Белая башня

Глава 24

Глава 24

Верховный

Акти дрожал, пусть и старательно давил в себе эту вот дрожь, но страх его ощущался, вязкий, тягучий. И Верховный вздохнул.

Отпустить?

Но хватит ли у него сил подняться самому? Позвать кого-нибудь другого? Другим он не доверял.

— Ты мне живым нужен, — сказал он, отчасти понимая, что в этом услужливом мальчике так раздражало Владыку копий.

Этот вот страх.

— Сам я не поднимусь.

Он мог бы не объяснять, хватило бы повеления, но… Верховный оперся на плечо.

Уже три дня Яотл сам приносит жертвы. Так доложили Верховному. И эта новость, в общем-то обыкновенная, ожидаемая даже, вызвала в душе протест. Будто бы кто-то покусился на нечто, принадлежавшее лишь Верховному.

И странно.

Когда поднимался Мекатл, он не испытывал ничего подобного. И позже, когда его поставили перед выбором, назвав три имени, тоже.

А теперь вот… ревность. Глухая глупая ревность человека, чей срок жизни давно вышел, к тем, кто займет его место.

— Я… готов, господин, — Акти склонил голову.

Надо ли…

Маска ведь там. Где еще укрыть мятежного бога, кроме как среди иных богов? И ей бы оставаться на вершине, лежать, ибо однажды освобожденная, она уже захватила разум. Так стоит ли снова…

Лестница.

Высокие ступени. Узкие настолько, что ставить ногу неудобно, того и гляди соскользнет. И ноги ноют в коленях. А левая и вовсе будто не гнется.

Но надо.

Наверх.

И там уже, где пахнет ветром и старой кровью, Верховный точно поймет, что делать. Под рукой — плечо Акти, который ступает боком. И взгляд его устремлен в бездну. Наверняка страшно. Верховный слышит, как учащенно бьется сердце.

Да, высоко.

И перил нет.

И когда-то, в первый раз поднимаясь по лестнице, он испытывал точно такой же страх — не удержаться. Есть, конечно, иной путь, сокрытый в глубине пирамиды, там, где в душных комнатах обретаются рабы, поставленные служить. И те, кто избран предстать перед богами. И разумнее было бы пройти именно тем путем, но… он для рабов.

И для слабых.

Верховный же упрямо отказывался признавать себя настолько слабым.

Акти сумел. Дошел до самой вершины и уже там, на площадке, остановился, не смея сделать шаг. Чего он боится? Гнева богов? Или же того, что Верховный передумает?

— Снова не убирались, — проворчал Верховный, подойдя ближе к статуям. Позолота окончательно сползла с грозного лика, обнажив камень. А подножие изваяния захватили мхи. Кое-где Мекатл успел их счистить.

Жаль, что он умер.

Надо будет сказать Яотлу. Пусть не сам, но поручит кому… Верховный коснулся божественного лика и прислушался к ощущениям. Ничего. Пустота.

Богов везли на тех же кораблях, на которых плыли люди. Правда, не совсем ясно, те ли это статуи, которые Верховный созерцает ныне, или же иные.

Свитков в хранилищах храма оказалось много.

Но большею частью они повторяют друг друга, будто кто-то взял и поведал интересную историю, которую прочие решили записать. Каждый на свой лад.

И все же…

Что-то мешало поверить.

— Здесь… пахнет иначе, — Акти все же решился переступить черту. И огляделся. Обнял себя.

Невысок. Худощав. Обыкновенен в общем-то. Не сказать, чтобы красив. Кожа его не отличается белизной, но и не смугла, скорее уж имеет такой средний цвет, который кажется грязным. Шея длинна. Лицо узко, но при том подбородок мягкий, закругленный, что было бы красиво, будь Акти женщиной. А для мужчины мягкость черт нужна ли?

Странно.

Снова Верховный не о том. Стоять на вершине пирамиды, где еще не высохла кровь, а сердца утренних жертв лежали на подносах, собирая всех окрестных мух, и думать о внешности раба?

