Глава 41
Верховный
Атли лежал у кресла, свернувшись клубком. И в первое мгновенье Верховный даже огорчился, что мальчишка все-таки умер, не выдержав испытаний. Но Маска сказала:
— Жив. Спит. Он тебе больше не нужен.
Верно.
Новое тело… или не новое, но старое, изменилось. Верховный сделал вдох, глубокий, наслаждаясь самой возможностью дышать вот так, полной грудью, не опасаясь боли в подреберье. Он вытянул левую руку.
Золотую.
Правую.
Та тоже отливала золотом. И обе они не болели, да и выглядели одинаково. Затянулись трещины, исчезли язвы, впрочем, как и тонкие волоски, которые когда-то соскабливали, когда эта процедура еще не была мучительна.
Он провел пальцами по лицу.
Потрогал глаза, удивляясь тому, что исчезла блеклая пелена перед ними. Мир стал ярче.
— Регенерация еще продолжится некоторое время. Как и тонкая настройка, — Маска никуда не исчезла, но теперь Верховный ощущал её отдельно от собственного тела. И она, уцепившись за эту мысль, пояснила. — Так и должно быть.
— Благодарю, — Верховный наклонился и коснулся мальчишки, который продолжил спать. Сон этот был слишком глубок для естественного. — Зачем?
— Я все же счел нужным запереть дверь. Людей снаружи стало больше. Люди непредсказуемы в такой массе. Первичный анализ показывает высокий уровень скрытой агрессии.
— Это страх, — заверил Верховный. — Разбуди его.
— Сам попробуй.
— Каким образом?
— Сосредоточься на ощущениях. К слову, твой нервная система сохранилась в неплохом состоянии, что и облегчило вопрос трансформации физического носителя.
На пальцах вспыхивали и гасли золотые искры.
— А вот пересадка сердца была проведена совершенно варварским образом. Никакого учета гистосовместимости. И процесс дегенерации в тканях уже начался. Тебе оставалось недолго, человек.
— Я и так живу куда дольше, чем предполагали боги, — Верховный позволил искрам коснуться кожи. И сказал. — Просыпайся.
Акти немедленно распахнул глаза и, охнув, поспешил распластаться ниц.
— Господин! — в голосе его слышалась искренняя радость. — Вы живы, господин… я волновался… я не хотел спать, господин.
— Тебе велели.
— Здесь никого не было!
— А вот его нервная система дестабилизирована. Глубокое сканирование дало бы больше, но я уже сейчас могу сказать, что у данной особи имеются серьезные проблемы с психикой.
— Людей, чья душа здорова, не так и много — возразил Верховный. — Давно я здесь?
— Тебе в какой метрической системе ответ дать?
— А они разные?
— Не особо. Кое-что изменилось. Ваши приборы несовершенны, но в целом ты прав, системы совпадают. Тридцать шесть часов.
Долго.
Очень.
— Господин? — мальчишка решился оторвать голову. — Вы…
— Изменился?
— Д-да.
— Ничего. Это нормально. Встань.
Тридцать шесть часов…
— И сорок две минуты.
— Ты становишься брюзглив.
— Система позволила провести сканирование встроенных программ, активировав резервные. Откат до последнего сохранения личностных характеристик не представляется возможным вследствие утраты девяносто двух целых и трех десятых совокупного массива личностных данных. Однако возможно частичное воссоздание профиля развития согласно заданным векторам.
— А если проще, — Верховный протянул руку, которую раб поцеловал.
— Я меняюсь, ибо программа полагает, что людям более понятно иметь дело с конкретной личностью. Примитивная психика и без того склонна очеловечивать субъекты, в том числе и меня.
Акти поднялся на корточки, а потом все-таки встал, хоть и сжался. Исходящий от него страх был ощутим и, пожалуй, неприятен. Разве Верховный когда-либо давал повод ему бояться?
Разве был он жесток?
Или несправедлив?
Пускай.
— Идем, — голос прозвучал, пожалуй, сухо, и от этого Акти вздрогнул и втянул голову в плечи, явно испытывая огромное желание вновь упасть ниц. И на ногах его удерживал лишь тот гнев, который он опасался навлечь на себя.
