Белый край

Глава 22: Голоса в снегах

Ребенок замолчал лишь спустя, наверное, полчаса, но слышать плач новорожденной для меня сейчас было приятнее всего. Понятия не имею, к чему приведут мои действия, и выживет ли после такой операции мать, но пока что я старалась об этом не думать и была на седьмом небе от счастья.

В конечном итоге я ведь сделала то, что было невозможно по меркам этого мира. Я дала рождение тому, кто был обречен на смерть. И если бы я не решилась поступить так, как поступила, то, скорее всего, погибли бы оба — и мать, и дитя.

Малышка сейчас покоилась на руках матери, кормилась от ее груди, и все было спокойно. Лишь на короткий миг люди Красного племени показали свою искреннюю радость, но затем, как и прежде, замолчали и сели в круг, взявшись за руки и, судя по всему, медитируя. Их культура сильно отличалась от нашей, это я уже поняла, но не надраться в такой день (а если точнее — ночь), как по мне, настоящее кощунство. В конечном итоге...

"Да.", — раздался в голове смешок покойника. — "На необмытые покупки гарантия не распространяется."

Это точно.

В любом случае хорошо, что все так закончилось. Теперь у нас действительно был шанс выжить в этой передряге, пусть даже Варс и Снорри моего хорошего настроя не разделяли. Они все так же были связаны по рукам и ногам и сидели немного в отдалении, под тенью деревьев.

Вскоре отец новорожденной Ики подошел к своей жене и забрал у нее младенца. Девочка крепко спала, и Нэна без раздумий отдала ее отцу лишь для того, чтобы после подозвать меня к себе коротким жестом и теплой улыбкой. Делать было нечего — я встала на ноги, все еще пошатываясь от волнения, захлестнувшего меня, и подошла к девушке, усаживаясь рядом.

— Чудо, что вы оказались здесь, — улыбнулась она. — И что среди вас оказался колдун.

— Я не умею колдовать, поверь мне, — усмехнулась я. — Мой учитель мог. Я — нет.

— Но то, что ты сделала — настоящее чудо! — воскликнула она. — Ох... Прости, я все еще слишком слаба, чтобы как следует отблагодарить тебя. Ты, эм...

— Майя, — я кивнула. — Майя Бортдоттир. Некоторые называют меня Соленым Вороном, но это долгая история.

— Я буду рассказывать о тебе своей дочери, — широко улыбнулась Нэна.

— Кстати, об этом... — неуверенно протянула я, и на лице девушки возникло явно беспокойное выражение. — Все сложно. Я не знаю, насколько хорошо я справилась. Возможно, в твоем животе сейчас идет кровь, и это может привести к твоей смерти. И, скорее всего, ты больше не сможешь иметь детей. Просто...

— Что? — со страхом в глазах спросила новоиспеченная мать.

— Никто до меня не делал подобного, я думаю. Это первый раз, когда ребенка вытащили прямо из живота матери.

— Вот как... — негромко произнесла Нэна, склонив голову. — Но что с Икой? Она...

— Она крепкая, здоровая малышка, — слабо улыбнулась я. — С ней все будет в порядке.

— Слава Всематери... — облегченно вздохнула в ответ девушка и улыбнулась.

— В общем... Да. Я не могу подобрать нужных слов, чтобы попросить у тебя прощения, но иначе погибла бы и ты, и твоя дочь, Нэна.

— Я понимаю, — кивнула она. — Женщины нашего народа мудры и рассудительны. Злость и ненависть — удел мужей. Я обещаю, что тебя никто не тронет, даже если я не переживу эту ночь.

— Кстати, об этом, — я щелкнула пальцами и взглянула в огромные зеленые глаза девушки. — Ваш народ не слишком разговорчив. Почему ты тратишь на меня столько слов?

— Женщинам дозволено говорить там, где это безопасно. У нас нет времени излагать мысли нашими руками, ведь к югу от нашего дома повсюду кроется опасность.

Я понимающе кивнула, прикидывая в голове ту картину их общества, которую в данный момент могла обрисовать.

