Весь следующий день они провели в бешеной скачке. Обоих не тянуло ни на шутки, ни на разговоры. Алексей то и дело кидал тревожные взгляды на небо, где солнце всё ближе клонилось к горизонту, а значит времени до начала чёрного ритуала оставалось всё меньше.
Они осторожно, прячась за деревьями, приблизились к самой кромке леса, разглядывая картину, открывшуюся перед ними. На большой поляне кругом стояли гигантские каменные столбы. В середине стоял ещё один, к которому железными кандалами была прикована девушка. Княжна Василиса. Алексей дёрнулся и Баламут схватил его за плечо.
— Не суетись, — сказал он, — надо осмотреться.
По поляне между камней ходили несколько десятков людей в длинных бурых балахонах. Они хором распевали песню, на незнакомом языке. Перед княжной, в шлеме из оленьих рогов и волчьих клыков, стоял, по всей видимости, главный шаман культа Мары. Воздев руки к небу, он громко выкрикивал слова, начиная ритуал. Гортанные звуки, ломаные предложения, от которых у Баламута по спине пробежали мурашки. От пальцев шамана срывались вверх длинные голубые искры. Между камнями то и дело возникали и исчезали синие плети, будто сотканные из горящего льда.
— Этот у них за старшего, вроде, — шепнул Баламут. — Как там мудрец наш его назвал? Облакан?
— Улукхан.
— Да без разницы. Думаю, самое главное его первым выбить. Вряд ли у них запасной есть, что чёрное колдовство ведает.
Алексей кивнул:
— Убьём его и ритуал сорвём. Хотя бы на время.
— Ты посмотри на остальных, — сказал наёмник, — вроде сплошь слуги божьи, пусть и языческой богини зимы и смерти, но всё-таки. И все, что характерно, при оружии.
Напрягая зрение, Алексей понял, что Баламут прав. Все люди в балахонах были разномастно вооружены. У кого копье, у кого меч, у кого-то просто дубинка болтается на поясе.
— Подготовились, гады, к случайной встрече с теми, кто им решит ритуал испортить. На Мару надейся, а сам не плошай.
— Много их, — сказал княжич. — Что будет делать?
— Дело ясное, дело скверное, — сказал Баламут. — Предлагаю быстренько обсудить вопрос, на сколько сильно нам вообще та княжна нужна? Может, тебе какая другая сгодится? Слышал я, половецкие княжны довольно миленькие.
Алексей ткнул его кулаком в бок.
— Ай! — Баламут почесал ушибленное место. — Злой ты какой-то. Нервный. Почему ты вообще решил, что они ей зла желают? Может, сейчас попоют свои песни, потанцуют, отпустят её и разойдутся все радостные и довольные, откуда нам знать? Налетим мы на них, порубим мечами в капусту, а они невиновные, как зайчики на лужайке. Стыдно будет. Добрые люди, у них на лицах написано. Особенно вон тот, с клыками и рогами на шапке. Выглядит доброжелательным. А ты сразу — убьют княжну, в жертву принесут, спелись вы с этим стариком в башне. Ты всё время плохо о людях думаешь.
— Раз хитрого плана никакого у нас нет… — сказал Алексей. — Значит, просто пойдём и просто всех их перебьём.
— Просто и гениально. Я даже жалею, что я до такого не додумался. Кусаю локти от зависти. Почему всегда столь гениальные мысли приходят в голову только тебе.
Баламут шлёпнул себя ладонью по лбу.
— Их пара-тройка десятков. Нас всего двое. Так будем же убивать до тех пор, пока их не окажется меньше, чем нас. Ух! Невероятно!
— Ты ещё скажи, что это не сработает, — хихикнул княжич.
— Сработает, конечно, против такого суждения спорить тяжело. Только раньше я за тобой не замечал тяги биться так неразумно. Одно дело виверна или Горыныч там, тут понятно. Нас больше, их меньше. А сейчас-то с чего ты решил, будто у нас есть шансы на победу? Прости за прямоту, я бы на нас и ломаного медяка не поставил.
— Раньше со мной меча Сварога не было. Он мне даёт силу и опору. С ним — победим! Никак иначе.
— Говоришь вечно так, будто всё знаешь. Откуда нам вообще знать, чего на самом деле хочет Сварог? Может, он лучший друг этой самой Мары? Может, он ждёт не дождётся, когда Мара придёт на земли Руси? М-м-м? Не думал об этом? Следит за ними сейчас с небес или из кустов, или где там боги водятся, и в полном недоумении такой «что, черт побери, эти сопляки себе возомнили, ну я их сейчас молнией испепелю»?
