Баламут

Глава 7 Горыныч

Трое всадников пробирались дальше по следу Змея. Деревья встречались всё реже, под копытами коней дробно перестукивали камни. Вскоре лес окончательно уступил владения безжизненной скальной гряде. Дорог здесь не было никаких и путь к логову Горыныча им приходилось выискивать среди гигантских валунов.

Фёдор приподнялся на стременах. Оглядел окрестности, шумно принюхался. По одному ему видимым приметам сделал выводы и отдал короткий приказ.

— Пешком дальше. И всем тихо.

— А чего вы сразу на меня посмотрели? — шёпотом возмутился Баламут. — Можно подумать, это я тут главный трепач.

Он кивнул на сосредоточенно высматривающего тропу Алёшу.

— Вон, стоит, красавец-писаный, сам вроде молчок, а только и думает, чего бы сболтнуть. Ишь, как глазки-то бегают. Вы его плохо знаете, ему рот калачом не заткнешь. Вот, помню я, был у нас один случай…

Фёдор обжёг Баламута таким свирепым взглядом, что тот резко закрыл рот, даже зубы щёлкнули.

Путники остановились, замотали коням тряпками морды, чтобы не выдавали себя случайным всхрапом, взяли за поводья и повели их дальше за поводья, тщательно вглядываясь в каждый камень. Алексей жадно рыскал взором, надеясь первым увидеть Змея. Баламут же, напротив, с лицом висельника, будто в поисках, кто сейчас будет ему петлю на шею набрасывать. Трое путников вышли на скальный карниз над обрывом и осмотрели местность.

Перед ними открылась пугающая картина. На большой каменной площадке спал, подвернув под крыло три головы на длинных шеях, гигантский чёрный змей. Тусклое осеннее солнце мутными бликами перекатывалось по его чешуйчатой коже.

Княжич, Баламут и Фёдор, притаившиеся за большим камнем в трёхстах саженях от монстра, почти не дыша разглядывали чудовище. Баламут цокнул языком, покивал и снова спрятался за валун.

— Да, судари мои, определено, это Змей Горыныч, — сказал он. — Заявляю со всей ответственностью, как борец с нечистью с мировым именем. Это он. Твёрдо и чётко. Змей, головы три, крыла два, лапы, хвост. Двух мнений тут быть не может. Кто-то, менее опытный чем я, конечно, мог бы сказать, что это кобра, чья матушка согрешила с родным братом, отсюда вот и появился на свет божий такой урод-уродом. Слыхал я, что в деревне Петровка, что за Чёрной речкой, родился телёнок, о двух головах, так местные крестьяне ему молиться начали и дары подносить. Поклонялись ему, как божку какому, а сами только венки плели друг-дружке, да танцевали на ромашковых лужках. Потом пришла княжеская дружина и всех отлупила по первое число, потому что те не платили подати два года, знай только, своему двухголовому телёнку молились и хороводы водили. Какой вывод мы можем сделать из этой истории? Не доверяйся тому, у кого много голов. Это раз. Опасайся того, кто может тебя отлупить без всякой совести. Это два.

Фёдор прожигал глазами Баламута так, словно был готов вот-вот ударить. Наёмник, будто и не видя этого взгляда, гордо осматривался, весьма довольный своим рассказом.

— Горыныч, дядька, — шепнул Алексей, не в силах оторвать взора от чудовища.

— Вижу, — ответил Фёдор. — Готовьтесь.

Наёмник ещё раз осторожно выглянул, словно надеялся, что и ему и всем остальным только привиделся гигантский летающий змей. К его сожалению, тот всё так же мирно дремал среди камней. Баламут снова отошёл за скалу и отряхнул руки, будто дело было уже сделано.

— План такой, — сказал он. — Вы идёте, нападаете на него, отрубаете три головы. Я стерегу коней. Змей мёртв, мы победили, кони не разбежались. Идеально. Вроде не сложно? План прозрачный, как утренняя роса, не так ли?

— Ты чего это? — повернулся к нему Алексей. — Задумал от боя сбежать?