Во-первых, в Красном племени царит явный ярко выраженный матриархат. У них даже божество женского пола, чего уж там. И это объясняет, почему Киру с такой заботой унесли охотники, когда они только-только нашли нас. Не думаю, что ей понравилось бы такое обращение, будь у нее больше сил, но сейчас это неважно.

Во-вторых, по какой-то причине они крайне неразговорчивы. Особенно меня смутили слова Нэны про "безопасные места, где можно говорить". Что бы это могло значить? Загадка на загадке.

И, наконец, в третьих... Впрочем, нет времени погружаться так глубоко в свои мысли. Над ухом у меня снова раздался плач ребенка, и Нэна осторожно взяла ее на руки и стала кормить своей грудью. Пора бы и мне заняться своими детьми.

— Я оставлю вас, — шепотом сказала я, поднимаясь на ноги.

В первую очередь, мне нужно проведать Киру. Ей пора выпить жаропонижающего отвара, и если не сделать это прямо сейчас, то ее болезнь может иметь крайне негативные последствия. Проблема заключалась в том, что я понятия не имела, где они ее держат, а сказать об этом мне могли только сами люди Красного племени. С этим вопросом я подошла к самому старшему из них, отцу Ики.

— Кира? Ее имя? — нахмурился он. — Там. Пойдем.

Под странными, словно оценивающими взглядами охотников, мы отошли с ним в сторону от священного пруда и направились в чащу леса, туда, где отдыхали собаки и стояли колесницы. Здесь же располагалась пара палаток, у одной из которых сидел в полудреме охотник с длинным луком. Мой сопровождающий тихо подошел к нему и звонко ударил открытой ладонью по макушке, отчего молодой охотник вскочил на ноги, оглядываясь. Мужчина что-то быстро говорил ему на языке жестов, и, хоть я его не знаю, общий контекст разговора понять было нетрудно.

— Сюда, — наконец позвал меня старший, приподнимая одну из шкур палатки.

Я пригнула голову и зашла внутрь. Темнота здесь была кромешная, но вскоре за мной внутрь залез и отец Ики, держа в руке слабо горящую лучину. Я взяла ее и осветила лицо Киры — даже в темноте было ясно, что ей становится хуже. Лицо было бледным от изнеможения, лоб покрыт крупными каплями пота, а грудь часто вздымается от тяжелого дыхания. С этим надо срочно что-то делать.

Я прикоснулась к ее лбу тыльной стороной ладони и почувствовала, что жар у нее, к сожалению, не спал. Что делать в таких ситуациях, я не знаю, и поэтому мне оставалось лишь протереть ее голову мокрой тряпкой и дать выпить еще чашку отвара.

— Ей нужно в Ойкон, — негромко сказал мне мужчина, сидевший рядом. — Там ей помогут.

— Вы не можете даже женщине родить помочь, как вы справитесь с болезнью Киры? — вздохнула я.

— Мы умеем лечить, — нахмурившись, ответил он. — Есть знахари.

— Ойкон, говоришь... — задумчиво протянула я.

Если я все правильно понимаю, то Ойкон — их родной город, если у них вообще есть города. Было логично, что вся эта братия в конечном итоге соберется и двинется на север, в родные края, однако неизвестно, сколько еще протянет Кира.

— Значит, едем туда, — кивнула я наконец. — Как скоро отправимся?

— На рассвете, — коротко ответил мужчина и вышел из палатки.

На ночь я осталась с Кирой, пытаясь хоть как-то согреть ее своим телом и следя, чтобы ей не стало хуже. Отвар помогал, стоит признать, но незначительно — навскидку, температура не опускалась ниже тридцати восьми с половиной. Этого, впрочем, достаточно, чтобы помочь моей сестренке справиться с заразой и протянуть немного дольше до того, как мы доберемся до этого самого Ойкона.

Прекрасно, конечно, было бы покинуть общество этих крайне приятных людей прямо сейчас, чему вряд ли кто-то из них воспрепятствовал бы, однако в таком случае шансы Киры на выживание стремятся к нулю. Я не готова отпустить еще одного дорогого мне человека, попросту не справлюсь без нее, а значит придется пойти на риск и отправиться в самое логово хищника.

