43

Чак засиделся на привязи и был несказанно рад, когда его отвязала Галка. Я первым делом спрятал в кладовке ружье бородатого, охотничий нож и документы. У стены стоял большой ларь из толстых плах. Федул, наверное, хранил в нем отходы зерна для скота. Вот в него я и положил ружье, а документы подсунул под глиняный горшок, перевернутый кверху дном на полке.

— Мишаня, спрячь-ка ты Кольчину двустволку от греха, — сказала Галка, услышав долетевшие с чарана голоса.

— Верно, надо спрятать. — Я побежал в дом, взял ружье Колокольчика и положил вместе с «профессорским».

Придется без кавычек теперь звать бородатого профессором. Я все больше и больше склоняюсь к мысли, что он в самом деле историк.

— Галя, ты про эту Золотую Бабу что-нибудь слышала? — закончив свои дела, подошел я к костерку, возле которого она чистила черемшу.

Это был первый вопрос, с которым я обратился к ней без особой на то нужды и первый раз за все три года с момента нашей ссоры назвал ее не Галкой, а Галей. Конечно, она это заметила, но виду не подала, приняла как должное.

— Слышала, — подняла она голову. — Вернее, читала. В журнале «Костер»… Там писали, что это очень ценная статуя, очень древняя и охотятся за ней ученые уже давно, только никому не удается найти ее. Божество язычников…

Она еще что-то хотела сказать, но к нам приближались Кольча с бородатым. Оба они уже вели себя так, словно давным-давно знакомы и вот только что встретились нечаянно, к величайшему удовольствию того и другого.

— А как она выглядит, эта Золотая Баба? Ее видел кто-нибудь? Где? Когда? — засыпал вопросами Олега Аркадьевича Колокольчик.

— Дай человеку сначала позавтракать, — сказал я.

— Да, это будет не худо, — с готовностью отозвался профессор. — Я, признаться, проголодался.

Со вчерашнего вечера у нас осталась гречневая каша с тушенкой, наше дежурное блюдо. Разогреть ее и чай вскипятить было делом нескольких минут. Когда подошли бородатый с Кольчей, у Галки все уже было готово, и даже миски расставлены. Мы сели здесь же, у костра, на подворье, завтракать. Разговор все время вертелся вокруг Золотой Бабы. Впрочем, разговаривали только Колокольчик с профессором, мы с Галкой молчали.

Рассказывал этот Олег Аркадьевич с большой охотой, увлеченно и, я бы сказал, даже с наслаждением. О том, что мы его заставили стоять с поднятыми руками и подвергли унизительному допросу-обыску, ни слова, ни полслова. Забыто! Обращался только больше к Колокольчику, потому что мы с Галкой вопросов не задавали, хотя и слушали с интересом.

После завтрака Олег Аркадьевич достал из рюкзака свою диссертацию, папку положил на колени, но раскрывать ее не спешил, сыпал по памяти.

— Легенды о Золотой Бабе уходят в глубь веков. Я уже говорил вам, ребята, что это очень древний идол. Некоторые историки считают, и не без основания, что статуя вывезена из Рима в 410 году…

— Ого! — вырвалось у Кольчи.

— Тогда с племенами готов Римскую империю громили варвары, продолжал профессор. — А среди варваров были угры, предки современных народностей нашего Севера. А вот как выглядит Золотая Баба, нет единого мнения у историков, Коля, — повернулся к Колокольчику Олег Аркадьевич. Европейцы стали писать о ней в шестнадцатом веке. Матвей Меховский, преподаватель Краковского университета, услышал о Золотой Бабе от пленных московитян. Позвольте мне обратиться к своей диссертации…

Профессор раскрыл папку и начал перелистывать отпечатанные на машинке страницы, отыскивая нужную ему.

— «…За землею, называемой Вяткой, при проникновении в Скифию находится большой идол Золотая Баба, — писал Меховский. — Окрестные народы чтут ее и поклоняются ей; никто, проходящий поблизости, чтобы гонять зверей или преследовать их на охоте, не минует ее с пустыми руками и без жертвоприношений; даже если у него нет ценного дара, то он бросает в жертву идолу хотя бы шкурку или вырванную из одежды шерстинку, и, благоговейно склонившись, проходит мимо…»

А я слушаю и пытаюсь поставить мысленно себя на место Олега Аркадьевича. Как бы повел я себя, оказавшись в таких обстоятельствах? Я бы обиделся и ни за что не стал бы просвещать вот так вот троих олухов царя небесного, которые оскорбили меня, унизили своей подозрительностью. И главное, за что? За то, что спас одного из них от когтей медведицы!..

Какой же он профессор, если у него нет ни капли гордости!

А зачем ты ставишь его на одну ступень с собой? Зачем на свой аршин меряешь? Сам болван, так сиди и помалкивай, других не оболванивай.

Но ведь это может быть всего-навсего политика лисьего хвоста с его стороны, как говорит в таких случаях Колокольчик…

Вот о чем я думал, слушая профессора. Галка тоже вроде бы не очень клюнула на его Золотую Бабу. Глядит куда-то в сторону и задумчиво грызет травинку.

Интересно, как отнесется ко всей этой истории наш командор? По-моему, он одобрит Кольчину «альтернативу». Но что нам делать с профессором вечером? Может, все-таки связать? Береженого бог бережет. Я посоветуюсь с Галей.

