Бегство Джейн

7

Он распахнул дверь и, отступив в сторону, пропустил ее вперед. Она остановилась, в глубине души надеясь, что вот сейчас он возьмет ее на руки и перенесет через порог, как будто они молодожены, вселяющиеся в свой дом.

Она и правда чувствовала себя невестой, но сердце ее тяжко билось от мрачного предчувствия. Ее охватило какое-то возбуждение перед решительным шагом в неведомую жизнь. Она ощущала трепет, который овладевает человеком, стоящим на краю пропасти. Да и сохранился ли еще этот старый обычай? Переносят ли своих невест через порог нынешние женихи? Наверное, этого обычая уже нет, подумала она, глядя на человека, который, как он уверял, был ее мужем в течение одиннадцати лет. Вот он — мягко улыбается, и кажется, что еще не совсем разочарован в жизни. Мир стал слишком сложным, слишком напыщенным и слишком пресыщенным, чтобы снисходить до таких простых удовольствий. Кроме того, из программ Фила, Опры, Салли Джесси и Джеральдо она усвоила, что современные женщины сами не хотят, чтобы мужья переносили их через символические пороги, да, впрочем, теперешние мужчины вряд ли способны носить женщин на руках.

— О чем ты думаешь? — спросил Майкл. В его голосе прозвучало что-то нехорошее, хотя он попытался это скрыть. — Ты, наверное, хочешь войти?

Джейн глубоко вздохнула. Через дверной проем ей был хорошо виден холл. Стены оклеены обоями в красный цветочек. В середине холла начиналась центральная лестница с белыми перилами, покрытая светло-зеленым ковром. Сочетание белого и зеленого цветов придавало дому сказочный вид. Она снова глубоко вздохнула и после короткого колебания сделала шаг и вошла в дверь.

Первым ее впечатлением было, что она попала в настоящее царство света. Свет лился отовсюду — из больших окон гостиной, расположенной слева от холла, и из таких же окон столовой, расположенной справа, из исполинского слухового окна в крыше холла второго этажа. Холл сужался, переходя в лестницы, ведущие во внутренние комнаты дома.

Войдя, Джейн остановилась посреди холла. Ноги ее подкашивались.

— Ты не хочешь обойти дом? — спросил он, не поинтересовавшись, узнаёт ли она родные пенаты.

Она кивнула и последовала за ним в просторную столовую, оклеенную обоями в красную и белую полоску, которые выглядели одновременно очень солидно и очень нежно. Столешницей большого обеденного стола служила светло-зеленая мраморная плита; вокруг стола стояли восемь стульев того же красно-белого цвета, что и стены. В стеклянном серванте размещался сервиз, украшенный красно-белой китайской росписью по фарфору. Был еще в столовой стеклянный бар, наполненный разнообразными напитками. У большого окна в восточных вазах росли разные растения.

— Все это очень мило, — сказала она, пытаясь догадаться, куплены ли эти вазы во время путешествия на Восток, и вошла вслед за Майклом в гостиную.

Это была большая комната, занимающая целиком весь этаж. Стены ее были обиты вощеным ситцем, украшенным растительным орнаментом. Обитая тем же ситцем софа и подобранные в тон кресла стояли вокруг большого каменного камина. По одну сторону камина помещался внушительных размеров книжный шкаф, по другую — роскошная стереосистема. У противоположной стены находилось пианино из сияющего эбонита. Джейн потянуло к пианино; ее пальцы неожиданно скользнули по клавиатуре, сыграв мелодию Шопена.

Родившиеся из ничего звуки наполнили ее удивлением. Она посмотрела на свои пальцы, которые автоматически, хотя и довольно неуклюже нажимали клавиши. Казалось, пальцы просто подзабыли, как это делается. Она подумала, что ее игра — это какой-то рефлекторный акт, не поддающийся разумному объяснению.

— Не волнуйся, — проговорил Майкл. — Это вернется. Только не думай о том, как получается то, что ты делаешь.