— Ты слишком много внимания уделяешь этой особи. Снаружи тебя ждут иные. Их много.
— Тебя это пугает?
— Функционально страх является своего механизмом, предохраняющим разум и человека от потенциально опасных решений, однако совокупный страх оказывает противоположный эффект, заставляя разум отступить…
Маска говорила что-то еще.
И нет, она сама не боялась. Она устала от молчания. И от одиночества. Верховный это знал, а потому позволял себе не слушать.
Он подошел к двери, и та беззвучно скользнула в сторону, выпуская его в такой знакомый проход. Здесь все еще светились стены, но свет больше не казался резким.
А еще Верховный… нет, не видел, чувствовал сокрытое. Хотя, конечно, точнее было бы сказать, что он чувствовал, что за стенами этими сокрыто нечто, но вот конкретно что именно?
— Твой уровень не позволяет полностью интегрировать систему управления хранилищем, однако ты прав. Многое сохранилось. На твое счастье. Запас энергии, правда, невелик, но есть резервные нагнетатели, а уровень внешнего заряда позволяет начать процесс аккумуляции.
Узоры.
Стоило присмотреться, и вот они, знакомые узоры, вернее знаки… символы? Как правильнее назвать?
— Всего-навсего узлы внешних энергетических линий, — проворчала Маска. — Люди склонны видеть символы и знаки даже там, где их нет.
В коридоре пахнет… чем-то. Запах не сказать, чтобы неприятный, скорее уж незнакомый. Верховный чуть морщится. И идет. Дальше.
До новой двери.
И та отворяется сама собой. А за ней обнаруживается великан со своей женщиной. Кажется, за то время, которое Верховный провел внизу, она еще больше наполнилась золотом.
— Это естественный процесс пробуждения и реорганизации носителя. Главное, пожалуй, свойства ладема в том, что в сверхнасыщенном энергетическом поле он самосинтезируется, но лишь при условиях наличия специфического набора элементов в крови. Золотой ген. Так называли это свойство.
— Снова золото?
— В том числе. В данном случае живые клетки выступают своего рода источником преобразования внешней энергии в материю. Сложный процесс… да. Но она жива, и это хорошо.
Верховный стоял.
Ждал.
Его появление не осталось незамеченным, как и перемены, с ним произошедшие. Вот великан, буравивший его недобрым взглядом, словно очнулся. И воззарился на женщину, словно спрашивая, что же ему делать.
Любопытно.
— Сильный, но ведомый, — сделала заключение Маска. — Но могло бы быть и хуже.
Женщина, до того сидевшая на куче какого-то тряпья, поднялась. Неспешно, словно успев привыкнуть не то, что к свободе своей, но и к величию.
И взгляд её встретился со взглядом Верховного.
В нем читался… вызов?
Нет. Впрочем, она первой отвела глаза, а затем склонила голову. И прижав руки к груди крест-накрест, согнулась, выражая покорность.
— Чудо… — голос её был с легкой хрипотцой. — Чудо произошло…
— Чудо! — её слова подхватили, понесли, передавая друг другу, преумножая, как и слухи. А дом и вправду был полон людей. И они поспешно расступились.
— Что тут было? — поинтересовался Верховный. И не удивился, когда снова заговорила женщина.
— Господин, когда вы спустились вниз, господин, двери закрылись. И никто-то из тех, кто был в доме, не знал, как отворить их, — она разогнулась сама, не дожидаясь разрешения. Нагла.
Особенно для бывшей рабыни.
И не этой ли дерзостью, которую не так просто изжить, навлекла она на себя гнев хозяев? Впрочем, это не имеет значения. Теперь Верховный знал, что в силах его погасить огонь того золота, что горел под её кожей, даруя и жизнь, и силу.
И эту вот уверенность в своей избранности.
— А затем раздался глас из стен, который повелел нам ждать и не впускать в дом никого. И был он таков, что слышали его не только мы, но все-то, кто пришел к дому.
— Система оповещения несколько сбоит, — произнесла Маска. — Получилось, как получилось.
Возможно, что и неплохо.
