Бегство Джейн

12

Она проснулась с головной болью.

Тупые толчки начинались в основании шеи и волнами поднимались в голову. Ощущение было такое, будто в голове стояло опавшее зимнее дерево, колеблемое холодным январским ветром, и его голые шершавые ветви при каждом своем движении задевали обнаженные нервы.

«Еще один день в раю», — подумала Джейн, пытаясь выбраться из постели. Ноги плохо слушались ее, она даже испугалась, что ночью кто-то привязал к ним тяжелые гири. Она посмотрела на ноги. Нет, гирь не было. Из-под ночной рубашки виднелись только голые ступни. Она тяжело поднялась, ухватилась за стойку балдахина, чтобы не упасть. Ощущение привязанных к ногам пушечных ядер гнездилось в ее голове.

Она вздохнула, сопротивляясь сильному желанию снова залезть под одеяло. Какой смысл вставать? Она паршиво себя чувствовала. А в течение дня будет чувствовать себя еще хуже. Через несколько минут придет Паула, убедится, что она проснулась, напичкает ее таблетками и предложит завтрак. Потом Джейн опять уснет, а когда проснется, начнет снова и снова перелистывать страницы фотоальбомов, пытаясь вспомнить, кто все эти незнакомцы, изображенные на цветных кусочках глянцевого картона. Майкл несколько раз рассказывал ей, кто есть кто, и она запомнила этих людей наизусть, пожалуй, она даже могла бы узнать каждого из них на улице. Впрочем, последнее маловероятно, так как она редко покидала дом.

Джейн оглянулась на дверь спальни, думая увидеть свою тюремщицу, но там никого не оказалось. Джейн посмотрела на себя в зеркало: отражение говорило ей: «Ты не права. Твоя тюремщица не Паула — это ты сама».

Джейн внимательно посмотрела в зеркало. Незнакомка, стоявшая напротив нее, с отвращением окинула взглядом ее ночную рубашку. «Кто бы ты ни была, вкус у тебя отвратительный, — сказала ей эта чужая женщина. — В этой робе столько же сексапильности, сколько в смирительной рубашке». «Пожалуй, последнее мне бы вполне подошло», — подумала Джейн.

«Так не носи ее больше, — потребовала незнакомка в зеркале. — Зачем ты ее надеваешь?»

«А что я могу поделать? Я каждый раз бросаю ее в грязное, но кто-то заботливо стирает ее и снова и снова кладет мне на подушку перед сном. Мне проще каждый раз надевать ее, чем устраивать по этому поводу бунт. Для меня это безопаснее, — вдруг поняла Джейн. — Пока я ношу эту хламиду, как женщина я не представляю интереса для мужа, и это благо, потому что я еще не готова к таким вещам. А в этой рубашке я, ничем не рискуя, могу щеголять хоть перед Уорреном Битти». Она провела руками по своим бокам, пальцами коснулась кончиков грудей, погладила маленькую округлость живота, ощупала мягкий бугорок лобка и ощутила легкое возбуждение. Интересно, как часто они занимались с Майклом любовью? И каков он в роли любовника?

Она безвольно опустила руки по швам. Она не была готова к таким вопросам. Зачем было будить в себе женщину, если она пока не могла ею быть?

А почему, собственно, не могла? Могла бы она вступить в интимную связь с незнакомым человеком только потому, что он был ее мужем?

— А ты смогла бы? — спросила она свое отражение.

Незнакомка пожала плечами.

— Шлюха, — бросила ей Джейн и, оглянувшись, засмеялась, надеясь увидеть в дверях постную физиономию Паулы.

Она вдруг вспомнила, что сегодня суббота. У Паулы выходной день. Сегодня они с Майклом останутся вдвоем. Так что у нее масса времени обдумать свои желания, если она решит, что пора заняться любовной стороной жизни. Сможет ли она получить то, чего ждет? Легко ли будет ей решиться на это?

Может ли ее вынужденное целомудрие быть причиной постоянной головной боли? А может быть, это и причина ее такой длительной депрессии? Может быть, она просто не привыкла так долго обходиться без секса!

Да и какой может быть вред от того, чтобы лечь с мужчиной в постель? Ее муж оказался очень привлекательным мужчиной. Да, в конце концов, это же ее законный муж! Она спала с ним одиннадцать лет. Не вчера же они познакомились. Она сомневается так, как будто они только что встретились, а она уже приглашает его к себе домой.

