Белый край

Глава 36: Вера

Мне стали сниться странные, пугающие сны.

Небо, затянутое черными тучами, а за ним, за пеленой мрачной завесы — космос, трещащий по швам. Звезды, планеты и само пространство разрывалось, словно лист бумаги, мир сжимался до одной единой точки, становился все меньше и меньше, а внизу, на земле, плакали дети и их матери.

Тяжело дышать от черного тумана, повисшего в воздухе. В нем, словно песчинки кварца, сверкают крохотные огоньки, складываясь в тонкие нити и устремляясь вверх — туда, где все заканчивается. От грядущей катастрофы не было спасения, можно было лишь пытаться отсрочить неизбежное.

Белое крыло с растрепанными перьями становится красным от крови. Оно закрывает меня от чего-то, что желает причинить мне вред. Меня оглушает пронзительный, полный боли крик юноши, и на черную землю падают капли его крови и слез.

Еще вспышка, удар, но сильное крыло не дрогнуло, все также крепко и надежно. Мое маленькое убежище в липком, холодном кошмаре. Я вижу его голубые глаза — мои глаза. Ун оборачивается, бросает на меня полный скорби взгляд, и я просыпаюсь.

От неожиданности я вздрогнула всем телом, а из глотки вырвался панический крик. Из руки выпал почти пустой кувшин, покатился по полу, и вошедший в мою комнату Сих поставил на него ногу.

— Прекрати, — сухо и холодно сказал он, с неким презрением в глазах глядя на меня, уснувшую на полу. — Ты убиваешь себя.

— Без тебя… Ай… — я потерла затылок, почувствовала пальцами под волосами шишку. — Знаю…

— Идем, — мужчина протянул мне руку. — Хотела стать сильнее — становись.

Голова ужасно раскалывалась после очередной попойки в гордом одиночестве. Хотя какая там гордость — с каждым днем мне становилось все более мерзко и одиноко в этом месте. По какой-то причине складывалось ощущение, что рядом со мной нет никого, кто мог бы меня поддержать. Никто бы не понял моих проблем — все считали, что отсутствие нападений есть хороший знак.

Простонав, я схватилась за руку Сиха, и он резко поднял меня на ноги. Я пошатнулась, в желудке штормило, как в октябрьском море, но мне чудом удалось сдержать рвотные позывы. Стыдливо взглянула Сиху в глаза — все тот же отрешенный, отсутствующий взгляд. Черт его знает, что у этого человека на душе.

— Сих, я… — почему-то захотелось извиниться.

— Стой, — он оборвал меня на полуслове и рукавом вытер мой рот. — Не показывай слабость воинам.

Пару секунд я лишь непонимающе смотрела на него, а затем сдавленно засмеялась. Чем лучше гизиец начинал говорить на нашем языке, тем больше неожиданной философии и глубоких мыслей он изрекал. Словно мальчишка, понахватавшийся красивых фраз, с той лишь разницей, что из уст Сиха они звучали искренне и по-настоящему мудро. Правда, это все-равно было смешно.

— Идем, — он похлопал меня по плечу. — Справишься?

— А что у нас на сегодня? — спросила я, уже спускаясь по ледяной лестнице.

Мы быстрым шагом прошли мимо часовых на стене, которые, лишь увидев меня, встали по стойке смирно. Стали спускаться вниз, в тренировочный зал.

— Трое, — не оборачиваясь, ответил темнокожий.

— Сдурел, что ли? — усмехнулась я в ответ. — Меня наизнанку сейчас вывернет.

— Умей подавлять слабость.

Мы вошли в зал, где сейчас прохлаждались несколько новоприбывших. Северяне, в отличие от окцитийцев, выглядели внушительно — высокий рост и постоянная угроза набегов способствовали, однако даже они и рядом не стояли с моим отцом. Борли, Келья и Нервуд были простыми фермерами, как и многие из моей родной деревни, с одним лишь отличием от южан в том, что кое-как умели махать дубиной.