— И люди, уверившись, что чудо произошло, потянулись к дому. Но не только они… — она бросила быстрый взгляд на Верховного, убеждаясь, что слушает он. — Сперва сюда шли те, кто слаб и беден, кто не имеет ничего-то, что отдать богам, кроме собственной жалкой жизни.
И говорит красиво.
Грамотная?
Наверняка.
Собою не сказать, чтобы дивно хороша, все же слишком уж видны в лице её мешаные черты. Но что-то притягательное в нем есть.
— Слышали они, что ты провозгласил свободу! И обещал справедливый суд, когда боги сойдут на землю.
— Я ничего подобного не обещал, — не удержался Верховный.
— А тебе и не надо, — Маска ответила за эту женщину. — Люди всегда сами придумывают то, что им нужно. А затем преисполняются веры, что именно это и слышали.
— И что воздастся каждому, ибо боги будут видеть, сколь чиста душа…
И этого Верховный тоже не говорил.
Совершенно точно.
— Люди собирались весь день. И к ночи, когда небо полыхнуло вновь, случилось новое знамение. Над домом возник щит сияющий, который и защитил всех от гнева богов…
— Частично удалось активировать защитный контур. Пока локальный, но процесс насыщения энергией кристаллов запущен. Нужно время. И сможем развернуть контурный щит.
Сколько времени?
— До накопления минимального уровня — от трех до шести часов. В зависимости от того, не будет ли снижаться плотность поля.
— А потому, когда явились те, кто нес иные щиты, а еще копья и руки поверженных знаком великой доблести. Они были страшны, но люди не отступили, ибо испугались, что навредят они тебе, господин.
Не хватало.
Только войны в городе Верховному и не хватало.
— Столкновений не было, — Маске явно было известно больше. — Но снаружи толпа. Тебе стоит занятья ею. Но осторожно. Нового носителя отыскать не так просто.
Верховный обратил взгляд на женщину, которой явно не нравилось происходящее, она глядела на него, искоса, с трудом скрывая раздражение.
— Веди, — сказал он. — Веди меня к воротам…
И она поклонилась, не скрывая довольной улыбки.
В доме пахло людьми. Резко. Неприятно. Лишенный хозяев, принявший в нутро свое беглецов да рабов, он разом растерял остатки роскоши. Люди, нашедшие в нем прибежище, не ценили его, а потому то тут, то там виднелись кучки испражнений, привлекавшие стаи мух. Желтые потеки мочи растеклись по полу. На некоторые, стыдливо прикрывая, бросили мятые занавеси. Другие шелковые драпировки разодрали, обернув вокруг тел, и отнюдь не для того, чтобы прикрыть наготу.
Под ногами хрустели осколки посуды.
Кто-то замазал то ли кровью, то ли рвотой рисунки на стенах.
Кислое вино на полу подкрашивало лужи мочи алым. Остатки серебряной посуды свалили кучей в углу. Пьяные спали у стены, кажется, не смущаясь, что лежат на тех же кучах дерьма, что заполонили дом.
Люди…
Времени прошло не так и много, а они… как могли? И не так ли неправы те, кто говорит, что рабы по сути своей существа глубоко примитивные, не способные к самостоятельной жизни? И что нуждаются они в хозяйской руке куда как больше, нежели хозяева нуждаются в этих вот рабах?
Верховный поджал губы, пытаясь скрыть недовольство.
Кто-то нетрезвый шагнул навстречу, размахивая сломанным копьем, но был остановлен взмахом золотой руки. И копьем в руке гиганта, что следовал за Верховным.
— Они ищут убежища, — произнесла женщина, наблюдая за Верховным столь внимательно, что само по себе это раздражало. — И спасения. Но остаются людьми. Слабыми.
У стены все же было как-то чище.
И рабы, собравшиеся здесь, все до одного были вооружены. Благо, они, повинуясь знаку гиганта расступились.
— Это может быть опасно… — прогудел бывший раб.
Вот он по-прежнему был полунагим, да и одежда осталась прежней, разве что меч добавился, явно найденный где-то в доме.
— Ничего, — Верховный ждал, пока рабы растаскивают завал, которым закрыли ворота. — Справлюсь.
