Глава 35 С возвращением [Кса]


Иногда, когда мало, или наоборот долго спишь, пробуждение бывает не самым приятным. Иногда же, день не заладился с самого утра, когда тебе что-то мешало спать или ты вздрагивал от страшных снов. Но самое худшее возможное пробуждение, когда тебя выводят из контузии склянкой с каким-то затхлым зельем, вокруг кричат, смеются и тычут пальцами в тебя. Хуже может быть только то, что ещё звенящая от оглушения голова не способна разобрать все звуки вокруг, а тело подкидывает ей всё новые и новые проблемы. Например о том, что холодный неровный камень, на котором ты лежишь животом, впивается тебе в грудь, перекрывая дыхание и сдирая до крови шкуру. Или о том, что руки твои стянуты за спиной так сильно и так высоко, что ты не то что не можешь ими пошевелить, ты даже голову поднять не можешь, чтобы не сломать их.

Всё это сильно портит впечатление от утреннего пробуждения, но не так сильно, как стоящее рядом с твоим лицом лезвие здоровенной секиры. Рукоять её, как ствол массивного дерева, уходит куда-то в небеса. И нужно же было поднять анализ и восприятие до такого уровня, при котором ты прекрасно сможешь разглядеть название такого незамысловатого оружия. Для того, чтобы впасть в обуздывающее отчаянье хватило первой строчки.

Скверный обезглавливатель

Остальные строчки не обнадёживали. Оружие хорошее, но сто двадцать силы для владения. Владелец, что сейчас небрежно прижимал меня сапогом к камню, стоял и почёсывал бороду в ожидании принесения приговора. Меня зарубят с одного удара — в этом сомневаться не приходится. Жаль не увижу уровня палача, а так бы хотелось. Хоть узнать, насколько бесполезны мои потуги. Выбраться из-под ноги убийцы на плахе у меня никак не получается. Если бы не характерная форма людской обуви, впечатавшаяся мне в спину, я бы мог решить, что мне придавило или насильно привязали.

Внезапно на фоне каменной кроши появились чьи-то ноги. Они стояли рядом со мной, поэтому я мог определить, что это другой человек. Если только палач не обладает тремя ногами. Ноги сделали шаг ближе, замерев в считанных сантиметрах от моего лица. Затем чья-то сильная рука схватила мои волосы, скрутила в кулак и задрала голову. Связанные руки, вдавленная грудь и откинутая голова едва не сломали мне позвоночник. Глаза закатились, не в силах подняться прямо, а шея настолько пережалась, что я тут же задёргался в припадке, пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха, но четно. Глотка оказалась зажата. Похоже это конец. Сейчас обезглавливатель одним ударом отделит мою глупую голову от шеи, и на этом мои жизненные цели окажутся закончены.

Чувствуя, как тело без кислорода слабеет, я уже смирился со смертью, потому что сделать в этой ситуации натурально ничего не мог. Никакие умения или навыки сейчас не смогли бы меня вытащить. Ожидая удара с секунды на секунду, я вдруг услышал совершенно другое.

— Ослабь хватку, а то тварь сейчас задохнётся!

Давление на грудь ушло, я смог чуть приподняться, всё ещё чувствуя у себя на спине вмятину от сапога. Жадно вдохнув, и ещё раз, я выдохнул воздух, прогоняя его по лёгким, а глаза наконец смогли взглянуть прямо. В десяти сантиметрах от моих глаз застала немая рожа взбешенного солдата. Глаза кровью налились, казалось, что человек сейчас оторвёт мне голову голыми руками, настолько злость перекосила его лицо.

— Подожди диверсант, скоро твоя башка полетит с плеч, а пока дыши! Дыши! Наслаждайся! Недолго тебе осталось! — проревел, брызжа слюной, красный от злости солдат.

Ничего не поняв из его звериного вопля, я только зажмурил глаза, когда в них полетели слюни. Ещё бы отвёл голову, но зажатые как в тески волосы не давали этого сделать. Если чудом выживу, никогда больше не стану их отращивать. Поза, в которой меня заставили ждать своей участи, была уже сродни наказанию, ведь руки и ноги немели, а дышать приходилось через силу, только потому что без воздуха было ещё хуже. Тяжелые минуты бежали одна за одной, а мышцы на спине наливались жидким металлом, каждый вдох давался всё труднее. Эффект удушья появлялся каждый раз, когда мне не удавалось вдохнуть новую порцию с первого раза. Стоящие надо мной люди лишь смеялись и что-то кричали мне в лицо, но слова их были уже не разборчивы. Я оказался измотан борьбой за воздух, поэтому когда пришёл тот, кого мы ждали всё это время, я уже был без сил, чтобы удостоить его своим вниманием. Однако, сказанного я не пропустил, потому что от этого напрямую зависела моя жизнь в данной ситуации.

— Диверсант?… Какой твою мать диверсант?! Двенашка?! Это мясо?! Ты совсем сдурел?! Да половина этого скота передохла в пути, а ты считаешь, что он расправился со стражниками и завалил чародея?! — голос, ворвавшийся в мой маленький безвоздушный мирок, громом прокатился по ушам, сея оглушения и страх перед его носителем.

Зычный, хорошо поставленный, он не мог принадлежать кому-то из обычных солдат. В нём чувствовались все нотки превосходства и старшинства.

— Так он сбежал и видели его до этого с чародеем, — мямля пытался парировать солдат, кричавший на меня секунду назад в приступе бешенства.

