Белая лошадь, черные ночи

Глава 19

Сабина

Когда я просыпаюсь, мой рот пересох. Меня словно выдернули из сна, а в голове мелькают вспышки ночных кошмаров. Я не знаю, сколько времени прошло. Может быть, несколько часов? Мои мышцы свело судорогой, из-за того, что я спала на куче рыбацких сетей, а конечности затекли в тесной каюте шлюпа. Платье, которое дал мне Адан, вызывает зуд.

Я как обычно пытаюсь расчесать пальцами волосы и замираю от того, что не чувствую привычной тяжести. Долгие годы в монастыре бессмертной Айюры я фантазировала о том, как буду свободной и легкой, с волосами длиной до плеч, развевающимися на ветру, скакать на Мист с бешеной скоростью по бескрайним полям. Теперь я вроде как свободна, но этой версии меня не было ни в одной из моих фантазий. Этой испуганной девушки в каюте, пропахшей рыбой.

Шлюп снова вздрагивает, и я понимаю, что мы куда-то причаливаем. Повторяющееся покачивание плывущего по реке судна сменилось топотом ног по палубе над головой. Кто-то кричит, затем бросает веревку.

Мое дыхание сбивается. Я хватаюсь за узкие стенки каюты, чтобы избежать падения от толчков лодки. Я едва успеваю прогнать остатки кошмаров и взять себя в руки, как люк каюты распахивается.

Яркий солнечный свет слепит мне глаза. Я отворачиваюсь от него, прикрывая глаза рукой. Силуэт Адана заслоняет проем.

― Мы на месте. ― В его голосе слышится волнение, как у ребенка летним утром. Он протягивает мне руку. Ленивое воркование чаек, смешанное с теплым бризом, развязывает самые тугие из узлов, образовавшихся в моих мышцах за ночь. При свете дня мои страхи кажутся чрезмерными. Адан спас меня. Он может быть чужаком, но это не делает его злодеем. Он действительно может быть добросердечным мальчиком из большой и шумной семьи, который хочет отвезти меня в Саленсу и жениться на мне.

Однако, несмотря на то, что мой рациональный ум пытается настроить меня на оптимистичный лад, моя интуиция не верит этому. Вчера вечером я увидела в Адане и его братьях нечто такое, что меня напугало.

Тем не менее, я здесь. И, боги, как я хочу покинуть эту вонючую лодку.

Поэтому я позволяю Адану помочь мне подняться. Судя по положению солнца, сейчас середина утра. С палубы открывается вид на широкую речную долину. С одной стороны реки раскинулся заросший яблоневый сад, а с другой ― голые поля, вспаханные аккуратными рядами и подготовленные к посадке. Пристань принадлежит мельнице с проржавевшим водяным колесом; похоже, что она не работает уже много лет.

На берегу реки светловолосый мужчина в плаще сидит верхом на лошади, еще четыре оседланные лошади наготове.

Я бросаю взгляд на двух братьев Адана, которые разгружают мешки с припасами и прикрепляют их к седлам. Вчера вечером они не потрудились представиться. И до сих пор не удосужились.

― Куда мы едем? ― спрашиваю я Адана, кивая в сторону лошадей и стараясь, чтобы мой голос не сорвался и не выдал моего волнения.

― В коттедж ― это в нескольких часах езды. Он принадлежит другу. Там мы будем в безопасности, пока не сможем добраться до Саленсы.

Мы садимся на лошадей и едем в глубь страны через заросший фруктовый сад, который постепенно переходит в лес. Я не могу точно сказать, где мы находимся, но Чернолесье находится где-то на северной стороне реки Иннис. Насколько я слышала, деревья там возвышаются, как великаны, а листва настолько плотная, что в лесу царит кромешная мгла. Конечно, Адан не повезет меня туда ― это в противоположном направлении от побережья.

Чем дальше мы едем, тем короче становятся его ответы. Его братья ничего не говорят, если это не связано с маршрутом. Я стараюсь запомнить любое дерево или примечательный ручей, мимо которых мы проезжаем, на случай, если мне придется вернуться этим путем. Не то чтобы я ожидаю, что все пойдет плохо, но я бы соврала, если бы ощущение того, что мне придется бежать, не таилось в глубине моего сознания.

Наконец мы выходим к опушке, где на заросшей поляне приютился домик. Хотя опилки на земле указывают на то, что его недавно ремонтировали, он выглядит практически заброшенным. Трава выше крыльца. Окна заколочены.

Мое сердце уходит в пятки. В этом коттедже тоже нет ощущения свободы.

