Белая лошадь, черные ночи

Глава 21

Сабина

Рубашка Бастена пахнет дымом от пожара, но мне она напоминает о наших ночах у костра в лесу. Те долгие, полные звезд ночи, когда мы вдвоем так ярко горели в своей обиде, ярости и одиночестве, что не замечали, что единственное, что нам нужно, находится прямо напротив пламени.

Мои руки вцепились в ткань его рубашки, той самой рубашки, в которой я спала все эти черные ночи. Рубашка, которая обнимала меня, которая укрывала меня. Почему я не замечала, что Бастен всегда присматривал за мной, с той первой ночи, когда он одолжил мне свою рубашку?

А теперь он убил четырех человек ради меня. В голове все перевернулось, а дыхание стало горячим. Я никогда не знала, как это упоительно ― видеть, как кто-то идет в бой ради тебя. Он убил всех этих людей. Бросил тела к моим ногам. Вся эта кровь. Эта бойня. Воздух заряжен, как после удара молнии ― так много энергии, которой некуда деться.

Вцепившись в его ворот, я поднимаю голову. Мы находимся на расстоянии шепота. Капля крови скатывается с его волос. На этот раз я не вытираю ее. Я смотрю, как она стекает по его идеальному виску.

Какой была бы моя жизнь, если бы Бастен был в монастыре? Всю мою жизнь люди, которые должны были заботиться обо мне, били и унижали меня. Я так долго жаждала безопасности. Кто-то должен был бороться за меня или, что еще лучше, показать, что у меня есть силы, чтобы защитить себя.

Бастен сделал и то, и другое.

А что же он сам? Осиротевший мальчик, вынужденный сражаться с каждым, кто мог бы стать другом. Он трепещет под моими мягкими прикосновениями, словно никогда прежде не испытывал ни малейшей нежности.

До сих пор я не замечала, насколько мы с ним похожи. Мы оба выросли в мучительном одиночестве, полагаясь только на свою смекалку и дар богов. Поэтому неудивительно, что, найдя единомышленника, мы пытались возвести стены, вместо того чтобы узнать друг друга.

И скоро я снова его потеряю. Когда мы доберемся до Дюрена, его не будет рядом, если он мне понадобится. Я больше никогда не почувствую, как его руки обхватывают всю меня, словно пальто, идеально подогнанное под мою фигуру. Я никогда не узнаю, срастутся ли когда-нибудь его сломанные части.

Когда я крепче сжимаю ткань, мне кажется, что я падаю с огромной высоты, падаю, падаю, падаю, и единственное, за что можно ухватиться, ― это он.

― Ты пришел, ― шепчу я.

― Маленькая фиалка, конечно, я пришел. Ради тебя я бы пересек десять царств богов на четвереньках.

Он грязный, весь в крови, как и я. Надо бы привести себя в порядок, но я не могу смириться с тем, что этот момент закончится. Подушечкой большого пальца я стираю каплю крови с его нижней губы.

― Что случилось в Блэкуотере?

― Я не должен был оставлять тебя даже на секунду. Это моя вина, что они…

Я провела пальцем по его губам, заставляя замолчать.

― Это не твоя вина.

Он качает головой.

― Сабина, когда я увидел, что тебя забрали… Когда почувствовал запах этого ублюдка рядом с твоим собственным запахом… ― Ярость искажает его лицо до такой степени, что кажется, будто он сейчас взорвется. Он проводит рукой по лицу, пытаясь взять свои эмоции под контроль.

Мист тихо ржет у двери.

Все мертвы?

Я начинаю отвечать ей, но не успеваю, когда Бастен говорит усталым голосом:

― Да, сумасшедшая кобыла. Мы ее нашли. Мы сделали это.

Я морщу нос в замешательстве.

― Подожди. Ты… ты ее слышал?

― Нет. Но мы с этой лошадью? Мы достаточно хорошо понимаем друг друга без слов.

Он в два раза тяжелее тебя, ― фыркает Мист. ― Скажи ему, что отныне он ходит на своих ногах.

Я не могу удержаться от улыбки, удивляясь, как эти двое так хорошо поладили друг с другом, что объединились, чтобы спасти меня. Затем я смотрю на тело Адана и становлюсь серьезной.

― Бастен, я должна тебе кое-что сказать. Король Йоруун был тем, кто нанял Адана и его людей, чтобы доставить меня в Старый Корос.