На той стороне людей было больше.
Море.
Огромное дурно пахнущее человеческое море. И стоило Верховному показаться, как море это качнулось навстречу, вытянуло многие руки, желая коснуться.
— Назад! — рявкнул гигант, но голос его оглушительный потонул в ропоте этих вот волн.
— Погоди… далеко не отходи, системы ограничены…
Верховному на мгновенье показалось, что он ослеп, до того яркою была вспышка. Но свет, его окутавший, заставил людей отпрянуть.
Кто-то упал на колени.
Кто-то завопил, то ли от боли, то ли от страха, то ли просто не способный справиться с собой.
— Тише! — голос Верховного странным образом множился и летел над землей. Он вытянул руки, и толпа послушно отступила.
Раздалась в стороны.
И только кто-то продолжил орать, громко, с надрывом.
— Займи их чем-нибудь, — посоветовала Маска.
— Чем?
— Не знаю. Не так и важно. Главное, переключить внимание, пока они не опомнились и не разодрали на куски в желании прихватить себе кусок божественности.
Это вполне возможно.
Как-то вот вспомнилась пирамида та, с рисунка. И еще человек, растянутый на алтаре. Из него вырезали сердце. Как знать, что сделают с Верховным.
— Боги смотрят на вас, — голос Верховного, усиленный Маской, летел над площадью. — Боги близки к нам, как никогда прежде…
Он ведь и не обманывает.
Пожалуй.
— И кого зрят они? Людей ли? Или же скот, который грязен и жалок? Который стоит в собственных испражнениях, не способный сохранить себя в чистоте? Который жаждет чуда и спасения, но достоин ли быть спасенным⁈
Света становилось больше.
Он, зарождаясь там, внутри дома, расползался по улицам, растекался, словно дым с берега реки. И люди, склонившись, глядели на этот дым. С опаскою, даже со страхом.
— А потому молитесь! — рявкнул Верховный, потому как понятия не имел, чем еще можно занять подобную толпу. — Молитесь небесам, дабы вняли они голосам вашим…
Люди опускались на колени неохотно.
Кто-то затянул гимн.
И сбился.
И слева тоже. Слов не знают?
Верховный сам запел, благо, слова всплывали в памяти. И голос его держался крепко. Этот голос плыл над толпой, вбирая прочие, сперва робкие, словно не верящие, что могут они звучать. Но с каждым мгновеньем голосов этих становилось все больше и больше.
А он, не прекращая петь, пошел туда, где по-над людскими головами трепетали стяги.
И толпа, стоящая на коленях, подхватившая гимн — старый сменился новым — расступалась, давая дорогу. Сама…
Верховный прошел сквозь людей.
Не так их и много.
И оказавшись по ту сторону все-таки замолчал. Горло чуть саднило, но, пожалуй, он мог бы петь и дальше. Больше. Впрочем, люди теперь и сами справлялись.
На сколько их хватит?
А перед ним встали воины в знакомом облачении. Вот только было их мало. И потому не решились они напасть на толпу. На их счастье, толпа тоже не рискнула воевать с теми, в чьих руках было оружие. Рано или поздно, но равновесие это нарушилось бы.
К счастью, Верховный успел.
— Владыка копий? — спросил Верховный у того, чей доспех был богаче прочих. Золотая маска императорского леопарда надежно скрывала черты владельца. Но тот склонил голову и произнес:
— Отец во дворце.
— Хорошо. Скажи, что я поведу их к храму. У него будет время подготовиться. Пусть выйдет… выйдут с нею.
— Для чего? — он не верил Верховному, этот мальчик.
— Чтобы преклонить пред ней голову. В смутные времена власть должна быть в одних руках.
Даже если это руки ребенка.
— И ты вот так откажешься от власти? — тихо поинтересовалась Маска. — Добровольно? Тебе стоит бросить клич, и со всего города сбегутся…
— Кто? Бродяги? Нищие? Рабы? Все те, кто недоволен нынешней своей жизнью и будет желать чуда, чтобы жизнь эта переменилась? А когда окажется, что я не способен совершить это чудо для каждого, меня возненавидят? Ведь скоро поймут, что я не способен, что все их молитвы — пустое сотрясание воздуха… нет, эта власть — призрак. Но опасный, ибо многим кажется реальным.