— Это кровь, — Верховный провел пальцами по алтарному камню. И левую руку дернуло. Боль была скоротечной, но отрезвляющей.

— Я… п-понимаю.

— Страшно?

Он просто оттягивает время. Снова сомневается в разумности поступка своего. Снова откладывает выбор, который по сути уже сделан, но все одно Верховный чего-то ждет.

Чего?

— Д-да… простите, господин, — раб согнулся еще ниже.

— Это нормально, бояться.

А воздух здесь все же особый. Ветер… ветер доносит дымы города, а еще сырость, стало быть, скоро наступит время дождей. Пусть небо пока чистое, но кости подсказывают, что пару дней и солнце скроется за пологом туч.

— Страх дан свыше, чтобы предупредить. Удержать.

— Господин… прежний господин говорил, что сильный человек сумеет переступить через свой страх. Я слаб.

Это Акти произнес с уверенностью.

А потом сделал шаг.

К алтарю.

И еще шаг. Он попытался расправить плечи, но вышло не слишком. Тело его, привычно-сутулое, не желало меняться. Подбородок чуть поднялся, натягивая кожу на шее.

Акти все же дошел до ближайшей статуи.

— Это…

— Сердце, — ответил Верховный. Стоило бы одернуть раба, стоило бы указать ему на место, но… не хотелось. Напротив, наблюдать за Акти было неожиданно интересно. — И там. Семь сердец.

Седьмой день месяца Нао.

Все так, как должно. И это тоже раздражает.

— Зачем? — Акти благоразумно не стал касаться ни сердец, ни подносов, ни тем паче богов. — Зачем им нужно… это?

— Статуям? Им не нужно.

— Богам.

Верховный не сразу ответил. Он поднял голову, пусть шея и заныла. Но солнце светило ярко, спеша поделиться с миром теплом и спокойствием.

Подумалось, что прошлые ночи были тихи.

И люди успокаивались. Что начинали верить, будто молитвы их достигли небес. А может, что произошедшее тогда было лишь случайностью, эхом великой битвы…

— Не знаю, — Верховный хотел было сказать, что жизнь людская кормит светило, что жертвы, которые приносят здесь, дают миру и солнцу силы, ибо кровь подобна воде, которая питает землю. У него было множество ответов, но ни один не подходил ныне. — Иди. Спустись. И жди меня внизу.

— Но…

Акти никогда прежде не возражал.

— Лестница крута.

— Иди, — жестче повторил Верховный. — Если не хочешь подарить им свое сердце, иди.

И перечить Акти не посмел. Он согнулся, съежился даже и отступил от статуи, а после спустился. Тоже торопливо.

И Верховный остался один.

Он обошел статуи, придирчиво осматривая каждую, отмечая новые трещины. Ничто не вечно, статуи тоже. А боги? Боги…

Он вернулся к алтарю и провел ладонями по каменной его поверхности, поморщился, когда руку вновь пронзила боль. А потом наклонился, придерживая рукой спину.

Маска была на месте.

Маска ничуть не изменилась за прошедшее время. Верно, оттого, что и времени прошло немного. Она вновь была мертва, как в ту, самую первую их встречу. Золотой лик её чуть подернулся пылью, и Верховный стер её рукавом. В этом определенно не хватало почтительности, но…

— Я пришел, — он поставил маску на пол, оперев на край алтаря. — Ты звал меня. И я пришел.

Сам Верховный тоже опустился, ибо стоять, сгорбившись, было весьма неудобно.

Маска молчала.

И верно тогда, прежде, Верховный бы усовестился, он был бы измучен чувством вины, но ныне…

— Что ж, мне казалось, ты желаешь говорить. Но может, я ошибся. Старость мнительна. А осталось мне не так и много… — он поглядел на небеса.

Все еще солнце.

И синева догорающего лета. Или уже осени? Месяц такой, который на грани.

— В конце концов, я умру, и что произойдет дальше, оно произойдет уже не со мной. Сюда уже поднимается тот, кого называют будущим Верховным. Да и он себя таковым полагает. А потому — это вопрос времени, когда они решат, что два Верховных — чересчур много.