Бастен отодвигается, ища в моих глазах объяснение. Его брови хмурятся.

― Король Йоруун? Ты уверена? ― Он колеблется. ― Что именно они сказали?

― Что король не хотел бы, чтобы меня трогали. ― Мой голос срывается на последнем слове, когда я вспоминаю ощущение рук Макса у себя между ног. В горле пересыхает. Мои мышцы напрягаются от пережитого ужаса, и Бастен, должно быть, улавливает это своими обостренными чувствами, потому что он легонько берет меня за подбородок большим и указательным пальцами.

― Они тебя трогали?

Всхлипывание вырывается прежде, чем я успеваю его проглотить. Мое тело содрогается. Глаза Бастена темнеют, как грозовые тучи, и он качает головой, пока я подыскиваю слова для объяснения.

― Нет-нет, ты не должна этого говорить, Сабина. Я сам все узнаю. ― Осторожно, как подбирают птицу со сломанным крылом, он наклоняется ко мне, чтобы понюхать мою шею, затем плечо и ладонь. Затем он поворачивается к трупам.

― Вон тот, ― говорит он, указывая на Макса. ― Он пытался, но далеко не зашел.

Я киваю.

Он собственнически сжимает мою руку.

― Я бы попросил бессмертного Вудикса воскресить этого ублюдка из мертвых, чтобы убить его снова. — Он делает дрожащий вдох. Проходит мгновение, затем он тихо говорит: ― Они говорили не о короле Йорууне.

Мне требуется секунда, чтобы понять, что теперь мы говорим не о Максе.

― Но кто…

― Они имели в виду короля Рашийона.

Я удивленно смотрю на него. Я никогда не слышала этого имени.

Он объясняет:

― Это были волканские налетчики, Сабина. Король нанял их, но не наш. Это был король Рашийон из Волкании.

Я в недоумении смотрю на него, словно он рассказывает мне историю фей, случившуюся давным-давно с людьми куда более важными, чем я.

― Король Рашийон? ― Я произношу его имя так же, как и он, ― Ра-ши-йон.

Последние двенадцать лет я была в такой изоляции, что любые новости, которые могли просочиться через границу Волкании, не достигали монастыря бессмертной Айюры. Насколько я знала, у Волкании даже не было короля.

― Я… я не понимаю. Зачем я понадобилась королю Волкании?

Это кажется нереальным, как будто мы разговариваем во сне.

Бастен бормочет про себя:

― Чертовски хороший вопрос.

Он впервые заговорил о Волкании в гостинице «Мэниуотерс». Интересно, знает ли он больше, чем говорит, или, по крайней мере, подозревает, но его сжатая челюсть говорит о том, что его мысли пока заперты в его собственной голове и он не готов делиться ими.

Мы оставляем тела в коттедже. В этом лесу достаточно голодных тварей, чтобы от них ничего не осталось. Измученные и грязные, мы едем через лес, параллельно реке, на случай, если в отряде налетчиков окажется больше людей. Луна уже высоко, когда Бастен наконец останавливает Мист, чтобы послушать, что происходит вокруг.

― Здесь недалеко водопад, ― говорит он. ― Сразу за тем холмом. Там мы будем в безопасности. Вода заглушит наши запахи и звуки. Может быть, мы даже сможем искупаться.

Мои мышцы напряжены до предела, пока мы преодолеваем последний отрезок пути. Вскоре я слышу водопад, а затем вижу серебристый лунный свет, отражающийся от воды. Это высокий, узкий водопад, который низвергается с края неглубокой пещеры и разбивается о камни, а затем превращается в извилистый ручей.

Бастен ведет Мист в укрытие. Мы начинаем срывать с себя пропитанную кровью одежду, чтобы помыться. Рев водопада наполняет тишину, когда наши обнаженные тела освещаются лунным светом. Бастен видел меня обнаженной тысячу раз, но сейчас я чувствую себя скованно. Когда он протягивает руку, чтобы помочь мне перебраться через камни, я скрещиваю руки на груди.

― Я больше не могу прятаться за волосами, ― тихо говорю я, зная, что он слышит меня, несмотря на шум водопада.

Бастен делает паузу, не сводя глаз с моего лица, из уважения делая вид, что ночь скрывает все, что ниже уровня плеч.

