Белая башня

Глава 27

Глава 27

Винченцо

Ирграм вернулся. В одной руке он держал мешок, сотворенный из куртки Карраго, во второй — охапку тонких стебельков. На плече его висел сам маг, которого Ирграм стряхнул на землю.

— Что с ним? — в глазах Миары мелькнула тень интереса.

— Голова закружилась, — Ирграм положил куртку рядом. — В обморок упал. Переутомился. Наверное. Чеснок вот. И другое.

— Чеснок? И дикая морковь… её порой путают с вехом ядовитым, у них и запах немного похож.

Содержимое куртки заинтересовало Миару куда сильнее Карраго. А вот Винченцо к магу подошел. Обморок? Как бы не так… возраст возрастом, но не настолько же Карраго ослаб. Напротив, выглядел он весьма бодрым.

Тут же…

Чуть бледноват, но дышит ровно, сердце тоже бьется спокойно, и похоже, что маг спит. Но нет, это не сон, а действительно обморок, причем глубокий. И силовой каркас нестабилен, словно он взял вдруг да и выплеснул всю силу до капли, даже больше. Правда, Карраго восстанавливался и стремительно, что было хорошо.

— Он будет зол? — Миара перебирала травки, откладывая нужные в сторону.

Пара мгновений, и в котел полетело что-то.

— Будет. Наверное. Сам хотел эксперимент…

— Это да… что ж, ты, главное, на глаза не показывайся, а там как-нибудь, — она сунула чеснок Ирграму. — Помыть бы надо. Я не привыкла есть похлебку с землей. И морковь возьми.

— Больной ты мне нравилась больше, — проворчал тот.

— А ты прежде не впечатлял совершенно. Сейчас вот другое дело. Сейчас ты просто-таки необычайный интерес вызываешь.

— Тоже хочешь в эксперименте поучаствовать?

Раньше Ирграм в жизни не осмелился бы спорить.

— Почему бы и нет, — оскалилась Миара. — Эксперименты двигают науку… путь познания, что там еще?

А сейчас… он вдруг припал к земле, сжался, явно готовый ударить. И не боящийся удара. Винченцо ощутил исходящую от нежити… ненависть? Нет, скорее жажду. Желание дотянуться до этого, уже не белого, покрытого потом и грязью, горла. Сдавить его, при том вглядываясь в глаза, выискивая в них… что-то важное, конечно, иначе зачем?

— Хватит, — жестко оборвал их Винченцо и поднялся.

Он не был уверен, что справится с этой тварью, не убивая. А Миара поджала губы.

— Мы просто беседуем…

— Надеюсь, о том, как будем завтра на тот берег перебираться? — Дикарь нес длинный прут, с которого свисала пара рыбин. Каждая — длиною с локоть. Массивные тела, покрытые мелкой чешуей, и огромные, в треть тела, головы.

— Именно об этом, — очаровательно улыбнулась Миара, стряхивая руки. — И о том, кому морковку мыть.

— А у нас есть морковка?

Рыбины легли на землю.

К счастью, выпотрошили их еще там, на берегу.

— Есть. И морковка, и чеснок… дикие, но тоже неплохо. Спасибо нашему дорогому Ирграму…

— А с этим что? — от Дикаря не укрылось состояние Карраго, который так и лежал, скукожившись и нелепо высунув руку.

Винченцо надеялся, что маг оклемается. Или что хотя бы мозговой удар его не хватит, а коль хватит, то сразу. Добивать раненых ему никогда не нравилось, но теперь как-то вот особенно, что ли?

— Обморок, — ответила Миара. — От переутомления… надо водичкой полить.

— Кстати, водички стало больше, — юный барон умудрился стать грязнее, чем был прежде, хотя Винченцо искренне полагал, что это уже невозможно. — Мутная только. Зато рыбы в ней! Плюхается. Кое-где.

И это тоже странно. Там ведь температура такая, что вода испарилась. И всякая нормальная рыба должна была, если не сгореть до костей, то всяко издохнуть.

