Баламут

Глава 6 Новое знакомство

— Ну что ты на меня так осуждающе смотришь? — спросил Баламут у своего коня.

Тот лишь дёрнул ухом, но наёмник увидел в этом целый сонм обвинений.

— Подумаешь, увели у этого доверчивого балбеса побрякушку. Одной больше, одной меньше. У его отца такими штуками, наверняка, столько сундуков набито, что нам с тобой и не сосчитать, может. Не велика потеря, для такого мелкого зазнайки, как он. Для нас же с тобой, друг мой Цезарь, это целое сокровище. На которое ты да я, может, целый год будем кушать вкусно и спать на мягком.

Конь фыркнул.

— Согласен, — сказал Баламут. — Он нам зла не делал. Не спорю. Но и мы ему почти ничего не сделали, не так ли? Ладно, не смотри на меня так. Не «мы», а только «я». Ты тут вообще ни при чём, не дуйся на меня. Подумаешь, привязал его к берёзе. Отвяжется — так ещё лучше станет, чем раньше был. Умнее уж точно. Это ещё не самое плохое, что могло случиться с этим румяным мальчишкой, который решил пойти с незнакомым дяденькой в тёмный лес. Будет ему наука. Вот, да, за этот урок он и заплатил. И цена была вовсе невысока. В самый раз по нему. В конце-концов, виверну я убил?

Цезарь опять фыркнул.

— Ладно, не убивал. — согласился Баламут. — Но стрыгу-то я убил? Тут спорить не будешь? Что ещё ему надо? Утрудился я так, что мозоли с рук до конца жизни не слезут. А он мне что? Ничего! Ни монетки! Знай себе только талдычит про свои подвиги небывалые, да про княжну и Горыныча. Обманщик, чистой воды. Это не я мошенник, а он. Пусть сидит теперь и стыдится.

Конь мотнул головой, отгоняя назойливого комара.

— Не я такой, жизнь такая, — сказал Баламут. — Это всё ради тебя, Цезарь, чтобы ты мог кушать вкусное овсяное печенье, а грызть жухлую траву. Хочешь печеньку?

При этом слове конь повернул голову на всадника. Баламут усмехнулся, достал из кармана раскрошившееся печенье и скормил его коню. Тот с благодарностью захрустел угощением.

Закатное солнце напоследок выпрыгнуло из-за низких облаков и пригревало по-весеннему тепло. Баламут замурлыкал себе под нос песню, будто мартовский нос. Ничто не могло испортить ему настроение. Впереди послышался какой-то шум. Баламут остановил коня и приложил руку к уху. Ему на встречу ехал всадник. Наёмник выругался.

— Не знаю как ты, Цезарь, но лично я не думаю, что в этом проклятом лесу можно завести новые приятные знакомства. Куда как скорее это будет какой-то негодяй. Возможно, он даже привяжет меня к дереву, от местных обитателей любой гадости можно ожидать.

Некоторое время он раздумывал, не лучше ли будет сойти с тропы и спрятаться в чаще, но стук копыт был уже слишком близко.

— Не стоит вызывать ненужных подозрений у нашего будущего знакомца, — сказал Баламут, проверяя легко ли выходит меч из ножен.

Наконец по узенький тропинке ему на встречу выехал другой всадником. Баламут вежливо приподнял шапку с фазаньим пером.

— Бог в помощь, — окликнул он незнакомца.

Тот молчал. Всадник, невысокий и кряжистый, как лесной пень, так густо зарос чёрной спутанной бородой до самых глаз, что казался слегка очеловеченным медведем. Он не произнёс ни слова, только прожигал Баламута ненавидящим взглядом и сопел сердито.

Баламут цокнул языком. Медленно обшарил всадника взглядом. Приметил и могучие пудовые кулаки, и длинное копьё, и притороченные к седельным сумкам ножны с рукоятью меча.

— М-да, бывают же невежливые люди, — сказал Баламут. — Но кто я такой, чтобы судить? Господь бог? Отнюдь. И даже не Перун, если вам, приятный незнакомец, старые боги куда больше по душе. Дело ваше, выбор ваш. Я никого не сужу, как уже сказал. Рад был познакомиться, спасибо за приятную беседу. Приятно оставаться, как говорится. Здоровья вам, вашим близким, родным, всем, кого любите. Возлюбленной вашей или возлюбленному, я не осуждаю, я не такой. Пойду, короче, по своим срочным и очень важным делам. Меня ждут в стольном граде весьма уважаемые люди. Которые, кстати, на всякий случай хочу добавить, очень сильно опечалятся, если меня убьют.