Правда, по сути дела, получается именно так.

Она и сегодня знает его настолько же плохо, как и неделю назад. Вернее, она знает о нем. Она знает о том, как он жил раньше, знает какие-то детали его жизни, знает, что когда-то они жили вместе. Она знает, что он умный, добрый и терпеливый. В нем было все, чего она могла желать от своего мужа.

Может быть, ей и не надо больше ничего знать?

Что из того, что она совсем его не помнит? Разве это так необходимо? Она знает его уже больше недели. Люди часто ложатся в постель и после более краткого знакомства. Кроме того, он ей нравился. Даже будучи в смятенном и угнетенном состоянии духа, она находила его привлекательным. Она понимала, что́ влекло ее к нему одиннадцать лет назад. Так какой вред могла она причинить себе, оказавшись с ним в постели? Может, если они начнут спать вместе, она быстрее все вспомнит. А если даже она ничего не вспомнит, то, может быть, она почувствует себя лучше. Так что ничего плохого в любом случае не произойдет.

— Не знаю, не знаю, — прошептала она, открывая ящик и доставая оттуда ажурные черные гартнеровские пояса. Джейн показала их своему отражению и осталась довольна тем выражением изумления, которое появилось на лице незнакомки в зеркале. «Против этого, он, наверное, не устоит».

«Но ты действительно этого хочешь? — безмолвно поинтересовалось ее отражение. — Ты действительно хочешь, чтобы он не устоял перед твоими чарами? Надо быть совершенно в этом уверенной, прежде чем начать действовать».

— Не знаю. Я сама не знаю, чего я хочу, — сердито сказала Джейн, бросила пояса обратно в ящик и захлопнула дверцу шкафа. — Я не могу ясно мыслить. Мне кажется, что моя голова набита мелкими камешками и ничего не соображает. — Она до боли вонзила ногти себе в затылок и расплакалась. — У меня болит голова. Голова болит и ничего не соображает. Я все время чувствую усталость. Проклятье, проклятье, что со мной происходит?

Все дело в таблетках, которые она принимает. Ну конечно, как это ей раньше не пришло в голову? Хотя Майкл и утверждает, что они действуют очень мягко, все дело в них. Просто для нее они оказались слишком сильными. Наверное, она не привыкла так подолгу принимать какие-либо таблетки. Это они виноваты в ее оглушенности и депрессии, в ее постоянной усталости и чувстве безнадежности. Но каждый раз, когда она спрашивала об этом Майкла, каждый раз, когда она пыталась выяснить, а нужно ли ей принимать лекарства, он отвечал ей, что таблетки прописал доктор Мелофф, что они крайне ей необходимы и что принимать их надо, по крайней мере, еще несколько недель.

Но действительно ли доктор Мелофф прописал ей эти таблетки?

— Так, так. Что ты хочешь сказать? — зло спросила Джейн у своего отражения. В каких глубинах ее поврежденного мозга могла зародиться эта мысль? — Что ты хочешь сказать? Что Майкл лжет? Что доктор Мелофф никогда не рекомендовал никаких лекарств? Что Майкл с Паулой с помощью этих зловредных таблеток намеренно делают из тебя вялую полусонную куклу, погруженную в депрессию? Но зачем? И как ты можешь так думать о человеке, с которым всего несколько минут назад собиралась лечь в постель?

— Совершенно очевидно, что я сошла с ума. — Ответ возник сразу. — Только сумасшедший может спорить со своим отражением.

Женщина в зеркале не сдавалась. «Это легко проверить, — безмолвно просигнализировала она Джейн. — Позвони доктору Мелоффу».

— Что?!

«Позвони доброму доктору. Он ведь сам просил тебя не стесняться и звонить, если возникнут какие-то проблемы. Позвони ему и спроси, что за таблетки он тебе назначил».

«Хорошо, но как это сделать?»

«Очень легко. Подними трубку и набери номер».

Джейн повернула голову и посмотрела на ночной столик, где стоял телефон. Неужели это на самом деле так просто? Поднять трубку и набрать номер?

Она взяла было трубку, но помедлила. А что, если войдет Майкл? А в самом деле, где он? Уже десятый час. Неужели еще спит?