Верховному не ответили.
А он продолжил уже вслух:
— Иди… и если твой отец опасается, пусть возьмет больше людей.
— Людей осталось не так и много, — это было сказано очень тихо. — Многие, когда небо снова запылало, исполнились страха и покинули город, думая, что в собственных домах им будет легче пережить время невзгод. Они будут строить укрытия, наполнять амбары зерном и мясом… впрочем, я передам. И если все так…
— Люди все-таки донельзя стабильны и предсказуемы. Во многом, — уточнила Маска. — Но уходят зря. Щит над городом поставить получится. Здесь систему защищали дополнительными контурами, а значит, при толике везения, этого хватит. Надо лишь немного подождать. Накопление идет даже быстрее, чем я рассчитывал.
Пожалуй, это было хорошей новостью.
И Верховный повернулся к людям.
— Встаньте! — велел он, и снова толпа подчинилась, пусть и не сразу. — Мы идем в храм…
Пение оборвалось, впрочем, вскоре его продолжили.
А Верховный, повернувшись спиной к толпе, спокойно зашагал. Путь к храму неблизок, благо, нынешнее его тело выдержит. И это хорошо… очень хорошо…
Главное, чтобы Владыка копий не стал дурить.
— Ты им веришь? — заговорил гигант, вставая рядом.
Женщина все одно шла немного впереди. Дай ей волю, она бы и Верховного обогнала. Впрочем, пускай… Верховный еще подумает, что с ней делать.
После.
Когда окажется, наконец, дома и у него появится время думать о всякого рода пустяках.
— Они могут собраться и ударить. Убить… — гигант сжимал кулаки. — Людей у нас немного, таких, которые смогут воевать.
И хорошо.
— Тогда, — ответил Верховный, — нужно сделать так, чтобы смуты не было.
Владыка Копий успел.
Или не он?
Главное, что у храма их ждали.
Сияли золотом доспехи. И перья белых цапель поднимались над узорчатым шлемом того, кто восседал верхом на вороном жеребце. Конь волновался, но рука всадника крепко держала узду.
Слева и справа от него расправили крылья когорты воинов. И в руке каждый держал копье, а над ним поднимался золотой флажок с символом Императорского дома. За воином на жеребце выстроились еще четверо, тоже верховых и в облачении столь же великолепном.
А вот людей Владыка копий привел не так и много. Нет, выглядело все внушительно, но это иллюзия. Воинов наберется сотни две от силы. Верховный подавил вздох.
За этой четверкой стояли пешие стражники. И уже за ними виднелся знакомый паланкин. На сей раз драгоценные ткани были собраны и привязаны так, чтобы та, которая сидит внутри паланкина, была видна всякому.
Золотая маска.
Золотые одежды.
Правда, теперь это золото казалось… ненастоящим?
— Память о ладеме? — мысленно поинтересовался Верховный. — Эта любовь к золоту?
— Люди тяготеют к символам. И полагаю да, имеет место яркий пример деградации значений до нулевых.
Верховный остановился, не дойдя трех десятков шагов. И руку вытянул, останавливая толпу, которая, кажется, за время пути лишь разрослась.
Сам же сделал шаг.
Воины опустили щиты на землю, слаженно и так, что они издали громкий резкий звук. Копья ударили о боковую часть щитов. И грохот наполнил площадь пред храмом.
Верховный сделал еще шаг.
И ближе.
За ним следовала женщина в золоте. И гигант, который явно не верил Владыке копий да и никому из тех, кто преградил путь.
Меж тем всадник легким движением поводьев заставил коня преклонить колени и спешился. Шаг навстречу. Другой. И вот уже они стоят друг напротив друга.
— Ты переменился, — в голосе Владыки копий нет упрека, разве что некоторое удивление. — Мне говорили, но признаюсь, что не слишком верил. Думал, слухи…
— Слухам и вправду не стоит верить. Но я да, переменился. Так уж вышло.
— Боги все-таки снизошли до людей? Чернь болтает…
— Что произошло?