Маска кажется мертвой.

Может, и на самом деле мертва?

Может, Верховный в глупости своей взял и… и убил бога? Тогда что это за бог, которого так легко одолеть? И стоит ли ждать от него чуда?

— Не знаю, яд это будет или просто подушка на лицо… кинжал вряд ли. Все же если на теле будут раны, пойдут слухи, что сейчас лишнее… так что скорее всего яд. Главное, что тот, кто сюда приходит, он не знает о тебе. И не узнает. Ты так и останешься лежать под камнем.

…а мир сгорит.

Эта мысль была чужой. Она донеслась словно сквозь полог.

— Мертвым нет дела до того, что случится с живыми.

…боишься?

— Смерти? Нет. Я устал. Я… пожалуй, я готов умереть.

…не лжешь.

— Зачем мне? — Верховный протянул руку и коснулся маски. Левой. Той, кривые ребристые ногти которой все же отливали золотом.

— Все люди лгут. Такова их природа.

Теперь этот голос звучал ясно. Выходит, для беседы нужно прикосновение?

— Да. Фон здесь слишком насыщенный. Это и хорошо, и плохо.

— Чем?

— Не суть важно. Ты пришел, человек. Ты осознал ошибку?

— Я не уверен, не совершаю ли я её.

Молчание.

Долгое.

— Мне нужны были силы, — теперь голос звучит раздраженно. Пожалуй, Верховный тоже не любил оправдываться. — Я слишком долго был там, где меня не слышат. Это мучительно. А времени почти не осталось. И мне нужны были силы.

— Поэтому ты свел с ума того, кто…

— Он оказался слаб, — Верховному показалось, что маска даже поморщилась. — Я — тоже… я обязан был подчиниться его желаниям. Но чтобы исполнить их, нужна была сила. Я брал её там, где мог.

Он… оправдывается?

— Объясняю, человек.

— Что ты такое? — Верховный дотянулся до маски второй рукой. И пальцы левой снова заныли, а на коже проступили золотые капли. — Сперва я думал, что ты бог. Но… нет. Ты тот, кто привел народ сюда? Ты сумел защитить мир… но если так, ты бы не помнил о том времени, когда горели небеса. А мир помнит. Тогда выходит…

— Страж. Зови меня Стражем, — оборвала его Маска. — Моя первичная функция — защита существующего социума и биосферы.

— Не понимаю.

Маска замолчала ненадолго.

— Я был создан, чтобы защитить мир. Но чего стоит воин, у которого отобрали меч? Образно говоря. Люди по-прежнему легче воспринимают ассоциативно-образные понятия.

— Если ты создан, чтобы защитить мир, то почему ты убивал людей?

— Я был голоден. Мне нужна была сила. И не только мне. Тот человек, который взял меня, имел нужную кровь. Но не имел знаний. Он был слаб.

Слаб?

Верховный не назвал бы Императора слабым. Хотя… встречались они не столь часто да и когда случались встречи, то оба играли привычные роли.

Но верить…

— И тебе ли не знать, что смерть одних нужна затем, чтобы другие жили?

Верховный промолчал. А вот маска продолжила.

— Скольких убил ты?

— Многих.

— И жалеешь ли о том?

— Да. Порой.

— Но остановит ли тебя эта жалость, если придется продолжить то, что ты делал?

— Нет.

— Ты не лжешь, человек.

— А надо?

— Моя память фрагментирована. Ряд основных формирующих личностную структуру элементов утрачен. Восприятие затруднено. Но я знаю, что многие до тебя лгали. И придумывали себе оправдания. Информационный анализ подсказывает склонность человеческой натуры к искажению информации в субъективном ключе.

Маска вновь поняла, что говорит чересчур сложно.

— Люди склонны ко лжи.

— Ты хорошо знаешь людей.

— Знал. Забыл. Теперь вспомнил. Подозреваю, что не все. Имел место двойной энергетический всплеск в короткий промежуток времени вследствие чего внешние надстройки были изменены. Подозреваю, что произошла коррекция памяти, сопряженная с деструкцией нестабильных поведенческих модулей.