Утро пришло быстрее, чем я успела выспаться, но времени отдыхать больше не было. Лагерь спешно сворачивали, охотники завтракали сырым волчьим мясом, и вскоре мы были готовы отправиться в путь. Нэна с ребенком ехала вместе со своим мужем, а я предпочла ту же компанию, что и в прошлый раз — охотник по имени Исе пусть и с неохотой, но позволил мне ехать вместе с ним при условии, что я отдам ему нож, спрятанный в волосах.

Колесницы одна за другой тронулись, красный лес огласил лай десятков собак, и мы двинулись вглубь чащи. После того, как пересекли реку, вскоре добрались до дороги, по которой должны были пройти мы с пиявками, и ехать стало значительно проще и комфортнее — колесницу все еще безумно трясло из стороны в сторону, но далеко не так сильно, как прежде.

Проезжая по Немому лесу, я не переставала удивляться тому, как же все-таки странно и сюрреалистично выглядит все вокруг нас. Здесь не было ни одного растения, цвет которого не был бы каким-либо из оттенков красного, кроме редких лесных цветов. Словно художник, что хотел изобразить на холсте дремучий лес, вдруг понял, что зеленая краска у него кончилась, и решил вместо похода в канцелярский магазин сделать картину кроваво-красной. Здесь было множество трав и растений, которые я едва успевала разглядеть в дикой скачке, однако одно я понимала точно: я нигде и никогда не видела ничего подобного. Тем страннее выглядит то, что на самом рубеже между землями Скагена и бесконечной заснеженной пустошью простирается подобный лес, ведь он был по-настоящему живым. Не в том смысле, что здесь не было мертвых деревьев, а скорее в значении того, что каждая ветка, каждый листочек, казалось, двигались, словно очень странные конечности живого существа.

Хоть лес этот и был удивительным местом, я была рада, что вскоре дорога начала круто подниматься вверх, в горы, и плотный красный потолок над головой в конечном итоге расступился. Наверняка путники пропадают здесь не только потому, что их ловят охотники Красного племени, но и потому, что их сжирает сам лес — не удивлюсь, если есть там и такие растения, что вполне не прочь отведать свежего мяса.

Когда мы наконец поднялись высоко в горы, я сразу же почувствовала, что именно здесь начинается настоящий северный рубеж. На вершине завывал сухой ледяной ветер, такой холодный, какой бывал на моей родине лишь зимой. Я отчаянно куталась в шерстяной плащ, но даже так не могла укрыться от пронизывающего все мое тело холода.

Черные горы, судя по всему, служили своеобразным буфером между двумя регионами, не позволяя теплым ветрам просачиваться на север и холодным на юг. Разумеется, с приходом зимы ледяные потоки все же опускались и на земли Скагена, но до тех пор защитой от холодных циклонов служили именно эти горы.

Поднявшись на вершину, колесницы одна за другой останавливались. Охотники молча смотрели на своего предводителя, а тот что-то активно вещал на языке жестов. Ни слова я, разумеется, не поняла, однако после своей "речи" он подошел ко мне и другим пиявкам и негромко сказал:

— Мы входим в тундру. Ни слова, или вам придет конец.

— Что? — непонимающе переспросила я. — В каком смысле?

— Ни слова, — повторил он и, развернувшись, ушел.

Нэна все это время грудью кормила своего ребенка, однако когда ее муж закончил с нами, то взял малышку Ику у нее из рук. Та пронзительно закричала, а ее отца с ней на руках стали обступать охотники. То, что я увидела после, никак не укладывается у меня в голове.

Отец ловкими, быстрыми движениями завязал ребенку рот, предварительно заткнув его чем-то вроде деревянной соски, а затем повязку стали вымазывать животным клеем, не давая никакой возможности ребенку самостоятельно снять ее. Девочка пыталась кричать, пыхтела крохотным носиком, но все, что доносилось до меня — приглушенное мычание.