― Напавшие отрезали их?

Я киваю.

― Чтобы меня было сложнее узнать. Я не скучаю по ним, но с ними я не чувствовала себя такой голой.

Он заправляет еще одну прядь мне за ухо.

― Ты мне нравишься такой. Они тебя утяжеляли.

Я осторожно пробую воду, вытянув одну ногу, и вскрикиваю от холода, но это желанный шок для моего организма. Я окунаю в падающую воду руку, потом голову, затем полностью встаю под грохочущую воду и откидываю голову назад, позволяя ей омыть меня.

Бастен присоединяется ко мне под водопадом, оттирая кожу головы под холодным потоком. Он поворачивает лицо к небу, позволяя воде бить его по лицу. Это должно быть больно, но он не вздрагивает.

Рев воды слишком громкий, чтобы мы могли много говорить, но он видит, как я пытаюсь смыть кровь со спины, и подходит ко мне сзади, чтобы помочь. Его руки обхватывают мои плечи, и он направляет меня под струю воды. Он смывает кровь, разминая мои напряженные мышцы, пока они не расслабляются под его уверенными прикосновениями.

После купания мы стираем одежду и раскладываем ее сушиться, затем я закутываюсь в одеяло, а он накидывает полотенце на талию и разводит костер в подветренной части пещеры. Легкий туман из брызг, образующийся у водопада, заставляет меня дрожать, несмотря на потрескивание пламени.

― Иди сюда, ― зовет он, похлопывая себя по колену. ― Тебе нужно быть ближе к огню.

Он усаживает меня к себе на колени и укутывает одеялом так плотно, что и комар не проскользнет. Даже не знаю, что успокаивает больше ― одеяло или объятия Бастена. Я расслабляюсь у него на груди, смотрю на огонь, а мои мысли затихают под ровный рокот водопада.

Долгое время проходит в тишине.

Не думаю, что кто-то из нас хочет прервать этот момент. Мы в безопасности. Мы чистые. Мы вместе. Одно неверное слово может разрушить этот хрупкий карточный домик, разметать нас по ветру, в то время как все, чего я хочу, ― это навсегда остаться в его объятиях.

Каким-то образом его рука оказывается в моей, и мне приятно делать что-то такое простое, как держаться за руки. Свет костра мерцает на его разбитых костяшках. Я провожу большим пальцем по его поврежденной коже, вспоминая, как он был возбужден во время боя. Как я была возбуждена, наблюдая за ним. Он делал это так легко, что бой выглядел как игра. Он уничтожил четырех мощных мужчин за считанные минуты.

Что бы он сделал с Сестрами, которые унижали меня?

Поддавшись импульсу, я подношу костяшки его пальцев к губам и нежно целую царапины.

В его груди раздается стон.

― Мне нравится, когда ты так делаешь. ― Его рот оказывается достаточно близко к моему уху, чтобы я могла слышать его за ревом водопада.

― Что делаю?

― Обращаешься со мной, как со своими животными. Так чертовски нежно.

На секунду я задумываюсь о том, чтобы поцеловать другие места его тела. Купание в водопаде освежило меня, снова возбудило, как во время драки. Мое дыхание кажется поверхностным. Зубы то и дело находят нижнюю губу, стремясь укусить до боли. Купание оживило и Бастена ― это более чем очевидно. Мне не нужны обостренные чувства, чтобы ощутить твердость его члена, прижимающегося к моей заднице через одеяло.

Мои бедра двигаются на его коленях, словно сами по себе. Его дыхание ненадолго перехватывает. Затем его рука покидает свое целомудренное положение, в котором он сжимал мою ладонь, и перемещается к оголенному плечу, обнажившемуся из-за сползшего одеяла. Большой палец гладит его длинными движениями.

Мое зрение затуманивается. Я дышу слишком поверхностно. В голове проносятся фантазии о том, что может произойти в этой пещере за водопадом, как будто мы ― последние люди на земле.

Подавляя нервную дрожь, я шепчу:

― Теперь я понимаю, что дело было не в Адане, а лишь в том, что он мне предложил.

Бастен молчит, прежде чем спросить:

― Любовь?