Она целеустремленно, стараясь не шуметь, вышла из комнаты в холл. Если он спит, она не станет его будить. Если он чем-нибудь занят в другой половине дома, она не станет звать его на помощь. Во всяком случае, не сейчас. Она на цыпочках спустилась в холл, заглянула сначала в комнату Эмили, потом в ванную, потом в кабинет Майкла, потом в гостевую спальню. Комната для гостей была пуста, кровать заправлена. В кабинете тоже никого не было. Майкл не работал за компьютером. Она услышала собачий лай и выглянула в окно.

Майкл стоял на лужайке перед домом Бишопов и разговаривал с Кэрол. Малыш нетерпеливо лаял и рвался с поводка, очевидно, Майкл прервал его прогулку. С того места, где стояла Джейн, разговор казался очень серьезным. Оба собеседника стояли опустив головы и с сосредоточенным видом разглядывали траву у себя под ногами. Она видела, как Кэрол кивает головой, а Майкл просящим жестом гладит ее по руке. «Наверное, она снова рассказывает ему что-нибудь о Дэниэле, — подумала Джейн. — Или о своем отце. Майкл, как всегда, проявляет чуткость». Ну как могла она в нем засомневаться?

Злая и пристыженная, она вернулась в спальню. Что он сделал такого, чтобы она смела его подозревать? Неужели он стал бы пичкать ее таблетками, чтобы возбудить ненужные подозрения? Нет! Единственное, что он делает — это думает о ней и за нее. И круглые сутки скармливает ей какие-то пилюли. Джейн посмотрела на телефон.

— Подними трубку и позвони, — громко сказала она.

Она потянулась к аппарату и подняла трубку. Прислушалась. Гудка не было. Она посмотрела на телефонную розетку. Розетка была пуста. Телефонный шнур, свернутый кольцами, как спящая змея, тихо лежал под ночным столиком. Майкл, должно быть, выдернул шнур, чтобы телефонные звонки не нарушали ее сон. Он не хотел, чтобы ее беспокоили. Он только и делал, что заботился о ее благополучии, и доказывал это в течение всего времени, что она находится дома. А она, неблагодарная скотина, чем она собирается отплатить ему за его доброту? Она хочет проверить, не врет ли он.

Она наклонилась, почувствовала приступ головокружения, ухватилась за кровать, посидела немного и подсоединила телефон к розетке. В трубке раздался громкий гудок. В этом звуке ей послышался упрек. Ну и что дальше?

«Дальше ты позвонишь в справочную», — проинструктировала она себя, набирая 411.

— Какой город вам нужен? — Трубка отреагировала мгновенно.

— Бостон, — так же быстро ответила она. — Бостонский городской госпиталь.

Живой голос в трубке сменился магнитофонной записью. Бездушный баритон дважды повторил номер, пока она рылась в ящике ночного столика в поисках телефонной книжки. «Подождите минутку, — попросила она автомат. — Я хочу записать номер. Сейчас, только вот найду записную книжку. Да где же она?» Джейн отчетливо помнила, что в первый же вечер после возвращения из больницы она перелистывала страницы книжечки в тисненом переплете. А вот теперь она пропала.

— Простите, вы не могли бы повторить еще раз, — попросила она, потеряв надежду найти телефонную книжку. Она сосредоточилась, приготовившись запомнить номер, который сообщил ей автоматический оператор.

«Чудненько, ты уже начала разговаривать с машинами».

Она быстро набрала цифры, надеясь, что успела запомнить номер.

— Бостонская городская больница, — ответили на другом конце провода.

— Пожалуйста, пригласите доктора Мелоффа.

— Простите, я не расслышала. Повторите, пожалуйста, кто вам нужен, какого врача вам позвать?

— Доктора Мелоффа. — Джейн заговорила громче.

— Мне кажется, что его сегодня нет. Но если вы подождете минуту, то я справлюсь, где он.

— Ах, да! Сегодня же суббота! Конечно, по субботам он не работает. — Джейн уже была готова повесить трубку, когда услышала его голос. — Доктор Мелофф?

— Говорите. Чем могу быть вам полезен?

— Это Джейн Уиттекер.

Трубка какое-то время молчала.

— Джейн Уиттекер. Жена доктора Майкла Уиттекера.

— О, ну конечно же, Джейн, — сказал он, выделив интонацией ее имя, подчеркивая этим, что очень рад ее слышать. — Обычно по субботам меня не бывает, поэтому я и не ждал никаких звонков. Как ваши дела?

— Простите, что я беспокою вас…

— Не надо извиняться, я очень рад вас слышать. У вас все в порядке?

— Я не вполне в этом уверена.