— Я не понимаю, что я играю. — В ее голосе прозвучала тоска.

— В детстве ты училась музыке и имела обыкновение то и дело подсаживаться к инструменту и играть одно и то же место из Шопена. — Он рассмеялся. — По правде сказать, я надеялся, что ты не вспомнишь о Шопене. — Улыбка почти сразу испарилась с его лица. — Я прошу прощения. Это просто ничего не значащая болтовня.

— Тебе нет нужды извиняться.

Ее взгляд теперь был прикован к нескольким фотографиям, стоящим на пианино. Среди этих снимков было несколько групповых школьных портретов, на которых были изображены дети, аккуратно построенные по росту; дети очень гордились тем, что их снимают, и воображали перед фотографом. Стоявший в первом ряду мальчик держал в руках маленькую доску со словами «АРЛИНГТОНСКАЯ ЧАСТНАЯ ШКОЛА». Несомненно среди этих детей была и ее дочь.

— Ну-ка, посмотрим, найдешь ли ты ее сама? — спросил Майкл, словно прочитав ее мысли. Он незаметно подошел к ней и теперь стоял позади.

Она почувствовала на шее его теплое дыхание.

Джейн взяла в руки одну из фотографий, взгляд ее равнодушно скользнул по надутым гордостью лицам мальчиков, сосредоточившись на целеустремленных девочках. Узнает ли она собственное дитя?

— Она вторая от края, — подсказал Майкл, прекратив ее мучения, и указал на нежную хрупкую маленькую девочку с длинными светло-каштановыми волосами и огромными глазами. С ног до головы она была одета в желтое; по внешнему виду ей можно было дать не более трех-четырех лет.

— Это младшая группа детского сада, — ответил он на ее немой вопрос. — Здесь ей четыре года.

Он взял следующую фотографию, указал на ту же девочку, подросшую на один год, одетую в розовое и белое; длинные волосы ее были стянуты на затылке в хвостик.

— Старшая группа детского сада.

— А она высокая, — услышала Джейн свой надтреснутый голос.

— Поэтому всегда в последнем ряду. С тех пор как мы сами окончили школу, порядки в этих заведениях не изменились.

Она поставила на место фотографию и взяла третью и последнюю, быстро нашла Эмили, теперь ученицу первого класса, в одежде в черно-белую клетку; волосы распущены и откинуты за спину, улыбка уже не такая широкая, как на предыдущих снимках, она стала более сдержанной и застенчивой. «Это мое дитя», — думала Джейн. Она понимала, что у нее очень симпатичная девочка, но при этом не испытывала никаких материнских чувств, которые, она знала, должна была испытывать. Шестилетняя Эмили Уиттекер была просто одной из милых мордашек на групповой фотографии. Осознание этого навело на нее грусть, на глаза навернулись слезы.

— Где фотография этого года? — спросила она.

— Что? — спросил он ее в ответ удивленно, почти встревоженно.

— По-моему, здесь должна быть еще одна фотография.

В уме она подсчитывала годы.

— На снимке младшей группы ей четыре года. Затем идут фотографии старшей группы и первого класса, там ей пять и шесть лет. Но ты же говоришь, что сейчас ей семь.

— Да, она только что окончила второй класс. — Он посмотрел на пианино. — Я думаю, что в этом году мы просто не получили фотографию, — медленно произнес он, взвешивая слова. — Может, Эмили болела, когда их класс снимали, или еще что-нибудь в этом роде.

Он пожал плечами, взял фотографию, на которой Эмили была снята сидящей на коленях у Санта-Клауса. Она заметила, что его большая сильная рука заметно дрожит.

— Этот снимок был сделан несколько лет назад. А этот, — продолжал он, передавая ей фотографию в серебряной рамке, — в прошлом году, в июне.

Ее взгляд буквально прилип к изображению трех незнакомцев: ее самой, ее мужа и ее дочери. Руки Джейн затряслись, она без сопротивления отдала Майклу фотографию и позволила увести себя от пианино.

