Бедная Амели

Раздел 2.3

Игорь.

Прилетаем в столицу.

Отзваниваюсь Максу, что нашел ее и везу на «исповедь».

Очень ждал этот «Судный день». Мне прям не терпится увидеть Власову и Соломонова в одном периметре. Еще и со мной. Уже прям руки чешутся взорвать их разум. Они пожалеют, что так глупо прокололись!

— Раздевайся, — первое, что приказываю, сняв с ее головы мешок и откинув вглубь подвала

Эта на меня свои зенки вылупляет, принимаясь ныть, — «Игорь… пожалуйста… Игорь, прошу! Только не это!», — пищит дрожащим голоском

Мы на кладбище. Здесь, помимо памятников и офиса для ночлежки, есть маленькое помещение под землей. Используем его для особых или безвыходных случаев. По окончании бесед исходы бывают разные, но чаще, если мы уже приезжаем сюда, они летальные.

Нянчиться с ними никто не собирается. Все, что произошло за эти месяца, испарилось. Остались только факты. Она, как прежде, волнует мое сердце. Как прежде, важна мне. Но я это переживу. И ей помогу, отправив в сырое положение лежа.

Без капли эмоций смотрю на нее, утверждая, — «Раздевайся!»

Она с ноги на ногу перекатывается, помещение оглядывает, крепко обняв себя и растирая плечи. Боится. А что ж не боялась, когда тему эту беспонтовую мутила с дуренем Власовским? Это вопрос в пустоту. Спрашивать об этом я у неё не собираюсь. Неинтересно. Доверенность. Флешка. И — на боковую.

— Игорь… я… — шепчет она, ко мне припадая, на что я отталкиваю ее. Эта спотыкается об собственные ноги и падает на пол, — «Прошу, только не насилуйте меня!»

— Даже не думал, — настаиваю, — «Раздевайся! Иначе сейчас это сделают другие люди!»

Слушается. Шапку с шарфом стягивает. Пуховик расстегивает. Снимает его. Болоньевые штаны расстегивает, лямки опускает. Снимает обувь, после — штаны.

— Можно… — начинает она

Перебиваю, оставив свой приказ без торгов, — «До белья.»

— Но… тут…

— Я сказал! До белья!

Трясется. Мнется. Что-то обдумывает, плачет, но все же продолжает снимать кофту, футболку, колготки.

Оглядываю ее. Тяну к себе стул и присаживаюсь на него, развернув спинкой вперед.

Она себя руками прикрывает. Заикается от рыдания. Трясется сильней от холода. Перекатывается с ноги на ногу. Вся кожа в мурашках.

— Встань на матрас.

Эта кивает, не оборачиваясь. Медленно идет назад, ногами нащупывая ткань.

Влипаю в нее. С глаз не могу никуда перейти. Наглые, предательские, серые глаза, в которые я когда-то влюбился.

«Мразь!»

Перед глазами первая встреча. Вспышка в груди. Бывает же так в жизни. Думал уже, так и закончу жизнь в одиночестве, а тут она. Маленькая, легкая, красивая. Взгляд добрый, чистый, глубокий.

До сих пор не могу поверить, что она смогла это сделать. Хочется вырвать из памяти все воспоминания. Все прикосновения. Все чувства…

Становится интересно выслушать ее, — «Рассказывай.», — разбиваю оглушительную тишину

— Ч… что?

Слегка усмехаюсь, — «Все.»

Она першение в горле сбивает, все так же обнимая себя руками за плечи, — «Я не хотела…»

— А кто хотел?

— Витя…

Довольно лыблюсь. Это не смех радости или удовольствия. Это защитный смех. Ярость подступает, когда понимаю уровень вранья, который она сейчас произносит. Витя говорит, что это она. Она, что это он!

Не сдерживаюсь. Кидаю в нее телефон.

Эта не успевает увернуться, и он попадает ей в ляжку, не долетев до стены.

Подрываюсь со стула. Подлетаю к ней и хватаю за скулы, что есть сил, — «Пиздишь, сука!»

Молчит. Глаза закрыла от испуга и молчит, рывками посапывая носом.

Только хочу замахнуться и напугать ее сильней, как к нам заходит Серега, толкая внутрь Витеньку.

Лыблюсь, перебирая их глазами. Теперь уже мне это нравится. Эта в белье. Этот в трусах, с накинутым пальто на плечи.

«Парочка полуфабрикатов.»