Люди о чем-то негромко переговаривались, сидя на полу и тыкая тренировочными копьями в лед, когда мы вошли. Увидев меня, бойцы тут же вскочили на ноги и отдали честь так, как я этого требовала — к счастью, несмотря на мой прогрессирующий алкоголизм, порядок все еще удавалось поддерживать на должном уровне.

— Вольно, — я махнула рукой. — Ну, гномики ледяные, помашем палками, а?

Люди с довольным видом закивали, кто-то одобрительно хмыкнул.

Сих протянул мне тренировочное копье, и я крепко сжала его одной рукой, наспех привыкая к весу оружия. Быстро окинула взглядом помещение, прикидывая то, как буду справляться с противниками.

— Знаете, — начала я, вставая в стойку. — Мой отец, Борт, много пил. Много, мно-о-ого пил.

С этими словами я резко бросилась на Келью, которая едва успела прикрыться от моего удара древком своего копья. Борли и Нервуд тут же встрепенулись, выставили копья вперед.

— Но его хрен кто мог уделать! — весело выкрикнула я и сделала выпад копьем, который отбил рослый мужчина. — С одной рукой он умудрился дать предателям просраться!

Наконец, они контратаковали. Нервуд кинулся вперед, занося копье над головой и пытаясь ударить меня древком, но я вовремя пригнулась и быстрым пинком под колено уронила мужчину на пол.

Следующим был Борли. Он был немного умнее и не стал размахивать двухлаговой палкой в тесном помещении, а вместо этого попытался уколоть меня. Я же сделала шаг в сторону, из-за чего древко с тихим стуком ударилось об лед и треснуло — ударом руки я доломала палку окончательно.

— Думайте, вашу ж мать, как и куда бьете! — закричала я, раздраженная их неумением драться. — В тесном помещении, с копьем! Думайте!

Оставалось лишь расправиться с Кельей. Девушка испуганно вскрикнула, когда я, бросив копье, кинулась к ней, заходя для удара снизу. И, наконец, сблизившись с ней на расстояние удара рукой, я легонько похлопала неумеху ладонью по щеке.

— И никогда не закрывайте глаза во время боя. Страшно, да, но надо глядеть в оба.

Улыбаясь, я оглянулась на Сиха. Воин удовлетворенно кивнул — его уроки я усваивала как надо.

Вдруг из прохода на лестницу раздались редкие хлопки. Из полумрака появилась плечистая фигура Варса — паренек улыбался, аплодируя мне.

— Майя! — воскликнул он. — Ты так… Хорошо так получается!

Я лишь усмехнулась в ответ и смахнула со лба прилипшую от пота светлую прядь волос.

— Хватит, вытащи уже свой язык из моего зада, — стараясь не обидеть, по-дружески ответила я волчонку, подходя ближе. — Ты ж не собака.

Варс смутился и поспешно отвел взгляд куда-то в сторону. Я переглянулась с Сихом, и тот кивнул на мой незаданный, но очевидный вопрос.

— Ладненько! — я хлопнула в ладоши и потерла руки. — Давайте тренируйтесь. И чтоб каждый был, как Сих цветом от синяков, поняли?!

— Да! — воскликнули бойцы.

На этом я распрощалась с ними и направилась наверх. Очередной день в крепости начинался хорошо — тренировка помогла взбодриться и собраться с мыслями, и мучавший меня алкогольный кошмар уже не тревожил так, как прежде. Оставалось лишь проверить, как идут дела у разных отрядов гарнизона и, по сути дела, задач больше нет. Это, разумеется, если не найдется какая-либо проблема, которую без меня не решить.

Выйдя на стены, я прищурилась от яркого летнего солнца. С инцидента с принцами прошло уже полгода, наступило и почти закончилось короткое, холодное лето. В ясном голубом небе кругами летали буревестники, а далеко на севере, в сверкающих снегах, меж поросших мхом и лишайником скал, прячутся где-то мертвые. Выжидают. Ну ничего, я тоже умею ждать — последние три года меня этому прекрасно научили.

— Майя! Командир! — вдруг раздался голос кого-то из бойцов крепости.