— Ты не хочешь прилечь? — Его голос был мягок, как одеяло, в которое ей захотелось завернуться.

Она отрицательно покачала головой.

— Сначала ты должен показать мне весь дом.

Он обнял ее за талию и вывел из гостиной через холл, они спустились вниз и прошли в заднюю часть дома. Они миновали дамскую туалетную и ряд чуланов, перед тем как войти в кухню — большое помещение, вся южная стена которого представляла собой сплошное окно. Из этого окна открывался вид на сад. Сама кухня была отделана в белых тонах: круглый белый стол и четыре стула, пол выложен белой керамической плиткой; белые стены. Эту картину оживлял зеленый цвет сада за окном, кроме того, на противоположной стене и над кухонным столом, через равные интервалы в кладке располагались расписные плитки, на которых были изображены красные яблоки и маленькие арбузы.

— Очень привлекательно, — сказала она.

Она подошла к окну, занимавшему все пространство от пола до потолка, и внимательно посмотрела на хорошо ухоженный двор. В правой стене она увидела дверь, которая вела на улицу, и подавила в себе страстное желание броситься к этой двери, распахнуть ее, выскочить на улицу и убежать без оглядки.

— Здесь ты не увидишь больше ничего интересного, — улыбнулся он. Майкл положил ей руку на плечо и вывел через левую кухонную дверь в следующую комнату. — Этот солярий принадлежит мадам, — гордо объявил он.

Она вступила в великолепие стекла и зелени.

— Мы пристроили эту комнату три года назад, — объяснил он, пока она описывала по комнате круги, осматривая ее.

— Я никогда не видела такой красоты. — Она понимала, что это была правда, независимо от того, что́ из увиденного в прошлой жизни она могла забыть.

Его улыбка стала такой широкой, что, казалось, захватила все его лицо.

— Ты говоришь так каждый раз, когда входишь в эту комнату, — произнес он со слабой надеждой.

«Люди, живущие в стеклянном доме», — подумала она, решив, что невозможно, чтобы в это стеклянное великолепие кто-нибудь когда-нибудь бросал камни. В доме, где есть такая комната, не может произойти ничего плохого.

Южная и западная стены были выполнены целиком из стекла, пол выложен мозаикой из маленьких белых и черных плиток, везде росли в кадках и горшках диковинные кустарники и деревца. Вдоль северной стены — это была стена в полном смысле слова, по другую ее сторону находилась гостиная — так вот, вдоль этой стены стоял плетеный диван-качалка с подушками зеленого и белого цветов. С каждой стороны от дивана находились выполненные из того же материала низкие кресла, и все это в окружении плетеных и стеклянных столиков.

Джейн подошла к качалке и упала в нее, чувствуя, как та прогнулась под тяжестью ее тела. Она начала раскачиваться, недоумевая, как могла забыть этот земной рай.

— Мои личные джунгли, — громко сказала она, увидев одобрительную улыбку Майкла.

— К тебе все вернется, — заверил он, рухнув в кресло справа от нее и вытянув перед собой длинные ноги. — Просто наберись терпения и не форсируй события.

— Доктор Мелофф не говорил тебе, сколько может продлиться мое заболевание?

Она подозревала, что добрый доктор мог сообщить ее мужу то, что утаил от нее.

— Он сказал, что большинство случаев истерической амнезии, если это то, с чем мы имеем дело в данном случае, проходят в течение часов или дней без лечения.

— Или в течение недель и месяцев.

— Маловероятно, чтобы болезнь продолжалась так долго. Но правда и то, что так тоже может быть. У болезни нет расписания, она развивается по своим, не вполне известным нам законам и проходит тогда, когда сочтет нужным.