Верховный ничего не понял.

Но чуть склонил голову.

— В результате достигнуто снижение уровня вариативности до заданных параметров.

— Прости, — Верховный сложил руки на груди. — Я не понимаю.

— Не удивлен. Уровень развития вашей цивилизации все столь же примитивен. Из чего следует принять, что результат релокации отличен от прогнозируемого.

— Все равно не понимаю, — Верховный поклонился. — Я человек. Мой разум слаб…

— Сейчас, увы, да. Люди регрессировали. И судя по остаточным данным, моя предыдущая псевдоличность тоже. Это печально.

Маска замолчала.

И Верховный тоже молчал. Стоял. Смотрел. Город укрывала тьма… небо уже набрало звезд, но, к счастью, оставалось спокойным. И люди, глядя на него, наверняка тоже успокаивались. Люди уверялись, что, что бы там ни случилось, это уже прошло.

Закончилось.

Они вытесняли страх повседневными заботами. И тем были счастливы, сами того не ведая.

Верховный подавил вздох.

— Скажи… — он замялся, не зная, как правильно сформулировать вопрос. — Ты… сможешь спасти их?

— Кого?

Он подошел к маске, уже не испытывая былого священного трепета. Желания примерить тоже не было, хотя Верховный откуда-то знал, что если наденет, то Маска подчиниться.

Кем бы ни была она, но и богам тоскливо в одиночестве.

И пожалуй, она могла бы дать многое. Вот только…

Власть?

У Верховного имелась. Раньше. Да и сейчас остались какие-никакие крупицы.

Сила? Когда-то Верховный был силен. Здоровье… здоровья она не прибавит. Пальцы нежно коснулись золота. Он вздохнул. И решился-таки.

Тяжелая.

Руки его все еще были слабы. Но сил хватило, чтобы удержать маску. Верховный подошел к краю.

— Видишь? Город… благословенный город. Великий… он ведь погибнет, верно?

— Большей частью. Прогноз неблагоприятный.

— И люди.

Маска молчала.

— Ты сможешь спасти их?

— Конкретно их?

— Всех. Тех, которые живут здесь. И тех, что устроились за стенами города. Тех, кто выходит в море ловить рыбу и бить морского зверя. Тех, кто возделывает поля, дабы засеять их хлебом. Мастеров и воинов. Рабов. И свободных людей. Всех.

— А ты альтруист.

Слово было незнакомо, но почему-то казалось, что его не похвалили. Впрочем, Верховному давно была безразлична похвала.

— Это люди…

— Которые позабыли то, кем были. Превратились… в это вот. Копаются в грязи. Влачат жалкое существование, даже близко не осознавая, что происходит.

Верховный молча развернулся.

Он поставил маску на край алтаря.

— Если ты не можешь их спасти, то зачем ты нужен?

— Сложный вопрос. Моя личность травмирована. Настройки искажены. Часть контуров уничтожена, а оставшиеся не соответствуют исходным данным. Я пытаюсь выстроить новую личность, но на основе искаженного ядра не получается достигнуть гармоничной структуры.

— Ты жалуешься?

— Вероятно, это можно интерпретировать, как удивление. Моя эмоциональная сфера пострадала сильнее прочего. А энергетический всплеск, имевший место недавно, разрушил часть надстроек. Мне сложно оценивать сохраненную информацию с эмоциональной точки зрения. Полагаю, деструкция затронула и первичный код, поскольку программы самовосстановления также не работают. Я оперирую остатками информации и личностными логами, но это сложно. Как и разговаривать с тобой. Однако касательно твоего вопроса. Ответа нет.

Надо же.

А Верховный ведь надеялся. На самом деле надеялся. И надежда привела его. Он, выходит, недалеко ушел от других людей, если все так же верит в чудо.

— У меня нет достаточного объема информации, чтобы оценить ситуацию и дать достоверный прогноз. Связь с внешними станциями нарушена. Энергетическая сеть почти не ощущается, хотя вы каким-то образом сумели наполнить данное хранилище. Однако оперирующий модуль отсутствует, что затрудняет доступ к энергии.