Отхожу от нее. Пистолет из нагрудки достаю, и ему им приказываю, — «К ней подошел!»

Подчиняется. Как щенок, дрожит и крадется к матрасу.

Присаживаюсь обратно на стул, размахивая стволом, — «Ну че, Витенька! Даю тебе второй шанс. Выбирай: ты или она?»

Тот на нее косится, после на меня, — «Игорь…»

Пистолет заряжаю и выпускаю две пули вбок. Они меня сейчас очень раздражают. Обоих бы завалил, но не хочу марать руки.

Кролики подскакивают.

Эта лицо ладонями закрывает, падая на матрас в истерике.

Ни капли ее не жалко. Предательница. А могла бы жить иначе. Мозгов не хватило рассказать мне правду и сдать этого урода. А я давал шанс. И простил бы за честность.

На Витьку смотрю, протягивая пестик, — «На, выбирай.», — усмехаюсь, — «Дежавю, не правда ли? В том году Власов. В этом Власова.»

Этот смотрит то на мою руку, то на нее.

— Так и что? Смотри, передумаю и у нее спрошу.

Соломончик кивает, перебирая ногами. Ко мне подкрадывается.

— Стой! — говорю, вспоминая про главное, — «Флешка где? Доверенность?»

— Все… Все у меня в офисе… Флешки нет… — на нее кивает, — «Она не отдала.»

Перебрасываю взгляд на рыдающую, — «Катенька! Где флешечка?»

Она шепчет, всхлипывая, — «В… в пуховике…»

Встаю со стула. Беру куртку и кидаю ей, — «Доставай.»

Эта пуховик хватает. По карманам шастает. Достает смятый ком бумаги и тянет его мне.

— Доставай флешку и кидай. Не хочу к тебе подходить.

Она глаза поднимает. Оскаливается и откидывает сверток, что я еле ловлю его, после — сопровождает свое недовольство одним простым оскорблением, — «Конченый!»

Усмехаюсь, — «Не в твоем положении мне это говорить.»

К Витьку обращаюсь, кивая на свой телефон, — «Звони. Мне нужна доверенность.»

Этот кивает. Сотрясаясь, берет телефон, — «П… пароль…»

Ехидно лыблюсь. Я даже пароль поменял, чтобы это все не казалось им сказкой.

Киваю на эту дерзкую особу, — «День и месяц ее смерти…»

Он брови волнующиеся сводит, — «Не понял…»

— Сегодня!

Тот ком сглатывает, пытаясь вспомнить, какое вообще на дворе число, но быстро вспоминает.

Набирает короткий номер.

— И без глупостей… — напоминаю, — «Видео у меня есть. Сюда ехать не надо. К предприятию сейчас поедут люди. Они будут ждать у парадной.»

Этот снова кивает.

Я не боюсь, что он позовет на помощь. У меня же имеются весомые рычаги на него. Если он сглупит, то надолго сядет. И эта отсидка поломает ему всю жизнь. Точнее, лишит ее. Потому что на зоне у нас тоже есть люди, которые «с радостью» встретят его.

Молча выждав минут двадцать, к нам заходит Серега и протягивает мне бумагу, в которой по-прежнему не написано второе доверенное лицо. Радует, что он все же вменяемый и не стал раньше времени торопиться с узакониваем предприятия.

— Прекрасно, — говорю я, протягивая ему оружие, — «А теперь выбирай. Ты или она?»

Соломончик уже уверенней идет вперед и берет его.

Выбор я предоставил для него относительный. Он нам уже не нужен. Он многим уже не нужен. Поэтому, когда я вижу, что он наставляет на нее пистолет и, прикрыв глаза, жмет на курок, моя рука сразу тянется за еще одним пистолетом в кармане и выстреливает в него.

Лошара, думал, я ему дам заряженный ствол. Идиот!

Второй выстрел звучал для нее сильней. В сантиметрах же. Логично, она реагирует на очередное потрясение и вжимается в матрас, забившись в комок. Уши закрывает и стонет, будто ее контузило.

Мое тело автоматически подается вперед.

Обнять хочу, успокоить… но осекаю себя. Шаг назад делаю, — «Вставай!», — приказываю, крепко сжав кулак

Она не отзывается на мои слова, чем очень сильно выбешивает.

Выхожу из подвала, зову Серегу и прошу, чтобы он накинул на нее верхнюю одежду с обувью и привел в машину.

Дальше мы уже поговорим не здесь…