― Свобода. ― Я сглатываю комок нервов, застрявший в горле. ― Вот чего я хочу. Не богатство. Не высокий титул. Не замок. Я хочу постоянно испытывать чувство, которое наполнило меня, когда я летела на Мист по лесу. Как будто единственный путь впереди — это тот, который я прокладываю. ― Я запинаюсь. ― С кем я его прокладываю.

Он ничего не говорит, но за него отвечает его тело. Его большой палец скользит по моей шее, долго прорабатывая напряженные мышцы, как будто это его собственные мысли, которые ему очень нужно распутать.

― Ты выйдешь замуж за Райана, ― говорит он.

Вот. Теперь это сказано. По крайней мере, это сказано вслух, то, вокруг чего мы до сих пор ходили на цыпочках. Последние несколько дней тема моего предстоящего замужества поднималась не так часто, как в начале поездки, и я не могу отделаться от ощущения, что Бастен старается выкинуть ее из головы по мере того, как мы с ним сближаемся.

Я поворачиваюсь к нему лицом, одеяло по-прежнему обернуто вокруг моей груди, а мои ноги свисают через его правое бедро.

― Я не хочу выходить замуж за лорда Райана. Я хочу отправиться в Саленсу и увидеть океан. ― Я удерживаю его взгляд, используя каждую унцию своего мужества. ― Я хочу, чтобы ты отвез меня туда.

Я почти теряю дар речи, когда произношу то, о чем ужасно боялась спросить. Сердце стучит в груди, пытаясь спастись от возможного отказа. Я понимаю, что он предан лорду Райану. На самом деле мне так надоело слушать о его преданности этому человеку, что я готова кричать. Но Бастен убивал за меня, он грешил за меня ― разве это так уж отличается от предательства ради меня?

Да. Для него ― да.

И это пугает меня. Мист посоветовала мне переключить преданность Бастена с Райана на меня, но я не уверена, что смогу это сделать. Я предлагала ему взятку в лесу ― он ее не принял. Я предлагала ему свое благоухающее тело на мягких простынях гостиницы ― он все равно не поцеловал меня.

Его голос серьезен, когда он отвечает:

― Сабина, ты не знаешь, о чем просишь.

― Я точно знаю, о чем прошу. ― Я не отвожу взгляд от его лица. ― Я прошу тебя нарушить клятву, данную своему господину.

Его горло перехватывает.

― Я дал обещание.

― Как и твое сердце. ― Мой голос срывается. ― Оно дало обещание мне.

Он теряет дар речи. Я вижу, как в его глазах отражается мука. Он проводит рукой по своим влажным темным волосам, запутываясь в длинных прядях.

Наконец он снимает меня со своих коленей и встает, чтобы пройтись перед костром, закрепив полотенце на талии. При каждом шаге он бросает на меня настороженный взгляд, словно я могу вонзить нож ему в сердце. Ошибается ли он? Ошибаюсь ли я?

― Сабина… ― умоляет он.

― Мы выдадим себя за мужа и жену по дороге в Саленсу, чтобы мы могли свободно путешествовать, ― торопливо перебиваю я. ― Там я смогу найти работу на ферме по уходу за скотом. А ты сможешь охотиться.

Он недоверчиво смотрит на меня, не веря, что я настолько серьезно отношусь к этой идее, что все продумала. Он повторяет отстраненным голосом:

― Выдать себя за мужа и жену?

Часть вопроса остается незаданной. Я опускаю взгляд на свои руки, сцепленные на коленях.

― Если речь идет о сексе…

Он горько смеется.

― Речь идет о сексе. Боги, да, о сексе. Но дело не только в этом, Сабина. Ты же знаешь, что это так.

В горле опять комок. Одного моего тела недостаточно, чтобы соблазнить его, но хватит ли мне духу предложить ему нечто большее? Мое сердце ― это все, что у меня осталось, и если я отдам его, то останусь ни с чем. Я совершила ошибку, влюбившись в Адана, и мне страшно подумать, что я могу снова влюбиться, и снова ошибиться.

Я начинаю:

― Я знаю, что ты испытываешь преданность к Райану…

― Да, да. Я знаю, что ты думаешь. Что моя преданность слепая и незаслуженная, но это не так. Райан для меня, как брат. Даже больше. Если бы не он, я был бы в канаве. Черт, я бы умер.

― Он ― не твой брат, он ― твой хозяин! Он тебе платит!