— Так потому и сбежал, что вы растяпы! Куда вы меня вырвали? На наш левый фланг напали превосходящие силы грязевых гадюк, а вы меня из-за всякой ерунды выдёргиваете! Диверсант двенадцатого уровня, да он и одного стражника убить не сможет! А оружие при нём нашли? А ещё что-нибудь? Может он потому и сбежал, что видел как со стражей расправились?! А ну пустите его!

Хватка за волосы, начавшая ослабевать с каждым громовым словом, исчезла вовсе. Зрение ещё не вернулась, а от резко накатившего порыва воздуха закружилась голова. Чья-то сильная рука схватила голову за нижнюю челюсть и приподняла, указывая себе в лицо. Когда зрение сфокусировалось на грозном чернявом лице с внушительным белым рубцом, рассекавшим усы над верхней губой, перечёркнутая белой полосой растительность взмыла вверх и из губ излился грозный вопрос:

— Ты убил чародея?

— Кого? — в жалкой попытке я постарался выиграть время, чтобы обдумать вопрос.

Сильная рука отпустила челюсть, чтобы тут же двинуть со всего замаха стальной перчаткой. В поле зрения попала закованная в дорогие латы фигура допрашивателя, а затем мир размазался.

25

Лёгкий удар обратной стороной ладони был столь мощен, что мир закружился перед глазами, а голова и вовсе отказалась соображать. Кто-то снова поймал нижнюю челюсть и приподнял.

— Отвечай! — рявкнули в лицо без доли гнева или негодования.

Сильный спокойный голос, привыкший командовать и незамедлительно получать желаемое.

— Ты убил чародея?! — требовательно крикнули в лицо.

— Нет, — больше перечить у меня не было сил, чувствуя, как с разбитой губы вытекает струйка горячей крови и солонеет во рту.

В памяти были ещё воспоминания о том, как такой удар стальной перчаткой мог раз и навсегда вышибить из меня дух. И крайне не хотелось узнавать, что будет, если такой дознаватель решит ударить кулаком.

— Тогда как ты сбежал?! Видел диверсанта, убившего Мерула?! Отвечай?!

— Не видел! — выкрикнул я в ответ, боясь, что неизвестный решит ударить ещё раз для ускорения процедуры допроса, ведь тон разговора нешуточно возрос. — Я вышел в дождь, меня никто не остановил, больше я ничего не видел.

— Где был всё это время?!

— Его в руинах форта Отолдо схватили, видимо прятался, — опередил меня с ответом солдат, поймавший меня.

— Ну вот и всё, — заключил латник, — Десятник! — рука отпустила мою рухнувшую голову.

— Да, господин тактик! — человек, стоявший слева от меня и державший поначалу за волосы, вытянулся в струнку перед латником.

— Не быть тебе сотником, если ещё раз по пустяку выдернешь меня. Разжалуют! Как есть разжалуют!

— Прошу меня простить, — постарался извиниться солдат, продолжая вытягиваться в струнку.

— И сотнику сам доложишь об ошибке, — вспахивая стальными пятками, отдал приказ тактик и зашагал в неизвестном направлении.

— А с каштаком что делать? — незадачливо спросил солдат в спину латнику.

— А, — отмахнулся тактик.

Повисла пауза. Перед глазами пронеслась едва ли не вся жизнь за долгое молчание стоявшего рядом десятника.

— Что делаем? — спросил сзади палач, потирая рукоять громадной секиры-обезглавливателя.

Рука резко схватила мои волосы и, взглянув в закатывающиеся глаза, смачно плюнула в лицо. Мерзкие тёплые слюни побежали по морде от носа к подбородку.

— На место верни, — отмахнулся десятник, уже направляясь по своим делам.

— К чародею что ли?

— К какому твою мать чародею?! — копируя манер тактика выругался десятник. — К остальному мясу и наденьте камень, чтобы не был пустышкой.

— Есть, — ответил палач, поднимая меня за плечи.

Онемевшие ноги не сразу почувствовали босыми ступнями землю под ногами. Руки тут же развязали, но отдавленные пальцы ничего не чувствовали, только до боли в глазах ныли запястья. К ногам упал шлем, пояс и ботинки, снятые кем-то предусмотрительным заранее.

— Подбирай и пшёл, — резкий тычок между лопаток древком секиры ускорил приказ солдата.

Упав на колени, принялся затягивать пояс и обуваться, поглядывая снизу вверх на своего надсмотрщика. Тридцать пятый уровень, а руки раздуты, будто мои бёдра. Бычья шея и широкоплечая грудь. Такой один раз перешибёт и всё, но это если попадёт. По скорости и ловкости он не кажется особо одарённым. Вот только если не он, так кто-нибудь другой из переворошённого лагеря обязательно сможет по мне попасть. Уклонение ведь всего на единице. Так себе развитие навыка, чего нельзя сказать о везучести. Седьмой уровень и девятнадцать удачи явно сработали, или как иначе объяснить, что я выжил, отделавшись сильным испугом и издевательствами.

Солдат, едва не ставший моим палачом, отвёл меня к остальному отряду, набранному из пленных и приковал цепями к парному строю. Теперь в пару мне поставили орка, видимо из-за того, что рядом с ним в последнее время освободилось чьё-то местечко. Вспомнив издевательства армейской муштры в Толе над ним, я уже по-другому посмотрел на сидевшего на земле клыкастого серо-зеленокожего бугая. Почувствовав мой взгляд, орк поднял уставшую физиономию и с сочувствием произнёс:

— С возвращением.


Загрузка...