Я худо-бедно знала по имени каждого, кто служил под моим началом, однако запомнить голоса я смогла лишь немногих. Проблема заключалась в том, что людей становилось слишком много — сейчас число воинов уже перевалило за пять десятков и возможно станет еще больше в грядущие годы.

К счастью, проблем с продовольствием не было. Из-за того, что мертвые не нападали, нефритовая тропа не кипела и не бурлила осколками драгоценного камня — нам нечего было продавать заезжим торговцам-смельчакам. Однако эту дыру успешно закрывали поставки из Окцитийской империи — как только принц, теперь уже император Адон вернулся домой, сюда, на север, потянулись караваны и вереницы гребных суден, груженых самыми различными припасами. Было понятно, что Адон очень и очень желает сохранить статус-кво и, как следствие, платит за мое молчание чистыми ресурсами. Меня это, впрочем, устраивало, главное чтобы люди не голодали.

— Твою-то мать, потише! — простонала я, чувствуя, как с похмелья от любого шороха звенит в голове. — Зачем же так орать?

— Командир..! — боец запыхался. — Там… Там проблема!

— Настолько серьезная, что стоит испортить такой прекрасный день? — вздохнула я. — А начиналось-то все неплохо…

Вместе с испуганным бойцом я направилась обратно в тесные, холодные коридоры и переходы крепости. И, к моему сожалению, он вел меня туда, куда мне больше всего не хотелось заходить.

Священник по имени Леродот отказался брать в руки оружие. Вообще-то, как я позже узнала, это не воспрещается законами их религии, однако есть одно но: по словам окцитийцев, существует два вида монахов, и различаются они как раз-таки отношением к насилию. Первые, к которым мой лысый друг и относился, склоняются к такой трактовке святых заповедей, при которых любое насилие — зло. Вторые, более умные, приемлют насилие в качестве самообороны — такие живут и служат в укрепленных монастырях-крепостях, стоящих на границе Окциты и Гетской вольницы.

Из-за этой неспособности биться Леродот начал приносить сомнительную пользу, открыв в Белой крепости филиал веры в Трехликого, кем бы он ни был. Иными словами, мне пришлось пойти на уступки моим окцитийским бойцам и позволить священнику обустроить небольшую молитвенную комнатку, находящуюся почти что в самом низу крепости. Туда меня и вел искавший меня боец.

Масштаб проблемы был ясен с одного лишь взгляда — потолок комнаты рухнул, и вся она была завалена мутным, неестественного цвета льдом. Сбывались мои худшие опасения.

Несколько окцитийцев во главе с Леродотом хватались за головы, сетуя на ужаснейшее богохульство. Чуть в стороне от них стоял, понурив голову, мохнатый с макушки до пят Бруни. Он-то, судя по всему, и был виновником произошедшего.

— Майя, Майя! — лишь увидев меня начал он. — Майя, послушай!

— Это… — кто-то из окцитийцев упал на колени, глядя на придавленный изгаженным льдом деревянный идол. — Такое… Он должен поплатиться за то, что сделал!

— Да! — поддержали его остальные, не считая священника. — Голову с плеч!

— Майя! — испуганно продолжал бормотать Бруни.

— Тихо! — наконец воскликнула я, подняв ладонь в воздух. — Заткнулись все! Цыц! Молитвенник лысый, какого хрена тут произошло?

Леродот никак не отреагировал на мою маленькую колкость в его адрес. Его вообще мало что заботило — даже случившийся конфуз не выводил его из состояния полного душевного равновесия. Все тот же расслабленный, теплый нейтралитет.

— Здравствуй, Майя, — он кивнул мне. — Потолок обрушился, когда зверолюд откалывал лед в выгребной яме.

Я присвистнула. Такое, честно сказать, было вполне возможно — место, куда мы сливали и выбрасывали все нечистоты, находилось прямо над святилищем. И не стоит винить в этом меня, ведь священник, умоляя меня позволить ему соорудить алтарь, сам выбрал именно это место.

— Снорри и компанию уже позвали? — спросила я.

— Они в пути, — кивнул Леродот. — Но нужно успокоить паству.

