Баламут

Глава 2 Зелёный змий

Утром Баламут, тяжело постанывая, вышел из ворот кабацкого двора. Из дворовой бадьи умыл холодной водой опухшее лицо, громко отфыркиваясь, выпил пару пригоршней, обтёр шею.

— Грехи мои тяжкие, — простонал он. — Не пиво Фрол, кривая скотина, подаёт, а яд ведьмовской, чтоб мне провалиться.

Кабацкий мальчишка вывел под уздцы осёдланного коня наёмника. Баламут дал пареньку пару монет.

— Принеси-ка мне ещё несколько кувшинчиков лекарства от кручины, в дорожку.

Княжич уже сидел в седле и нетерпеливо крутился по двору. Баламут, не обращая на него внимания, потрепал своего коня по холке.

— Как спалось, дружок? — спросил он. — Тебя хорошо покормили? Расчесали гриву твою прекрасную? Копыта твои могучие почистили ли?

Чёрный жеребец фыркнул и замотал головой.

— Ничего, Цезарь, ничего, — сказал наёмник, — скоро будем на мягких перинах спать, да сахар белый кушать.

— Ты опоздал, — бросил княжич злясь, что наёмник словно не видит его.

— Разве? — спросил Баламут позёвывая.

— Да, — ответил Алексей. — Ты говорил на рассвете поедем, а солнце уже к зениту идёт.

— Да не велика беда.

Баламут махнул рукой, принял у мальчишки кувшины с выпивкой. Вытащил у одного пробку, сделал несколько глубоких жадных глотков, с упоением выдохнул, вытер губы и приладил их к седлу.

— Ты опоздал! — крикнул княжич, взбешённый хамством этого бродяги.

— Борцы с нечистью никогда не опаздывают, — ответил Баламут, забрасывая дорожные мешки на круп коня. — И заранее не приходят. Они всегда вовремя на месте, просто этого не понять обычным людям, кто не посвятил свою жизнь борьбе с нечистью.

Алексей часто заморгал, но монолог наёмника нёс в себе так мало смысла, что ему не хватило слов, чтобы как-то ответить. Поэтому он фыркнул, сердито хлопнул себя кулаком по бедру, и дал шпоры коню, вылетая на дорогу.

Баламут только хмыкнул, провожая его взглядом, в очередной раз медленно, со смаком потянулся, залез в седло и тронул жеребца в путь.

Несколько часов они ехали порознь. Алексей держался саженях в ста впереди и даже по его спине было видно, что он всё ещё взбешён таким неуважением к своей персоне. Баламут же только прикладывался потихоньку к кувшину, да посмеивался, глядя на обидчивого князька. Когда же первая половина была выпита, похмелье отступило и мир расцвёл яркими красками, ему стало скучно. Баламут поравнял коней и придирчиво осмотрел княжича. На том уже с утра была надета кольчуга из мелких колец, поручи и шлем с наносником. Завершал это великолепие длинный красный плащ.

— Выглядите очень грозно, ваша княжеская светлость, — сказал Баламут. — Не жарко? Тяжеловато, наверное, спозаранку на себе железки-то таскать? Или вы, как настоящий воин, и спали прямо в них?

Алексей, который уже сто раз успел пожалеть, что нацепил на себя доспехи, поджал губы и промолчал. В броне он казался самому себе куда мужественнее и взрослее, но кольчуга уже отдавила все плечи, а голова в подшлемнике безбожно потела и чесалась. Он раздумывал не снять ли лишнее железо, но после ядовитого замечания наёмника, пусть и высказанного таким елейным тоном, отказался от этой мысли и решил мужественно терпеть маленькие неприятности дальше, как настоящий витязь.

Баламут, видя такую реакцию, сдерживаясь, чтобы не захихикать, зашёл с другой стороны.

— Скажи, Алексей, сын Владимира, может, ну её, княжну эту. Сама как-нибудь спасётся?

Княжич удивлённо посмотрел на наёмника.

— Как это? — сказал он. — Не бывать такому на Руси, чтобы воин бросил девушку в беде. Это долг мой священный, спасти её.

— Согласен с тобой. Вот другой вопрос меня мучает ещё. Слушай, княжич, ты мне скажи, зачем Горынычу Василиса вообще? — спросил Баламут.

Алексей пожал плечами.

— Не знаю.

— Любой может сказать «не знаю». На это много мозгов не надо. Ты подумай.

— Сказал же, не знаю. Зачем змеи похищают прекрасных дев?