— Слов мудреца тебе мало было? Что нам нужен меч, чтобы остановить Мару?
— Ты про того безумного дедулю, который всякие фокусы с дымом показывал? Да, извини, но что-то меня начинают терзать смутные сомнения.
— Прекращай балаболить, — сказал Алексей своим «взрослым» тоном, поднимаясь на ноги.
Он поправил плащ, стряхнул с одежды ветки и листья, выровнял шлем и проверил как ходит меч в ножнах.
— Пора славу ратную поиметь.
Баламут продолжил лежать на животе и подпёр подбородок кулаками.
— Пока не пообещаешь, что в былинах меня будут звать не просто Баламутом, — сказал он, — никуда не пойду. Знаю я тебя, всю славу себе заберёшь, а про меня забудут. Будут только потомки наши говорить, что в битве у каменных столбов был при великом князе Алексее Владимировиче бродяга какой-то. То ли Жирослав, то ли Мокроус. Так не пойдёт. Хочу себе красивое имя. Певучее такое, но чтобы грозно звучало, как боевой рог. Пусть в легендах об этой битве меня называют, скажем, Баламут Ясный Сокол. Или там, Баламут Красно Солнышко Красивое Личико. Не-не-не, подожди, придумал — Баламут Блудимирович Длинный Змей.
— Всё? Наговорился?
— Почти. Я только что понял, как ещё много мне надо высказать, пока оно из меня лезет. Не хочу помирать с таким грузом на душе.
— Никто сегодня не умрёт, — сказал княжич. — Ну, в смысле из нас с тобой. Или из княжон. Призывателей Мары, конечно, всех придётся порубить, тут ничего не поделаешь, они сами решили весь мир погубить, туда им и дорога.
— Ладно, — сказал Баламут, поднимаясь. — Не отговорить тебя, я так понял. Раз затеял устроить кровавую бойню этим чудным вечером, тут уж всё. Верхом поедем? Конный бой дадим? Потопчем погань копытами могучими?
Княжич оценивающим взглядом прошёлся по поляне.
— Нет, — сказал он. — Пешими биться будем. Места мало, внутри круга камней не разъехаться, не разогнаться для удара. Плохо. Да и сам погляди на это колдунство. Кони уже отсюда нервничают, как бой начнётся скинут нас в испуге и всё на этом. Мечами нечисть порубим, опомниться не успеют.
Баламут подошёл к своему коню. Обнял его за шею мягко, поцеловал промеж ушей.
— Прости за всё, друг мой. Надеюсь, свидимся ещё. Ты береги себя, если что. Не позволяй волкам съесть тебя.
Он полностью снял с коня все сумки и упряжь.
— Беги, если что. Меня не дожидайся.
Наёмник ласково потрепал коня по холке, стараясь не глядеть в грустные карие глаза Цезаря.
Баламут нервно проверял снаряжение. Одёрнул куртку, поправил железные бляшки, нашитые на кожу, проверил свободно ли ходит меч ножнах, десять раз перетянул перевязь.
— Ну, — поторопил его княжич. — Ты готов или нет? Или тебе ещё надо пообедать, помыться, сапоги почистить?
— Подожди, — сказал Баламут.
Он медленно выдохнул. Вытер ледяной пот со лба. Размял кулаки, повращал плечами. Забормотал что-то себе под нос. Княжич прислушался.
— Господь пастырь мой… И не убоюсь я зла, ибо ты со мной…
— Ты, никак верующий? — удивился Алёша. — Я-то думал ты язычник. Постоянно то старых богов поминаешь, то богохульствуешь.
— Бывает, — согласился Баламут. — Но раз есть в этих словах сила, что помогает успокоиться, то почему не использовать их? Плохо что ли? Хорошо.
— Добро, — ответил княжич. — Пора за дело. В бой.
Они вышли из леса, быстро пересекли поле, подходя к камням, где творился ритуал.
— Сдавайся, нечистая сила! — княжич заорал так, что казалось даже мегалиты задрожали от его голоса.
Баламут закатил глаза и покачал головой.
— Стоило бы догадаться, что начнёт перед девчонкой своей петушиться, — буркнул он себе под нос. — Нет чтобы тихо подойти, тайно. Раз-раз-раз их ножичками в спину. Нет ведь, не дождёшься разумения от него.
