Бегство Джейн

9

На ее веки упал льющийся сквозь щели жалюзи солнечный свет. Она проснулась и открыла глаза. Приподнявшись на локтях, Джейн села и уперлась спиной в спинку кровати. Она терпеливо ждала, когда перестанут расплываться предметы перед глазами и когда прекратится противный звон в ушах. Она несколько раз сглотнула, пытаясь набрать в рот слюны, — во рту было сухо, как будто язык и нёбо протерли шершавым марлевым тампоном. Затем она попыталась встать.

Комната закружилась; появилось чувство, что голова очень ненадежно прикреплена к плечам и вот-вот отвалится и упадет на пол. Голова казалась тяжелой, как чугунный шар, слишком тяжелой для ее хрупкого тела, не способного вынести такой груз. «Шалтай-Болтай сидел на стене, — подумала она, падая на подушку. — Шалтай-Болтай свалился во сне».

Она посмотрела на зеркала. Внутри нее детский голос продолжал декламировать: «Вся королевская конница, и вся королевская рать».

— Не могут какую-то Джейн Уиттекер собрать, — громко объявила она, обращаясь к множеству своих отражений. — Джейн Уиттекер, — провозгласила она торжественно, стремясь усидеть на месте, чтобы ее отражения не падали, — кто ты такая, черт бы тебя побрал?

У нее случился новый приступ головокружения, отражение закачалось и упало на кровать.

— Попробуй еще раз, но медленно, — посоветовала она себе. Ей стало ясно, что или она поднимется медленно или вообще не поднимется.

Она в красках представила себе, как ее мозг оплетается плотной серой паутиной. Она пытается руками убрать эту сеть, но стоит ей счистить с мозга одну сеть, как на ее месте тотчас появляется другая. И, сколько бы раз ни повторяла она свои попытки, результат всякий раз оказывался столь же плачевным.

Она энергично помотала головой, пытаясь хоть таким способом стряхнуть с мозгов паутину. Но и эта отчаянная попытка ни к чему не привела. Ей только на секунду показалось, что голова сейчас слетит с плеч и куда-нибудь улетит. Она зажмурила глаза, чтобы не упасть в обморок. Голова онемела, в черепе появилось ощущение замороженности. Было такое чувство, что голову наполнили ядовитым гремучим газом и она вот-вот взорвется.

Закрыв глаза, она попыталась привести в порядок свои мысли: она находится в доме Джейн Уиттекер, она спит в кровати Джейн Уиттекер, сейчас в холл спустится муж Джейн Уиттекер. И это просто прекрасно, потому что Джейн Уиттекер — это она. У нее есть документы, которые неопровержимо доказывают этот факт. Майкл показал ей ее паспорт и свидетельство о браке. Она узнала себя на семейной фотографии. Господи, она даже поиграла на пианино, где стояли семейные фотографии. Какие еще доказательства ей нужны?

Итак, все о’кей. Она действительно Джейн Уиттекер, а Майкл Уиттекер — красивый мужчина и признанный детский хирург — ее любящий и заботливый супруг. Кроме того, у нее есть чудесная дочка и великое множество подруг. Что же происходит? Она узнаёт о себе столько распрекрасных вещей, что, казалось бы, радости не должно быть предела. Но почему тогда она не испытывает ничего, кроме тоски? Почему ей страстно хочется заползти в какую-нибудь щель, где она могла бы спокойно умереть вдали от посторонних глаз?

Джейн с содроганием вспомнила смутные образы своего ночного кошмара. Она всю жизнь ненавидела змей. Она потерла то место, куда Майкл сделал ей ночной укол, и открыла глаза, думая, что Майкл сидит рядом с ней. Майкла не было.

Он обещал ей, что она будет спать без сновидений, и сдержал свое слово. Ночной кошмар не возвратился. Она спала спокойно, без видений. Почему же она чувствует в теле такую ватность? Почему ее преследует такое ощущение, словно ее голова замурована в цемент?

Она нашла глазами часы на ночном столике, дождалась, пока цифры не перестали расплываться, и увидела, что было уже десять минут одиннадцатого. Она не поверила своим глазам. Неужели уже так поздно? Значит, она проспала больше двенадцати часов? Этого просто не может быть!