— Чтобы сожрать, — удовлетворённо подсказал ему Баламут.

Княжич побледнел.

— Врёшь ты всё, — сказал он, — совсем не за этим, а чтобы их мог спасти отважный витязь.

— Вроде тебя?

— Да, вроде меня.

— Не, — сказал Баламут, — точно тебе говорю, сожрал он её уже, к ведуньям не ходи. И косточки белые разгрыз. С превеликим аппетитом. Возможно, даже чавкал при этом.

— Заткнись, болван, мелешь, сам не зная что.

— … и сыто отрыгнул потом.

— Заткнись!

— … уже даже переварил, наверное.

Алексей выругался и дал шпоры коню, вырываясь вперёд.

— И хрустел костьми, как сухарями! — крикнул ему вдогонку Баламут.

Снова долго ехали порознь. Осеннее солнце нещадно припекало, будто напоминая в последний раз об уходящем лете. От тряски, жары, а может и от выпитого, Баламуту делалось всё дурнее с каждой верстой. Он тяжело застонал и снова поравнялся с княжичем.

— Далеко ехать-то ещё? — спросил Баламут.

— С тракта Змей её похитил, — ответил княжич. — Меньше, чем половина дня пути от города. Отсюда уже недалече, к закату на месте будем. Были бы там раньше, если бы ты не спал до обеда.

Он кинул хмурый взгляд на наёмника, который даже и не подумал стыдиться своего поведения.

— Во-первых, — сказал Баламут, — спал я не до обеда, наговариваете вы на меня, княжич, грех это. Во-вторых, что плохого в том, чтобы поспать как следует? Это вам, молодым шутливым мальчишкам, лишь бы всю ночь бегать, да голубей гонять. Нам, взрослым мужчинам, надо и жрать от пуза и спать, пока спится.

Княжич, которого только что назвали «мальчишкой», побагровел, но Баламут как ни в чём не бывало продолжал.

— В-третьих, что самое важное, ты же не хочешь биться с Горынычем после целого дня долгой дороги? Встанем на привал, отдохнём, подкрепимся, наберёмся сил перед сражением, а по утру уже можно и за мечи хвататься.

С этими словами он бросил быстрый взгляд на кошель княжича. Алексей, не заметив этого, кивнул.

— Разумно глаголишь, — сказал он, — отдохнуть перед битвой будет полезно, признаю.

В сумерках, когда солнце уже почти скрылось за горизонтом, княжич остановил коня на перекрёстке дорог.

— Отсюда Змей её похитил, — сказал он. — Здесь весь народ побил и пожёг. Схватил Василису в лапы и улетел прочь. Куда понёс — того не ведаю.

Баламут задумчиво почесал щёку, ещё раз посмотрел на кошель Алексея, где таился золотой медальон, облизнулся, перевёл взгляд на виднеющийся вдали густой лес.

— Готов поспорить, нам туда, в самую чащобу. Там он прячется-обитается. Туда и поедем.

— В лес? — с сомнением спросил княжич.

— Ага, а ты думал, где Горыныч будет прятаться? В поле в норку забьётся, как мышка серая? Или у мельника, под мешком с мукой?

— Не слышал я что-то в былинах, будто Горыныч в лесу прячется, как филин какой.

— Не стоит доверять всему, что слышал в былинах, княжич. Доверься мне. Я мастер в деле поимки всяких нечистых богопротивных тварей. Едем в лес. Если не боишься, конечно.

— Я ничего не боюсь, — сказал княжич хватаясь за меч, будто драться предстояло прямо сейчас.

— Вот и славно, — Баламут расплылся в улыбке. — Едем в лесочек, стало быть. Там он сыщется, как пить дать.

Они въехали на опушку леса. Могучие деревья нехотя расступались перед путниками, пропуская их всё глубже в чащобу. Окончательно стемнело и стало холодать. На небе, едва видимом за густыми кронами, высыпали звёзды, проснулись ночные птицы.

— Ну и где тут твой крылатый змей обретается? — спросил Баламут, прикладываясь к кувшину. — От седла уже непристойные места болят, сколько можно.

Алексей обернулся к нему.

— Я думал, что ты здесь борец с нечистью. Ты должен выследить Змея сам, не так разве?

— Так-то оно, конечно, так, — ответил Баламут. — Я охотник на нечисть с мировым именем. Да только я больше по боевой части. Сразить голову, отсечь клыки, кулаком быка уложить и всё такое. А бегать по лесу, искать поломанные хворостинки, да навоз обнюхивать на вопрос свежести — это не моё. Нет, я, конечно, могу это. Я вообще всё могу, если подумать. Но что же мне теперь, вообще всё за всех делать? И убивать самому? И выслеживать? Княжну освобождённую, может, мне тоже за тебя целовать прикажешь?