Главный шаман повернулся к ним. Лицо его, наполовину скрытое под низко надвинутым капюшоном, исказила гримаса ярости. Он взмахнул руками, сплёл пальцы в сложный знак, крикнул что-то на неизвестном мёртвом языке. Из его рук взметнулись в воздух синие всполохи, которые заплелись вместе, снова рассеялись и метнулись в сторону княжича и наёмника. Голубые щупальца хлестнули, как хвост змеи, ударили по юношам. Баламут покатился по земле, рядом упал княжич. На них тут же налетели прислужники, занесли копья…
— Не трогать их! — рявкнул Улукхан. — Они нам ещё пригодятся. Пусть Мара сама заберёт их души. Пусть наша госпожа порадуется, какой свежий дар мы ей приготовили. Я чувствую в этих смертных телах сильные души. Наша богиня порадуется такому славному подношению.
Подручные схватили Алексея с Баламутом, скрутили руки, не давая вывернуться и поволокли. Они оттащили их на полсотни саженей в сторону, поставили на колени, наставили копья. Одни из прислужников достал верёвку и споро связал им руки за спинами.
— Эй! — сказал Баламут. — С копьями любой дурак может, а вы попробуйте против нас на голых кулачках выйти, раз на раз? Струсили?
Прислужники ничего не ответили, один из них забрал их мечи и кинжалы, затем они отошли на пару шагов назад.
— Ну, кажется, вот и всё. — сказал Баламут. — Было быстро так, что даже неловко, за такой позор. Скажи мне, княжич, как на духу — мечтал ли ты когда-нибудь стать закуской для богини смерти и зимы, а? Не каждому такая честь выпадает. Стать обедом волка там, или медведя, это дело обычное. Таким никого не удивить и похвастаться нечем. То ли дело мы с тобой, дружище княжич. Сама богиня, говорят, не побрезгует нами отведать. Гордись, пока можешь.
Алексея било мелкой дрожью.
— Холодно? — спросил Баламут. — Или от гнева аж трясёт?
— Второе, — буркнул княжич. — Были бы у меня руки свободны, передушил бы их всех сейчас.
— Что сказать, — наёмник скривился. — Мы попытались, мы обделались. Такая вот судьба, ничего не попишешь. Жаль, конечно, княжну, но что поделать? Всё было зря. Честно сказать, потраченного времени жаль. Приятно было познакомиться, княжич, всего хорошего, счастливо оставаться. А на этом всё, до новых встреч.
— Ты чего! — Алексей боднул его лбом в плечо. — Нельзя нам сдаваться. Тут уже не про одну княжну речь. Про всех нас. Про всю Русь! Подумай! Вечная зима опустится на земли! Тысячи людей невинных умрут, если мы не спасём их.
Баламут отдёрнулся.
— Чего ты хочешь? — спросил он. — Выше головы не прыгнешь. Мы сделали всё, что могли. Могли немногое, получилось откровенно плохо. Всё, конец сказки.
— Помереть мы всегда успеем, Баламут, — сказал княжич. — Только вот нам выбирать, прямо здесь и сейчас, какую смерть мы примем. Как герои, или как два трусливых паса, что сбежали поджав хвост, и бросили весь народ русский на погибель верную.
— Ишь ты, как заговорил-то, — Баламут уважительно посмотрел на него и покачал головой. — Смотрю, общение со мной идёт тебе на пользу. Уже и звуки в слова складывать научился довольно складно, с каждым днём всё увереннее.
— Прекращай балаболить, — шепнул княжич. — Есть нож? Нужно верёвки разрезать, да побыстрее!
— Нет, — взгляд наёмника метался во все стороны, словно ища хоть какое-то средство к спасению. — А у тебя?
— Тоже нет, отняли все, — сказал княжич. — Что будем делать?
— Не знаю, но придумывать надо быстро.
Он огляделся.
— Эй! — крикнул Баламут двух прислужникам, которые охраняли пленников. — Вы же в курсе, что никакой Мары в помине нет? Не верите мне, сходите в Царьград, потолкуйте с местными богословами, они вам это всё на раз-два растолкуют, как вы не правы. А вы пока ходить будете, мы с моим приятелем тут посидим, подождём, княжну постережём. Ещё и все при оружии. Не одобряю. Словом надо разить, а не мечами. Давайте, ребятки, опустите оружие, поговорим нормально, а не будем друг в друга заточенными железками тыкать, ни к чему это. Сядем в кружок, побеседуем, кто прав, кто виноват, да что делать. Может, вы нас с этим пареньком переубедите, мы тоже балахоны наденем, будем Мару призывать изо всех сил, а то налетели сразу, как петухи.
Те не проронили ни слова. Баламут сплюнул.