Внутри коттедж выглядит ненамного лучше, чем снаружи. В нем две комнаты: крошечная спальня с койками и главная комната со столом и стульями, древней железной печью и двумя креслами-качалками у камина. Несмотря на то, что комната достаточно просторная, впятером здесь кажется тесновато, но это неважно, потому что братья Адана вскоре уходят на улицу рубить дрова.

Адан тоже собирается уйти, и я в порыве нервного возбуждения хватаю его за руку, нутром чуя, что мне не следует здесь оставаться.

― Подожди. Не оставляй меня.

― Мне нужно поговорить с братьями.

― О… о маршруте в Саленсу? ― Ненавижу, что мой голос звучит так чертовски наивно, но мне больше не за что зацепиться, кроме этой нити надежды.

― Да, ― говорит он пренебрежительно. ― Оставайся здесь.

Оставшись одна в коттедже, я не знаю, что делать. Все кажется холодным, чужим. Я не хочу сидеть на жестких стульях. Соломенные матрасы на кроватях выглядят заплесневелыми. Когда я проверяю кухонный шкаф, там есть оловянные тарелки и глиняные чашки, но нет ножей. Их все забрали.

Я шагаю туда-сюда, покусывая нижнюю губу.

Проходит еще час, и дверь открывается, но это не Адан. Это старший брат со шрамом на верхней губе. Он ставит ведро с водой на плиту, но не уходит. В нем есть что-то отталкивающее, что я не могу уловить; он достаточно красив, хотя и стар ― почти настолько, чтобы быть моим отцом, когда я рассматриваю его получше. Это действительно брат Адана? Одет он неряшливо. Он давно не брился. Я не хочу гадать, когда он в последний раз мылся.

Он делает несколько медленных, угрожающих шагов ко мне, ощупывая взглядом с ног до головы, словно я ― праздничный стол после долгого голодания. Это не тот взгляд, который мужчина должен бросать на девушку своего брата.

Я отступаю назад, страх зарождается в моей груди, когда я оставляю стол между нами.

― А где Адан?

Его смех очень похож на издевку.

― О, он будет занят некоторое время. Ты боишься, что он нам помешает?

Теперь мое сердце сжимается от страха. То, что этот человек неприкрыто наслаждается моим испугом, заставляет отчаяние подниматься во мне, как прилив. На кухне не было ножей, но, может быть, там есть кочерга…

Я пытаюсь пробраться ближе к камину, но мужчина делает шаг в сторону, преграждая путь. Его голубые глаза скользят по моему телу, словно он намечает каждый пункт маршрута, которым собирается следовать. Из моего горла вырывается тоненький испуганный крик.

Он ухмыляется.

― К черту Адана. Ты слишком милая, чтобы не попробовать.

Меня охватывает ужас. Мой разум уступает моему телу, которое знает, что делать. Я срываюсь к двери, но он ловит меня за талию и злобно ухмыляется, пока я вырываюсь.

― Полегче, девочка. Я сделаю это быстро.

Его слова проникают до самых костей, и мне кажется, что я сейчас сломаюсь, но какой-то глубокий источник силы внутри меня продолжает бороться. Я бьюсь и извиваюсь, но он сильный. Он тащит меня, сопротивляющуюся, к столу и отпихивает стул с дороги, чтобы опустить мою задницу на столешницу. Одной рукой он хватает меня за затылок, а другой пытается раздвинуть мои колени.

― Жаль, что у тебя нет длинных волос, ― хрипло говорит он, в его голосе звучит угроза. ― Что-то, за что можно ухватиться. Как поводья лошади. Что сгибает девушку под твою волю. Но не стоит беспокоиться, я и так справлюсь.

Его рука больно впивается в мои короткие волосы. Вскрикнув, я пытаюсь вырвать его пальцы. Его братья снаружи должны услышать мои крики, верно? Где Адан?

― Не двигайся, мать твою, ― рычит он, его мерзкая ухмылка исчезла.

― Отпусти меня! ― кричу я, оскалив зубы. ― Адан убьет тебя!

― Адан? Адан не главный.

Он толкает меня обратно к столу. Я пытаюсь сжать колени, но ему удается втиснуть свое тело между моими бедрами, а затем задрать юбку до талии. Его рука грубо прощупывает мою промежность. Он просовывает палец под перешеек трусиков, но прежде чем он успевает сдвинуть их в сторону, я дергаю бедрами, чтобы оттолкнуть его.

― Подожди! ― Я задыхаюсь, мои мысли крутятся с такой же скоростью, с какой мои легкие набирают воздух. ― Подожди, не здесь. Не так. По крайней мере, сделай это в постели.