— Что произошло… а и вправду… ничего-то особенного. Верховный жрец исчез, когда он нужен. Совет распался, ибо те, кто в нем, уподобились крысам, что бегут из города, почуяв близость огня.
— Многие ушли?
— Немногие остались… увели с собой войска. В городе начались беспорядки. Сгорело несколько имений, еще больше — разграблены, а сил подавить мятеж нет, потому как вдруг оказалось, что кровь и род важнее клятв, принесенных трону.
Это Владыка произнес с горечью.
— Что ж, — Верховный оглянулся на людей. — Вот те, кто готов служить…
— Отребье.
— Пускай, но выбора нет. Да и занять их надо.
— Они еще хуже крыс, стоит повернуться спиной и…
— Выбора у нас нет, — Верховный глядел прямо, и золото его отражения сливалось с золотом доспеха. — Или мы займем этих людей, дав им надежду, или город погибнет раньше, чем разверзнуться небеса. А потому… пропусти.
Владыка копий медлил.
Думал.
Решал.
И не был способен принять решение.
Но все же вздохнул и отступил. Он поднял руку, и толпа на это движение отозвалась слаженным ревом. А следом, перекрывая его, загрохотали щиты.
— Тише! — Верховный повернулся к людям. — В час испытаний как никогда мы должны быть едины…
Слова сами возникали в голове его. Это были хорошие слова, довольно пышные, но порой людям и пафос нужен. А главное, что пока он говорил, рабы, державшие на плечах своих паланкин, двинулись.
Оказавшись подле Верховного — говорить он устал, но люди успокоились — они опустили паланкин на землю. И та, что сидела в нем — за её плечами виднелась серая молчаливая фигура Ксочитл — поднялась.
— Ты пришел! — её голос полетел над толпой, и люди стихли. Все стихли. В этой тишине слышно было, как похрустывают под ногами камни, как дышат лошади и люди, как скрипит сбруя. — Я знала, что ты придешь!
Она спешила выбраться из паланкина, но праздничные одежды были слишком тяжелы, и девочка запуталась. Она упала бы, если бы Верховный не подхватил её.
Подхватил и поднял так, чтобы видели все.
А она, обняв его за шею, сказала:
— Ты другой… ты только её не слушай. Она злая.
— Она больше не злая, — Верховный коснулся маски. — Она защитит нас… город, людей. Веришь?
— Вера — понятие иррациональное, — проворчала Маска. — Но момент и вправду подходящий. Скажи ей, чтобы положила ладони на… меня.
— Положи руки на лоб, — попросил Верховный. И дитя исполнила сказанное. — А теперь скажи что-нибудь… хотя нет.
Он повернулся к людям и велел:
— А теперь просите богов! Просите! И громко! Так, чтобы услышали ваши голоса…
Верховный сам запел, и голос его чуть охрипший понесся над толпой. К нему присоединились два женских — Ксочитл и той, другой, что упрямо держалась рядом, явно надеясь ухватить свой кусок призрака власти. И бас гиганта, и громкий голос Владыки копий, что не попадал в другие, но все же был. Голосов снова становилось больше. Они сливались в один, единый, и тот устремлялся к небесам.
А те… те вдруг посветлели.
А потом вспыхнули светом, ярким и солнечным. Он, разлившись по-над крышами, напитал пирамиды, и показалось даже, что воспарили те над землей. Свет спустился на стены. На крыши. Он лег на грязный камень, и камень в нем избавился от грязи. Он коснулся людей, и те, трепеща, закрыли глаза. Кто-то, кажется, выронил щит, ибо со щитом неудобно стоять на коленях. А люди опускались.
Один за другим.
И вот уж на ногах остался лишь Верховный. И дитя на его руках.
А потом свет погас.
Почти.
— И что это было? — поинтересовался Верховный у того, кто наверняка знал ответ.
— Чудо?
— Ты можешь шутить?
— Когда-то данный функционал был доступен в полном объеме. Сейчас идет процесс регенерации и реструктуризации. Пожалуй, мое высказывание может быть интерпретировано, как шутка. Это щит. Ты ведь хотел спасти город?
Не только город.
Но… с чего-то ведь надо начинать.