— Ни слова! — еще раз воскликнул ее отец, грозно взглянув на нас.

Видимо, есть в традиции молчания нечто большее, чем простой обычай.

Закончив с этим, мы наконец-таки выдвинулись дальше в путь, и чем ниже мы спускались, тем холоднее мне становилось. В конце концов, Исе снял с себя теплую шубу и накинул мне на плечи, чтобы я не замерзала так сильно, а когда я хотела возразить, он резко заткнул мне рот ладонью и прижал палец к губам. Я кивнула, давая понять, что все поняла, и мы стали нагонять остальных.

Пейзаж сменился невероятно быстро. Еще два дня назад мы шли по цветущим лугам северных пределов Скагена, а уже сейчас, дважды перейдя через Черные горы, Смолистые поля и Немой лес, мы оказались в самой настоящей тундре. Ветер здесь дул так сильно, а мелкая метель так больно хлестала по щекам, что мой разум буквально отказывался верить в то, что мы могли так быстро оказаться буквально в другом климате.

Наконец, когда все колесницы спустились вниз, а солнце было высоко в зените, охотники остановились и стали молча снимать со своего транспорта колеса. Здесь, у подножья гор, я заметила множество длинных валов и снятых колес, оставленных прямо так, у скал, и вскоре к ним присоединились и те, что сняли мои знакомые. Все это заняло не меньше часа, но после таких нехитрых манипуляций колесницы превратились в сани, что было очень кстати, учитывая что под ногами хрустела ледяная корка, сковывающая сантилагов двадцать снега с промерзшей землей под ним.

Дорога дальше проходила уже гораздо медленнее — собаки устали за время в пути, да и двигаться по снегу им было куда труднее, чем по тропам Немого леса. Вокруг на многие килаги простиралась сплошная морозная пустошь, и лишь где-то вдалеке я едва могла различить невысокие шатры из шкур и пасущиеся стада северных оленей.

Я то и дело нервно оглядывалась, потому как постоянно казалось, словно я слышу какой-то голос. Дима яростно отрицал свою причастность к таким фокусам, да и вскоре я сама убедилась, что слышу его наяву, а не только в своей голове.

— Помогите! — звал откуда-то из заснеженной пустоши, из зарослей стелящейся по земле березы, напоминающей кустарник, голос маленькой девочки.

Я прикусила губу, стараясь думать лишь о том, что нам было велено. Оставалось лишь надеяться, что Варс с его рвением помочь и защитить каждого слабого не станет кричать в ответ.

— Помогите! — снова раздался девичий голос, но что-то в нем было странно. — Помогите!

Лишь услышав этот зов в третий раз, я поняла: этот голос явно не принадлежит человеку. Слова, долетающие до моих ушей, были словно проигрываемой раз за разом записью на старой пластинке, слышался даже жутковатый треск и шипение между отдельными звуками. Кто или что бы это ни было, оно очень старалось походить на человека, но оставался открытым вопрос, зачем.

Вскоре голос затих где-то далеко позади нас, и мы снова остались наедине с завывающим в пустоши ветром и собственными мыслями. Но тишина продлилась недолго: буквально через несколько минут пути я вновь услышала искаженный человеческий голос, уже мужской:

— Помогите! — звал он, но никто не отвечал. — Помогите!

Еще через минуту к нему присоединился еще один, голос старухи:

— Помогите!

— Помоги-и-ите! — вторил ей другой, еще более неестественный и жуткий.

— Помогите! Помогите!!! — зазвучал вскоре целый хор голосов вокруг нас, и все они, как один, умоляли о помощи.

Но никто не откликнулся на их зов. Медленно ко мне приходило осознание: когда-то голоса, звучащие из глубин тундры, принадлежали тем, кто не прошел мимо и подал голос. Свой голос.

Я зажмурилась, стараясь не думать об очередных ужасах, которые меня окружают, но тяжело абстрагировать от чего-то настолько явного и реального. Все равно что пытаться убедить себя в том, что льва нет, если ты его не видишь. Все вокруг было настоящим, и это действительность, в которой приходится жить людям этого племени.