Алексей покраснел и отвернулся.

Когда стемнело так, что кони начали спотыкаться на каждом шагу, Баламут остановил своего Цезаря.

— Всё, довольно, ни зги уже не видно. Горыныча так точно не видно. Останавливаемся тут. Заночуем, а с утречка уже за поиски примемся.

Княжич, ночной холод которому залезал под доспехи и щипал всё тело, не стал спорить, с плохо скрываемой радостью спрыгнул коня и начал готовиться к ночлегу. Юноши быстро собрали хворост в кучу, развели костёр. Княжич завернулся в плащ и молча грыз сухарь, глядя на огонь. Баламут поминутно кряхтя и охая, разминая затёкшее тело, постоянно прикладывался к бутылке.

— Ты правда сможешь Горыныча победить? — неожиданно спросил Алексей.

— Очень своевременный вопрос, учитывая как далеко мы уже заехали, как давно встали на этот путь, и насколько оная тварь должна быть в опасной близости от нас.

Баламут взмахнул руками, выпивка выплеснулась из горлышка, он явно сильно захмелел.

— Смогу. Для меня это так же просто, как тебе сметанки в щи подбросить. Видишь?

Он показал пальцем на свой шрам под глазом.

— Его мне кикимора болотная оставила. А я с ней схватился на голых кулачках. Пьяный. И без одежды. И поборол её, смекаешь? Мне твоего Горыныча одолеть, что яйцо куриное разбить. Глазом моргнуть не успеешь, а все три его башки уже твою каминную полку украшают. Я человек щедрый, все трофеи можешь себе забрать.

Алексей покивал, явно замечтавшись, как такой ценный приз окажется в его руках, и поплотнее завернулся в плащ.

— Хорошо, коли так, — сказал он.

Баламут посмотрел на поясной кошель Алексея и облизнулся.

— Княжич, — сказал он, подбрасывая новую ветку в огонь. — Может, передашь мне медальон прямо сейчас? Кто знает, что случится. Забудется-закрутится всё, не получу я положенной награды. Может, ты мне безделушку эту сейчас доверишь на хранение?

Алексей снял кошель с пояса и засунул его себе за пазуху.

— Получишь, когда зверя убьёшь и княжну спасём, не раньше, — ответил он.

— Да что же такое, — буркнул Баламут себе под нос, но вслух произнёс:

— Уже и спросить нельзя. Я же хотел как лучше, чтобы всем удобно был. А ты опять про меня гадости какие-то думаешь, по лицу румяному твоему видно.

— Может, ты, лучше, пить прекратишь? — спросил княжич. — Ты завтра в состоянии, вообще, будешь с Горынычем биться?

Баламут пренебрежительно махнул рукой.

— Как говорят ромеи, вино только с утра пьянит, а к вечеру прочищает мысли.

— Так ты с утра пьёшь!

— Справедливо, — ответил Баламут и снова приложился к выпивке.

Ветки в костре потрескивали, рассыпаясь миллионами искр.

— Время позднее уже. Отдохнуть надобно, понятное дело. Ты спи, спи, княжич, закрывай ясные очи, — сказал Баламут, продолжая прикладываться уже к новой бутылке и не отрывая взгляда от кольчуги Алексея, за которой теперь спрятался кошель с золотым медальоном.

— А ты чего? — спросил княжич.

— А я подожду, посторожу, чтобы нас лиходеи какие ночью не ограбили. Места здесь опасные, душегубы алчные могут водиться, на добро наше зариться. Не стоит бдительность терять.

— Это ты дело говоришь. Хорошо. Разбудишь меня через несколько часов, я на стражу встану.

— Ага, давай-давай, засыпай, друг мой светлый.

Алексей лёг на землю и укутался плащом, подложив ладонь под щёку. Сердце Баламута забилось быстрее. Он снова жадно отхлебнул из бутылки. Мир в его глазах начал ходить в круговерти и пришлось протереть глаза, отгоняя пьяное наваждение. Спит княжич, или нет ещё? Баламут моргнул. Веки словно наливались свинцом, с каждым мгновением становясь всё тяжелее. Моргнул ещё медленнее. Баламут зевнул, покачиваясь. Прикрыл глаза на секундочку…

Проснулся Баламут от того, что Алексей со всей силы тряс его за плечо.