— Я несколько раз разговаривал с вашим мужем. Он сказал, что консультацию психиатра пришлось перенести, но он чувствует, что ваше состояние медленно улучшается, что вы уже вспоминаете кое-какие события из вашего прошлого.

— Да, — подтвердила она, пытаясь скрыть смущение, охватившее ее. — Я не знала, что вы с ним разговаривали.

— Ну, я надеюсь, вы не будете возражать против моего любопытства, да и ваш муж весьма близко к сердцу воспринимает все происходящее. Так что я думаю, мы должны поддерживать друг с другом постоянный контакт. Что я могу для вас сделать?

— Я хотела бы посоветоваться с вами насчет таблеток, которые вы мне прописали, доктор Мелофф, — начала она, в глубине души надеясь, что сейчас он взорвется негодованием: «Какие таблетки?! Я не выписывал вам никаких таблеток!» Но ничего такого он не сказал. Он молча слушал. — Я бы хотела знать, что это за таблетки.

— Кажется, я рекомендовал ативан. Секунду, сейчас я посмотрю свои записи. — Несколько секунд молчания. Итак, доктор Мелофф действительно выписал ей лекарства. Майкл просто следует назначениям невропатолога.

— Да, ативан, — подтвердил доктор Мелофф, вновь выходя на связь. — Это лекарство еще называют лоразепам. Если вам это не покажется китайской грамотой, то могу сказать, что это легкий транквилизатор, что-то вроде седуксена, но в отличие от него не вызывает привыкания.

— Но зачем мне вообще принимать какие-нибудь таблетки?

— Легкие успокаивающие средства очень хорошо действуют в случаях истерической амнезии. — Он сделал паузу, и Джейн почти физически ощутила, как он улыбается. — Послушайте, вы находитесь сейчас в весьма стрессовой ситуации: вы не помните, кто вы; вы замужем за человеком, которого вы не знаете; вы окружены целым роем незнакомцев. Это порождает у вас беспокойство. Оно пройдет, только когда вернется ваша память. А пока это волнение лишь мешает памяти. Ативан ликвидирует беспокойство и тем самым открывает вашей памяти дорогу домой.

— Но я все время чувствую усталость. У меня депрессия…

— Это бывает в вашем положении. Чем дольше будет продолжаться амнезия, тем больше будет и склонность к депрессии. Вот почему так важно принимать ативан. Что же касается вашей утомляемости, то это означает только одно — ваш организм что-то хочет вам сказать. А именно, он говорит вам, что вы нуждаетесь в сне. Не сопротивляйтесь этому желанию, Джейн. Слушайте, что говорит вам ваш организм.

— Так значит, вы не думаете, что это лекарство причиняет мне неприятности с самочувствием?

«Господи, зачем она это спрашивает? Разве он только что не сказал ей, что ативан — это легкое успокаивающее средство, транквилизатор? Что он считает ативан исключительно важным для нее лекарством?»

— В ативане нет ничего, что могло бы вызвать депрессию. Я могу допустить, что он вызывает сонливость, потому что у вас слишком маленький вес, вы слегка истощены. Но сонливость пройдет после более продолжительного приема, когда вы адаптируетесь к нему.

— Я чувствую себя такой беспомощной, как будто не могу контролировать… — Она остановилась на полуслове, внезапно услышав, что Майкл поднимается по лестнице. — Мне надо идти, — скороговоркой произнесла она. — Я и так отняла у вас слишком много времени.

— Что вы говорите! Я был только рад, что оказался на месте, когда вы позвонили. Послушайте, если ваш муж рядом, то дайте ему трубку, я бы хотел побеседовать с ним.

Майкл уже стоял в дверях.

— Он здесь, — сказала она в микрофон и протянула трубку мужу. — Доктор Мелофф. — Она чувствовала, как бешено колотится ее сердце. — Он хочет поговорить с тобой.

Майкл выглядел довольно озадаченным, когда брал трубку. «Он так же смущен, как и я, — подумала Джейн, — недоумевает, зачем она позвонила доктору Мелоффу». Неужели она в самом деле заподозрила мужа в том, что он травит ее ненужными ей медикаментами? Но зачем ему так поступать? Этот человек не делал ей ничего, кроме добра. Он был терпелив, он всячески поддерживал ее, он просто чудесен. Может, у нее аллергия на чудесных мужчин? Может, в этом и заключается ее заболевание? Она не смогла вынести своего счастливого замужества и сбежала от него в своего рода безумие. А вот теперь она не может перенести хорошего к себе отношения и обвиняет мужа в заговоре против нее. Во всем этом просто бездна смысла.

