Бенгальский дневник

ПРОЛОГ ТРАГЕДИИ

Солнце уже начало клониться к закату, когда на дороге к аэропорту Дакки показался черный «мерседес» с президентским штандартом в сопровождении нескольких военных машин. На мгновение задержавшись у ворот, автомобиль въехал на взлетное поле и остановился рядом с бело-зеленым «боингом» пакистанской международной авиалинии.

Самолет был готов к старту: баки заправлены, экипаж ждал сигнала к взлету. Путь лежал в Карачи.

Генерал Яхья Хан, тогдашний президент Пакистана, не однажды посещал столицу восточной провинции, и каждый раз его провожали представители местной гражданской администрации. По в тот день, 25 марта 1971 года, на проводах присутствовали только военные. Вооруженные патрули заняли места на террасах и галереях длинного, растянувшегося на добрых двести метров, здания аэропорта. Входы в помещение забаррикадированы мешками с песком, из-за которых на город смотрят дула пулеметов.

Атмосфера накалена до предела. Ощущением тревоги охвачены и люди, заполнившие зал для пассажиров. Это в основном выходцы из Западного Пакистана — пенджабцы, пуштуны, — которых бизнес связал с Даккой и другими городами Восточной Бенгалии. Напуганные развернувшимся здесь движением несотрудничества с пакистанскими властями, они осаждали чиновников аэропорта, настойчиво добиваясь билетов на уходящие самолеты. Приезд Яхья Хана на аэродром вдруг как бы пресек шум и невообразимую суматоху, царившие в зале: и ожидающие, и следившие за порядком офицеры прильнули к окнам, наблюдая за церемонией проводов.

А в центре Дакки шли демонстранты. Толпы людей, огибая узкое одиннадцатиэтажное здание отеля «Интерконтинентал», двигались в направлении улицы № 32 района Дханманди, где помещалась резиденция Шейха Муджибура Рахмана — председателя партии Народная лига.

Массовые манифестации не прекращались с первых чисел марта, с тех дней, когда генерал Яхья Хан объявил по радио Исламабада о решении отложить на неопределенный срок передачу власти лидерам политических партий, победивших на первых выборах в национальную и провинциальные ассамблеи Пакистана в декабре 1970 года. Это заявление свидетельствовало о нарушении прежних деклараций военной хунты, оно бросало вызов миллионам бенгальцев, отдавших голоса кандидатам Народной лиги. В Дакке стихийно начался хартал — всеобщая забастовка протеста. Жизнь в столице провинции замерла: прекратили работу государственные учреждения и фабрики, закрылись магазины, остановился транспорт. На следующий день стачка перекинулась на другие города. Директивы военного правительства Исламабада на территории Восточной Бенгалии игнорировались.

Движение несотрудничества с центральными властями продолжалось и после того, как в середине марта в Дакку для переговоров с Муджибуром Рахманом прибыл президент Яхья Хан. Бенгальцы не верили, что хунта генералов всерьез намерена выполнить обещание о передаче власти. На митинге ораторы прямо говорили, что Исламабад использует визит президента, чтобы оттянуть время и подготовить военную акцию против бенгальских патриотов.

Эти предположения подтвердились. Яхья Хан не счел нужным возобновить беседу с Муджибуром Рахманом. Первую половину дня 25 марта он провел в военном городке, совещаясь с высшими офицерами пакистанского гарнизона, а затем выехал на аэродром.

Церемония прощания заняла всего несколько минут. Бело-зеленый «боинг» круто набрал высоту. Через четыре часа после приземления лайнера из Карачи в штаб командования пакистанских войск в Дакке ушла шифрованная телеграмма. Штаб в свою очередь передал во все части приказ о подготовке к операции.

Лишь только столица Восточной Бенгалии погрузилась в темноту, солдаты стали выкатывать орудия на боевые позиции, выводить танки из укрытий. Первые залпы прозвучали около 23 часов 30 минут. Под покровом ночи военная хунта начала репрессии.

Мы еще вернемся к трагическим событиям тех дней, но прежде остановимся на причинах кризиса, столь разительно изменившего политическую карту Южной Азии. Истоки конфликта восходят к 1947 году, когда британский империализм осуществил раздел колониальной Индии по религиозному признаку. К Пакистану отошли территории, находящиеся на противоположных сторонах Индостанского субконтинента.