Он был прав — люди за его спиной, казалось, готовы были разорвать Бруни в клочья. А мой шерстистый друг, пусть, наверное, и не был виноват, действительно боялся расправы. Оно и понятно, ведь нет злее человека, чем тот, чью веру похоронили подо льдом из дерьма.

— Мы требуем его голову! — еще яростнее закричал кто-то из прихожан.

— Голову! — поддержал его другой. — Его или всех язычников в крепости!

— Да! — завопили остальные.

Ситуация быстро накалялась. В проходе становилось все больше народа, окцитийцы, словно мухи на говно, слетались сюда один за другим, дабы принять участие в акте правосудия. К счастью, вскоре подоспел и Снорри со своей командой строителей.

Я отвела рукой Бруни в сторону, за свою спину, и шепнула Снорри, чтобы он оценил ущерб. В свою очередь, священник пытался сдержать и успокоить разъяренную толпу, которая начинала теснить нас уже и с другой стороны.

— Так, становится жарко… — я прикусила губу, пытаясь придумать лучший выход из ситуации.

— Голову язычника! — раздался в толпе крик.

— Голову!

Они начали прорываться вперед. Леродот уже не мог сдержать их, ровно как и я была лишь незначительной помехой на их пути. Кто-то вынул из-за пояса кинжал, другие в злости своей сжимали кулаки. Вот-вот прольется кровь.

— Да стойте же! — отчаянно закричал священник и бросился к Бруни.

Волосатый испуганно отшатнулся, я попыталась прикрыть его своим телом, но, к моему удивлению, Леродот вдруг обнял помойного здоровяка. Пастырь прижался к нему всем телом, зажмурившись и беззвучно читая молитву, лишь шевеля губами. И это сработало, разъяренная толпа остановилась, непонимающе глядя на развернувшуюся картину.

— Язычник, прошу тебя! — взмолился вдруг Леродот. — Прими мое прощение!

— Чего? — непонимающе вылупился на него Бруни. — А?

— Я прощаю тебя! — громче воскликнул священник. — Прощаю! И ты прости нас всех!

По толпе прошлась волна непонимающего шепота. Люди переглядывались и смотрели на своего пастыря, пытаясь понять его мотивы, а тот лишь продолжал обнимать Бруни, закрывая его своим телом.

В этот момент наконец обернулся Снорри, цокнув языком. Он покачал головой и коротко пробасил:

— Не он это. Лед истончился от тепла и откалывания, вот и все.

Бруни облегченно выдохнул и нервно засмеялся.

— Слышали?! — воскликнул он, глупо хихикая. — Не я! Не я это! Аха-ха-ха-хах!

— Успокойся, тс! — я что есть сил ударила его в плечо. — Тихо!

— Ну как, форр фан да, в анекдоте про друида и зловонного духа… — выдохнул волосатый.

Леродот наконец отлип от мусорщика и отошел от него на пару шагов, отряхивая свой балахон. Пожалуй, это было самым правильным решением в данный момент — запах от Бруни был непередаваемым.

— Братья и сестры! — священник раскинул руки. — Что же вы делаете? Зачем вы судите несчастного еретика?!

— Ну так ведь… — кричавший громче всех окцитиец замялся.

— Разве этому учит нас наша вера? — с горечью в голосе продолжил Леродот. — Мы должны прощать, как прощает нам наши грехи Трехликий. Нельзя поддаваться злобе!

— Мы отстроим новое святилище, — добавила я, скрестив руки. — Так что, вашу ж мать, успокойтесь!

— Вот! — воскликнул пастырь, положив руку мне на плечо. — Прощайте… Прощайте так же, как Соленый Ворон прощает своих врагов. Вам есть чему поучиться у этой неверной девы.

Окицитийцы склонили головы в стыде, осознавая, что чуть не совершили огромную ошибку. Миниатюрная гражданская война внутри крепости могла привести к краху всего, за что мы сражаемся — просто попереубивали бы друг друга и все, конец. Наконец-таки, после речи своего пастыря, они это поняли.

— Идите с миром, дети, — священник перекрестил своих людей. — Да направит вас Лик Сострадания на путь истинный.

