Бенгальский дневник

ДОРОГАМИ БЕДСТВИЙ

Калькутта, 7 октября 1971 года

Бонгаон — небольшой городок километрах в восьмидесяти к северо-востоку от Калькутты. Дорогу окаймляют высокие пальмы. По обеим сторонам от нее раскинулись рисовые поля, плантации джута. Привычная картина. Мы не раз уже видели это во время поездок по Восточной Индии. Но где-то на полпути открывается зрелище, которое сразу заставляет забыть о живописных деталях сельского пейзажа. Машина движется сквозь бесконечные ряды тростниковых хижин, палаток и навесов, выросших прямо на обочине шоссе. Около хижин — исхудалые, оборванные люди. Очень много детей. Они копошатся в пыли почти у колес проносящихся автомобилей.

— Это беженцы из Пакистана. Их поселения тянутся почти до самой границы, — поясняет шофер и резко тормозит, пропуская тяжелый грузовик, везущий мешки с рисом. На кузове машины надпись: «В фонд помощи беженцам».

Лагерь беженцев в Бонгаоне

(Западная Бенгалия. Индия)

С того момента, как пакистанская армия начала вооруженные репрессии против мирного населения восточной провинции, границу Индии пересекли более девяти миллионов человек. Они осели на территории четырех штатов, примыкающих к Восточному Пакистану, но главная масса их сосредоточилась в Западной Бенгалии — по официальным данным, почти 7 миллионов беженцев.

Где разместить этих людей? Чем их накормить? Как предотвратить распространение эпидемий? Вот те вопросы, которые требовали немедленного решения.

— Ни на что другое не хватает, ни сил, ни средств, — рассказывал уполномоченный по работе с беженцами в Бонгаоне А. Сур. — Большинство мы устроили в лагерях, но они переполнены, а после недавнего циклона оказались частично затопленными. Выход один — переправлять вновь прибывших дальше, в глубь страны. Их вы и видели на пути из Калькутты…

Слова Сура тонут в хоре голосов, доносящихся со двора. Там у палатки, помеченной красным крестом, толпа «новичков» ждет своей очереди на прививку от холеры. Одновременно им выдается свидетельство на получение бесплатного пайка. А. Сур называет цифру, которую нам уже приводили в Калькутте: расходы индийского правительства на содержание беженцев составляют 25 миллионов рупий в день.

От городского штаба, координирующего помощь беженцам, всего минут пять ходьбы до ближайшего лагеря. Комендант, отставной офицер авиации А. Шанкар, указывая на длинные бараки, сообщает, что лагерь рассчитан на 10 тысяч человек, а живут в нем 18 тысяч.

Впрочем, слово «барак» в данном случае можно употребить только условно. По существу, это просто тенты из бамбука и рисовой соломы, покрытые сверху непромокаемым синтетическим материалом. Под тентом длиной 30 метров и шириной 6–7 метров ютятся 55 семей, или около 350 человек.

На каждого взрослого положено в день 400 граммов риса, 50 граммов овощей, немного растительного масла и соли. Но этот рацион удается обеспечить далеко не всегда. Трудно наладить бесперебойное снабжение: транспортных средств не хватает, многие дороги размыты. В самом лагере муссоны натворили немало бед. Наводнения и скученность не позволяют соблюдать даже самые элементарные правила санитарии и гигиены. Комендант говорит, что эпидемия холеры потушена, а число других желудочных заболеваний растет. Помолчав, он добавляет:

— Холодный сезон не за горами, значит, нужно уже сейчас подумать об одежде, одеялах. Иначе в таких времянках не проживешь…

Здесь собраны вместе представители разных каст, профессий и социальных групп: зажиточные фермеры и безземельные батраки, торговцы и рабочие, учителя и студенты. Общая беда уравняла всех.

Солдат освободительных сил «мукти бахини»

Мы беседуем с некоторыми беженцами. Раджендра Натх живет в лагере уже около месяца. Ему под 60, а выглядит глубоким стариком.

— В июле, — рассказывает он, — к нам в деревню в округе Фаридпур явились солдаты. Начались допросы, облавы на сторонников Народной лиги. Моя семья тоже была на подозрении, хотя никто из нас в этой партии не состоял. Пришлось прятаться у родных. Когда вернулись к себе, увидели: дом сожжен, имущество разграблено.

Такая же участь постигла и семью Халима Мия, мелкого торговца из селения Каликапур. Халим считает, что ему и его односельчанам досталось за то, что на прошлогодних выборах все они проголосовали за партию Муджибура Рахмана.

— Я, конечно, хотел бы вернуться домой, — заключает он. — Но сейчас ведь никто не знает, что будет завтра. Пока не восстановится спокойствие, останемся здесь.

Банерджи, студент из округа Джессур, зарегистрированный в лагере с 4 октября, поведал нам, что в его деревне отряд партизан — «мукти бахини» совершил нападение на военный патруль. Во время схватки двое солдат были убиты. Партизаны скрылись, но военные власти решили проучить жителей. Па следующий день половину домов солдаты спалили, двенадцать человек расстреляли.

Мы побывали в городской больнице. В палатах тесно, многие больные лежат на циновках между койками.

— Сейчас большинство наших пациентов — беженцы. Мест, как и в лагерях, не хватает, — словно оправдываясь, объясняет директор. — Тех, чье состояние не внушает особого беспокойства, приходится укладывать прямо на пол…

Когда мы вышли из больницы, подул резкий ветер, предвестник приближающегося ливня. Мы спешили выбраться из Бонгаона поскорее, но по запруженным толпой улицам машина могла двигаться лишь на предельно малой скорости. Наконец последние дома остались позади. По обочинам шоссе вновь появились палатки и хижины, стоявшие почти вплотную друг к другу. По спидометру мы определили, что «самодеятельный» лагерь, где расположились те, кого не смогли разместить индийские власти, растянулся на три десятка километров.