А она плюхается.

— Мы вот, добыли, — Джер указал на рыбин.

— Молодцы какие, — неискренне похвалила Миара. — Только жарить сами будете.

И встала.

Руки отерла.

— А я… пойду умоюсь.

И удалилась к реке.

Винченцо вздохнул и направился следом. Все же… пусть здесь тихо и даже почти мирно, но отпускать её одну — неразумно. Приближаться он не станет.

Так, постоит неподалеку.

Посмотрит.

Как раньше… совсем как раньше.

Миара шла вдоль берега, то и дело останавливаясь. Порой она наклонялась, глядела в воду, выискивая нечто, лишь ей понятное. Пару раз вставала на корточки, перебирая прибрежную траву, потом поднималась и шла дальше.

— Выходи, — сказала она, оказавшись перед рощицей железных деревьев. Эти, выросшие какими-то несуразно тонкими тесно переплелись друг с другом ветвями, образуя один большой, расползшийся ствол.

— Давно заметила?

— Сразу, — она оперлась на ближайшее деревце. — Просто… надо было успокоиться.

— Что произошло?

— Сама не знаю… это… ненормально. Я вдруг захотела убить его.

— Ирграма?

— И его тоже. Карраго… всех. А потом стало себя жалко. До слез. И если желание убить понятно… это со всеми бывает, то с чего мне себя жалеть?

— Не с чего?

— Не знаю.

— Ты молода… красива. Одарена. Ты могла бы и вправду неплохо устроиться, — Винченцо подошел и опустился на траву. Отсюда не было видно пятно, но вода по реке ползла грязная и мутная. Впрочем, плевать на воду. — И не говори, что не справилась бы с Теоном или Алефом… справилась бы. Стравила бы их друг с другом, а потом управляла бы победителем.

— Какой хороший план, — пробормотала Миара. — И почему мне это раньше в голову не пришло…

— Может, решила, что слишком это…

— Утомительно? Постоянно интриговать… управлять… следить, чтобы не оттеснили, не… перехватили такую зыбкую власть? — она вздохнула. — Это и вправду утомительно.

— А теперь ты усталая, чумазая…

— Страшная?

— И это тоже.

— Стою не понятно где, пялюсь на грязную реку и даже убить некого, чтобы нервы успокоить.

— Можно убить Карраго.

— Во-первых, не факт, что он еще не в себе и позволит. Во-вторых… он полезен.

— Неужели⁈

— Он много знает. Даже не так. Он очень много знает. И учит так… раньше он не давал себе труда быть внимательным. Объяснять? Ни к чему. А вот наказать за то, что отвлеклась или недопоняла. Или… — её кулачки сжались. — Нет уж… я пока буду его использовать.

— А потом?

— А потом посмотрим. Но это все равно не объясняет моего желания поплакать.

— Может… просто нервы?

— У меня? — на Винченцо посмотрели с удивлением.

— Почему нет? Ты же все-таки человек. А у людей есть нервы. Тебе ли, как целителю, не знать…

— Знаю… и меня, как будущего целителя, долго и старательно избавляли от излишней чувствительности. И… нет, это не нервы. Это… это шепот. Я пыталась рисовать знаки, как он советовал.

Миара с раздражением сорвала травинку, смяла её и выбросила.

— Только не помогло. И не понятно… то зовут куда-то. То будто смеются. Надо мной. Представляешь?

— Нет.

— Иногда его почти и не слышно. Точнее чаще всего и не слышно. Я даже начинаю думать, что все уже, он исчез, этот шепот, хотя знаю наверняка, что не исчез, что… он со мной. Сводит с ума. А если уже? Если я…

— Тогда мне придется тебя убить.

— Из тебя тоже излишнюю чувствительность вытравливали, — печально произнесла Миара. — Ты говоришь так… спокойно.

— Могу слезу уронить. Но ты же не поверишь.