— Но какая причина вызвала это заболевание у меня? — Ее взгляд бешено прыгал с растения на растение, она пыталась избавиться от видения окровавленного платья и долларов, которое вновь замаячило перед ее внутренним взором. — Все же не понимаю, как это могло произойти. Я кажусь женщиной, у которой есть все: прекрасный дом, любящий муж, чудесная дочь. Почему вдруг я все это забыла? Что такое из ряда вон выходящее могло случиться, чтобы я страстно захотела все это забыть и считать несуществующим?

Майкл закрыл глаза. Пальцами правой руки он массировал свой искривленный нос. Открыв глаза, он посмотрел на нее испытующим взглядом, словно оценивая ее силу и способность вынести правду, которую ему предстояло ей сказать.

— Что? — спросила она. — О чем ты думаешь? Что ты не договариваешь?

В мгновение ока он оказался рядом с ней. От его тяжести диван сильно качнулся.

— Я думаю, что у нас был трудный, тяжелый, просто головоломный день, и я устал. Думаю, что нам надо оставить все как есть до тех пор, пока мы оба не выспимся, и не восстановим силы крепким ночным сном. Утром у нас будет много времени, чтобы поговорить.

— Значит, нам есть о чем говорить, — настаивала она на своем.

Он ободряюще потрепал ее по руке.

— Нет, — отрезал он. — Не о чем.

Раздался звонок в дверь.

— Кто бы это мог быть? — спросила Джейн.

Майкл вскочил с софы.

— Кажется, я знаю, кто это.

Джейн неохотно последовала за ним из солярия через кухню в холл. Она отступила назад, прячась в тени лестницы, наблюдая, как он подходит к двери. Он открыл дверь и сделал шаг назад.

— Ну как она? — спросила вошедшая женщина.

— Растеряна, — ответил Майкл, приглашая женщину пройти в гостиную. — Она вообще ничего о себе не помнит.

— Боже мой! Как, вообще ничего?!

Он отрицательно покачал головой.

— Она лежит?

— Она — это я, — обратилась Джейн к Кэрол Бишоп.

Она узнала женщину, которую Майкл представил ей, как их соседку из дома напротив. Та до сих пор была одета в мешковатые шорты-бермуды, наружу выглядывали покрытые пупырышками коленки.

Кэрол Бишоп по виду можно было дать лет сорок пять. Маленького роста — не больше пяти футов двух дюймов, она носила на себе не меньше двадцати лишних фунтов. Тем не менее это была одна из тех женщин, специально для которых были придуманы слова бойкая и миловидная. Как только Кэрол увидела Джейн, краска схлынула с ее круглого как луна лица. На нем появилось выражение чего-то среднего между беспокойством и страхом.

— Майкл рассказал мне о вашей амнезии, — сказала Кэрол, взглядом обратившись к Майклу за поддержкой.

— Я позвонил ей из больницы, объяснил, что произошло, и попросил посодействовать, — быстро проговорил Майкл. — Я думал, что тебе станет спокойнее, если рядом будет кто-нибудь.

И снова глаза Джейн наполнились слезами признательности.

— Я чувствую себя очень спокойно, и мне не кажется, что мне что-то угрожает, — прошептала она.

Ей захотелось, чтобы он ее обнял.

— Мне кажется, что вас что-то сильно напугало, — уточнила Кэрол.

— Я, скорее, встревожена, чем напугана, — определила Джейн свое состояние. — Мне просто хочется знать, почему все это случилось. — Она начала мерить шагами комнату, оставляя следы в глубоком ворсе паласа. — Я чувствую, что если я это пойму, то все остальное встанет на место само собой.

— И вы совсем, ну ничегошеньки, не помните?

— Ни-че-го.

— Но, может быть, как раз я смогу вам помочь. — Кэрол увлекла Джейн к диванчику и села рядом с ней. — Меня зовут Кэрол Бишоп — я ваша соседка, вот уже — подождите, сейчас я соображу — три года. — Она посмотрела на оставшегося стоять Майкла. — Я правильно говорю? Уже три года, верно?

— Да, что-то около того.

