Сабина
Утром ни Бастен, ни я не вспоминаем о поцелуе. Мы занимаемся своими обычными делами ― кипятим воду для чая и собираем лагерь, ― как будто его губы не прижимались к моим, а я не оседлала его бедра.
С тех пор как мы проснулись, я слышу от него только «да, миледи» и «как пожелаете, миледи», как будто избыток вежливости может компенсировать предательство хозяина. Любому понятно, что он тонет в чувстве вины, но мне плевать на предательство будущего мужа. Я еще не давала никаких клятв. Меня не спрашивали, согласна ли я на эту помолвку. Все в этой поездке навязано лордом Райаном, и поэтому он не заслужил от меня никакой преданности.
И все же это было глупо. Бастен мне не друг. Он бросил бы меня на съедение волкам, если бы его хозяин приказал ему это сделать. Он даже не хочет быть здесь, возиться с избалованной дочкой лорда, вместо того чтобы выслеживать добычу в лесу. Я верю, что он будет защищать меня, но не из-за преданности мне, а только потому, что я принадлежу его хозяину.
Не знаю, что на меня нашло прошлой ночью. Запертая в монастыре, я изголодалась по человеческим прикосновениям. Столько ночей я пролежала без сна, гадая, каково на ощупь мужское тело. Я пробиралась в часовню, чтобы пролистать «Книгу бессмертных» и посмотреть на самую порочную иллюстрацию, принадлежащую бессмертной Алиссанте, богине секса. На этих портретах Алиссанта и ее любовники были изображены во всевозможных компрометирующих позах, которые разжигали жар между моих бедер.
Наверное, это было неизбежно, что я растаю от первого мужского прикосновения?
Бастен страдает от своего чувства вины, а я киплю от гнева. Я годами фантазировала о своем первом поцелуе, и он должен был случиться с грубияном, который бросил меня задницей в грязь сразу после того, как облапал.
― Нам пора в путь, леди Сабина, ― говорит Бастен, не глядя на меня.
Ненависть сковывает мои шаги, когда я срываю его рубашку, швыряю ему в грудь и начинаю расчесывать волосы на голой груди. Он смотрит в противоположном направлении, словно его глаза вспыхнут и сгорят, если он хотя бы искоса посмотрит на мое обнаженное тело.
Мист, — зову я. — Грубиян говорит, что пора идти.
Она подходит, качая головой между мной и Бастеном, как будто между нами ― видимая, натянутая линия напряжения.
Она тихо ржет.
Вы спарились?
Я замираю в ужасе. К счастью, только я слышу ее голос у себя в голове.
Нет, мы не спаривались! Не смей больше предполагать подобное!
Она скептически фыркает.
Я бормочу проклятия, забираясь на пень и перекидывая ногу через ее спину. Ворча, я перекладываю распущенные волосы, стараясь прикрыть каждый дюйм открытой кожи. Прошло почти две недели с тех пор, как Сури помогла мне вымыть волосы душистым мылом, и теперь густые, мягкие волны, которые она заплела, слиплись и стали жирными.
Бастен взваливает мешок на спину, и мы, не говоря ни слова, возвращаемся на лесную дорогу. Он идет в нескольких шагах впереди, а я сверлю взглядом его затылок, проклиная его за то, что он существует. Если бы не он, я бы не была сейчас здесь, опозоренная и голая, с красными от верховой езды бедрами, остро нуждающаяся в ванне. Я была бы в объятиях Адана. Целовала бы Адана. Руки Адана были бы в моих волосах. Твердое тело Адана прижималось бы к моему.
Бастен ясно дал понять, что сбежать от него не выйдет. Я отказываюсь повторять попытку и подвергать Мист или любое другое животное риску того, что случилось с дикой кошкой. И все же будь я проклята, если позволю этим людям управлять моим будущим. Я никогда не выйду замуж за человека, который заставил меня совершить эту непристойную поездку. Каким-то образом ― либо до того, как мы прибудем в Дюрен, либо после ― я сбегу от всех позолоченных уз, которыми они меня сковали.
Я должна послать сообщение Адану.
Раз уж я не могу встретиться с ним, как планировала, мне нужно отправить ему весточку, что я не отказалась от нас. Это меньшее, что я могу сделать после того, как позволила Бастену поцеловать меня.
Кажется, что отправить сообщение должно быть просто для поцелованной богом девушки, которая умеет разговаривать с животными, но это не так. Птицы способны за день добраться до любой точки Астаньона, но они не думают так, как люди. Даже если бы кто-то из них вызвался помочь, объяснить дорогу было бы невозможно. Они не понимают ни названий городов, ни названий дорог, ни даже имен людей. Максимум, на что они способны, ― это ориентироваться по природным ориентирам, но и это непросто, ведь Бастен завел нас в лес, где все выглядит одинаково.