— Нет. Не надо… слез не надо. Я еще не настолько свихнулась, чтобы и вправду кого-нибудь убить. Но шепот… он такой настойчивый. Как будто кто-то ходит за мной и бубнит, бубнит… во снах особенно.

— Сядь, — попросил Винченцо.

— Зачем?

— Просто, — он похлопал рядом. — Там… в том мире, куда я попал, я понимал эту малышку.

— Ты про мешекскую стерву?

— Она еще ребенок.

— Ну да, конечно, — Миара прикусила губу. — Когда мне было столько же, я… я принесла в жертву свою подругу. То есть, я думала, что у меня могут быть подруги. Пусть из служанок, пусть… а потом отец сказал, что я должна. И я сделала, что он сказал.

Странно её обнимать.

Без повода.

Или это тоже повод.

— Если хочешь поплакать…

— Тогда я плакала. И меня заставили убить еще и… впрочем, не важно. Я привыкла. Потом уже привыкла. Оказывается, можно привыкнуть почти ко всему. Убивать. Или к тому, что умирают… Карраго учил распределять силы. А как? Только на практике. Много-много заболевших. Их надо рассортировать. Те, кто слишком тяжелый, на них не стоит тратиться. Наоборот… если сил нет, то этими можно воспользоваться. Быстрые ритуалы… да, а потом уже остальных лечить. Главное, так, чтобы довести до состояния, когда пациент уже не умрет, когда сможет сам… сперва не получалось. Им было больно. Мне жалко. Всех. И я быстро тратила все силы. А потом сидела и смотрела, как они умирают. Он всегда позволял им умирать, а меня оставлял смотреть. И те, на кого меня не хватило, проклинали…

— Я не знал.

— Тебя ломали иначе.

— Это да.

Волосы у нее жесткие и пахнут тиной, а еще лесом.

— Если я уйду в тот мир, а ты со мной, то, конечно, есть шанс понять, что говорят тени… если они тоже уйдут в тот мир. Так вот, как мы вернемся?

— Понятия не имею.

— Хреновый план.

— А то, — Винченцо поцеловал её в макушку. — Поэтому предлагаю обратиться к той, что… знает больше.

— Еще более хреновый план. Ты мастер хреновых планов.

— А ты ведешь себя, как маленькая обиженная девочка.

— И что?

— И ничего… только если все останется, как есть, ты сойдешь с ума.

Миара вздохнула.

— Я иногда думаю, что это самый лучший вариант… сойду с ума, ты меня убьешь…

— Ждать не обязательно. У тебя же яд есть.

— Ты мне этот яд до конца жизни вспоминать будешь?

— Буду… — Винченцо подал руку. — Идем. Она не такая и вредная. Кстати, чем-то на тебя похожа.

— Нисколько! Я всегда была красавицей.

— И умницей.

— Вот! А она… мелкое чудовище.

— Но полезное.

— Полезное, — согласилась Миара. — Если… если я там останусь?

— Хочешь, я пойду с тобой?

— Хочу. Только не факт, что получится. Да и не разумно это. Сходить с ума лучше по одиночке. А то ведь Карраго не справится… да и обидно. Мы умрем, а он останется.

— Лично я умирать не планирую, — Винченцо помог сестре подняться. — И ты только ворчишь… как старуха, между прочим.

— Я и выгляжу примерно так.

— Тем более не уподобляйся.

Ица, как ни странно, выслушала внимательно. И без улыбки. Нахмурила лоб. Потом поглядела на Миару.

— Мертвый, — сказала она. — Мертвый хотеть говорить. Дух.

— То, что они хотят, я уже поняла. Но проблема в том, что я их не понимаю. А Вин говорит, что там… — Миара махнула. — Где вы были, там… в общем, ты сказала, что язык один. И если так, то я пойму, чего они хотят. Может, конечно, это и не имеет значения…

Карраго, уже очнувшийся, — Винченцо не знал, радоваться ли ему или же наоборот, сожалеть об упущенной возможности, — слушал превнимательно.