— Около трех лет. Когда мы приехали сюда, вы научили меня печь шоколадный торт. О, этот торт был вашим коньком, вы им чрезвычайно гордились, и, сказать правду, я и в самом деле никогда в жизни не ела такого вкусного шоколадного торта, а я-то уж поела на своем веку, да простит меня Господь! Могу сказать еще, что вы дали мне рецепт и с тех пор я готовила его несчетное количество раз. Как только у нас собиралась компания, я пекла этот сказочный торт. — Она несколько раз проглотила слюну, глядя себе на колени, прежде чем продолжила: — Правда, у нас не слишком часто собираются компании, с тех пор как сбежал Дэниэл. Вы не можете себе представить, как быстро отворачиваются от вас подруги, как только от вас сбегает муж. Дэниэл был моим мужем, — добавила она, немного подумав. — Вы вместе бегали по утрам. Вы ничего этого не помните?

— Боюсь, что нет.

— Хотела бы я так легко забыть этого сукина сына. — Кэрол так тяжело вздохнула, что ее могучая грудь заколыхалась. — Он сбежал в конце октября. Я попыталась убедить его взять с собой детей, — пошутила она. — Я говорила ему: по крайней мере, возьми собаку или моего дорогого папочку. Но он сказал, что если мне остается дом, то я отвечаю за его содержимое. Такие-то вот настали времена. — Она запустила пальцы в свои короткие светлые кудряшки. — Не бойтесь, спрашивайте меня, что хотите. Вы же видите, что я не застенчива. У меня секретов нет.

Джейн в это время внимательно разглядывала руки Кэрол. Она заметила, что женщина до сих пор не сняла свое обручальное кольцо.

— Я не знаю, о чем спрашивать, — проговорила она после долгой паузы.

Кэрол перевела взгляд с Джейн на Майкла, потом опять на Джейн.

— Я просто хочу, чтобы вы знали, что если во мне вдруг возникнет надобность или если у вас будут ко мне какие-то вопросы, то я всегда готова помочь.

— Спасибо.

— Собственно, вы больше были приятельницей Дэниэла, а не моей, — продолжала она; ее никто не прерывал. — Но после того, как он меня оставил, вы очень много для меня сделали. У вас всегда находилось для меня время, вы позволяли приходить и плакаться вам в жилетку в любое время, когда мне это было надо. Так что если теперь необходимость возникнет во мне, то вы смело можете на меня рассчитывать.

— Спасибо, — почти одновременно ответили Джейн и Майкл.

— Я могу кормить вас, — предложила Кэрол. — У меня постоянно остается масса еды. Мое кредо: когда сомневаешься — поешь; я всегда так говорю.

Глаза Джейн расширились.

— В чем дело? — спросила Кэрол. — Я сказала что-то не то?

Джейн сильно забеспокоилась. Ей стало трудно усидеть на месте. Майкл опустился перед ней на колени.

— Джейн, что случилось?

Слова посыпались изо рта Джейн как горох, с такой скоростью, что ее речь стала совершенно невнятной. Ей пришлось остановиться на несколько секунд, чтобы заново сформулировать свои мысли.

— Когда я остановилась в «Леннокс-отеле» и не знала, что мне делать, я вспомнила эту мысль: когда сомневаешься — поешь. В тот момент я не знала, с чего начать, и как раз мне в голову пришла эта мудрость. Было похоже на то, что тихий голос нашептывает мне на ухо: «Когда сомневаешься — поешь». Мне было очень интересно знать, откуда она пришла ко мне.

— Таков мой закон, — сказала Кэрол с иронией.

— Просто великолепно, — добавил Майкл и ласково прикоснулся к голове Джейн. — Это значит, что все, что надо, находится там, внутри, но оно заперто, как в сейфе. Нам надо просто отыскать ключи.

Джейн согласно улыбнулась, чувствуя головокружение от внезапно нахлынувшего оптимизма.

— Я сейчас сбегаю домой и соберу вам что-нибудь на обед, — начала было Кэрол.