Я обращаюсь к нему, осмеливаясь нарушить напряженную тишину, которая царила все утро.
― Ты сказал, что впереди перекресток, верно?
― Через несколько миль, да. Мы свернем на развилке на восток, держась леса.
Сестры бессмертной Айюры не потрудились обучить меня географии, поэтому мои знания о топографии Астаньона весьма туманны. Лучшее, на что я могу положиться, ― это несколько разговоров, которые я подслушала в поместье отца, когда он и Сури обсуждали, каким путем я поеду в Дюрен.
― Если мы поедем на перекрестке прямо, ― предлагаю я, ― это приведет нас на север, в Блэкуотер, верно? На реке Иннис?
Бастен отвечает угрюмо.
― Мы не поедем на север.
Я думаю, что если мне удастся добраться до города на реке Иннис, то я смогу найти птицу, которая согласится отнести послание Адану. Старая мельница Иннис расположена в глубине острова вдоль той же реки, и ее большое водяное колесо должно быть достаточно четким ориентиром, чтобы птица могла его узнать. Все, что ей нужно будет сделать, ― это лететь вдоль реки, пока она не заметит водяное колесо.
― Но ведь путь на север ― это почти прямой путь в Дюрен, ― нажимаю я. ― Иначе мы потеряем время, плутая по лесу.
― Блэкуотер ― не место для леди.
Бастен явно не настроен на разговор, но я останавливаю Мист и жду, положив руки на бедра.
Он оборачивается и хмурится, словно я заноза в его боку.
Я прочищаю горло.
― Я хочу пройти через Блэкуотер.
― То, что ты хочешь, меня не интересует, леди Сабина.
Я окидываю его хмурым взглядом. Сидя на спине Мист, я смотрю на него сверху вниз, и выпрямляюсь еще больше, чтобы усилить эффект. Театрально подняв прядь своих жирных волос, я говорю:
― Если бы ты мог учуять что-то помимо собственного зловония, ты бы понял, что мне крайне необходима ванна. Сомневаюсь, что твой хозяин обрадуется, если его невеста прибудет в город, похожая на кошку, которая извалялась в грязи. Мне нужно остановиться в трактире, чтобы принять ванну до прибытия в Дюрен.
Он крепко сжимает руки.
― Я уже сказал тебе, что мы не поедем на север.
Я поднимаю бровь.
― Есть ли трактиры на лесной дороге?
― Нет.
― Тогда мы поедем на север. — Угрожающе наклонившись вперед, я впиваюсь в него горячим взглядом. ― Лорд Райан приказал мне совершить эту непристойную поездку обнаженной, ― шиплю я. ― Но тебе решать, приеду я грязной или нет, Бастен. Оставь мне хоть что-то от моего достоинства. Ты в долгу передо мной.
Его жесткое выражение лица смягчается. В его глазах снова мелькает чувство вины, когда я напоминаю о поцелуе. Он с трудом сглатывает.
― Блэкуотер — суровый город, ― говорит он. ― Речной порт, куда стекается всякая шваль со всех приграничных территорий. В нем много людей, ищущих неприятности.
Я не отступаю.
― Я уверена, что стражник с твоими способностями сможет защитить меня от пары карманников.
Он сжимает переносицу, ругаясь под нос. Я знаю, что не прошу невозможного ― если бы мы шли по первоначальному маршруту через Миддлфорд, мы бы все равно проехали через Блэкуотер. Так что вряд ли все будет так плохо, как он утверждает.
― Отлично, ― говорит он натянуто. ― Один постоялый двор. Одна ночь. Одна ванна.
Я приторно-сладко улыбаюсь ему.
― Тебе бы самому не помешало немного мыла.
До Блэкуотера осталось три дня, и у меня есть время продумать, как именно я смогу отправить сообщение Адану. Сердце греет мысль о том, что он получит мое письмо и будет знать, что я не предала его. Конечно, это не то же самое, что быть вместе, но меня уничтожает мысль о том, что он может решить, будто я отказалась от наших планов в пользу брака с лордом Райаном.
Я рассеянно потираю пальцы, вспоминая прикосновения Адана. Как жаль, что мой первый поцелуй был с Бастеном, а не с Аданом. Лучшее, что нам с Аданом удалось под неусыпным оком сестер, ― это держаться за руки в сарае для скота. Я сидела на соломе с козой на коленях, и рука Адана коснулась моей, когда он потянулся за полотенцем. Мы оба покраснели, а потом он еще раз намеренно провел своей сильной рукой по моей.