— Кто — я? Никогда! Как вы смели только помыслить обо мне такое, ваша княжеская светлость, подумать грешно. Я просто решил отдать вам с дядюшкой всё самое сладкое, а себе оставить лишь жалкие объедки. Вся слава будет вашей. И только вашей. Мне она ни к чему. Я человек скромный, довольствуюсь малым. Прямо скажем, готов довольствоваться вообще ничем. Ни надо мне ни громких песен, ни славной тризны. Возьму себе пару-тройку монет презренного жёлтого металла и пойду дальше. Я настолько щедрый человек, что готов взять даже не золотом, а серебром, за свои услуги проводника на этом опасном пути, и всё. Больше-то мне ничего и не надо. Не стоит плакать, умиляясь моей щедрости, прошу, друзья, не стоит.

— Прекращай болтовню, мошенник, — рыкнул Фёдор. — Готовь меч. Будем биться.

— Не знаю, почему вы, добрый витязь, решили оскорблять меня, называя мошенником, но я, в силу природной доброты, пропущу это мимо ушей. Нет времени на обиды. Пора биться. К этому-то я всегда готов, — ответил Баламут. — Я родился уже готовым. Бабка-повитуха и двух слов сказать не успела, как я начал мечом размахивать, будто Финист Ясный Сокол.

Фёдор зарычал, будто взбешённый медведь, перед броском на жертву.

— Толку от тебя, как от козла молока, — говорил он так, словно даже слова давались ему с трудом, едва прорываясь через плохо контролируемый гнев. — Одни беды несёшь.

— Полностью согласен с нашим болтливым другом, — сказал Баламут, падая на колени. — Каюсь. Виновен. Позвольте, люди добрые, мне самому уж тогда выбрать казнь себе. Напихайте мне полные карманы золота да отправьте восвояси. А я пойду себе, неприкаянный, обливаясь горькими слезами, громко возвещая о своей несчастной судьбинушке, что не дозволили мне биться со змеем. Такова уж моя доля сиротская, невезучая.

— Замолкни и готовься к бою.

— А что? — спросил Баламут. — Ты знаешь, как его победить?

— Знаю, — коротко бросил Фёдор.

— Нет, Алёша, ну ты посмотри на него. Знает, а нам не говорит. Нет, ну каков подлец?

— Надо головы ему отсечь, — продолжил Фёдор. — Без голов — подохнет.

Баламут поджал губы и покивал.

— Что же, это звучит разумно. У него три головы, нас трое, значит, каждому надо по одной голове отсечь. Вот так всё просто и как мы раньше до этого не додумались, действительно.

Фёдор больше не удостоил его даже взглядом.

— Добро дядька, — обрадовался Алексей. — Дадим славный бой!

— Так, — Баламут поднялся на ноги, отряхнул колени. — Скажу, как есть. План ваш дерьмо, я в нём участвовать отказываюсь, я брезгую.

— Сядешь на коня, — сказал Фёдор, голос которого звучал как жернова, перемалывающие камни. — Пойдёшь с нами. Будешь биться. Увижу, что с поля брани сбежал. Догоню. И убью.

— Хм, — Баламут почесал подбородок. — Дай-ка подумать… А если ты убьёшь меня вот прямо сейчас, это, получается, я умру не таким усталым, как если сначала буду битый час от Горыныча бегать, с полными от ужаса портками?

Фёдора аж перекосило.

— Садись на коня и берись за оружие, — рыкнул он.

— Ладной, ладно, — Баламут поднял руки. — И ничего так орать. Я тут, может, хочу убить Горыныча побольше вашего, аж трясусь от нетерпения. А вы только стоите и языками чешете, как две старые кумушки.

Фёдор плюнул.

— За дело, с богом.

Перекрестившись, он надел на голову шлем, сел на коня. Поправил перчатки, перехватил копьё покрепче. Алексей радостно запрыгнул в седло, достал меч, распахнул драный и грязный плащ, словно кто-то мог сейчас любоваться им со стороны. Баламут едва переставлял ноги, как приговорённый поднимается на эшафот. С третьего раза попал носком сапога в стремя. Тяжко вздохнул, проверил ножны.

Фёдор дал шпоры коню, полетел вперёд. За ним с весёлым гиканьем рванул Алексей. Баламут же тронул своего Цезаря медленной рысью, будто он тут случайно мимо ехал.