— Мне не надо, — быстро возразил Майкл, — мне сейчас и кусок в горло не полезет.

— Мне тоже ничего не надо, — согласилась с ним Джейн, хотя она испытывала голод, но была слишком взволнована, чтобы есть.

— Но мы вам очень признательны, — сказал Майкл. — Ваше предложение с благодарностью принято к сведению.

— Если вы перемените свое мнение, то всегда можете позвонить. У меня дома полно еды. — Она засмеялась, но в ее грубом голосе не было даже тени радости. — Мои дети едят так, будто впервые в жизни видят еду, моему отцу забыли сказать, что пожилым людям следует несколько поумерить свой аппетит, я уж не говорю о нашей собаке, которая вообразила себя человеком и теперь ест только вместе с нами. Так что той еды, которую я готовлю, вполне хватит, чтобы накормить всех соседей в округе. Ну да ладно, хватит жаловаться. Дети скоро уедут в летний лагерь, да слава Богу, все здоровы, так что грех жаловаться. Так что, если проголодаетесь — звоните.

— Мы обязательно это сделаем. — Майкл поднялся и пошел к двери, давая понять, что разговор на этом закончен.

Кэрол Бишоп взяла Джейн за руку. Ее сильный голос снизился до шепота.

— Вы в хороших руках, — поведала она. — Лучшего мужа вы не могли бы себе пожелать.

Джейн подавила в себе желание расплакаться.

— Все будет хорошо, Джейн. Предоставьте Майклу заботиться о вас.

Джейн спокойно сидела и ждала, когда Майкл проводит Кэрол.

— Если будет надо, то ведь вы позвоните? — услышала она голос Кэрол, прежде чем захлопнулась дверь.

— Она очень мила, — сказала Джейн, когда Майкл вернулся.

— Да, в самом деле.

— Должно быть, ей тяжело присматривать одновременно за отцом и детьми.

— Типичный представитель «сандвичного» поколения, — отозвался Майкл.

Джейн кивнула, вспомнив эпизод из ток-шоу с Донахью, где как раз речь шла о такой «сандвичной» женщине, зажатой между требованиями своих детей и нуждами престарелых родителей. А была ли она сама представительницей этой славной когорты?

Ее отец умер, когда ей было тринадцать лет, сказал ей в больнице Майкл. Но где ее мать? Жила ли та до сих пор в Коннектикуте или перебралась в Бостон, чтобы быть поближе к единственной дочери? Или, может быть, она предпочитает солнечную Калифорнию и сейчас делает сандвич для ее братца Томми?

Пожалуй, последнее предположение самое правдоподобное. Ведь если бы ее мать жила где-нибудь поблизости, то Майкл, вероятнее всего, попросил бы приехать ее, а не обращаться к какой-то соседке.

— Моя мать до сих пор живет в Коннектикуте? — спросила она.

Майкл уселся в кресло и равнодушно, с отсутствующим видом уставился в окно.

— Майкл? — повторила она, думая, что он просто не слышит. — Моя мама все еще живет в Коннектикуте?

Он покачал головой, сцепив руки, и поднес их ко рту.

— Майкл?!

Он взглянул ей прямо в глаза, и она сразу поняла, что мамы нет в живых, но она все равно задала этот вопрос, ей надо было облечь уверенность в слова.

— Моя мама умерла?

— Да, — печально ответил он.

— Когда?

— В прошлом году.

— Сколько ей было лет?

— Шестьдесят три.

— Она была еще так молода, — проговорила Джейн, не чувствуя никакой эмоциональной привязанности к женщине, которая родила ее, а теперь ушла от нее навсегда.

— Да, — просто согласился он, не добавив больше ни слова.

— От чего она умерла? Рак? Инсульт?

— Нет.

— От чего же тогда?

Джейн подвинулась на край софы, от волнения ей стало нехорошо, тревога нарастала.

Он колебался несколько секунд.

— Она погибла в катастрофе.

— В какой катастрофе?

— В автомобильной.