Он продолжает шагать, пока наши голоса звучат над ревом водопада. Мист просто сосредоточенно жует траву, наблюдая за тем, как мы обмениваемся колкостями. Бастен поправляет полотенце. Его грудь вздымается. Каждый его мускул напряжен. Сейчас он выглядит еще более устрашающе, чем в бою с волканскими налетчиками.

Наконец он останавливается. Свет костра отбрасывает тени на плавные изгибы и линии его мышц, отчего он выглядит не как обычный человек, а как один из богов.

― Мне нужно больше, чем секс. Мне нужно больше, чем несколько дней с тобой или столько, сколько займет дорога до Саленсы. Нет. Мне нужно все. Может быть не сейчас, позже. Но я должен знать, что есть шанс, что это может стать чем-то большим.

Мой рот приоткрывается от шока. Он ставит мне ультиматум, и теперь я нервничаю даже больше, чем, когда впервые предложила сбежать вместе. О чем именно он просит? Могу ли я влюбиться в него? Что однажды наш выдуманный брак станет реальностью? Что я должна на это ответить? Я даже не уверена, что знаю, что такое любовь. Последний человек, испытывавший ко мне безусловную любовь, умер двенадцать лет назад.

― Я не знаю, что случится в будущем, ― беспомощно шепчу я. ― Я не могу давать никаких обещаний.

Мышцы на его челюсти подрагивают.

― Ну, я не могу предать Райана, если ты не можешь дать нам чертов шанс.

Бессмертные. Чего этот мужчина хочет от меня? Еще несколько недель назад я бы не задумываясь солгала ему, но мы уже слишком далеко зашли. Самое меньшее, что я должна ему, ― это честность.

Я могу представить будущее с ним?

Он смотрит на меня с бо́льшим жаром, чем исходит от огня.

Мое сердце приоткрывается, как щель в двери, впуская слабые лучи света.

― Я хочу этого, Бастен. Я хочу тебя. Сейчас, и, может быть, навсегда. Это все, что я могу тебе дать. ― Может быть. Может быть. Может быть. Так много «может быть», что я тону в них. Так много вариантов, что я в ужасе.

Он замирает. На его лице появляется странное спокойствие, как будто он участвовал в битве, о которой даже не подозревал.

― Хорошо.

― Хорошо.

И все. Решение принято. Мой разум с трудом переваривает тот факт, что после стольких попыток избежать своей участи ― выйти замуж за Райана Валверэя ― мое желание исполнится. И не только это, но и многое другое. Я буду свободна. Я увижу море. И, боги, боги, со мной будет Бастен, и это самое лучшее. Я не могу предсказать, что ждет нас в будущем, но как бы я ни боялась распахнуть дверь в свое сердце, свет пробивается сквозь нее.

За его спиной водопад не перестает шуметь, поэтому я не слышу его сердцебиения, но представляю, что оно бьется так же сильно, как и мое. Он делает резкий шаг ко мне, как будто все это нереально. Как будто это сон. Он опускается на колени рядом со мной. Его глаза впиваются в меня, укрытую одеялом, под которым на мне больше ничего нет.

Мое тело загорается, как звезда, пылающая для него. Я хватаю его за плечи. Мой голос срывается, когда я хрипло шепчу:

― Все те вещи, которые ты обещал сделать со мной в гостинице? Я хочу, чтобы ты сделал их со мной. Сейчас же.

Сколько раз я прокручивала в голове тот вечер? А он сколько раз?

Его горячая ладонь ложится на основание моей шеи, тяжелая, как железное ожерелье.

― Мы оба знаем, что, если это случится, все изменится. Если мы начнем, я не думаю, что смогу остановиться.

Я шепчу:

― Я не хочу, чтобы ты останавливался.

Он колеблется всего мгновение, затем его глаза сверкают, он встает и отдает приказ:

― Ложись.

Меня трясет, когда я лежу на полу пещеры, все еще плотно завернутая в одеяло. Бастен осматривает меня с головы до ног, словно подарок, который он едва удерживается от того, чтобы не разорвать. Он встает с двух сторон от моих бедер, а затем опускается на колени, чтобы сесть верхом на меня.

Мой пульс скачет, как жужжащие пчелы в венах. Вес его тела на моих бедрах приятен, но живот сводит, а бедра дрожат.

Он снова кладет руку на основание моей шеи, замедляя мое дыхание.