Джейн поднесла часы к глазам. Нет, ошибки не было. Будильник действительно показывал десять минут одиннадцатого. Боже, уже прошла самая лучшая половина утра, хватит валяться, пора вставать. Джейн поднялась, ее повело, и она начала падать. Пол стремительно приближался. Чтобы не упасть, она инстинктивно выбросила вперед руки и уперлась во что-то холодное и прозрачное, напомнившее ей гладкую поверхность замерзшего пруда. Она уперлась руками в зеркало. Впечатление было такое, что незнакомка, которая смотрела на нее из зеркала, поддерживала ее, не давая упасть.

«Где Майкл?» — поинтересовалась она про себя. Шатаясь, Джейн побрела в туалет и тяжело уселась на стульчак, обхватив голову руками. У нее не было ни сил, ни желания закрыть дверь туалета. А если, предположим, он сейчас войдет? Интересно, он будет шокирован? А она? Интересно, они запирали туалет, когда справляли свою нужду, или оставляли дверь вызывающе распахнутой? Этого она не знала. Она была настолько оглушена, что такие мелочи ее в этот момент просто не заботили. Она даже была не вполне уверена, заметит ли она Майкла, если он сейчас войдет.

Все же она была удивлена его отсутствием. Она рассчитывала, что он окажется рядом с ней, как только она проснется. Может, она расстроена его отсутствием и поэтому у нее депрессия и подавленность?

Наверное, Майкл внизу готовит завтрак. Наверное, он такой же крупный специалист по приготовлению кофе, как она — чая. Конечно, он сейчас внизу и жарит ей яичницу с беконом, которую хочет принести ей в постель. Настроение ее поднялось, но тотчас же вновь упало. Не успела она начать что-то соображать, как уже впала в зависимость от мужа. Зря она смотрела программу Опры, ничему-то она у нее не научилась.

Джейн спустила воду. Сейчас он услышит этот шум, поймет, что она проснулась, и сразу же прибежит. Она пошла умываться. Джейн вымыла руки и лицо, несколько раз ополоснула холодной водой глаза, на которых как будто была надета невидимая пелена. Но тщетны оказались ее усилия, напрасно терла она глаза полотенцем. Туман оставался, словно на ней были очки с мутными стеклами.

Глядя на себя в зеркало, она поражалась тому, что, несмотря на отвратительное самочувствие, она неплохо выглядела. Волосы прямыми блестящими прядями спускались на плечи. Лицо бледновато, но в целом цвет лица вполне приемлем. Мешки под глазами уменьшились, хотя и не исчезли совсем, как бы подчеркивая, что у нее остались неразрешенные проблемы. Она почистила зубы и задумалась, что бы ей надеть. У нее не было сил стянуть через голову ночную рубашку, и она решила остаться в ней. В конце концов, какая разница, в чем она будет. Она же никуда не собирается.

Резким движением, пытаясь отогнать от себя сонливость, она откинула голову назад. Но от этого головокружение только усилилось. Джейн едва успела дойти до кровати, чтобы не упасть на пол.

— Я только полежу несколько минут, — прошептала она в розовую в цветочек простыню. Это было последнее, что она увидела, прежде чем лишиться чувств.

Часом позже она снова открыла глаза.

— Господи Исусе, — сказала она, потянулась и встала. Головокружение прошло, она твердо стояла на ногах, пол больше не убегал из-под нее, словом, все стало хорошо. Оставались только небольшая подавленность и неважное настроение. Джейн решила, что эта легкая депрессия — результат пережитого ночного ужаса.

— Однако, ты делаешь успехи, — произнесла она вслух и увидела, что отражение в зеркале улыбается.

Она рассеянно откинула волосы со лба, бессознательно имитируя жест Майкла, которым он убрал волосы со лба прошлой ночью. И тут она замерла. «Боже мой!» Она вспомнила ровный ряд швов на лбу Майкла. Что бы это значило? Что это вообще может значить?

Может быть, ему сделали какую-нибудь небольшую операцию? Может, он упал и разбил себе голову. Пока она взвешивала эти возможности, перед ее внутренним взором неотступно стояло видение ее окровавленного голубого платья. А что, если та кровь на платье — кровь Майкла?