Вот уже и мысленно начинаю ее Галей называть. А она, может быть, просто играет, забавляется…

А Кольча так и впился глазами в профессора. Полуоткрытые губы его тихонько шевелятся от напряжения, и кажется, что каждое услышанное слово он повторяет про себя, чтобы лучше запомнить.

— Вторым европейцем, описавшим Золотую Бабу, был Зигмунд Гербертштейн, посол императора Священной Римской империи Максимилиана Первого, — продолжает все так же увлеченно Олег Аркадьевич, будто перед ним не трое его мучителей, а большая благодарная аудитория, и берет из папки следующую страницу. — «…Золотая Баба, то есть золотая старуха, есть идол у устья Оби, в области в Обдоре: она стоит на правом берегу…»

Опять лицо его знакомым мне показалось. Глаза особенно. И голос тоже. Но где я его мог видеть? Может, по телевизору? Некоторые актеры по телику мне так примелькались, что начинает уже иногда казаться, что я в жизни очень близко знаю их и чуть ли не друзьями-приятелями они мне доводятся.

— На карте литовца Вида Золотая Баба — статуя женщины, которая держит рог изобилия, — долетает до меня словно откуда-то издалека голос профессора. — Историк Дженкинсон изобразил ее мадонной с двумя детьми. И чем позже встречаются в летописях упоминания о Золотой Бабе, тем дальше на восток отодвигается ее местонахождение.

— Почему? — вылетает у Кольчи.

— Терпение, молодой человек, терпение. Всему свое время. Прежде я должен ответить на первый ваш вопрос: как выглядит Золотая Баба. Думаю, что и друзьям вашим это небезынтересно.

Кольчу профессор почему-то называет на «вы». Да и Галку тоже. Вероятно, по привычке, выработанной на лекциях. К студентам преподаватели только на «вы» обращаются.

— Как видите, у древних историков нет общего мнения относительно внешнего вида Золотой Бабы, — окидывает нас взглядом Олег Аркадьевич. Каждый рисует ее по-своему. Вывод напрашивается сам: никто из них толком не видел ее, пользуется слухами. Хотя можно и допустить, что кому-то все же посчастливилось лицезреть идола. А вот кому именно, попробуй угадай!

Он опять начинает шелестеть листами диссертации.

— Упоминается о Золотой Бабе и в знаменитой Новгородской летописи четырнадцатого века. Но о том, как выглядит она, умалчивает почему-то монах…

Завелся профессор, как Кольча, не остановишь. Недаром, наверное, Колокольчика к нему потянуло: рыбак рыбака видит издалека! Цитатами сыплет, чуть не полностью всю летопись помнит наизусть, называет имена, даты, очень красочно рисует обстановку минувших эпох.

Интересно, что он думает про нас? «Банда четырех»? О том, что Ванюшка ушел к дедушке Петровану и скоро вернется, мы сами ему рассказали. Вернется вместе с дедушкой Петрованом! Вот тогда, мол, все вместе мы и решим, как быть дальше, сдавать ли вас в милицию или отпустить на все четыре стороны.

Выбрав момент, я наклонился к самому уху Галки и шепнул: «Я его где-то видел!»

Она отмахнулась.

— Не выдумывай!

Видел! Буду теперь до тех пор мучиться, пока не вспомню, где видел и когда. У меня зрительная память толковая.

— Праздничный колокольный звон плыл над весенней Москвой, рассказывает Олег Аркадьевич неутомимо. — 1500-й год. Возвращается из похода рать, воевавшая Югру. Дружина Семена Курбского дошла до Печоры. Здесь, на Севере, был основан один из оплотов русского владычества Пустозерский острог. Затем дружина двинулась на восток, к Полярному Уралу. Воины видели Золотую Бабу — великолепную богиню Югры, но захватить ее не смогли. Шаманы впрягли самых сильных и быстроногих оленей, завернули статую в шкуры, положили на нарты и ударились в отчаянное бегство…

Кольча блаженствует, Кольча упивается рассказами профессора. Теперь ему будет что описывать в своем путевом дневнике. Галка уже меньше крутит головой по сторонам, тоже увлеклась, да и я начинаю слушать с возрастающим интересом. Тут еще вот что играет немаловажную роль: как рассказывать. Профессор на это, можно сказать, большой мастак.

— Русские летописи упоминают о неистовом Стефане Пермском. Стефан яростно продвигал христианскую веру за Урал. Он «живяще посреди неверных человек», — как об этом свидетельствуют летописи. — Олег Аркадьевич находит нужную страницу в папке. — «Ни бога знающих, ни закона ведящих, молящихся идолам, огню и воде и камню и З о л о т о й Б а б е и волхвам и древью…» Много идолов изрубил топором, искрошил и предал огню неистовый Стефан, а вот до Золотой Бабы, как ни порывался, добраться не сумел. Все дальше увозили от него статую шаманы в таежную глушь…

«Он на этой Золотой Бабе чокнулся, — думаю я об Олеге Аркадьевиче. Собаку на ней съел! Какие ему самородочки на ум пойдут! Нет, конечно, он ученый, историк, тут и говорить нечего».

Загрузка...