Змей услышал гром копыт и очнулся ото сна. Увидел, как на него во весь опор скачет Фёдор, а за ним, радостно крича что-то неразборчивое, поспевает Алёша. Три головы взвились в небо, ощерились красными пастями. Змей хлопнул перепончатыми крыльями летучей мыши и взвился в воздух. Фёдор пролетел под его брюхом, наконечник копья рассёк воздух, как холодная молния. Горыныч увернулся и дыхнул огнём туда, где ещё секунду назад был всадник. Фёдор развернул коня, на полном скаку привстал на стременах, перехватил древко, размахнулся от плеча и метнул копьё. Наконечник попал прямо в грудь зверя. Истошно завопив, чудище упало на землю, заметались во все стороны три головы, раззявились три пасти, заорали истошно, четыре лапы заскребли по камням.

Фёдор, не останавливая коня, выхватил меч и на всём скаку, в одно смазанное движение срубил Горынычу первую голову. Из шеи брызнула тугая струя чёрной крови. Одна из пастей рванула за Фёдором, но тот ловко увернулся, уводя коня в разгон для новой атаки, и зубы лишь клацнули в воздухе.

— Да что же это такое. — Баламут, мысленно молясь всем богам, старым и новому, всем про кого он знал, и про кого никогда не узнает, зажмурившись и подняв оружие над головой, неспеша потрусил ближе к схватке.

Сзади на Змея налетел княжич, взмахнул мечом и промазал едва ли на половину вершка от второй шеи. Змей махнул крыльями, подняв клубы серой пыли и взлетев перелетел в сторону, где лениво рысил на своём Цезаре Баламут. Земля дрогнула, испугавшись, Баламут резко натянул поводья. Конь встал на дыбы, осел, и наёмник через голову кувыркнулся назад. Вылетел из седла и ударился затылком о камень. Баламут застонал, держась за голову попытался отползти в сторону. Покачнулся, рухнул без сил. Он бросил мутный взгляд в сторону. Туда, где сзади на Горыныча нёсся во весь опор, будто стрела пущенная из тугого лука, Фёдор.

Змей, даже не оглянувшись, неожиданно махнул шипастым хвостом. Удар пришёлся в коня Фёдора, животное с жалобным криком кувыркнулось через голову и бесформенной тушей покатилось по земле. Фёдор выпал из седла, но тотчас поднялся на ноги, не выпустив из руки меча. Он не успел сделать больше ни единого движения, как в него вцепилась одна из пастей. Сомкнула зубы на его теле, мотнула и бросила в сторону. Тело Фёдора ударилось о валун и рухнуло на землю.

— Дядька! — закричал Алексей и ударил коня шпорами. Он пронёсся по площадке словно серая молния. Свистнул его меч и по земле покатилась ещё одна отсечённая голова Горыныча.

Последняя пасть лязгнула зубами, плюнула огнём туда, где миг назад был юный княжич, но тот уже успел увести коня в сторону. Тогда оскаленная морда Горыныча снова повернулась к Баламуту, который всё так же держась за голову, пытался не то уползти, не то хотя бы подняться на ноги. Негнущимися пальцами он попытался схватиться за оружие. Последняя голова Змея рванула к нему… и отлетела в сторону, разбрызгивая капли крови. Княжич остановил коня, опустил меч. Всё было кончено.

На площадке остались лежать неподвижная туша Змея, растекающаяся лужами крови. Три отрубленные головы с открытыми пастями. Мёртвый конь. Недвижимый Фёдор.

Княжич бросил меч в сторону, скинул шлем. Спрыгнул с коня и побежал к дядьке. Баламут с трудом поднялся, держась за окровавленную голову, ощупывая всего себя, словно не веря, что остался жив.

Алексей стоял на коленях возле Фёдора, спрятав лицо в руках. Он тихонько всхлипывал и шмыгал носом.

Баламут неслышно подошёл ближе. Смазал ладонью грязь с лица. Вздохнул. Похлопал Алексея по плечу.

— Хороший был воин, — тихо сказал он. — Жаль, не успел его узнать получше. Погиб, как настоящий богатырь. О нём не забудут. Ну, хватит тебе, хватит. Мы должны похоронить его.

Княжич кивнул и поднялся с колен. Вдвоём они долго копали каменистую землю голыми руками, выкорчёвывая булыжники мечами. Баламут обтёр платком лицо покойного, закрыл ему глаза. Они с Алексеем подняли тело погибшего воина и бережно перенесли его в могилу. Баламут скрестил Фёдору руки на груди. Быстро накидали земли, и выложили сверху маленький курган из камней, стараясь не смотреть друг другу в лицо. Алексей воткнул рядом меч Фёдора, наподобие креста. Долго, с остервенением отряхивал руки.

