Это дело доброе, спору нет. Великое даже. По гроб жизни люди нам за это в ножки кланяться будут. Но нам-то с тобой сейчас, что толку-то? Что проку? Ничего нет. Не спасли мы княжну. Нет её здесь. Не-ту.

Баламут сплюнул и прошёлся туда-сюда.

— Всё зря. Чуть не подох тут из-за тебя и княжны твоей. Может, и нет её вовсе на белом свете. Придумал ты её себе, или приснилась. Сказки только твои одни слушаю, да шкурой своей рискую, почём зря. Обманул ты меня, чтобы сюда заманить со Змеем биться? Признавайся давай. Самое время!

— Есть она, — упрямо ответил Алексей. — Горыныч её похитил. Я своими глазами видел.

— Что ещё ты видел? Русалку в озере? Рыжего кота верхом на чёрном петухе, что по крышам скачет и портит молоко коровам?

— Видел я, как он похитил её! — выкрикнул княжич.

— Ну так где она? Где?

Баламут всплеснул руками и демонстративно огляделся.

— Не видать, чего-то. Ау, княжна, где ты, родная? Куда задевалась, солнце ты наше красное?

Он нагнулся, приподнял мелкий камешек и заглянул под него.

— Тут тоже нет. Не пойму, куда запропастилась. Может, в уголочек закатилась? В мышку превратилась, да в норку спряталась, а?

— Прекрати паясничать, — Алексей поднялся на ноги. — Своими глазами я видел, как он её похитил, говорю тебе!

— Ну видел и видел, чего заладил? Может, сожрал её Змей давным-давно? Или где-то в лесу выбросил, за ненадобностью?

— Не верю я в это, неправда, — княжич набычился.

— Ну вон, иди, спроси у него, чего он с ней сотворил.

Баламут подошёл к туше убитого Горыныча и пнул её сапогом.

— Эй, зверюга, куда княжну дел, отвечай!

Наёмник приложил ладонь к уху, прислушиваясь.

— Нет. Молчит чего-то, не в настроении, видимо. Завтра спросим. Ты сам спросишь, точнее. Без меня уже. Я всё, умываю руки.

— Значит это был не тот Горыныч! — выкрикнул Алексей. — Если есть один, значит есть и другие! Найдём того, который княжну похитил и с ним тоже сразимся.

Баламут застонал, как будто от этих слов у него заболели все зубы разом.

— Да хватит! — крикнул он. — Это шутки тебе что ли всё? Мало тебе Фёдора мёртвого? Себя убить хочешь? Меня убить хочешь? Что?! Да что ты хочешь-то ещё, ты мне скажи?!

— Княжну спасти хочу, чего же ещё.

— А смерти-то не боишься, нет, княжич? Это Фёдор воином был, тебе-то ещё расти и расти!

Алексей хлопнул его ладонью по плечу.

— Да мне-то с тобой ничего не страшно, Баламут. Ты же и стрыгу убил и с Горынычем бился! Ты же охотник на таких тварей, мне с тобой рядом бояться нечего, правда. Ты поди чудищ и пострашнее видел. Я у тебя буду учиться, как надо сражаться с нечистью поганой.

Баламут застонал, закрыл лицо ладонями.

— О господи, за что ты послал мне на шею этого олуха? За какие грехи такие? Алёша, ты что, дурак? Не понял до сих пор? Фёдор-то меня с первого взгляда раскусил, земля ему пухом, да тебе, видимо, говорить не стал, чтобы сердечко твоё наивное не разбивать. Никакой я не охотник на нечисть. Выдумал я это всё. Я ничего подобного в жизни своей не видел никогда!

Он показал на тело Горыныча.

— Я в жизни своей ни с кем страшнее кабацкого пьянчуги никогда не бился! — закончил наёмник.

Алексей стоял с таким видом, будто на него вылили ушат ледяной воды.

— Да хватит тебе шутки шутить, — сказал он. — Заканчивай, не время сейчас.

— Никаких шуток, дружок. Кончились шутки. Только чистая правда-матка. Я не охотник на нечисть. И никогда им не был.

— Подожди, а как же шрам твой? — спросил Алёша. — Ты же говорил, что его тебе мантикора оставила? Или кикимора, или кто там?