Взгляд незнакомца, горячий как металл в кузнечном горниле, прошёлся по грязной одежде Баламута.

— Ну, до свидания? Приятной вам прогулки? — спросил наёмник.

— Где княжич? — рыкнул всадник.

Голос у него был такой, словно бочка с камнями катилась по склону горы.

— Княжич? — Баламут потёр шрам. — Княжич… Хм, дайте-ка подумать. Какой именно княжич вас интересует? Я, знаете ли, человек дорожный, много где был, много кого видал, много с кем знаком. Очень много, повторюсь с теми, кто очень сильно расстроится, если их старого друга Баламута убьют ни за что ни про что, в лесной глуши.

— Где княжич?! — лицо бородатого всадника побагровело.

— А-а-а, княжич? Княжича ищете? Ну так бы сразу и сказали, чего кричать-то? Княжич, это который? Молоденький такой, невысокий, румяный такой, как пирожочек прямиком из печки? Волосики светлые, глазки лазоревые, характер очень смелый, насколько глупый и наглый? Не, я с таким не знаком. Никогда его не видел.

Бородач сомкнул могучий кулак вокруг рукояти меча с такой силой, что его суставы хрустнули, будто ветки под железным сапогом. Баламут нервно сглотнул.

— Хотя, подождите, — сказал он. — Начинаю припоминать. Видел давеча тут одного похожего. Он тут, недалеко, буквально, за соседней берёзкой. Сидит себе, жив, цел, орёл, будто из баньки парной вышел. Радостный такой. Говорит мне ещё, иди, мол, друг мой Баламут, скорее по своим делам, не задерживайся, да пусть никто не вздумает тебя останавливать. Не то осерчаю, говорит. Так всё и было. Даю вам честное, благородное слово.

Всадник скрипнул зубами, словно двумя мельничными жерновами.

— Хм, — Баламут пригнулся, рассматривая лицо мужчины.

— Я тебя припоминаю, — сказал он. — Ты тот угрюмый мужик, что в кабаке сидел в углу, да меня разглядывал, как девку на выданье. Что, понравился я тебе? Соскучился и решил проведать, как у меня дела?

Быстрее, чем Баламут успел бы моргнуть, пудовый кулак бородача влетел ему в подбородок. Не ожидавший такой подлости наёмник вылетел из седла и грохнулся на землю.

Алексей сидел у костра, хмурый, будто грозовая туча и беспрестанно ломал в руках ветки, подбрасывая в огонь. Битый час он провозился с тем, чтобы дотянуться до кинжала, который постоянно предательски выскальзывал из-под ноги. Как следует наплакавшись, и напредставляв себе то, что развязаться он не сможет и здесь сожрут его местные болотные кикиморы, подгоняемый волчьим воем, он наконец справился с тем, чтобы подтянуть кинжал поближе. Присев, подхватил его кончиками пальцев, перехватил за рукоять. Долго и нудно, глотая злые слёзы обиды, пилил верёвки, пока не лопнули последние нити.

После освобождения первым его порывом было броситься в погоню за наёмником, но потом он почувствовал себя таким уставшим, будто маленький мальчик, заблудившийся в лесу. Немного оправдав себя тем, что его всё равно никто не видит, он снова расплакался. Рыдать в одиночестве быстро надоело, так что он позвал своего коня и поплакал ему в гриву. Затем развёл костёр и задумался, что ему делать дальше. Никаких планов касательно себя в голову не шло. Все мысли крутились только вокруг того, что Баламута найдут, привяжут в конскому хвосту и погонят в чистое поле. Остальные мысли были не менее полезны в текущей ситуации — дыба, повешение и четвертование. Если он сумеет вымолить прощение, то, в знак великой милости, ему сначала голову отрубят.

Согреваясь этими приятными фантазиям, княжич, поминутно шмыгая носом, продолжал бесцельно сидеть у костра и бросать в него всё новые ветки, представляя, что это Баламута кидают в огненный сруб.

Рядом послышался стук копыт. Алексей схватился за меч, поднялся на ноги и вгляделся. Между деревьями медленно ехал всадник. Второго коня он вёл под уздцы, а к седлу была привязана верёвка, конец которой заканчивался на связанных руках Баламута. Несмотря на неспешный ход коня, наёмник едва поспевал, и то и дело сбивался с ноги. Когда эта процессия подошла ближе, княжич рассмотрел, что во рту у Баламута торчит кляп.

Сердце княжича переполнилось сладким чувством предстоящей мести так сильно, что он даже не сразу разглядел всадника, который и тащил за собой наёмника.

— Княжич? Жив?