Да и где осталось то время, когда что-то имело смысл? Имело ли какой-то смысл, что она очнулась бредущей по улицам Бостона, не представляя, кто она такая? Или, может, смысл в том, что ее карманы были набиты стодолларовыми купюрами, а платье залито кровью? Или в том, что она не помнила, когда родился ее ребенок и когда умерла ее мать? А может, глубокий смысл заключается именно в том, что она не доверяет и ненавидит. Кому она не доверяет и кого ненавидит? Тех людей, которые только тем и заняты, что заботятся о ней и делают все, что в их силах, чтобы она быстрее поправилась. А может быть, смысл заключается в том, что самый мягкий из транквилизаторов вот-вот превратит ее в зомби? А не стала ли она уже параноиком, который чувствует себя узником в собственном доме?

Может быть, какой-то высокий смысл заключается в том, что в голове стоит звон, болит спина и трудно и больно глотать? Или в том, что она не в состоянии довести до конца простейших дел? А какой смысл в том, что она точно помнит, что спрятала телефонную книжку в ящик столика, а теперь ее нет? В какой из этих вещей заключен сокровенный смысл? И как смеет тот, кто не помнит самого себя, утверждать, что он вообще что-то помнит?

— Где моя телефонная книжка? — спросила она, как только Майкл положил трубку. «Он обиделся, — поняла она, стараясь не смотреть ему в глаза. — Он не может понять, зачем я звонила доктору Мелоффу. Что я могу ему на это сказать, если сама ничего не понимаю?» — Она была здесь. — В подтверждение своих слов она выдвинула верхний ящик ночного столика. — А теперь ее нет.

— Я не знаю, где она, — просто ответил он.

— Она была здесь, когда я вернулась из больницы.

Зачем она настаивает? Зачем поднимать шум из-за вещи, в которой находится нечто несуществующее? Из-за того, что лучшая оборона — это нападение. Потому что этот скандал избавил ее от необходимости объяснять свой звонок доктору Мелоффу?

— Значит, она и сейчас здесь, — услышала она.

— Нет, ее здесь нет. Посмотри сам!

— Я не буду смотреть. Если ты говоришь, что ее нет, значит, ее действительно нет. Я верю тебе.

Джейн поняла, что́ он хотел сказать. «Если я сказал тебе, что доктор Мелофф прописал таблетки, не смей сомневаться в этом. И не мечтай, что сможешь уличить меня во лжи». Это распалило ее гнев.

— Значит, это Паула убрала ее, — кричала она, мечась по комнате взад и вперед.

— Зачем она стала бы это делать?

— Я не знаю. Но на прошлой неделе книжка была здесь, а теперь ее нет. Значит, кто-то ее убрал.

— В понедельник я спрошу Паулу, — сказал он. Майкл был явно расстроен ее поведением, но держал себя в руках и сохранял спокойствие. — Я не могу, правда, понять, зачем тебе телефонная книжка?

— Может быть, я хочу позвонить своим друзьям, — выпалила она, сама поразившись неразумности своих слов. — Может быть, я хочу по кусочкам собрать заново свою жизнь. Я устала каждый день сидеть взаперти под надзором этой нацистки…

— Паула нацистка? Боже, она что-нибудь натворила?

— Ничего! — закричала Джейн.

Остатки благоразумия улетучились. Из ее рта вырвался мощный вихрь слов, как будто они, как сама Джейн, очень долго просидели под замком, а теперь какая-то дьявольская сила выпустила их на свободу.

— Она все делает правильно. Идеально правильно. Она как машина, будь она проклята! Она наблюдает за мной, как Старший Брат. Без ее ведома я даже в туалет не могу сходить. Она не подпускает меня к телефону. Она говорит моим друзьям, что меня нет дома, что я уехала. Почему она не дает мне поговорить с моими друзьями?

— И что ты собираешься им сказать? — спросил он печально. — Ты что, в самом деле хочешь, чтобы твои друзья увидели тебя такой?

— А зачем вообще существуют друзья? — Она требовала ответа.

Краска медленно сошла с лица Майкла, словно на экран цветного телевизора накинули серую вуаль. Он сел на кровать и спрятал лицо в ладонях.