— Ребятки, — сказал он. — Как насчёт договориться? Смотрю вы великие любители зимы и снега? Съездите в декабре в Новгород, там столько этой вашей зимы и снега — расплачетесь от счастья, я вам обещаю. Зачем сразу какую-то богиню тревожить? Может, ей это не понравится, вы не думали? Придёт, вся заспанная, по сусалам вам надаёт, за то, что разбудили? Обидно будет и неловко, перед такой большой госпожой.
— Закрой свой грязный рот! — рявкнул один из стражников
Ритуал разрастался, воздух содрогался, всё чаще разрываясь молниями и всполохами, крик главного шамана становился всё громче.
— Хочу говорить и буду, а не хочешь слушать — так не слушай, — сказал Баламут. — У нас свободное княжество, каждый волен сам решать.
Охранник наотмашь ударил его по лицу. Баламут сплюнул кровью.
— И это по-твоему удар? Кто тебя так бить научил? Твой муженёк?
Снова удар, но Баламут только рассмеялся.
— Позорище. Что же это за богиня такая, у который прислужники бьют, как девчонки малолетние? Должно быть и сама ни на что не годится. Верно я говорю, княжич?
— Заткнись, богохульник! — один из стражников снова ударил наёмника по лицу. — Не смей так говорить о нашей богине!
— Да? А то что?
Язычник занёс копьё, готовясь ударить.
Баламут даже не дрогнул, глядя тому прямо в глаза.
— Ты чего, разумом скорбный? Забыл, что тебе старший сказал? Живыми нас надо оставить. Будешь бить, ну как, помру я от разрыва сердца? Сам будешь с Марой объясняться, почему вместо свежего мяска ей придётся мертвечинку кушать?
Лицо прислужника исказило злобой. Но копьё опустил.
— Тогда прекрати богохульствовать! — сказал он, почти с мольбой в голосе.
— Хочу и буду, — упрямо повторил Баламут. — А не нравится, коли, так и отойди и не слушай, тебя никто не держит. А раз стоишь и слушаешь, так, стало быть, поддерживаешь моё мнение, и ничего против не имеешь.
Охранник в нерешительности оглянулся на главного шамана, что продолжал творить свой тёмный ритуал. Затем снова оглядел пленников, подёргал путы на их руках, махнул своему товарищу и они отошли в сторону.
— Пф, слабаки! — бросил им в спину Баламут. — Только и умеете, что копьями тыкаться, да магией своей честных людей обезоруживать? Как только поговорить надо с умным человеком, вроде меня, так сразу в кусты бежать?
— Баламут, — сказал княжич. — Что, это всё? Проиграли мы?
— Всегда побеждать невозможно, — спокойно ответил Баламут. — Три зверины на пути своём укокошили, тут немножечко не повезло, бывает. Держалась Русь-матушка на наших только плечах, последней преградой мы были на пути вечного холода и мрака. Но не повезло, что поделать. Должна была судьба доверить решение таких вопросов кому-то более везучему. В конце-концов, почему всегда мы? Пусть кто-то другой хоть чем-то поможет. А лично я уже устал, жду не дождусь, когда меня съедят, отосплюсь хоть на том свете. Если он есть, конечно.
— Не охота умирать что-то, — признался княжич. — Хотелось бы пожить ещё. Детей там завести, княжеством своим поправить немного и что там ещё положено. Надо бороться нам, пока мы живы.
Он задёргался, пытаясь освободить руки. Всё было тщетно.
— Может, разгрызёшь на мне верёвки, а? — спросил княжич с тоскливой надеждой.
— Мог бы попытаться, — ответил Баламут. — Да только, боюсь, затянется это довольно-таки надолго. Я, конечно, не знаток подобных ритуалов, не знаю, сколько там надо времени, чтобы призвать богиню смерти и всё такое.
Он бросил взгляд на полную Луну, выплывшую из-за туч, и синие всполохи ледяного огня, что кружили по поляне.
— Но, — продолжил наёмник, — кажется, только, что этого самого времени у нас в обрез.
— Ты прав, — спокойно согласился княжич и потупил взор в землю.
— Прости за всё, Алёша, — сказал Баламут. — Не самый лучший друг я тебе был, понимаю. Но хоть прощение надеюсь твоё выспросить в последние минуты жизни.
— Баламут, — шепнул княжич.
— Что?
— Горыныч!
— Что — Горыныч? Он нам на помощь не придёт. Мёртв он, насколько я помню.
— Клык! Клык его у тебя в сапоге остался?