— Когда маленький был, это я с печки упал. Ты что, олух во все мои россказни верить?

— А как же череп, который ты в трактире показывал? Ну, тот самый с тремя рогами и одним глазом?

— Ты что, дурачок или притворяешься, в самом-то деле? О, господи! Это бычий череп, который мне знакомый мастер, резчик по кости, сладил за целковый. Прилепил пару рогов, что-то там накрутил-навертел, вот череп и готов. Ладно, забулдыги кабацкие с пьяных глаз. Ладно, крестьяне доверчивые души. Ты-то, ты-то как поверил?

— Ты не настоящий борец с нечистью?!

— Вот так новость, да? Тебе ещё три раза повторять не понадобится? Чудо господне, слепец прозрел. Не дошло ещё, когда я тебя в лесу к деревцу привязаться заставил, чтобы ограбить немного? Не хотел тебе напоминать о той нашей лёгкой размолвке, что было, то прошло. Но до такого-то ты уже мог бы и сам догадаться, балбес?

Алексей стоял, как громом поражённый.

— И как же это я раньше не понял? — прошептал он.

— Хороший вопрос. У меня есть ответ на него, но тебе не понравится, что я считаю тебя балдой малохольной.

Княжич пропустил оскорбление мимо ушей.

— Так ты чего, получается? С самого начала в Горыныча не верил? Что это он украл княжну? Думал, мне приснилось?

Баламут закивал.

— Разумеется. Думал, сошёл с ума ты, юный князь. Напился медовухи, сидя в кустах, да померещилась жуть всякая, коей на белом свете не бывает. Где это видано, чтобы трёхголовые летающие змеи дев воровали? В бабкиных сказках только, а оттуда, знаешь, редко в настоящий наш мир зверьё перебегает. Походим, думаю, туда-сюда, княжич голову-то проветрит, припомнит, как оно всё на самом деле-то было, и всего делов. Хлопнет пядью себя по лбу и одумается, не юродивый, чай. А медальончик мне на карман упадёт. Нет, кто бы мог подумать, Горыныч-то и вправду был. Рассказать кому — не поверят.

Алексей стоял широко раскрыв глаза, не в силах переварить услышанное.

— Вот почему дядька тебя мошенником назвал. Говорил он мне, в кабаке ещё, не связываться с подобным отребьем, вроде тебя. А я-то, дурак, не верил ему.

Застонав, он схватился за голову.

— Да как ты спишь-то по ночам, вор? Мошенник! Убийца! Как у тебя совести-то хватает народ честной обманывать, ты мне скажи?

Эти слова действительно задели Баламута.

— Чего-чего? Да что ты говоришь? Чья бы корова мычала.

Он подошёл ближе к княжичу и похлопал его ладонью по животу.

— Этот мамон ты наел благодаря тяжкому труду? Щёчки эти накусал себе на чёрном хлебе и несолёной воде? У тебя-то как язык-то повернулся, попрекать меня? Обманываю я честный народ, вы на него посмотрите. Я и в половину, в десятой доле, за жизнь свою тяжкую не сожрал, сколько ты, палец о палец никогда не ударивший. Не ведавший ни горя, ни забот, ни голода. Которому всё на свете досталось даром, только потому, что родился у нужного папаши в светлом тереме, а не в чёрной избе!

Княжич в гневе пнул подвернувшийся под ногу камень.

— Я не выбирал где рождаться и в какой семье! За меня провидение всё решило! Коли родился одноногим, так не вини здорового, что он бегун, лучше твоего! Ты мне что, своей судьбинушкой тяжкой на совесть давишь? Так я, знаешь, хочу стать великим воином, а мне что предложили? Что? В монастырь уйти! Монахом в чёрной рясе стать, и до конца дней своих корпеть над книгами и в молитве склониться! Потому что слишком много у меня старших братьев. Не хватит земли на всех. Но у меня хотя бы хватило смелости, чтобы пойти наперекор семье, рискнуть и искать воинской славы.

Баламут скривился.