— В автомобильной катастрофе, — повторила она, думая об аварии, увиденной сегодня по пути домой, припоминая странный испытующий взгляд, которым смотрел на нее Майкл, словно он ожидал разглядеть на ее лице признаки возвращения памяти. — Расскажи мне об этом.

Прежде чем начать, он глубоко вздохнул.

— Твоя мать несколько недель гостила у нас. Мы уже давно настаивали на ее переезде в Бостон, но она отказывалась под тем предлогом, что без нее развалится ее любимый клуб бриджа в Хартфорде. Вот так. Никаких дискуссий на эту тему она не терпела. Ее нельзя было ни в чем переубедить. — При этом воспоминании он улыбнулся и помолчал. — Так вот, перед тем как вернуться к себе в Коннектикут, она решила съездить в Бостон, купить перед отъездом всякую мелочь. А ты, — он остановился, затем продолжил, — ты в этот день была занята с Эмили каким-то ее школьным проектом, как мне кажется. — Он снова остановился, затем, после паузы, начал в третий раз. — Словом, она взяла твою машину…

— Мою «хонду»?

— Нет, тогда у тебя была темно-зеленая «вольво», — продолжал он уже без пауз. — Она взяла твою машину и поехала.

Он опять остановился, не желая или будучи не в силах продолжать. Джейн засомневалась, кого он в этот момент берег: ее или себя. Эта мысль вызвала у нее чувство горечи.

— Продолжай.

— Это случилось в нескольких кварталах отсюда. Она даже не успела доехать до шоссе. Какой-то парень попер на красный и врезался в нее на скорости шестьдесят миль в час. Она скончалась на месте.

Он встал с кресла и сел с ней рядом. Она заметила, что его глаза полны слез.

Теперь заплакала и она. Но это были слезы растерянности. Как могла она забыть такое важное и страшное событие, как смерть матери? Почему ее совершенно не тронула кошмарная история, рассказанная только что ее мужем?

И сейчас, как и тогда, когда он сообщил ей о смерти отца, она почувствовала лишь легкую грусть, вроде той, что мы испытываем, когда нам сообщают о смерти старого знакомого, которого мы давно не видели и связь с которым потеряна много лет назад.

— У нас с ней были тесные отношения?

Он кивнул.

— Когда она умерла, ты была безутешна.

Внезапно Джейн вскочила на ноги.

— Проклятье! Ну почему я ничего не помню?

— Ты все вспомнишь, — ласково сказал он, стараясь ее успокоить, — когда придет время, Джейн…

— Ты боялся сообщить мне об этом. — Она глядела на него в упор. — Почему?

— Я опасался, что это сильно тебя расстроит.

— Нет, дело не в этом. Пожалуйста, ну прошу тебя, скажи мне правду.

Он посмотрел на входную дверь, как бы надеясь, что сейчас появится Кэрол Бишоп и выручит его из затруднительного положения.

— Эта катастрофа, — начал он, — произошла точно год назад.

— Так ты хочешь сказать, что именно годовщина этого несчастья могла спровоцировать мою амнезию?

— Думаю, что такая возможность не исключена. Ты была очень возбуждена, практически не спала и была в полном расстройстве. Поэтому я посоветовал тебе на несколько дней съездить к брату.

Она тщательно переваривала то, что он ей говорил. Рассказ Майкла имел определенный смысл. Годовщина смерти матери подействовала на нее угнетающе, она была расстроена, не могла ничего поделать со своей памятью и в конце концов решила вовсе с ней расстаться. Все это прекрасно, но как тогда объяснить, что ее платье было залито кровью, а карманы полны долларами? Как из этих разрозненных фрагментов сложить целостную картину? Она попробовала, но ей было трудно сосредоточиться и она оставила эту попытку, почувствовав бесконечную усталость.

— Думаю, что тебе надо немного отдохнуть. — Майкл словно прочитал ее мысли и пришел к ней на помощь. — Пойдем, — позвал он, — я уложу тебя спать.