Воспоминание о том, как мы с Аданом держались за руки, наполняет мое сердце теплом весеннего солнца. Могу только представить, каково было бы целоваться с ним: жаркий полуденный зной, наверное. Ничего общего с поцелуем Бастена. Последнее слово, которое я бы использовала для описания этого взаимодействия, ― солнечный. Поцелуй с Бастеном был похож на шторм. Как если бы меня поглотили темные тучи, раскаты грома, молнии и… мне нужно перестать думать о поцелуе с Бастеном.
Было хорошо? ― Спрашивает Мист. ― Ты тяжело дышишь.
Клянусь Бессмертными, она ничего не пропускает, не так ли?
Я думаю об Адане ― Мальчике, Который Сияет Как Солнечный Свет.
Она фыркает, недовольная.
О. О нем.
Ей не нравится Адан, но, опять же, он приходил в Монастырь бессмертной Айюры чтобы кастрировать скот, так что будь я животным, тоже вряд ли полюбила бы его.
Я рассказываю о своем плане послать ему сообщение, и ее ответ быстрый и решительный.
Забудь о нем.
Для лошади она может быть ужасно осуждающей. Я упираюсь пятками в ее бока и говорю:
Что, ты предпочитаешь, чтобы я вышла замуж за человека, которого выбрал мой гребаный отец?
Она вскидывает голову в сторону Бастена, идущего в нескольких шагах впереди нас.
Мне нравится этот.
Я не понимаю, почему она упорствует, что мы с Бастеном будем хорошей парой. Она что, сумасшедшая? Конечно, она же лошадь. Возможно, мои ожидания слишком завышены, если я жду мудрых советов по поводу парней от животного, чьей главной радостью является трава. Но Мист также знает меня дольше, чем кто-либо другой. Она принадлежала моей матери, и это единственное, что у меня осталось от нее. Никто в мире не знает меня так хорошо, как Мист.
Мне казалось, ты говорила, что он пахнет хищником, ― напоминаю я ей.
Он дает мне яблоки.
Клянусь Бессмертными, эта лошадь станет моей погибелью. Хоть раз мне хочется отключить свой дар и слушать только ветер в верхушках деревьев.
Чего ты боишься? ― Спрашивает Мист, наклоняя голову, чтобы посмотреть на меня.
Вопрос глубоко вонзается мне прямо в грудь, пробившись сквозь пресловутую броню прямо к сердцу. Я знаю, что она спрашивает не о том, что вызывает у меня страх. Она хочет знать, что такого есть в Бастене, что заставляет меня нервничать, а сердце ― сбиваться с ритма. Конечно, я могу напомнить ей, что уже посвятила себя Адану. Мое сердце просто не свободно, чтобы впустить другого мужчину. Правда, мы с Аданом едва знакомы, но за то короткое время, что мы провели вместе, я впервые в жизни почувствовала прилив любви.
Кем бы я была, если бы отбросила это ради человека с вечным хмурым взглядом и упрямой преданностью тирану?
В любом случае нет такого мира, в котором мы с Бастеном могли бы быть вместе. Я должна выйти замуж за его хозяина. Бастен никогда не нарушит клятву, данную семье Валверэй, и я полагаю, что моему будущему мужу тоже не понравится, если я решу в нашу брачную ночь заняться сексом не с ним, а с его охотником.
Я меняю положение на спине Мист, чтобы облегчить боль в бедрах.
Бастен оглядывается.
― Все в порядке, леди Сабина?
― Это мои бедра, ― со стоном признаю я. ― Когда я еду на Мист шагом, все в порядке, но, когда я скакала галопом, чтобы скрыться от жрецов в Шармоне, у меня все натерло. С тех пор стало только хуже. — Я вздыхаю, затем пожимаю плечом, когда раздражение исчезает, сменяясь приятными воспоминаниями о ветре в моих волосах. ― Но это того стоило. Я никогда так не скакала. Так быстро и свободно. Это было невероятно.
В монастыре бессмертной Айюры сестры не позволяли мне выезжать на Мист за пределы монастырской территории, опасаясь, что я сбегу. Но монастырь был самодостаточным местом с обширными полями и садами, окруженными высокой каменной стеной. Иногда, посреди ночи, я пробиралась в сарай и садилась на Мист. Вдвоем мы объезжали окрестности при свете луны.
Бастен бросает в ответ еще один оценивающий взгляд, а затем рявкает:
― Ну, давай. Скачи куда хочешь.
Я безрадостно смеюсь, пока не понимаю, что он серьезен. Улыбка сходит с лица.
― Ты не шутишь?