Они постояли с непокрытым головами, помолчали. Баламут снова вздохнул.

— Жаль Фёдора, — сказал он. — Сильно пригодился бы нам в пути такой человек. Славный был муж. Как батя родной был, земля ему пухом.

Алексей не выдержал и разрыдался.

— Ну, хватит, хватит, — Баламут мягко потрепал княжича по плечу. — Он сейчас в лучшем мире, как ни посмотри. Наши северные друзья-соседи говорят, что если пал воин в бою, с оружием в руках, то будет пировать со своими братьями в чертогах богов до конца света. Фёдор был храбрый воин и погиб, как герой. Он точно заслужил такое славное посмертие.

Княжич хотел что-то сказать, но слова будто застряли у него в горле. Баламут дружески похлопал его по спине.

— Не знаю, правда-нет, не знаю в кого Фёдор веровал, да и знать не хочу. Не важно это, коли подумать. Жил человек на этом свете достойно, пусть живёт теперь счастливо в другом мире, какой ему при жизни по душе был люб.

Они долго стояли молча возле кургана. Алексей молчал и Баламут никак не находил новых слов, чтобы вернуть того в чувства. Не тянуло его больше ни за зубоскальство, ни на прощальные речи.

— Подвёл я его, — наконец заговорил княжич. — Обманул дважды. Втянул в битву и не смог прикрыть, когда понадобился.

— Ты не думай об этом, — сказал Баламут. — И себя не кори. Твоей вины нет ни в чём. Фёдор был воином, и тебя как воина воспитал. Может, не говорил он тебе, но я точно знаю, он наверняка гордился тем, что ты решил биться со Змеем Горынычем и не струсил. И не просто решил — ты вышел, сразился и победил.

— Нечем гордится, нечем, — голос Алексея дрожал. — Что толку, если умер Фёдор?

— Он не умер, а в бою погиб. Разницу слышишь? Он ушёл, но Змея убил. Сколько людей теперь не пожрёт больше Горыныч? Сколько семей не останутся без дочерей или жён, которых он мог бы похитить? А? Сколько детей малых не будут по ночам плакать, потому что не дождались бы своих маму с папой, которых эта трёхголовая тварь убила бы? Понимаешь теперь? Фёдор своей жизнью купил жизни, может, сотням других. В этом судьба настоящего воина. Своей грудью защитить тех, кто в этом нуждается. Не плачь по нему, думаю, не любил он этого. Просто скажи ему спасибо. И помни его всегда.

Они вернулись на поле минувшего боя, свистнули коней, подобрали свои вещи. Закончив с этим делом, княжич, будто потеряв всякую мотивацию, сел и тупо уставился в одну точку перед собой.

Баламут облил водой из бурдюка тряпку, стёр с головы кровь, вытер лицо. Нашёл свою шапку, которая за последние дни странствий сильно потеряла во внешнем виде, а некогда яркое фазанье перо обтрепалось, будто хвост дохлой кошки. Со вздохом он снова надел её себе на голову. Посмотрел на бездыханную тушу Змея, достал из-за пояса кинжал, присел на корточки рядом с одной отрубленных голов Горыныча и с хрустом выломал клык. Потрогал его кончиком пальца. Зуб был острой, как лезвие бритвы. Подумал, выломал второй клык. Один убрал в карман, второй спрятал за голенище сапога.

— Возьму трофей, на память, кому рассказать — не поверят же.

Алексей молчал, глядя перед собой невидящим взором. Потом что-то в его разуме словно прояснилось. Он вскочил и забегал. Озирался и крутился во все стороны. Залезал на камни, что-то высматривая. В недоумении всплеснул руками с выражением самой крайней растерянности.

Баламут с любопытством наблюдал за этой суетой. Ничего так и не сказав и не найдя, княжич, мрачный как грозовая туча, остановился посреди каменной площадки и продолжал оглядываться.

— Чего потерял-то? — спросил Баламут.

— Княжну, — ответил Алексей.

Наёмник хлопнул себя ладонью по лбу.

— Точно, а я-то и думаю, главное, чего это мы забыли? Княжна, ну точно! Кстати, где она?