Она отогнала эту мысль, как только та появилась. Если бы это было так, Майкл рассказал бы ей, в чем дело. Может быть, он молчал, потому что не хотел ее расстраивать?

А может, там и нет никаких швов? Может быть, это тоже плод ее больного воображения. От ночного кошмара у нее случилась истерика; мысли смешались, к тому же было темно… Если в ее сознании возник образ ядовитых змей, то почему она не могла вообразить простой ряд хирургических швов? Если уж ее разум оказался способен забыть, кто она такая, то, видимо, такой разум способен на что угодно.

Во всяком случае, выяснить, был ли рубец на самом деле, не представляло никакого труда. Она внимательно посмотрит на Майкла, и, если рубец действительно есть, она спросит, откуда он взялся. Все очень просто. Жизнь на самом деле очень простая штука, если ее принимаешь такой, какова она есть.

Джейн подошла к окнам, которые открывались во двор, и подняла жалюзи. Она внимательно разглядывала двор, удивляясь, почему Майкл до сих пор не пришел. Неужели он еще спит?

В желудке у нее заурчало, и она засмеялась счастливым смехом при мысли о том, что на свете существуют вещи, которые не меняются. Так что ничего страшного, если Майкл не собирается кормить ее завтраком, она сама пойдет на кухню и сварганит себе что-нибудь поесть. Может быть, она даже отнесет ему завтрак в постель. То-то он удивится!

Она повернулась к двери и вскрикнула от неожиданности.

На пороге стояла молодая женщина среднего роста. Лицо покрыто грубым загаром. Черные волосы аккуратно заплетены в косу, заброшенную за спину. Женщина худощава, но очень твердо стоит на крепких ногах. Одета в простую хлопчатобумажную юбку.

— Прошу прощения, — сказала она неожиданно сильным голосом. — Я не хотела вас напугать.

Джейн внимательно посмотрела на женщину и решила, что ей должно быть около тридцати. Ее круглое лицо было не настолько нежным, чтобы его можно было назвать хорошеньким, но и не настолько грубым, чтобы называться отталкивающим. Это было одно из тех лиц, которые можно определить словом «интересное». При желании, такие лица иногда называют таинственными. Глаза были почти такими же темными, как волосы, нос узким и длинным, зато губы полными и яркими.

— Меня зовут Паула, — начала она без подсказки. — Паула Маринелли.

Женщина подождала, произведет ли это какое-нибудь впечатление. Но Джейн всем своим видом показала, что это имя ей не знакомо.

Тогда Паула продолжила:

— Я убираю ваш дом пару раз в неделю. Доктор Уиттекер должен был напомнить вам обо мне.

— Да, он что-то говорил, — ответила она, смутно припоминая, что такой разговор действительно был. — Я прошу извинения. Но у меня сейчас большие проблемы с запоминанием.

Джейн готова была расхохотаться над своей почти подсознательной привычкой к недомолвкам и умолчаниям.

Казалось, Паула Маринелли смутилась.

— Доктор Уиттекер говорил, что вы страдаете амнезией.

— Это временное явление, — предположила Джейн, — во всяком случае, все меня в этом уверяют.

Она откашлялась, не столько потому, что у нее запершило в горле, сколько из-за того, что надо было чем-то заполнить паузу.

— Однако где доктор Уиттекер? Не может же он до сих пор спать.

Паулу передернуло от очевидной нелепости такого предположения.

— Нет, что вы! Доктор Уиттекер рано утром уехал на работу.

— Он сегодня работает?

— Там какая-то неотложная операция…

Джейн кивнула.

— Конечно, я должна была знать, что такие вещи время от времени случаются.

— Все хотят, чтобы их детей оперировал доктор Уиттекер. Да это и не удивительно, — добавила она с оттенком гордости в голосе. — Он лучший на свете хирург. — Паула оглядела комнату. — Вы голодны? Я могу принести вам завтрак.

— Я хочу позавтракать на кухне.

Паула окинула ее подозрительным взглядом.

— Доктор Уиттекер велел мне проследить, чтобы вы как можно больше отдыхали.