― Я же сказал тебе, ― отрывисто произносит он, ― заткнись, и все быстро закончится.

― Пожалуйста, это… это мой первый раз. Хотя бы сделай это на кровати. Я не буду сопротивляться. Это будет легко для тебя, обещаю, если только ты не сделаешь мне больно.

В его твердой решимости появляется трещина. Он ворчит, ослабляя свою хватку на моих волосах. Он дергает головой в сторону спальни. Медленно я сажусь. Не могу поверить, но Бастен был прав. Мужчины поверят в любую чушь, если в этом замешан их член.

Он рявкает:

― Давай, иди в спальню…

Я сразу же бью его коленом в пах, используя энергию соскальзывания со стола для усиления удара. Его глаза становятся круглыми, он сжимает руками член и яйца. С криком я бросаюсь на него, чтобы сбить его с ног. Он не падает, но отступает на несколько шагов назад. Как только путь к двери свободен, я бросаюсь к ней. Вперед, вперед, вперед.

Я распахиваю дверь…

И смотрю на изумленное лицо Адана, который сжимает в одной руке дрова, а в другой ― топор. На секунду время замирает, пока мы оба пытаемся разобраться в ситуации. Он блокирует дверь, и я не могу пройти мимо него.

Его взгляд перемещается на брата, стоящего позади меня, и в его глазах тут же вспыхивает понимание. Он бросает дрова на пол и вбегает в коттедж. Его рубашка испачкана потом от рубки дров, пуговицы расстегнуты до середины груди. Его волосы, обычно аккуратно причесанные, свисают в беспорядке.

Прежде чем я успеваю выскочить за дверь, он захлопывает ее и задвигает засов.

― Макс, какого черта ты творишь? ― требует он, сжимая в кулаке топор.

Старший брат все еще стоит, согнувшись от боли в паху.

― Она, блядь, ударила меня коленом!

― Да ей надо было протаранить твои яйца до самого мозга, идиот!

Мое тело все еще испытывает прилив адреналина, не в силах опуститься на твердую землю. Цепляясь за спинку стула, чтобы удержаться в вертикальном положении, я пытаюсь успокоиться. Он был так близок к… Он собирался… Но теперь все в порядке. Адан вернулся. И хотя я знаю Адана всего на несколько часов больше, чем его брата, я знаю, что он защитит меня.

Я должна ему доверять. Он ― все, что у меня теперь есть.

Адан оставляет топор у плиты, а затем начинает шагать, бормоча проклятия под нос. С каждой секундой мое сердцебиение замедляется, пока мое тело пытается осознать, что опасность миновала. Я вздрагиваю от последнего выброса адреналина, и опускаюсь в кресло, прежде чем у меня отказывают ноги.

― Никто бы не узнал, ― защищается Макс.

Адан тычет пальцем в мою сторону и кричит на брата.

― Ты знаешь, что узнали бы! А что, по-твоему, я должен буду сказать королю? Что она поскользнулась и упала на твой член? Она должна остаться нетронутой!

― Его двору плевать на целомудрие.

― Он король, идиот. Он сказал, что хочет, чтобы девушки были невредимы и нетронуты. Что из этого ты не понял? Тебе не кажется, что если бы это было позволено, я бы сам ее трахнул? Если кто и заслуживает этого, так это я. Я нашел ее!

Страх находит трещину в моих онемевших костях и пробирается обратно. Он пропитывает мое тело, пока кожа не покрывается липким потом, и в моем мозгу что-то щелкает. Это. Это. Это. Моя интуиция была права с самого начала. Я не должна была брать Адана за руку в конюшне Блэкуотера…

С моих губ срывается негромкое восклицание. Я чувствую себя выпотрошенной от горла до кишок.

Затем, когда паника достигает предела, мой взгляд падает на топор.

Должно быть, Адан понимает, где оставил его, одновременно со мной, потому что, как только я вскакиваю со стула и бросаюсь за ним, он делает то же самое.

― Сабина, остановись. Не надо, черт возьми!

Мы боремся на полу, пытаясь схватить топор. Макс просовывает руку за печь с противоположной стороны, чтобы схватить его, но его рука не достает. Я бью и царапаю вслепую, пока мои пальцы не скользят по гладкой рукоятке. Топор падает, ударяясь о каменный пол.

― Нет! ― кричу я. Собравшись с силами, я снова хватаюсь за рукоять…

Но Макс наступает сапогом на мою руку. Я вскрикиваю, чувствуя, как хрустят мои кости. Боль молнией пронзает меня.