Бородач спрыгнул с коня, подскочил к княжичу и сердечно обнял.

— Дядька! Фёдор! Жив я, жив.

Алексей с трудом сдерживал неподобающие настоящему витязю слёзы.

Фёдор отстранился, осмотрел Алексея, проверяя, видимо, все ли конечности у того на месте. Ничего не сказав, только кивнул.

— Ты как нашёл меня? — спросил княжич.

Фёдор слегка пожал широкими плечами.

— Искал и нашёл, — коротко ответил он.

Баламут, тем временем, тяжело повалился на землю и кончиками пальцев вытащив кляп, закашлялся.

— А-а-а, вот он где, — наёмник расплылся в улыбке, бегая глазами во все стороны. — А я, главное, скачу и думаю, куда это запропастился мой любимый княжий сын, так давно не видел его, уже и соскучиться успел. Все глазки от тоски выплакал.

— Этот — что? — коротко спросил Фёдор, кивая на Баламута.

Повисла долгая пауза. Наёмник нервно сглотнул.

— Этот-то? — Алексей вздохнул, поправил перевязь меча. — Этот…

В его голове снова замелькали приятные картинки. Баламут на эшафоте. Дыба, четвертование, потрошение, сырые подвалы и раскалённые щипцы. Но теперь добавились и воспоминания, как Баламут вернулся за ним и отсёк стрыге голову в самый последний момент…

— Милостивые государи, не хочу вас отвлекать, но у меня уже руки затекли! И спина чешется! — крикнул наёмник.

Фёдор даже не повернул головы в его сторону. Достал из кошеля золотой медальон и отдал его Алексею. Тот смутился и опустил глаза.

— Этот бродяга ограбил тебя? — рыкнул Фёдор.

Алексей замялся с ответом.

— Друзья мои, — снова подал голос Баламут, — не хочу прерывать вашу трогательную встречу, но у меня созрел вопросик. Раз вы убедились, что все живы, здоровы и полны сил… Теперь, может, развяжите мне руки? Я, конечно, не настаиваю, но куда удобнее будет без этих пут. В них я себя чувствую так, будто вы мне не доверяете.

Фёдор поднял копьё, подошёл к Баламуту и приставил наконечник копья к его лицу.

— Помолись перед смертью, — сказал Фёдор.

— Воу-воу-воу, — затараторил Баламут, глядя на то, как железное остриё упирается ему прямо в нос. — Что же ты не сказал, юный княжич, что у нас какое-то разногласие вышло? Я же просто не понял. Думал, шутки шутим. Медальон этот, дескать, мой дар тебе, друг Баламут, за твоё краснобайство. Я-то ещё думаю, с чего такая щедрость? Ну, кто знает, кто знает, думаю, вот такие, наверное, щедрые и открытые люди в княжестве псковском, ничего им не жалко для хорошего рассказчика, приятного и красивого спутника. А оно вон оно что, оказывается-то. Злые и нечуткие люди. А-то я и не знал. Помыслить не мог. Ну так бы сразу и объяснили нормально, что мне забирать медальон нельзя было, а то сразу заточенными железяками давай тыкаться. Фу такими быть. Фу-фу-фу. Стыдно должно быть.

— Молись, сказано, — наконечник копья опустился ниже и надавил Баламуту на грудь.

— Дядька! Постой!

Алексей подбежал и схватил Фёдора за руку. Он прожигал взглядом Баламута, ладонь его обхватила рукоять меча так сильно, что костяшки пальцев побелели. Наёмник нервно сглотнул.

— Нет, — наконец сказал княжич. — Всё в порядке. Я его отпустил на разведку. А что медальон с ним, так это потому, что я ему доверяю. Он мне жизнь спас. Могу повернуться к нему спиной, нож он мне промеж лопаток не всадит. Правильно я говорю?

Баламут закивал так отчаянно, что казалось его голова вот-вот отлетит.

— Истину глаголите, мой любимый княжич, — сказал он. — Полюбил я вас, будто вы мой батюшка родной и братец, в одном лице. Разрежьте верёвки скорее, так давно вас не видел, что хочется обнять, к сердцу прижать, да расцеловать в обе щёчки румяные. Скучал — не пересказать как.

Фёдор продолжал придавливать наёмника взглядом. Тот быстро заговорил.

— Извини княжич, что пропал я надолго. Погнался за оленем, да заплутал в незнакомой местности. Подвёл тебя, не нашёл дичи нам поджарить, перекусить на сон грядущий.