— Думаю, что я вполне способна спуститься вниз без посторонней помощи. — Джейн чуть не плакала. — Нет, в самом деле, я прекрасно себя чувствую.

Они спустились на первый этаж.

— Вы отдыхайте, а я пока все приготовлю, — сказала Паула, усаживая Джейн в кресло.

— Я хорошо себя чувствую и думаю, что вполне смогу помочь вам. — Джейн ощущала неловкость от своей праздности в присутствии молодой женщины, которая обслуживала ее, как беспомощного инвалида. — Может быть, я не забыла, как варить кофе?

— Кофе уже готов, — отрезала Паула, наливая в чашку ароматный напиток. — Вы какой пьете?

— Не знаю, какой я пила раньше, — ответила Джейн. — Но последние несколько дней пью черный.

— Черный я вам и налила. — Паула поставила перед ней чашку дымящегося кофе и встала у стола, ожидая дальнейших указаний.

— Вы не составите мне компанию?

— Может быть, составлю, но позже. Что еще вам дать? Я могу приготовить яичницу, поджарить тосты. Может, вы хотите овсяных хлопьев?

— Тосты — это просто прекрасно, — ответила Джейн, не желая слишком обременять Паулу. — И, если это вас не затруднит, немного апельсинового сока.

— Нет, не затруднит. Для этого я и прихожу сюда.

— Для того чтобы поить меня апельсиновым соком? — Джейн надеялась этой репликой вызвать улыбку на лице Паулы, но тщетно — лицо молодой женщины осталось бесстрастным. Джейн даже подумала, уж не родственница ли Паула доктору Клингеру, хмурому молодому резиденту из Бостонской городской больницы.

— Я здесь затем, чтобы во всем вам помогать.

— И что вы обычно делаете? — спросила Джейн, отхлебывая кофе.

Паула в это время уже колдовала у кухонного стола. Она положила два ломтика хлеба в тостер, налила апельсинового сока в высокий стакан, поставила бутыль с соком обратно в холодильник, дождалась, когда хлеб выскочит из тостера, и намазала поджаренные ломтики маслом. Потом подала все это на стол, прихватив еще несколько баночек с разными джемами.

— Обычно я делаю уборку, стираю и глажу. — Паула стояла рядом. Джейн взяла в рот ломтик тоста. — Вы не хотите намазать его джемом?

Джейн выбрала апельсиновый мармелад, решив этим положить конец никчемному разговору.

— Я сделаю это сама. — Паула отобрала у Джейн нож и густо намазала каждый кусок хлеба мармеладом.

Джейн наблюдала за ней с бессильным гневом маленького ребенка. Ей так и хотелось сказать: «Мамочка, я могу сделать это и сама». Но произнести такую фразу вслух она побоялась. Несомненно, молодая женщина получила строгие инструкции и намерена их выполнять, не отступая ни на шаг. Отказ от ее услуг Паула могла расценить, как кровную обиду.

— Вы давно работаете у нас? — спросила Джейн. Паула в это время протирала кухонный стол, на котором и так не было ни единого пятнышка.

— Чуть больше года.

— Жаль, что я этого не помню.

— А вы и не можете меня помнить, — ответила Паула. — Я всегда приходила по вторникам и четвергам, в те самые дни, когда вы помогали в госпитале доктору Уиттекеру. Я приходила после вашего ухода, а уходила до вашего возвращения.

— Но ведь наверняка это я вас нанимала.

— Нет, меня нанимал доктор Уиттекер.

— Вас нанял мой муж? — Хотя Джейн не помнила деталей их взаимоотношений, ей все же показалось странным, что наймом домашней прислуги занимался Майкл.

— Я познакомилась с доктором Уиттекером в больнице, — сухо объяснила Паула. — Он оперировал мою маленькую дочку.

— У вас есть дочь?

— Кристина. Сейчас ей почти пять лет. Благодаря доктору Уиттекеру.

— Он спас ей жизнь?

— У нее было несколько аневризм в спинном мозге. Однажды она играла во дворе с подружками и вдруг упала и начала кричать, что не может двигать ножками. Я сразу же отвезла ее в больницу, и там мне сказали, что у Кристины аневризмы. Доктор Уиттекер оперировал ее восемь часов, и через несколько дней она уже могла передвигаться. Без этой операции она бы умерла.