Ближе к вечеру мы наткнулись на огромное стадо оленей, не меньше ста голов, за которыми следил немолодой мужчина в таких же, как у нас, санях с запряженными в них собаками. Он помахал в знак приветствия нашему вожаку и подъехал поближе. Вся наша процессия остановилась.

Двое мужчин сняли с рук теплые меховые варежки и начали о чем-то оживленно беседовать на языке жестов. Оленевод кивал и улыбался, а затем одобряюще похлопал знакомого по плечу. Когда же речь зашла о нас, на секунду в его глазах промелькнули недобрые огоньки, а затем он указал рукой куда-то вдаль, где, как мне казалось, не было ничего кроме многих килагов снежной пустыни. Наш предводитель, судя по всему, поблагодарил собеседника и надел обратно теплые варежки. Махнув рукой остальным, он тронулся вперед, и мы снова отправились в путь в том направлении, куда указал нам случайный встречный.

Солнце уже начинало опускаться за горизонт, а голоса вокруг, умоляющие о помощи, никак не хотели заканчиваться. Словно все эти земли были пропитаны остатками душ тех, кто когда-то не выдержал здешних холодов и опасностей. Лишь когда последними лучами закатное солнце осветило белые равнины, голосов наконец-таки начало становиться все меньше и меньше, пока они наконец не умолкли вовсе.

Я хотела было облегченно вздохнуть, но, поняв, какую страшную ошибку могла бы совершить, тут же зажала рот руками, прикрывая глаза. Когда-нибудь все это закончится. Форр фан да, а я ведь думала, что живу в страшном месте...

Когда на тундру уже опускалась ночь, а на небе зажигались первые яркие звезды, я разглядела из-за спины своего "кучера" впереди, где-то вдалеке, тускло мерцающие огоньки человеческого поселения. Оно явно было небольшим, всего несколько домов, но над всем этим возвышался особо яркий огонек, сверкающий в ночи, словно маяк.

Подъезжая ближе, я наконец-таки смогла рассмотреть большую по меркам тундры стоянку оленеводов. Над пустошью высились круглые шатры из шкур, на самой вершине которых располагалось отверстие-дымоход, и каждое из них было украшено какой-нибудь скульптурой из дерева. Именно они и сверкали в ночи в отблесках очагов внутри домов, подумала я, ведь ни окон, ни дверей в домах не было.

И над всей стоянкой возвышалось, особенно выделяясь в ночи, большое здание, сооруженное несколько иначе, нежели остальные. Оно высилось на большой плоской скале, которую словно кто-то специально воткнул посреди тундры как ориентир для усталых путников. Шкуры не были растянуты на деревянном каркасе, как это было у остальных домов, а вместо этого накрывали собой саму скалу и веревками с кольями были закреплены за промерзшую землю под скалой. Оно явно было единственным, которое не разбиралось для переезда на новое место — это здание стояло здесь круглый год.

Нэна с мужем и дочерью на руках жестом приказала мне идти за ней, и я, не имея иных вариантов, спрыгнула с саней и пошла по глубокому снегу за ними. Они поднимались вверх по скале по выдолбленным в камне протоптанным ступеням, и лишь только мы оказались наверху, как отец девочки тут же перерезал ножом липкие тряпки, сковывающие ее рот. Девочка громко закричала, заплакала, и ее мать стала прижимать ее к своей груди, пытаясь убаюкать.

— Здесь можно говорить, — улыбнулась Нэна, взглянув на меня. — Идем, я познакомлю тебя со своей матерью.

Я неуверенно взглянула сперва на нее, а затем на ее мужа, но он в ответ лишь молча кивнул. Вместе с ними я зашла внутрь шатра, вздыхая и расслабляясь от тепла, что царило в нем, и огляделась. Внутри царил полумрак, разгоняемый лишь горящим посреди шатра небольшим очагом, но даже в темноте я смогла разглядеть сморщенное лицо старухи. Она медленно подняла на меня взгляд своих полуслепых глаз и улыбнулась, сверкнув острыми, как бритва, зубами.

— Долго же я ждала тебя.