Фёдор перевёл тяжёлый взгляд с Баламута княжича. Затем обратно. По его лицу прекрасно читалось, что он не поверил ни единому слову. Тем не менее, он молча опустил копьё, достал нож, подошёл к наёмнику и разрезал узлы на его запястьях. Тот встряхнул руками, будто до конца не веря тому, что нож перерезал верёвку, а не его глотку.

Освободив его от пут, Фёдор приставил лезвие ножа к лицу Баламут.

— Ты мне не нравишься. Если я хоть почую, что ты что-то замыслил снова или косой взгляд твой поймаю. Убью.

Баламут кончиком мизинца отвёл острие чуть в сторону.

— Не понимаю о чём вы говорите, милостивейший воевода. Я самый преданный человек в мире. Человек слова и чести. А уж как за похищенную княжну Василису переживаю — словами не передать. Никто в мире, даже сам Алексей Владимирович наш, которого я, кстати, люблю, как братца родного, не хочет так сильно спасти княжну. Давайте, братушки, по коням, быстрее-быстрее, княжна сама себя не спасёт, пока вы тут копаетесь. Шевелитесь, ребятки, девочка там уже все глазки выплакала, пока нас дожидается.

Фёдор не повёл и бровью. Убрал нож, достал из сумок припасы, стал располагаться на ночлег.

Баламут судорожно выдохнул, взял Алексея под локоть и отвёл в сторонку.

— Позволь поинтересоваться, мой любимый светлейший князь, долгих лет тебе жизни, а кто этот уважаемый муж, который заставил меня бежать десять вёрст за своей кобылой?

— Это мой дядька-наставник, Фёдор.

Баламут задрал голову к небу и помотал головой.

— Была одна навозная куча на всём поле, — сказал он, — и в ту я ухитрился лицом упасть. Неуместный вопрос сейчас будет, я думаю, но любопытство меня снедает. Почему же ты не выдал меня Фёдору, княжич?

Алексей подумал минутку, глядя куда-то вдаль.

— Ты мне жизнь спас, я тебе. Квиты. Не в доброте моей душевной дело, ты не подумай, прохиндей и убийца. Просто, как бы я в глазах дядьки выглядел-то, сам подумай? Сбежал из-под его нагляда и опеки, будто ребёнок от няньки. Сам же, как олух бестолковый, по-глупому доверился какому-то мошеннику с большой дороги, да и был им ожидаемо обманут? Да и сам подумай, ну сказал бы я ему, что ты натворил, проткнул бы он тебя тотчас мечом в пузо и глазом не моргнул бы. А ты ещё мне пригодиться можешь в этом деле. Три меча всяко лучше, чем два.

— Мудрые мысли. Учитывая, что из-за них я всё ещё жив — от того ещё более мудрые. Почему же Фёдор сразу с нами не поехал?

Алексей засмущался.

— Обманул я его, — признался он. — Один хотел всё сделать. Без того, чтобы за мной приглядывали вечно, да носились, как с младенцем в колыбельке. Утром я его услал под надуманным предлогом, сказал, дескать, буду в трактире дожидаться кого-то более подходящего на роль следопыта и борца с нечистью. А сам вот, с тобой вместе в путь-дорогу тронулся поскорее. Выследил он меня, всё-таки, хотя и не могу сказать, если честно, будто я огорчён этому сильно. Так что ты уж постарайся оценить нашу доброту, и не подведи нас.

— Эх-хе-хе, — вздохнул Баламут. — Рискованный ты план провернул, княжич. Всё самоуверенность твоя. Будь на моём месте негодяй какой — прикопал бы тебя уже в болотце, да медальон пропил в ближайшем кабаке.

— Так ты именно сделать и хотел, — Алексей возмущённо вскинулся.

— Да тише ты, — Баламут боязливо обернулся, проверяя не слышал ли Фёдор. — Мало ли чего я хотел? Я, может, хотел летать в небесах, аки птица и с царицей ромейской на сеновале в ладушки играть. Мало ли. Не сделал же? Подумаешь, поугрожал тебе мечом немного, дело житейское, а ты уже разнылся, как девица юная. Что было, то прошло. По-крайней мере, Фёдор теперь с нами. Выглядит, как настоящий воин. Такой кому хочешь башку отрубит — не моргнёт. Что хазарину какому, что Змею Горынычу. У него взгляд такой, ух, мороз по коже. Хорошо, что он на нашей стороне, такой человек в ратном деле всегда пригодится.

— Это точно, — княжич кивнул. — Фёдор один из лучших воинов во всём Псковском княжестве. После моего отца, разумеется…

— Глядите, — сказал Фёдор.

Юноши оглянулись и задрал головы. В ночных сумерках на фоне луны проплыл силуэт трёхглавого крылатого змея.