По природным условиям Западный Пакистан ничем не напоминает восточную часть страны. Это засушливый край, где преобладают пустынные и горные ландшафты. Плотность населения здесь не очень велика —61 миллион человек на территории, превышающей площадь Англии и Франции, вместе взятых. Напротив, Восточная Бенгалия с ее 75 миллионами считается одним из самых густонаселенных районов земного шара. На равнине, покрытой рисовыми полями и джутовыми плантациями, сливаются две великие азиатские реки — Ганг и Брахмапутра. Наводнения тут — постоянное явление; самый распространенный вид транспорта — лодка.

Но западную и восточную провинции разделяли не только 1600 километров индийской земли, не только несходство географических условий, но и различия в языке, культуре, традициях.

Если на востоке подавляющее большинство населения— бенгальцы (98 процентов), тона западе — пенджабцы, пуштуны, синдхн, белуджи и некоторые малые народности.

В обеих провинциях основная масса жителей исповедует ислам, однако в восточной проживает много индусов: судя по переписи 1961 года, — 18,4 процента.

И внешне между западнопакистанцами и более смуглыми бенгальцами мало общего. Разумеется, эти и все прочие различия сами по себе вовсе не являются причиной для политических разногласий. И если отношения между двумя частями страны пришли в кризисное состояние, повинны в том правящие круги Исламабада, которые проводили курс на политическое и экономическое подчинение Восточной Бенгалии интересам западнопакистанских монополий и феодалов.

Раздел Британской Индии принес колоссальные потери обоим молодым государствам, но особенно тяжело отразился на экономике восточной провинции Пакистана. Она давала более трех четвертей мирового производства джута, а почти все предприятия, перерабатывающие это ценное сырье, находились в районе Калькутты, в Индии. В Восточной Бенгалии не было никакой промышленности (одна-две джутовые и несколько чайных фабрик). Не обладала она ни крупными запасами полезных ископаемых, ни значительным естественным потенциалом для развития энергетики. Это поставило восточную провинцию в неравное положение по сравнению с Западным Пакистаном, где после 1947 года начала быстро усиливаться мусульманская торгово-промышленная буржуазия, переведшая капиталы из Индии. «Именно тогда, когда Лондон подверг хирургической операции свою бывшую колонию, были посеяны горькие семена конфликта, завершившегося в конце концов распадом единого Пакистана», — замечает английский публицист Дэвид Лошак, долгое время работавший в Азии в качестве корреспондента британских газет.

Из материалов пакистанской печати и подсчетов экономистов известно, что при режиме военной диктатуры две трети всей промышленности и четыре пятых всего банковского дела в стране принадлежали 22 западнопакистанским монополистическим семействам (Адамджи, Сайголы, Валика, Харуны, Хабибы и др.). Обогащению магнатов большого бизнеса, сконцентрировавших в своих руках экономическую власть, способствовала эксплуатация природных и людских ресурсов Восточной Бенгалии.

Западнопакистанские монополии превратили ее в рынок сбыта своих товаров — текстиля довольно низкого качества и других фабричных изделий. Восточную провинцию ущемляли при распределении государственных ассигнований. На нее приходилось 55 процентов населения Пакистана, и она благодаря экспорту джута и чая приносила государству две трети всех поступлений в иностранной валюте, однако здесь в 50-х годах расходовалось лишь от 20 до 26 процентов всех средств, выделенных центральным правительством на экономическое развитие, а в 60-х годах — от 32 до 36 процентов. Сюда направлялось менее трети импорта и менее четверти ассигнований, полученных в виде иностранной помощи. В результате неуклонно возрастал разрыв в уровне доходов на душу населения между двумя частями: страны. В 1959/60 году он составлял 32 процента, а через десять лет — уже 61.

Огромных размеров на востоке достигла безработица, особенно среди молодежи, окончившей колледжи. Резкое недовольство бенгальцев вызывала дискриминация при приеме на службу в государственный аппарат и армию. Наконец, источником непрекращавшихся трений между центральными властями и бенгальским населением стала проблема государственного языка. Им был объявлен урду, которым в восточной провинции владело не более 2 процентов жителей. Такое решение уже в первые месяцы существования Пакистана вызвало массовые демонстрации протеста. Лишь в 1954 году, когда правительство убедилось в том, что ни тюрьмы, ни пули не способны помешать бенгальцам бороться за языковое равноправие, бенгали был признан вторым официальным языком. Однако и после 1954 года в связи с тем, что многие руководящие посты в промышленности, торговле и на транспорте занимали западнопакистанцы и переселенцы из Индии, говорившие на урду, языковой вопрос оставался чрезвычайно острым.