— Менос, — негромко, в голос ответили окцитийцы.

Толпа постепенно расходилась кто куда. Я же после пережитого стресса тихо съехала вниз по ледяной стене и достала из мешочка на поясе засушенный цветок наперстянки. Только это ядовитое растение помогало мне унять то и дело мучающее меня сердце.

— Спасибо тебе, Майя, — улыбнулся Леродот. — Ты храбрая девушка.

— Давай, иди уже, — я махнула рукой. — Дай помереть спокойно.

— Пусть будет светел твой путь.

Бруни медленно сел рядом со мной, вздыхая. Из-подо льда торчал бронзовый лом, которым он откалывал куски грязного льда, рядом с ним — деревянный идол. По ледяному полу медленно растекался пролитый жир из масляной лампы, замерзая.

Краем глаза я заметила вдалеке, в конце коридора, темную фигуру в капюшоне. Это был Сих, который, скрестив руки, наблюдал за всем этим со стороны. Глядя прямо на меня, он плюнул себе под ноги и, развернувшись, пошел прочь. Для него такое яркое проявление эмоций было чем-то очень и очень редким, поэтому я, вскочив на ноги, устремилась за ним.

— Сих! — окликнула я темнокожего воина, но он и не думал оборачиваться. — Сих, постой!

Он свернул за угол, и как только я добежала до поворота, его сильная, жилистая рука вдруг схватила меня за шиворот и затащила в маленькую боковую комнатку. Я непонимающе уставилась на него, а он в это время выглянул наружу дабы убедиться, что никого рядом нет.

— Сих, что ты…

— Агрх! — воскликнул он с яростью, которую, казалось, копил годами.

— Сих…

— Майя… — начал было он, но до боли прикусил нижнюю губу и зажмурился, пытаясь сдержать эмоции. — Не верь священникам. Никаким!

— Что ты..?

— Да послушай! — он схватил меня обеими руками за плечи, заглянул в глаза. Впервые я увидела в его взгляде страх. Страх и ужасное, тяжелое сожаление. — Они… Не верь им. Не поддавайся его речам, умоляю!

— Сих, в чем дело?

Я отошла от гизийца на пару шагов. Он вздохнул, распрямил плечи и снова натянул на лицо маску безразличия. Медленно сел, опершись об стену.

— Хочешь узнать кто они такие на самом деле? — негромко сказал он. — Спроси о том, что они делали с племенем гизи. С какой злобой убивали тех, кто не молился их богу.

Я присела рядом, вздыхая. У темнокожего товарища тряслись руки, его колотило от злобы, и, казалось, он вот-вот взорвется.

— Они… Не верь им, прошу… Ни им, ни другим.

— Сих… — прошептала я, положив руку на плечо воину.

Его плечи задрожали. Он отвернулся, но я с полной ясностью понимала: он плачет. Стойкий, сильный мужчина сейчас поддался эмоциям, выпустил наружу весь гнев и горечь, что отравляли его сердце. И он не доверил их никому, кроме меня.

— Они… — начал он, но прервался, отрывисто вздыхая. — Они звери, Майя. Все они, каким бы богам они ни поклонялись.

Горячие слезы падали на ледяной пол. Одна, вторая.

— Нет у них сострадания и прощения. Ничего нет. Животные, которые убивают из-за веры.

— Сих, — я не знала, как реагировать на такую откровенность, поэтому приобняла его одной рукой. Воин положил голову мне на плечо, тихо всхлипывая. — Как я могу помочь тебе забыть о горе?

— Ты… Пообещай мне кое-что. Пустяк.

— М-гм, — кивнула я в ответ.

— Когда отправишься на юг… — вздохнул он, сглатывая ком, засевший в горле. — Найди его. Иштаар из Кури. Убей предателя. Заставь мучаться, как мучались дети и жены. Отомсти за нас… И за меня.

— Хэй, — я легонько ткнула его в бок, слабо улыбаясь. — Вместе отомстим, вот увидишь.

Сих едва заметно улыбнулся и медленно кивнул.