28

Раньше про нас с Ванюшкой учителя говорили: «Вы удачно дополняете друг друга». Наверное, на этом и основана наша дружба: чего нет у одного, есть у другого, заложено природой на двоих.

Но вот появился в Басманке Колян и прикипел к нам намертво. Очевидно, нашлось в нем как раз то, в чем мы с Ванюшкой стали испытывать острый недостаток с годами.

Что же отличает каждого из нас, кто чем богат? Ванюшка — сила, воля, рассудительность. Не зря же его все в Басманке солидным зовут. Не только за габариты…

Кольча — мозговой центр. Кольча — знания, фантазия, выдумка.

А что представляю из себя я в нашем триумвирате? Если говорить честно, то… Да нечем мне похвалиться, вот и все. «Я полный комплекс человеческих недостатков и слабостей», — написал я в минуты откровения про себя в сочинении по литературе. Однако Ванюшка не может без меня и часа прожить. Кольчу тоже всегда ко мне тянет. Значит, есть что-то такое и во мне, чего им недостает. А вот конкретно не могу назвать, честное слово! Может, со стороны виднее?..

Я об этом почему вспомнил: Колокольчик после завтрака трындит одно и то же, напевая себе под нос:

Мы жилку откроем,

А после того

Пусть каждый откроет

Себя самого…

Собираемся в путь-дорожку. Командор пойдет с собаками прямиком через тайгу и гольцы, чтобы узнать, куда подались Антошка с дружком. Он приметил то место, где потерял их из виду, когда сидел на кедре. А встретимся мы у озерка, которое вплотную примыкает к Кутиме и на карте выглядит круглым как пятак. Оно и называется так — Кругляш. Кутима делает здесь большую загогулину, прямиком Ванюшка раз в десять сократит расстояние.

— Адью! — помахал беспечно командору Кольча.

Идем теперь на двух моторах. Кольча с Галкой сели в шитик, а я выбрал дюральку. «Вихрь» мы поставили на шитик, дюральку вполне утащит и Галкин мотор.

Напор воды после вчерашнего ливня увеличился, Кутима разбрюхатилась, вышла из берегов, прет на горбу всякий лесной хлам, пособрав на отмелях, слизнув с берегов. Попадаются и зеленые деревья, которые еще вчера красовались где-то возле реки. Надо глядеть в оба, чтобы успеть увернуться от них.

Выходим на луку[19]. Лука — по-таежному муча. Если взять по прямой, то от переночуйки до озера Кругляша от силы километров пятнадцать наберется, а по муче помучиться придется, пожалуй, до самого вечера. К тому же еще и плыть небезопасно: то и дело речку преграждают шивера, острые подводные камни, вросшие в дно. Почерневшие от векового купания и выкрошившиеся, они кажутся мне похожими на гнилые зубы каких-то чудовищ морских.

Но вот гольцы посторонились, берега из каменных стали песчаными. Кутима за многие десятилетия пропорола себе ложе на большую глубину. На высоких отвесных берегах стоят с обреченным видом сосны, пихты и ели, как пленники, выведенные на казнь. Вода под ними бурлит, крутится винтом, всасывает податливый песок и уносит невесть куда. Обнаженные корни деревьев повисают как спутанные веревки. Сосны, пихты и ели падают в речку и захлебываются в муках. Корни их высоко взметнулись вверх, а макушки полощутся в воде. У берегов образовались длинные колючие норы.

У одной из таких нор с нами случилась беда. Я далеко обогнал шитик. Дай, думаю, к берегу пристану, надо подождать Колокольчика с Галкой.

Минут через пятнадцать шитик показался. Я лежу на траве, забрался на высокий берег. Вдруг на шитике захлебнулся мотор. Лодку тотчас развернуло течением и поперло к норе. Я обомлел: это же погибель! Кольча с Галкой как к черту в зубы залетят.

— Спасайтесь! — закричал я.

Кольча перевалился через борт и булькнулся в воду. Галка метнулась было за ним, но тут же передумала и резко повернулась к мотору. Лихорадочно рванула за шнур привода. Раз, другой, третий. Мотор не заводится.