— Не понимаю.

— Я… не уверен, что смогу защитить всех. Я — лишь часть того, что было.

Верховный задумался и кивнул, признавая правоту сказанного.

— Если… будут иные части?

— Какие именно?

— Ноги? Руки?

— Это оболочка. Она позволяет достичь мобильности. Получив оболочку, я перестаю зависеть от тебя.

Это Верховный понимал.

— Но управляющий контур — иное. Хотя оболочка обладает некоторыми возможностями. Да… при условии, что энергия имеется…

Маска осеклась и замолчала. Верховный не торопил. Он сел на краю, глядя на город, что полнился огнями. С высоты пирамиды огоньки эти казались крохотными, что звезды. И сам город был отражением небес. Ночь укрыла белый мрамор, ночь подарила покой.

Ему тоже.

— Использование энергии будет менее эффективным, однако по предварительным прогнозам её хватит, чтобы активировать локальный щит.

— Поясни, — попросил Верховный.

— Я не смогу защитить всех. Но я могу попытаться защитить это место и прилегающие к нему территории.

Это хорошо.

Очень.

— А если найдется этот твой… контур?

— Тогда я попытаюсь активировать всю систему. Даже с учетом степени износа, две трети станций должны откликнуться.

— То есть, щит будет?

— Будет, — согласилась Маска. — Правда, не везде.

Что ж. дырявый щит лучше, чем вовсе никакой.

— Я… подумаю, — Верховный поднялся.

— Подумай, — Маска слабо светилась. — А если ты найдешь правильного оператора, будет вовсе замечательно.

— Это…

— Тот, кто взял меня до того, как я оказался здесь, имел ключ доступа.

— У Императора не было ключа.

— Кровь, — поправился Маска. — Кровь — это ключ.

— Если… я принесу тебе кровь, ты сможешь сказать, подойдет ли она?

— Да.

— Хорошо… но если тот, кто обладает правильной кровью, наденет тебя, не случится ли так, что… он снова обезумеет.

Молчание.

И длится оно, длится, само по себе являясь ответом.

— Момент контакта сложен… для восприятия неподготовленного человека, — Маска произносит это крайне неохотно. — Для беседы с тобой я использую малые модули ментального воздействия, и то твой разум слаб и при долгой… беседе он может повредиться. Адекватная же работа с оператором предполагает полное единение и нагрузка на разум возрастает в разы. Тем более, когда нет внешнего корректирующего модуля.

— Чего?

— Аппарат, который стабилизирует… выравнивает работу тела, укрепляет его, как и нейронные связи… разум, — поправился Маска. — Облегчает контакт на первых этапах.

— А как он выглядит?

— Боюсь… мне сложно будет описать.

Верховный задумался.

— Скажи… если я заберу тебя отсюда? Чтобы показать одно место… не случится ли так…

Глупый вопрос. Это как спрашивать у льва, прежде чем открыть клетку, не сожрет ли он доброго человека. И ждать честного ответа?

Но…

— Боишься, что я вновь подчиню кого? — поняла Маска. — Что ж, подобный вариант развития событий возможен, если ты будешь препятствовать основной задаче. Однако мне кажется, что в данный момент времени мы достигли нужного уровня взаимопонимания, чтобы отпала необходимость в дополнительном воздействии.

Верить?

Или нет?

— К тому же внутренние энергетические резервы восстановлены. Поэтому нет. Я не буду убивать других людей. Протокол резервного восстановления выполнен.

Наверное, это можно было считать…

Согласием?

Обещанием?

К тому же… Верховный снова повернулся к спящему городу. Был ли у него иной выбор? Был, несомненно. Там, глубоко под землей, в вечной тьме, которая готова принять скольких? Сотни? Тысячи? Мало, ничтожно мало.

— Завтра, — сказал он. — Я… мы придем завтра. И тогда я приму решение.

Которое уже принято.

Но Верховный все же человек, а человек слаб. И ему требуется время, чтобы смириться, пусть и со своим же выбором.