— А ты не кривись, не кривись, — продолжал княжич, срываясь на крик. — Пусть мне повезло в жизни больше, чем тебе, и голода я никогда не видывал. Только я, имея страх не получить того, что хочу, не на большую дорогу вышел, и не выманивал у людей своей ложью и запугиванием последний кусок. Я решил стать их защитником и опорой! В отличии от тебя, вор! Делать то, что ты только обещаешь им! Я воин. Буду воином. Это моё призвание и с этого пути я не сверну.

Наёмник застонал. Кинул в сердцах шапку себе под ноги, растрепал волосы, провёл взглядом по верхушкам острых скал, словно ища у них подсказку нужных слов.

Алексей сел на камень, спрятал лицо в ладонях, ничего больше не говоря. Баламут смягчился. Он мягко похлопал его кончиками пальцев по руке.

— Ну, хватит тебе, княжич, нагеройствовал. Столько всего успел за эти дни, мало что ли? Сколько можно жизнью рисковать, почём зря? Поедем, вернёшься домой.

Тот упрямо мотнул головой.

— Нет. Сам видишь, не врал я. Горыныч есть в самом деле. И княжну он похитил. Только куда дел не знаю. Будем дальше искать.

Баламут застонал, взял княжича за рукав

— Да хватит уже! Хватит! Прекрати! Езжай домой, целее будешь.

Алексей вырвался.

— Да что ты пристал ко мне, лжец? Заладил одно и то же твердить.

— Потому что о тебе дураке забочусь! Оторвался от мамкиной юбки, и ну давай странствовать. Подвиги искать? Вон!

Баламут махнул рукой в сторону могилы Фёдора.

— Посмотри, посмотри, где большая часть подвигов заканчивается. В сырой земле. И ни песни, ни славной тризны ему не будет. Меня не жалко, так себя-то, себя побереги. Вернись домой к мамке с папкой, женись на ком они скажут, расплодись и помри старым, в собственной постели. Или в монастырь иди, в самом деле. Всяко лучше в келье за книгой, чем в брюхе у какой-нибудь невиданной зверюги. Успеешь жизни порадоваться хоть, а не в скалах этих станешь перекусом для очередной уродливой твари. Ты не богатырь из былин бродячих гусляров. Пойми это, и чем быстрее поймёшь, тем целее останешься.

Баламут присел рядом и толкнул княжича в плечо.

— Ну, чего ты пригорюнился? Хватит. Ну, нет княжны и нет, чего бубнить-то? Найдешь себе ещё одну, мало ли тех княжон по лесам бегает? А то, глядишь, в монастырь уйдешь, книгочеем станешь, там девчонки и вовсе ненужны. Милое дело, никаких мук разбитого сердца и бездн женского коварства — только чернила и бумаги не уме.

— Перестань чушь молоть, — буркнул княжич. — Знаю я, что жива княжна. А коли жива — буду дальше искать, а не в беде брошу.

— Ой, не ты поднимал, не тебе бросать. Княжна Василина, или как её там, скорее всего, уже стала чьим-то сытным ужином и кости её растащили озорные синицы. А ты, стало быть, собрался скитаться по миру в её поисках, пока седая борода под ногами путаться не станет? Вот в чем проблема таких одержимых, как ты — вы вовремя остановиться не успеваете. Раз сделал шаг в дороге, так что и теперь, топать, пока сердце не откажет?

Баламут всплеснул руками, словно раненый в самое сердце таким положение вещей.

— Сказку про Колобка тебе в детстве рассказывали? Чему она учит умных людей, вроде меня? Главное — это вовремя остановиться. Сходил в лес, погулял с животными, языками почесали, славно время провели, и айда домой, к дедушке с бабушкой, под тёплый бочок. А тех, кто продолжал упираться и краёв не видел — тех сожрали. Народная мудрость, смекаешь?

— Другие мне сказки в детстве читали, — сердито проворчал Алексей.

— Какие?

Княжич задумался, но как на зло, ни один подходящий пример не шёл на ум, не продрался сквозь словесный шум, наведенный наёмником.

— Ну, давай, придумай, — ехидно сказал Баламут. — Живет же кто-то в твоем теремке, последние две-три умные мысли? Выдай на белый свет небывалые в своей гениальности мысли, что без труда не вытянешь и репку из пруда?

— Алёша Попович бы не отступился.