Неделю назад я пыталась сбежать. Я даже предприняла попытку убить Бастена. Почему же теперь он предлагает мне свободно скакать впереди него? Если только он не хочет доказать, что я не смогу сбежать даже галопом.
Но в его глазах нет жестокости.
― Мы оба знаем, что ты не сможешь убежать, чтобы тебя не нашли охотники Валверэев. Так что да, я верю, что ты вернешься. Я не слышу никого поблизости ― это безопасно. Скачи на Мист, сколько хочешь, и возвращайся обратно.
Я поджимаю губы, все еще гадая, не уловка ли это, но Бастен не проявлял склонности к извращенным играм, как его хозяин. Он может быть грубым, но он ― открытый, как книга.
Мист. ― Я подталкиваю ее лодыжками. ― Он позволяет мне прокатиться. Ради удовольствия.
Ее ответ ― нетерпеливое ржание. Я крепко обхватываю ее ногами и запускаю пальцы в ее гриву, чтобы удержаться. Наклонившись вперед, я говорю:
Вперед.
Ее мышцы напрягаются под моими бедрами, и она срывается с места. Это гордая, горячая лошадь, и она жаждала этого движения так же, как и я. В монастыре она тоже была пленницей, и я чувствую, как благодарно вытягиваются ее ноги, когда мы с ней летим по дороге.
Я прижимаюсь к ней, ее скорость поражает, но бодрит. Боль в бедрах исчезает, когда меня захлестывает адреналин. Вскоре волнение проходит, сменяясь радостью. Я чувствую, как смех срывается с моих губ, и одновременно слезы застилают мне глаза. Мои волосы развеваются позади меня, словно флаг, провозглашающий, что я ― свое собственное королевство, и никто не может управлять мной. Копыта Мист стучат по грунтовой дороге, словно она скачет по облакам. Деревья расплываются по обе стороны от нас. Мы преодолеваем небольшой подъем, и лес оказывается под нами. Отсюда открывается вид на многие мили. Долина реки простирается так широко, как я никогда раньше не видела, и от этого у меня перехватывает дыхание. Далеко вдали возвышаются горы Чернолесья, где пограничная стена с Волканией сдерживает проклятое королевство. Чувство благоговения охватывает меня, как волшебный туман, перед этим огромным, прекрасным миром. Множество маленьких городков и деревушек усеивают долину. Я представляю себе всех людей, которые там живут, работают, едят, влюбляются ― целый мир, открытый для меня.
Мист взбирается на холм и с еще большей скоростью устремляется вниз, в долину.
Я кричу от восторга.
Это волшебное чувство ― скакать вот так. Никакие каменные стены или ворота не удерживают нас. Только я, Мист, ветер и дорога. Это свобода, которую я никогда не испытывала, и она внушает такой трепет, что я не могу вместить ее в свое сердце, это чувство ― как щедрость урожая, переполнившая корзину. Мое сердце не знает, что делать с этим приливом силы. Почти всю свою жизнь я была ограничена стенами. Даже если бы стены не удерживали меня, общественные ожидания сделали бы то же самое. Дочь лорда в этом мире хороша только тем, что способна найти влиятельного мужа. Пока я не встретила Адана, у меня не было никакой надежды на другую судьбу. Но теперь я свободна, как ястреб. При желании я могу направить Мист в лес. Я могу забраться на тот большой вяз, чтобы полюбоваться видом. Я могу броситься в ручей, и никакие сестры не будут меня ругать.
Я так далеко от той испуганной, избитой девочки, которой была, когда стояла посреди грязного двора в шелковом халате. За последние семнадцать дней я пережила больше, чем за последние семнадцать лет, и самое главное, что я узнала, ― это то, как много еще предстоит пережить.
На следующем подъеме я останавливаю Мист. Мы обе пытаемся отдышаться, любуясь открывающимся вдалеке видом на горы Дармарнах. Мои волосы падают вокруг меня волнами, развевающимися на ветру.
Глядя на эти далекие вершины, я думаю о том, что никогда не смогу вернуться к прежней жизни. Теперь, когда я почувствовала вкус свободы, я никогда не соглашусь на меньшее. Бастен может тащить меня за собой в Дюрен, лорд Райан может запереть меня в Сорша-Холле, но я никогда не выйду за него замуж.
Мне надоело позволять мужчинам решать мою судьбу.
Давай, Мист.
Мучительно не хочется поворачивать назад и скакать рысью по дороге, пока мы не вернемся к Бастену, который все это время держал меня на невидимой привязи, но горячее семя решимости засело в моем сердце и уже проросло.
Каким-то образом я разорву эту связь и обрету истинную свободу.