Макс вырывает топор. Адан обхватывает меня за талию и тащит прочь от плиты. Рука болит так сильно, что кажется, я могу потерять сознание. Я брыкаюсь и пинаюсь, но вдвоем они быстро справляются с задачей: поднимают меня, усаживают на кухонный стул и связывают запястья толстыми витками веревки.

Борясь с веревкой, я зажмуриваю глаза от боли в руке. Она вывихнута, если не сломана. Но боль ― это не новость. С болью я могу справиться. Меня пугают веревки. Топор. Ужасные вещи, которые говорил Адан.

Думай.

Думай.

Если животные близко…

Адан потирает щеку в том месте, где я ударила его ногой, когда мы боролись. Его зеленые глаза смотрят на меня.

― Черт возьми, Сабина!

Я плюю в него:

― Ты лгал мне! Ты всегда планировал похитить меня! Ты сказал… ты сказал, что король… ― Мой голос срывается, потому что я не знаю, как закончить свою мысль. Все это не имеет никакого смысла. Я не могу собрать все кусочки в какую-то целостную картину. По словам Адана и Макса, за всем этим стоит король Йоруун? Это дряхлый старик, который уже десять лет не покидал Старый Корос. Он известен своими монотонными речами о налогообложении, а не похищением девушек.

― Тебе не выбраться из коттеджа, ― ровно говорит Адан, потирая синяк, образовавшийся на щеке. В его глазах ― лед. Теперь он перестал притворяться, и нет никаких сомнений, что все это время он играл со мной. ― Дверь и все окна заперты снаружи. Остальные наши люди стоят на страже. ― Должно быть, он заметил, что мое внимание переключилось на дымоход, потому что издал невеселый смешок. ― Мы заблокировали и дымоход, так что, если ты надеешься обратиться к каким-нибудь существам, чтобы они спустились и спасли тебя, можешь забыть об этой идее.

У меня пересохло во рту, когда сбылся мой самый большой страх ― я совершенно одна. Мне некому помочь. Ни птиц. Ни грызунов. Ни диких кошек. Ни Мист. Сердце сжимается при мысли о моей храброй девочке, которая пыталась предостеречь меня в Блэкуотере от поездки с Аданом. Не зря она с самого начала невзлюбила его. Она чувствовала его гнусные намерения, даже если не могла выразить их словами, которые я бы поняла.

Но подождите.

Адан и его братья ― которые, похоже, вовсе не братья ― заделали все лазы, достаточно большие для мыши, но это старый коттедж из грубо отесанных бревен и крошащегося раствора. Должны быть какие-то щели.

Я обращаюсь к своему дару, чтобы послать беззвучный сигнал в близлежащий лес. Вскоре до меня доносится гул множества голосов, отозвавшихся на мой зов. Я чувствую присутствие каждого из них, словно мы связаны невидимой связью, ― они ползут, извиваются и проскальзывают между трещинами в бревнах хижины, едва достаточными для дыхания.

Медоносная пчела вылетает из трещины в стене и садится мне на щеку. Ее крошечные лапки скользят по моей коже, крылышки вибрируют напротив ресниц, когда она взбирается на мою скулу. Еще одна проносится по коттеджу и садится мне на лоб. Одна за другой к ним присоединяются другие медоносные пчелы, и вот уже сотни роятся на моем лице и волосах.

Мы помогаем, ― в один голос жужжат пчелы.

Адан и Макс отступают назад, словно перед ними сама бессмертная Солена, Богиня природы, обреченная на тысячу пчелиных укусов за то, что предала Бессмертного Вэйла, переспав с его противником. Использовать пчел против моих похитителей бесполезно ― медоносные пчелы могут ужалить их сотню раз и все равно не убить, но у меня другая идея.

Адан резко кричит:

― Бертайн! Искандер!

Двое других мужчин врываются в дверь. Я не сомневаюсь, что если они слышали Адана, то наверняка были достаточно близко, чтобы услышать мои крики, когда Макс пытался меня изнасиловать. Гнев стекает по горлу, сжимая живот, разжигая ярость, пока она не начинает жужжать, как пчелы.

Четверо моих похитителей смотрят на меня, покрытую пчелами, в шокированном недоумении.

Медленно шевеля губами, чтобы ненароком не повредить пчел, ползающих по моему рту, я размеренно говорю:

― У меня реакция на пчелиный яд — один укус однажды чуть не убил меня. Сколько бы король Йоруун ни платил вам, если вы хоть пальцем тронете меня, я умру через несколько минут, и вы потеряете все обещанные им монеты.