― Позволь своему телу расслабиться. Я буду двигаться медленно. Я позабочусь о тебе.

Конечно, он слышит, как бешено бьется мое сердце. Как я одновременно взволнована и боюсь того, что должно произойти. Как только я начинаю дышать спокойнее, он подносит большой палец к моему рту, проводя им по нижней губе и позволяя кончику пальца коснуться твердого края моих зубов.

― Миллион раз думал о том, как я тебя трахну.

В гостинице он ни разу не поцеловал меня, только прикасался пальцами к тем местам, которых хотел бы коснуться губами. Теперь мое дыхание замирает в предвкушении, когда он опускается, чтобы поцеловать меня. Как он и обещал, все начинается медленно. Он не торопится, наслаждаясь поцелуем. Его губы направляют мои, углубляя связь, а затем его язык пытается проникнуть дальше. Мои губы приоткрываются, и его язык скользит по ним длинными движениями, которые я инстинктивно повторяю.

Он стонет мне в рот, отстраняясь. Его указательный палец движется вниз по моей шее и ложится на впадинку у основания горла.

Моя кожа уже трепещет, жаждая его прикосновений, прежде чем он прикасается губами к моей шее. Он жарко дышит у моей кожи, а затем кончиком языка проводит по впадинке у основания моего горла, словно слизывая мед.

Я стону.

Его губы спускаются ниже, туда, где на грудине красуется родимое пятно ― мой крестный поцелуй. Его руки нащупывают края одеяла, побуждая меня отпустить его.

Мои руки смыкаются в последней попытке удержать одеяло вокруг себя. Моя последняя стена. Но он мягко отводит их от груди, направляя так, чтобы они лежали ровно по бокам. Он разворачивает края одеяла по очереди, медленно обнажая мою голую полную грудь.

На мгновение он замирает, чтобы оценить это зрелище. Его рука обхватывает тяжелую левую грудь, сжимает и нежно ласкает. Его пальцы ловко перекатывают сосок, пока он не становится твердым, как камешек. Моя голова откидывается назад на одеяло. Его прикосновение похоже на волшебство. Я хочу чувствовать его везде.

Неожиданно он берет мой сосок в рот. С моих губ срывается вздох, и я выгибаю спину, проталкивая сосок между его губами. Он нащупывает его, сосет, а затем осторожно прикусывает.

Я вскрикиваю.

― Бастен!

― Вот так, маленькая фиалка. Скажи мне, что тебе нравится.

Моя голова становится пустой. Я пытаюсь вспомнить, что еще он говорил в гостинице. Какие горячие, грязные обещания он давал? Все, на чем я могу сосредоточиться, ― это на растущем жаре, разгорающемся ниже пояса.

Он отпускает мой сосок, чтобы осыпать горячими поцелуями контуры моего живота. Родинка на ребрах. Одна возле пупка. Еще одна ― на изгибе моего правого бедра. По мере того как его губы опускаются ниже, он откидывает одеяло, открывая меня прохладному туману водопада, жаркому пламени костра и своему собственному вожделенному взгляду, пока я не оказываюсь полностью обнаженной.

Мы сделали все, о чем он говорил в гостинице, но сейчас мне кажется, что это только начало. Я смотрю на него, слегка прикусив нижнюю губу.

― И что теперь?

― Это.

Его рука проводит по влажному теплу между моих ног. Я сглатываю стон, мои бедра выгибаются под тяжестью его руки. Он прижимает шершавое основание ладони к тугому узелку в верхней части моего паха, а затем медленно погружает один палец в меня. Остановившись на первой фаланге, он медленно и неглубоко поглаживает меня.

Я стону, покачивая бедрами, пытаясь заставить его палец проникнуть глубже.

― Еще.

Он усмехается, проталкивая палец дальше в мое тепло и поглаживая быстрее. Затем он добавляет второй палец. Твердое основание его ладони продолжает ласкать меня снаружи.

Я тихо всхлипываю, с трудом осознавая, что испытываю. Я не знала, что можно испытывать такие ощущения. Что всего лишь одной рукой Бастен может заставить меня почувствовать себя парящей. Его пальцы уверенно поглаживают меня, заставляя подбрасывать бедра вверх в такт их ритму.

― Вот так. Оседлай мою руку. Я знаю, тебе нравится. Я чувствую твой запах. А ты чувствуешь это? Я ― да. Это похоже на таяние снега, стекающего с гор.