— Отстань, — сказал наёмник, переворачиваясь на другой бок, не открывая глаз. — Дай поспать ещё пять минуточек.

— Там виверна, — прошептал княжич.

— Да-да, виверна там, ага, а я кесарь ромейский, — пробубнил Баламут.

Он зажмурился сильнее, но княжий сын не отставал, продолжая трясти наёмника.

— Вот пристал, как банный лист, — проворчал тот.

Баламут вылез из-под одеяла, сел, бурча под нос ругательства. Нащупал припасённый бурдюк с медовухой, жадно припал к нему. Захрипел, растёр пальцами виски, которые будто сжали в тисках. Костёр их давно потух, оставив после себя только горстку едва тёплых углей.

— Там виверна, говорю тебе, — снова зашипел княжич.

— Угу. Я когда от кошмаров просыпаюсь, тоже как умалишённый всех убеждаю, будто взаправду всё было. Отстань. Ляг, проспись.

— Да посмотри ты!

Баламут нехотя оглянулся через плечо.

На небольшой поляне саженях в двухстах от них прохаживался зелёный змей, с маленькими перепончатыми крылышками, пяти аршин от хвоста до рогатой головы.

Баламут фонтаном выплюнул медовуху. Схватил княжича за воротник, притянул, показал пальцем.

— Не, ну ты видел? Видел?

— Да я-то вижу!

— Да что же ты молчишь, остолоп. Это же змей! Самый настоящий! Они существуют!

— Конечно, существуют, ты же сам с ними борешься, — Алексей повернулся к Баламуту.

— Ну да, точно, борюсь, — закашлялся тот. — Я такой. Не выспался просто, забыл уже всё на свете. Я бы и голову свою забыл где-нибудь под кустом, не будь она прямо ко мне приделана.

— Хватит лясы точить, сделай уже что-нибудь.

— Ага, уже делаю, дай-ка подумать.

Баламут нервно выдохнул, огляделся.

— Нам повезло, что мы с подветренной стороны, — сказал он, — она нас не учует. Если эта зверюга вообще чуять умеет.

Алексей обернулся.

— Ты чего, не знаешь умеют ли они чуять?

— Всё я знаю, не ори ты.

Баламут трясущимися руками кое-как натянул сапоги, схватил пожитки в охапку и на четвереньках пополз к стреноженному коню.

— Ты куда? — зашипел Алексей.

— Ты сам-то как думаешь? — зашипел в ответ Баламут. — К коню поближе, от этой зверюги подальше.

— Бежать удумал, что ли?

— Какой ты сообразительный иногда бываешь, диву даюсь. Быть тебе советником великого князя, не иначе.

— Ты, никак, струсил? — спросил княжич.

— Я смелый только тогда, когда это нужно, — ответил Баламут. — Ты смелый, потому что бабка-повитуха тебя при родах уронила. Беги и не оглядывайся!

— Какой бежать?! Мы сразимся с ней.

— Конечно сразимся. Ты начинай пока, разомнёшься, а я схожу до ветру, лицо умою, перекушу, по-быстрому. Такой вот мой принцип. Никаких подвигов до завтрака. Это плохо для желудка, меня матушка так приучила. Как все дела переделаю, там уже присоединюсь, завалим эту тварь, как делать нечего. Одна просьба только, я пока версты на две-три не отойду, ты не шевелись главное, ладно?

Алексей будто уже ничего не слышал, погруженный в фантазии грядущей легендарной битвы, встал во весь рост, расправил плечи, поднял копьё. Баламут, всё так же четвереньках, быстро пополз к своему коню, мирно щиплющему травку в десятке саженей от лагеря.

— Боги, новые и старые, не дайте помереть сегодня ни за грош ломаный, — шёпотом взмолился наёмник ломающимся от страха голосом. — Дурной сон это, не бывает таких тварей. С пьяну мерещится. Надо только проснуться. Сейчас проснусь и всё будет хорошо. Сразу, как глазки открою, так пить брошу. Ох, не дайте помереть, боги, молю.

Баламут застыл, как пойманный посреди стола таракан. Ветерок на секунду стих… а затем изменил направление. Виверна подняла голову на длинной шее и принюхалась. Повернулась к двум путникам. Затем ощерила гигантскую розовую пасть, обнажив три ряда больших гнилых клыков и заверещала.

— Ну всё, отбегался, поросёночек, — сказал Баламут то ли княжичу, то ли самому себе.