Факты дискриминации бенгальцев были столь вопиющими, что о них вынуждены были заговорить даже в Исламабаде. «С моей точки зрения, недовольство их (бенгальцев. — Авт.) нынешним положением дел вполне объяснимо», — заявил летом 1969 года президент Яхья Хан. Тем не менее реформы, необходимость которых, казалась, ни у кого не вызывала сомнения, не проводились: стоявшие у власти представители крупной торгово-промышленной буржуазии, помещиков и военной бюрократии препятствовали их осуществлению. Движение бенгальцев за национальное равноправие продолжало разрастаться. Одновременно в обеих частях страны широкий размах приняли выступления народных масс за отмену режима военной диктатуры, демократизацию общественной жизни и выход из проимпериалистических агрессивных блоков СЕАТО и СЕНТО.

В конце 60-х годов национальным лидером бенгальцев становится Шейх Муджибур Рахман. Он родился 22 марта 1920 года в Восточной Бенгалии в семье мелкого землевладельца, окончил исламский колледж в Калькутте и учился в университете в Дакке. Еще в студенческие годы Муджибур Рахман был одним из организаторов демонстраций, проходивших под лозунгом признания бенгали официальным языком. В 1949 году его избрали секретарем вновь созданной партии Народная лига, выступившей за автономию Восточной Бенгалии. Он в то время находился в тюрьме, куда попал за оппозиционную пакистанскому правительству деятельность. В дальнейшем его не раз подвергали аресту — он провел в заключении в общей сложности около одиннадцати лет. Но это не сломило его. Он написал свой знаменитый памфлет «Наше право на жизнь», в котором впервые была сформулирована программа борьбы за региональную автономию.

Эта программа, впоследствии легшая в основу предвыборной платформы Народной лиги, включала следующие требования:

1. Создание федерального государства с верховной властью парламента, избранного прямым всеобщим голосованием.

2. Сохранение в компетенции федерального правительства только вопросов обороны и внешней политики.

3. Введение в двух частях страны разных (но конвертируемых) денежных знаков либо при одинаковых денежных знаках принятие жестких ограничительных мер с целью предотвратить утечку капиталов из Восточного Пакистана в Западный.

4. Передача права установления и сбора налогов членам федерации.

5. Предоставление членам федерации права заключать торговые соглашения с иностранными государствами и контролировать свои запасы твердой валюты.

6. Предоставление Восточному Пакистану права иметь собственную милицию или полувоенные формирования.

В декабре 1970 года на первых в истории страны всеобщих выборах в национальную и провинциальную ассамблеи Народная лига завоевала абсолютное большинство депутатских мест и по логике вещей должна была возглавить гражданское правительство. Однако генерал Яхья Хан под разными предлогами оттягивал созыв вновь избранных законодательных органов. С начала следующего года самолеты пакистанских авиалиний стали перебрасывать в восточную провинцию крупные партии войск. Для маскировки солдат переодевали в гражданские костюмы. К 25 марта подготовка операции была закончена, и армия обрушила удар на мирное бенгальское население.

Действия военной хунты вызвали тревогу всех миролюбивых народов. 2 апреля Председатель Президиума Верховного Совета СССР Н. В. Подгорный обратился к президенту Пакистана с призывом принять неотложные меры к прекращению кровопролития и репрессий против населения и перейти к методам мирного урегулирования. На этих гуманных предложениях, отвечающих основным принципам ленинской внешней политики, Советское государство неизменно настаивало в течение всего времени, пока длился кризис на Индостане. Но военная хунта не пожелала прислушаться к голосу разума и справедливости.

26 марта пакистанские власти выслали из Восточной Бенгалии всех иностранных корреспондентов, и потому в первые недели после начала вооруженного конфликта за пределы страны просачивались лишь отрывочные сведения о происходивших там событиях. Подлинные масштабы трагедии стали вырисовываться лишь тогда, когда сотни тысяч бенгальцев, покинув родную землю, бросив кров и имущество, устремились на территорию соседней Индии.