Мне следовало бы смутиться, но меня только больше распаляет мысль о том, как его дар позволяет ему чувствовать мою реакцию на него. Я ничего не могу от него скрыть ― у нас нет секретов.

Между ног нарастает напряжение, которому я не могу дать название. Я не могу сосредоточиться ни на чем, кроме этого ощущения, растущего во мне, я хочу испытать его и посмотреть, куда оно меня приведет. Но Бастен слишком быстро вытаскивает свои пальцы.

Я стону и возражаю, приподнимаясь на локтях.

Он снова ухмыляется, слизывая мои блестящие соки со своих пальцев.

― Боже, какой у тебя вкус, ― стонет он, обсасывая их.

Это действие заставляет меня забыть все, что я собиралась сказать, и я охаю.

― Что ты делаешь? ― Это все в новинку для меня. Это пугает. Это возбуждает. Водопад ревет не переставая, заглушая мои мысли.

― Это только начало, ― говорит он. ― Я предупреждал тебя о том, что произойдет.

― Что… что еще ты собираешься делать?

― Ложись. Вот так. ― Он прижимает меня спиной к одеялу, а затем сгибает мои колени так, чтобы они были направлены к своду пещеры. Мои бедра инстинктивно сжимаются, но он берет каждое колено и мягко раздвигает их.

Моя киска открывается для него, как на банкете. Мои щеки краснеют от жара, но он не выглядит смущенным. Даже наоборот. Он выглядит готовым к ласкам. Он проводит большим пальцем по чувствительным внешним краям моей киски, словно надавливая на спелый персик.

― Я столько ночей провалялся без сна, мечтая о том, как твоя киска будет трепетать под моим ртом.

Мои глаза широко раскрываются.

― Подожди, твой рот?

Он уже опустился лицом между моих ног, его руки раздвигают мои ноги, уверенно препятствуя их инстинктивному желанию сжаться вместе. Он проводит языком по внешним краям моей киски, посылая молнии в мой живот. Его язык скользит внутрь, поглаживая, как он раньше делал это пальцами, но это уже другой уровень. Его рот такой теплый, а движения, которые он делает своим языком, такие уверенные. Его рот такой жадный. Через несколько секунд мне кажется, что нарастающее давление вот-вот взорвется.

― Вот и все, ― шепчет он, прижимаясь к моему телу. ― У тебя так хорошо получается. Стони для меня. Стони, когда тебе приятно. Вот так? Тебе нравится?

Он накрывает губами тугой бутончик на вершине моей киски и нежно посасывает.

И какая-то глубокая, темная часть меня освобождается. Все мое тело напрягается, дрожит и пульсирует, а потом все разом взрывается. Между ног сверкает молния, а по мышцам прокатывается раскат грома. Это экстаз. Это боль. Это рай. Это грех. Это пугающе и ново, и я уже знаю, что мне нужно будет испытывать это снова и снова.

Пока мое тело все еще содрогается от толчков, Бастен садится, вытирая рот тыльной стороной ладони. Я стараюсь не думать о его крестном поцелуе. Как сильно он должен ощущать мой запах, мой вкус. Его взгляд тяжелый, когда он смотрит на мое дрожащее тело, я вижу в нем край тьмы. Намек на насилие, которого, как я знаю, он жаждет, потому что это все, что он знал до этого момента. Но он обещал, что будет действовать медленно в мой первый раз, и его руки нежны, когда он разводит мои ноги в стороны, глядя на мою киску.

― Ты скользкая, как тающий лед. Готова ли ты ко мне? Хочешь ли ты меня? Скажи это. ― Его пальцы дразнят бедный, сверхчувствительный бутон, который все еще пульсирует от того, что он уже сделал с ним.

― Я хочу тебя, ― выдыхаю я.

Он снимает полотенце с талии. Его член толстый, тяжелый. Огромный. Он торчит с готовностью, от которой мой вдох застревает в горле. Он должен поместиться во мне? К черту богов. Он собирается разорвать меня на части этим массивным инструментом.

― Давай, ― приказывает он. ― Прикоснись к нему. Возьми в руку.

Я медлю в нерешительности. Мои дрожащие пальцы касаются гладкого кончика, на котором блестит перламутровая капля. Его член более гладкий, чем я ожидала. Он напрягается в моей ладони и пульсирует от желания.