— Но теперь у нее все в порядке?

— Она ходит в корсете и, наверное, будет ходить в нем всю оставшуюся жизнь. Но с ним она может жить, как нормальный человек. Хотите еще тостов?

— Простите, что вы сказали?

— Хотите еще тостов?

Джейн посмотрела на тарелку и с удивлением увидела, что за время разговора она успела съесть оба тоста, намазанные мармеладом.

— О, нет. Тосты были просто великолепны. Большое спасибо.

— Мне кажется, что вам не помешало бы набрать несколько фунтов. Вы такая худая.

Джейн полюбовалась своим стройным телом, отметив, что сквозь белую ткань ночной рубашки просвечивают очертания сосков. Может, ей стоит надеть домашний халат?

— А где сейчас ваша дочь? — спросила Джейн, поглядев на дверь холла, словно ожидая увидеть там девочку.

— С ней сидит моя мама.

— Так же, как вы сидите со мной. — Джейн не спрашивала, а утверждала.

— Я счастлива, что могу это делать.

— Я уверена, что через день-два смогу обходиться без посторонней помощи.

— Ну нет. Я останусь здесь до тех пор, пока все не придет в норму окончательно, — заявила Паула тоном, не терпящим никаких возражений.

— Но все же, как могло получиться, что вас нанял лично мой муж? — вновь задала Джейн тревоживший ее вопрос.

Паула собрала со стола посуду и стала ее мыть.

— Доктор Уиттекер, — начала она, по многу раз перемывая и прополаскивая тарелки, — очень чуткий человек и не может равнодушно смотреть, если кто-то попадает в беду. Он понимал, что я никогда не смогу заплатить за операцию, поэтому он договорился с одним благотворительным фондом, в правление которого он вхож, чтобы тот оплатил большую часть счета. Но это еще не все. Потом доктор Уиттекер предложил мне работу.

— А как ко всему этому относится ваш муж? — Инстинктивно Джейн понимала, что Паула без памяти влюблена в Майкла. Правда, она нутром чуяла, что Майкл, скорее всего, не подозревал о ее чувствах.

— У меня никогда не было мужа. — Паула Маринелли начала с ожесточением протирать только что вымытые тарелки. — Человек, с которым я была близка, считал, что это не обязывает его быть мужем и отцом. Я католичка, поэтому об аборте не могло быть и речи. Я родила ребенка без мужа и только теперь я понимаю, зачем живу. — Она внимательно посмотрела на Джейн, ожидая увидеть на ее лице признаки неодобрения. — Я никогда не блистала в школе особыми успехами, поэтому на головокружительную карьеру мне рассчитывать не приходилось. Ну а после рождения Кристины меня перестали брать и на самую неквалифицированную работу. Когда Кристине надо было делать операцию, я получала пособие по безработице. Многие врачи просто не стали бы с ней возиться, потому что почти все они заняты только тем, что набивают деньгами свои карманы. Такие доктора редко снисходят до нашего брата.

Джейн вспомнила о купюрах, которыми были набиты ее собственные карманы, и нахмурилась.

— Я прошу прощения, — торопливо извинилась Паула. — Я понимаю, что среди ваших друзей полно врачей.

— Вам незачем извиняться, Паула.

— Я просто пытаюсь объяснить вам, как много сделал для меня ваш муж. Сначала он спас мою девочку, а потом меня. Он устроил меня в вечернюю школу, а Кристину в специальную школу для больных детей. В моем классе я была первой по успеваемости. — Она поставила тарелки в шкаф. — Сначала я все время ждала, когда же в стену стукнет второй ботинок. Я не могла поверить в то, что мужчина способен на такое великодушие. Мне все время казалось, что ему чего-то от меня надо. По-другому ведь не бывает и быть не может. Так я думала тогда. Но второй ботинок так и не стукнул в мою стену. Ваш муж просто хотел мне помочь. Как-то он сказал мне, что верит в положение восточной философии о том, что если ты кого-то спасаешь, то потом всю жизнь отвечаешь за судьбу спасенного тобой человека. — Она глубоко вздохнула. — Этот человек не может поступить подло. Ради него я готова на все.