— Ха! Вот когда он придёт тебе на помощь, вот тогда и побеседуем. Пока ты просто Алёша Псковский, рекомендую не выступать раз на раз против орды несметной. Иногда надо осмотрительно сбежать в кусты, мой тебе совет, как от взрослого, умного и, что самое главное, всё ещё живого мужчины.

Княжич фыркнул и отвернулся.

— Хватит, Алексей, хватит, — Баламут положил ему руку на плечо. — Поехали обратно.

— Не поеду я домой, — ответил княжич.

— Хорошо, — Баламут поднял руки. — Хорошо. Я сделал всё, что мог. Не переубедить тебя, да? Пожалуйста, на здоровье. Оставайся. Делай, что хочешь. Только не говори потом, когда тебя какая-нибудь тварь пережёвывать будет, что старина Баламут не пытался тебя предупредить о такой участи.

— Мы справимся, — княжич снова набычился.

— Не понял, кто это — мы? — Баламут приложил руку к уху. — Мы — это кто, позвольте узнать? Ты и твой конь?

— Нет, ты и я, — ответил Алексей.

— О-о-о, ты никак решил, что я с тобой дальше поеду? Других монстров из тёмных сказок искать? Ты чего это, княжич, головой ударился? Нет уж, дудки, без меня обойдутся такие приключения. Хочешь помирать — один помирай.

— В каком это смысле?

— В прямом, в каком же ещё. Не поеду я с тобой больше никуда. Совсем. Вообще. Я в город возвращаюсь. Мне в горячей баньке надо попариться, поесть нормально, брагой бы упиться до смерти, желательно. Вот такая смерть мне нравится. Быть съеденным очередным змеем — отнюдь. Всё, уезжаю я. А ты человек вольный — хочешь, станешь закуской для волков, не хочешь — для другого Горыныча, выбирай, не стесняйся, раз мозгов нету.

— Ты со мной не поедешь?

— ДА! — выкрикнул Баламут. — Именно это я тебе и пытаюсь донести. Не поеду. Наконец понял, не пришлось картинки на бересте рисовать.

— Ты трус и предатель! — крикнул княжич.

— Не путай трусость с благоразумием, мой тебе совет. Если ты сидишь в горящем доме, то считать, будто продолжать упорствовать, пока твои волосы плавятся — это удел сопливых мальчишек. Оценить обстановку и вовремя уйти, вот путь мужчины. А что насчёт предательства…

Баламут пожал плечами.

— Ты меня нанял, я свою задачу выполнил. Всё честно, не находишь? Прибереги громкие слова, нечем тебе меня стыдить.

— Я же тебе жизнь спас, ты мне должен помочь теперь! — крикнул княжич.

— Спас разок, подумаешь, велика заслуга. Моя жизнь гроша ломаного не стоит. Так что и её спасению, стало быть, невелика цена. А я своё дело сделал. Горыныч мёртв? Мёртв. Медальон теперь мой. Да не забудь про знак этот твой тайный. Нацарапай, не стесняйся.

Баламут требовательно протянул ладонь. Княжич прожигал его взглядом и не шевелился.

— Если ты сейчас скажешь, что уговор был не Горыныча убивать, а спасти княжну, а раз княжны, дескать нет, то и награды нет… Не советую. Не доводи до греха того, кому терять уже нечего.

Наёмник пробежался пальцами по рукояти меча. Алексей покраснел, как раскалённое железо в кузнечном горниле. Достал из-за пазухи медальон и кинул его в руку наёмника.

— Знак-то, знак не забыл нацарапать? Чтобы меня на заставах не вздёрнули, будто вора? — спросил Баламут

— Нет никакого знака, — ответил Алексей. — Выдумал я всё, чтобы ты мне ночью камнем голову не размозжил, ради побрякушки этой.

Баламут сплюнул.

— И этот человек меня обманом попрекал, посмотрите на него, люди добрые. Следовало бы догадаться, конечно. От вас, князей, чего угодно ожидать можно. Тут ты меня переиграл, признаю. Что же, ваша княжеская милость, за сим спешу откланяться. Передавайте привет костям княжны, когда найдёте их среди этих скал. Берегите себя. Счастливо оставаться, расходятся на этом наши дороги. Я уезжаю один.