— Да, — девочка кивнула не сразу. — Так. Есть. Ты уже мочь идти. Но вернуться… дух быть добрым. Дух быть злым. Злой дух хотеть забрать. Ты.

— То есть, это не безопасно.

— Да.

— Тогда…

— А заткнуть их как-то можно?

Ица вновь задумалась. Пальцы её зарылись в шерсть зверюги, которая не отходила от мешекской императрицы ни на шаг.

— Нет. Если дух хотеть сказать, то он сказать. Чтоб ты понять. Надо. Но… ты ходить дорога дух. И ты мочь опять. Я — не надо. Ты. Сама.

— Я? — Миара поморщилась, кажется, не слишком обрадовавшись. — Я… понятия не имею, как это делается! А тот бред, который… когда я болела, он ведь просто от жара… и вообще… это напрочь ненаучно.

Ица посмотрела на Винченцо и заговорила на своем, на мешекском.

— Скажи, пожалуйста, этой не слишком умной женщине, что если у нее есть дар, то, как бы ни закрывала глаза, этот дар никуда не денется. Если она слышит духов, то и духи слышат её. Они… — девочка на мгновенье задумалась, а потом подняла руку. — Они как ночные бабочки, которые летят на огонь. А она — огонь. Если бабочек будет много, слишком много, огонь погаснет.

— Что она может сделать?

Все-таки странно говорить на чужом языке, во рту словно камни перекатываются. А Винченцо и забыл, что понимает… тоже странно. Раньше он как-то о своих умениях не забывал.

Почему же сама Ица, побывав в мире духов, не вернулась со знанием языка?

— Она? Многое. Огонь сильнее. Если помнит, что он огонь.

— Я могу пойти с ней?

— Она злая.

— Я тоже недобрый.

Ица чуть склонила голову. Все-таки взгляд у нее совершенно недетский.

— Она такая, какая есть. И я. Может, нас такими сделали. А где-то мы и сами сделались, чтобы выжить или просто уже по привычке. И нельзя сказать, что на нас вовсе нет вины, как нельзя сказать, что мы сами во всем виноваты. Нет. Жизнь… сложная, как бы банально это ни звучало. Но бросать я её не хочу. Она, если подумать, все, что осталось от моей семьи. И… все, что было у меня от семьи. Понимаешь?

— Я хотела сестру. Или брата, — вздохнула Ица. — Чтобы большой и сильный. И защищал… хотя не от кого меня там защищать.

— Её я никогда не мог защитить. Как и она меня. Раньше… а тут… она не показывает, но ей страшно. Очень. С ума сойти… безумные маги — это то, с чем лучше не сталкиваться, — язык у мешеков неудобный, какой-то клокочущий, и говорит Винченцо явно криво, но его понимают. — Или потеряться. Стать кем-то другим… не важно. Я хочу пойти с ней.

— Тогда попроси, чтобы она тебя взяла.

— А ты? Ты можешь помочь? Хоть чем-то?

— Дорога, — Ица снова ответила не сразу. — Дорогу я могу открыть. Немножко. Если она захочет.

Миара захотела.

Вечер.

Костер.

Река, которая уже наполнилась водой, пусть темной и грязной даже в сумерках. Опаленные берега. Запах гари и гнилой тины, исходящий от воды. Карраго, который выглядит странно-безразличным ко всему вокруг. Он сидит, протянув руки к костру, и пламя подсвечивает тонкие пальцы его розовым. Карраго же смотрит на них, иногда шевеля, и снова застывая.

Зверье.

С одной стороны поляны безымянная тварь, сопровождающая Ицу. С другой — Ирграм со своим рытвенником. Звери предпочитают не замечать друг друга, и тем, пожалуй, мудрее людей.

Миара сидит, сцепив руки.

Страшно.

Она чуть покачивается, влево и вправо, и кажется, того и гляди сорвется.

Винченцо положил ей руку на плечо.

— Не обязательно.

Ложь.