— Вы не знаете, что случилось с его головой? — Джейн услышала собственный вопрос так, как будто его задал посторонний человек.

— Вы имеете в виду шрам?

Джейн кивнула.

— Какой-то ребенок из его пациентов бросил в него игрушку. — Паула сокрушенно покачала головой. — У него в кабинете куча всяких игрушек. Куклы, машины и прочая мелочь — чтобы дети чувствовали себя свободнее. Думаю, один раз этот прием не сработал. Ребенок бросил в него модель реактивного самолета — знаете, такой, похожий на настоящий, с острым носом. Ваш муж рассказывал, что видел, как эта штука летит в него, но не успел уклониться от удара. Представляете, какой ужас! Ему пришлось наложить около сорока швов.

— Это звучит совершенно ужасно.

— Но вы же знаете доктора Уиттекера. Жаловаться — не в его привычках.

Джейн улыбнулась, надеясь, что Паула продолжит свое повествование и расскажет еще что-нибудь хорошее о человеке, который был ее мужем. Это приятно ей не только потому, что она убеждалась в том, какой прекрасный человек ее супруг, но и потому, что если она была замужем за таким хорошим человеком, то, стало быть, и сама она чего-нибудь да стоила. Ведь не станет же ее любить такой человек, как Майкл, если любить ее не за что. Но почему же тогда случилось ее истерическое бегство?

— Вы не хотите прилечь? — спросила Паула, подойдя к ней поближе.

Джейн отрицательно покачала головой.

— Лучше я немного посижу в солярии.

Поддерживая Джейн под руку, Паула провела ее через кухню в солярий. Джейн чувствовала, что она и сама может без труда дойти куда угодно. Но понимала, что протестовать бесполезно.

Солярий был просто сказочен. Словно ее личная страна чудес. Солнце гостеприимно облило ее своими теплыми лучами, обняло ее и согрело обнаженные руки. Паула подвела ее к дивану-качалке и усадила на подушки. Няня Паула обращалась с ней так, будто она была вазой из тончайшего китайского фарфора.

— Я принесу вам одеяло, — предложила Паула, прежде чем Джейн успела сказать, чтобы та не беспокоилась. Хотела Джейн того или нет, теперь у нее была сиделка, или, лучше сказать, няня. За ней будут ухаживать, нравится ей это или нет. Они собираются наблюдать за ней до тех пор, пока ей не станет лучше. Что ж, с этим придется смириться. Надо верить в лучшие побуждения!

«Как же все это глупо, — подумала она и усмехнулась. — Какая же я дура! Я веду себя в точности, как тот скверный мальчишка, который пытался посадить свой самолет на голове Майкла. Нельзя же плохо относиться к женщине только за то, что та любит ее мужа. Я просто неблагодарная девчонка, не знающая, что такое хорошо и что такое плохо, не знающая, как вести себя с людьми, которые хорошо к ней относятся, не понимающая, когда ей просто хотят помочь. Я не знаю, что хорошо для меня, — беззвучно прокричала она. — Я не понимаю, чего от меня ждут. Я не понимаю, что со мной приключилось. Я ничего не знаю. Черт меня подери! Я вообще ничего не знаю и не понимаю!»

Она разразилась диким хохотом, который, помимо ее воли, закончился безудержными рыданиями. В этот момент рядом с ней появилась Паула и накрыла ее мягким одеялом.

— Примите это.

Она протянула Джейн обе руки. В одной были две малюсенькие таблетки, в другой — стакан воды.

— Не нужны мне никакие таблетки, — захныкала Джейн, утирая нос, как ребенок, тыльной стороной ладони.

— Доктор Уиттекер сказал, что вам надо принимать эти таблетки.

— Но они мне совсем не нужны.

— Не надо расстраивать вашего мужа, — просто, не раздумывая, проговорила Паула. Джейн поняла, что спорить не о чем. Она знала и знала, что Паула знала, что рано или поздно она все равно проглотит эти проклятые таблетки. Так зачем затруднять жизнь этой симпатичной молодой женщине, у которой и так хватает проблем в жизни?

Она взяла у Паулы таблетки, положила их на язык и проглотила.