Он ненадолго закрывает глаза, и я понимаю, насколько приятны ему мои прикосновения. Я испытываю странное чувство власти от осознания того, что могу вызвать такие эмоции на его лице.

― Поцелуй его, ― рычит он.

Он серьезно? Такие вещи описаны в главах бессмертной Алиссанты, и я не была уверена, что кто-то, кроме развратных богов, занимается этим. Но один взгляд на закрытые глаза Бастена подтверждает это ― о, да, он смертельно серьезен.

Дрожащими губами я осторожно целую кончик его члена. На вкус он соленый, но не такой ужасный, как я боялась.

Он стонет, снова толкает меня на одеяло, наклоняется надо мной и обхватывает член рукой, чтобы направить его к моему входу.

― Я буду делать это медленно. Не бойся.

Он держит меня, как хрупкую куклу, прижимая кончик члена к моему центру. Он входит на дюйм, раздвигая меня своей жесткой настойчивостью. Я не могу описать, на что это похоже. Как… как удовольствие и боль, шип и роза, огонь и лед. Бастен проталкивается внутрь еще на дюйм и замирает, давая моему телу время привыкнуть к его огромным размерам.

― Боги, как же в тебе хорошо, ― бормочет он. ― Такая чертовски тугая.

Его мышцы подергиваются. Пот стекает по груди. Он напрягается, чтобы не ворваться в меня до конца, как я знаю, он хочет. Он проталкивается еще на дюйм, пока мое тело, изнывая от желания, растягивается, чтобы принять его. Когда он уже наполовину вошел в меня, он начинает двигаться медленными, неглубокими толчками. Каждый толчок позволяет ему войти чуть глубже, и мои бедра начинают двигаться в соответствующем ритме.

― Продолжай двигать бедрами вот так… Вот так. Вот так, блядь. Ты такая тугая.

Со стоном он погружается в меня на всю длину. Так глубоко, что я задыхаюсь, глаза распахиваются, не в силах поверить, как далеко он может проникнуть в меня. Его яички мягко шлепаются о мою попу, когда он выходит, а затем снова входит.

― Тебе приятно? ― спрашивает он. ― Тебе нравится?

Я неуверенно киваю, не доверяя своим мыслям. Слова? Что это? Все, что во мне есть, ― это шарик сухого пороха, готовый вот-вот загореться. Он хватает меня за попу, чтобы прижать к себе, и делает толчки быстрее, вдалбливаясь в меня все глубже.

― Ты так хорошо меня принимаешь, маленькая фиалка. Ты такая мокрая для меня.

Его слова капают на меня, как мед. Мне приятно слышать похвалу. Я так долго боролась. Чтобы выжить, чтобы бросить вызов окружающим. Я устала бороться. Я хочу, чтобы мной владели, использовали, заботились, доставляли удовольствие.

Давление нарастает, и я задыхаюсь:

― Не думаю, что смогу больше выдержать.

― О, ты сможешь. ― Его удары длинные и глубокие, пронзающие меня.

Я чувствую, что молния и гром снова приближаются. Я откидываю голову назад, стараясь не бороться с нарастающей бурей. Мое тело покалывает в тысяче разных мест, а затем все разом сливается в один сокрушительный взрыв. Я вскрикиваю. Наслаждение захлестывает меня, словно я нахожусь под водопадом, и на меня обрушивается вся сила природы. На этот раз волна сильнее, она захватывает мое тело маленькими тугими импульсами, которые продолжаются и продолжаются, пока я не взлетаю.

С громким стоном Бастен всаживается в меня в последний раз. Настолько глубоко, что я чувствую его член внутри около своего пупка. Он пульсирует и бьется в моей набухшей киске. Он задерживается во мне на несколько вдохов, выжимая из нас последние крупицы удовольствия.

Когда он, наконец, выходит, его горячее семя стекает по внутренней стороне моих бедер. Боги, это чистый грех. Он притягивает меня к себе на колени и оборачивает одеяло вокруг моего дрожащего тела, сжимая меня в своих крепких объятиях, а я обнимаю его грудь, прижимаясь лицом к его поцелованному богом родимому пятну.

Мы исчерпали себя. Мы оба.

Не знаю, кто заснет первым, но никто из нас не отпустит другого.