Обязательно. Она закрывает глаза. А потом Карраго делает неуловимое движение пальцами, и Миара обмякает, так, что Винченцо едва успевает её подхватить.

— Иначе она не решится закрыть глаза, — Карраго встряхивает руку и смотрит на пальцы. — Решительность не входит в число её достоинств.

Винченцо промолчал.

Он уложил Миару на плащ и сам вытянулся рядом.

— Может, и меня…

— Это лишнее, — Карраго явно не намеревался облегчить жизнь. — Ладно, она… она и вправду на грани срыва. И потому или она справится, или… нам пришлось бы её добивать. А вот терять двоих уже неразумно.

И не возразишь.

Винченцо и не стал возражать, просто обнял её и тихо сказал:

— Давай, ты обещала, что мы уедем далеко-далеко… туда, где никто не найдет.

В мир духов.

Последнее, что он ощутил — прикосновение чужих горячих пальцев ко лбу. Было больно, но вместе с тем хорошо.

А потом…

Падение? Полет? И то, и другое?

Миара.

Ему надо отыскать Миару. Мир здесь черно-белый и состоит из мелких кубиков. Нет, не черно-белый, а скорее серый. И темно-зеленый, и зелень эта почти в черноту.

Не кубы.

Сложнее… что-то напоминает. Что-то такое, виденное однажды… да. Виденное. Он и в руках держал. Осколки той штуки, которую Карраго назвал родовым артефактом. Чужим. Разбитым. И… и будто он внутри этой штуки?

Меж тем квадраты сложились в колонны… нет, это части чего-то большого, потому что выше от колонн отходили рукава, которые соединялись, а над ними поднимались другие колонны.

Сложно.

— Красиво, — Миара здесь была прежней. Хрупкой.

Невыразимо прекрасной.

И эти вот одежды, легкие, летящие… полупрозрачные. Волосы темные уложены в прическу. Из змеиного переплетения кос торчат золотые жала шпилек.

— Красиво, — согласился Винченцо. — Где мы?

— Понятия не имею. Это Карраго? Старая скотина… надо было добивать, — это, впрочем, было сказано без злости. — С другой стороны я бы и вправду долго не решилась. А здесь… здесь хорошо.

Она крутанулась, раскинув руки, и широкие рукава полетели, роняя искры. А мир вдруг покачнулся. И шепот… шепот теперь слышал и Винченцо.

Он доносился из колонн.

Он был громким и… разноголосым.

— Ты…

— Тише, — Миара приложила палец к губам, красным, будто измазанным в соке вишни. И эта краснота лишь подчеркивала неестественно-белую кожу её. — Тише…

Она прижала ладони к поверхности.

А потом чуть надавила.

Убрала.

И за нею потянулись зеленые… кубы? Нет, фигура сложнее. И все разные, хотя как части мозаики подходят друг к другу. Миара взяла ближайший, сжала в пальцах.

И перед ней появилась женщина.

Странная.

Смуглокожая. Высокая. Наверное, красивая, только какая-то… слишком уж. Овальное лицо с узким подбородком. Чересчур пухлые губы. Идеальный нос. И неестественно-огромные глаза, ко всему подведенные черною краской.

Массивная грудь.

Тонкая талия.

И золотые цепочки вместо одеяния. Странно… рабыня? Но ошейника нет, да и в принципе держалась она свободно. Окинув Миару раздраженным взглядом, спросила:

— В чем дело? Я ничего не нарушила!

— Кто ты?

— Боги, — женщина закатила глаза. — Когда они перестанут набирать в контролеры кого попало…

И исчезла.

Миара моргнула. И потянулась к следующему элементу, правда, тот оказался поврежденным, цвет его был неоднороден, а при прикосновении появился не человек, но лишь размытый силуэт.

Кубик Миара, подумав, раздавила.

И силуэт исчез.

— Интересно, — сказала она, вытащив шпильку из волос и ею же почесав макушку. — Очень интересно…

И потянулась за следующим элементом.