— Тебе что, жить надоело? — носился я по берегу.

Галка склонилась над мотором и точно не слышит меня. Кольча уже выбрался на песок, увидел, что шитик к норе тянет, и затянул жалобно:

— Галя, прыгай! Утонешь…

Ноги у него подкосились, и он мешком плюхнулся на камни — мокрый, жалкий и беспомощный, дрожащий от холода. Вода здесь, в Кутиме, — лед. Горы рядом, тают снега на вершинах.

Я сгреб камень и швырнул его в шитик.

— Спасайся!

Галку окатило брызгами, но она даже головы не подняла. А нора уже рядом. Многие деревья полощутся здесь еще с весны, голые сучья их торчат во все стороны, как иглы дикобраза. Огромный рогатый выворотень хищно выставил жесткие смолевые корни-рога, будто поджидая жертву…

На глаза мне попала голая длинная жердь, отполированная ветром и дождями. Я схватил ее, попробовал на излом. Вроде крепкая. До воды метра четыре. И не сразу она начинается — топляки прибило к берегу тут. Но раздумывать и выбирать другое место мне некогда. Я взял жердь в одну руку, разбежался и, что есть силы оттолкнувшись ногами, полетел в речку.

Успел на лету увидеть Галку в шитике. Она все так же возится с мотором, не обращая ни на что внимания.

Попал, к моему счастью, на глубину и даже дна не достал. Одним махом Кутима швырнула меня к берегу вместе с моей жердью. Вылез на топляки, быстро нашел опору для жердины и загородил нору. А через какие-то секунды корма шитика уже наткнулась на нее. Затрещали сучья, не выдерживая напора кормы. Моя жердина тоже выгнулась. Как бы она не треснула, если подгнила внутри. Я напрягся из последних сил. Галка в двух шагах от меня. Я вижу ее побледневшее от страха лицо и скорее догадываюсь, чем слышу, что она кричит мне.

— Терпи, терпи, Миша-а!

А у меня уже мочи нет. Руки одеревенели, разжимаются пальцы.

— Терпи, милый!.. — умоляет Галка.

Я ничего уже не вижу: перед глазами поплыли какие-то желтые круги. Я даже дохнуть не мог, жердь сдавила мне грудь.

И вдруг — та-та-та… Торжествующе затарахтел мотор, и шитик бешено рванулся вперед, обдав меня брызгами. Потеряв опору, я булькнулся в воду и чуть сам не попал в «нору» вместо спасенной Галкой лодки. Но даже испугаться не успел: под руки мне подвернулся затопленный куст черемухи, и я выбрался по нему на берег.

Меня всего обметало желтой пеной и всяким мусором древесным и травяным, который крутился возле норы в водовороте. Я выбрал место поудобнее — вдоль обрыва тянулась узенькая терраса — и стал приводить себя в порядок. Это был предлог маленько успокоиться и прийти в себя. Я уж говорил, что, несмотря ни на что, Галка мне все же нравится, хотя умом своим я и понимаю: вместе нам никогда не быть. Биологическая несовместимость характеров.

Она причалила шитик рядом с дюралькой. Кольча помог ей сойти на берег. Когда я подошел к ним, сполоснув и выжав одежду, он крутился возле нее как побитая собачонка, шельмуя себя самыми распоследними словами.

— Я жалкий, презренный трус. Я подлый…

— Но тебя же воспитывает мужчина! — не удержался я, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.

Однако не понял Кольча, что я его дневничок цитирую. Вот как его чебурахнуло!

— Плохо, значит, воспитывает, Миха! — Он вдруг скривил губы и… заплакал. Со стыда, с отчаяния, от бессильной злости на себя.

А Галка, безучастная ко всему, устало поникнув, сидела на галечнике. Мне кажется, только сейчас до нее дошло, какой опасности они подвергались. По щекам у Галки покатились слезы. Они текли сами собой, она не всхлипывала и даже не шевелилась. Она не замечала их.

Мне стало не по себе.

Вот бы золотничники увидели нас в эту минуту!..

Загрузка...