— Это моя вина. Это я велел Пауле, чтобы она не пускала тебя к телефону. Я думал, что этим смогу уберечь тебя от ненужных стрессовых ситуаций. Я думал, что чем меньше народу будет знать, что произошло с тобой, тем будет лучше. Ты всегда была довольно скрытной, и я думал, что тебе не понравится, если все узнают… Прости, прости меня… — повторял он тихим голосом, звуки его исчезали в пространстве между их лицами.

Она села рядом с ним, ее гнев внезапно пропал.

— Нет, это ты меня прости. Ты знаешь меня лучше, чем я сама.

Она надеялась, что он улыбнется, и была очень благодарна ему, когда он действительно улыбнулся.

— Если ты хочешь поговорить со своими друзьями, только скажи, я немедленно свяжусь с ними. Если хочешь, я приглашу их к нам.

Джейн на секунду задумалась. Сама мысль о том, что ей придется оказаться лицом к лицу с незнакомцами, заставила ее сердце бешено забиться. Он был прав, конечно, это для нее слишком большой стресс. Кому она собралась звонить? И что она может им сказать?

— Нет, не сейчас, — проговорила она. Потом добавила: — Пожалуйста, прости меня. Я очень растеряна.

— И поэтому ты позвонила доктору Мелоффу?

— Я не знаю, зачем я звонила доктору Мелоффу.

— Ты что, не хочешь мне об этом говорить? — Она увидела, что его глаза наполнились слезами. Она видела, что ему с трудом удается сдерживать их. — Разве ты не знаешь, что на свете не существует ничего, что бы я для тебя ни сделал? Разве ты не понимаешь, что обо всех своих сомнениях, страхах, вопросах ты можешь поговорить со мной? Если тебе не нравится Паула, мы уволим ее. Если ты не можешь так долго сидеть дома и хочешь выходить, то я повезу тебя туда, куда ты захочешь. Если тебе это надо, то ты можешь гулять сама. Ты можешь ездить со мной на работу, если тебе это нравится. Можешь вообще ходить без меня, если тебе этого не надо. — Он помолчал, ссутулившись, как будто его ударили в живот. — Это так, Джейн? Вся проблема во мне? Если я тот человек, которого ты не хочешь видеть, то просто скажи мне об этом. Я тотчас уйду. Упакую кое-какие вещи и перееду в отель, пока не кончится этот кошмар.

— Нет, этого я не хочу. Проблема не в тебе. Проблема во мне.

— Я хочу сделать, как лучше для тебя, Джейн. Как будет лучше для нас. — Теперь он плакал, не стесняясь своих слез и не удерживая их. — Я так тебя люблю. Я всегда очень любил тебя. Я не знаю, почему с нами приключился этот ужас, но я сделаю все, что в моих силах, чтобы он кончился как можно быстрее, даже если мне для этого придется отказаться от тебя.

Она тоже заплакала.

— Я не хочу, чтобы ты исчезал. Я хочу, чтобы ты остался со мной. Прошу тебя, не покидай меня. Пожалуйста.

Она спрятала голову у него на груди, он обнял ее. Так они сидели и плакали вдвоем. Потом они уже не плакали. Ее глаза искали его взгляд, его губы прижались к ее губам. Они целовались, и им было хорошо, нет, больше, чем просто хорошо, им было чудесно. В этот момент она наконец почувствовала, что вернулась домой, именно в свой дом, ее дом, который и в самом деле принадлежал ей, а она сама была его частью.

— О Боже, Джейн, как ты прекрасна, — повторял он, снова и снова покрывая ее поцелуями. Его руки искали ее грудь, он приподнял ночную рубашку и гладил ее ноги. Внезапно он отпрянул, отодвинулся от нее и спрятал свои нежные руки под покрывало кровати. — Извини. Ради Бога, прости. Я не должен был этого делать.

— Почему не должен? — спросила Джейн, прекрасно зная ответ.

— Ты растеряна и не вполне уверена…

— Я очень даже уверена.

Несколько долгих секунд он внимательно смотрел на нее, потом наклонился к ней и поцеловал ее в нос.

— Я всегда любил тебя в этой дурацкой ночнушке. — Он засмеялся. Она тоже улыбнулась.

— Люби меня, Майкл, пожалуйста.

Он заботливо посмотрел ей в глаза, словно стремясь проникнуть в ее голову.

— Я этого хочу, — сказала она ему.

Он не протестовал больше.