Беркутов-Туманный

Глава 36

7 ноября 2513 по ЕГК.

…Омерзительнейшее «послевкусие», оставшееся от «общения» с тремя «выжившими» членами рода Лаврентьевых, действовало на нервы всю дорогу до клиники. Нет, беседу по конференцсвязи я, конечно же, поддерживал. И моментами даже отшучивался. Но все никак не мог задвинуть куда подальше чрезвычайно яркое воспоминание-картинку с мертвенно-бледными лицами, покрытыми капельками пота, мелко трясущимися подбородками и бегающими глазами. Как выяснилось уже в гараже, Витя безостановочно крутил в голове нечто подобное.

Поэтому, десантировавшись из машины и подойдя ко мне, мрачно вздохнул:

— А ведь ты был прав, назвав этих Лаврентьевых трусами: да, смерть их родственника получилась страшнее некуда, но он ушел из жизни мужчиной. А эта троица опозорила на всю Империю не только самих себя, и весь свой род!

— Им захотелось выжить. Очень-очень… — желчно усмехнулась мелкая. — Поэтому такие «несущественные мелочи», как честь, гордость, достоинство и самоуважение быстренько забылись!

— Представляю, что начнется в Сети после того, как в нее сольют запись дуэли и… всего того, что за ней последовало… — хмуро добавила Татьяна.

— Уже слили… — сообщила Дайна в гарнитуру. — И, будь я главой этого рода, повесилась бы после прочтения первого десятка комментариев.

Я поморщился, и Воронецкий, почему-то решив, что меня срочно надо развеселить, снова перетянул все внимание на себя:

— Лаврентьевы опозорились и на какое-то время будут вынуждены уйти в тину. А тебя, Игнат, вот-вот начнут цитировать. Что пойдет на пользу твоему роду…

— Ну да, ответ получился запоминающимся… — поддакнула ему Ксения Станиславовна: — «У трусов виру не беру. Ибо брезгую…»

— Не знаю, как вы, а я проголодался! — заявил я, как-то почувствовав, что заканчивать обсуждение горе-дуэлянтов они не собираются. И очередной раз восхитился внутренней готовности жены в любой ситуации и любой компании «слышать» только меня — не успел я договорить это предложение, как Ольга включила режим Хозяйки и погнала весь народ к лифтовому холлу командным рыком хорошего фельдфебеля.

Не вышла из этого режима и после того, как подняла нас на третий этаж — отправила в большую гостиную, а сама остановила первую же сотрудницу клиники, попавшуюся на пути, и отдала добрый десяток распоряжений.

— Жесткая она у тебя… — одобрительно прошептал мне на ухо Великий Князь. — У нее не забалуют ни слуги, ни особо охамевшие родичи!

Я согласно кивнул, достал из кармана завибрировавший телефон, кинул взгляд на экран, взглядом извинился перед Воронецким за то, что вынужден отвлечься, и принял звонок:

— Добрый день, Ростислав Евгеньевич. Прошу прощения за то, что не перезвонил — был немного занят…

Глава автоконцерна «Москва» весело хохотнул:

— Добрый день, Игнат Данилович! Я в курсе. И, конечно же, не в обиде. Поэтому поздравляю с очередной безоговорочной победой на дуэли и… от всей души желаю, чтобы этот намек охладил как можно большее количество дурных, но буйных головушек.

Я поблагодарил его за правильное пожелание и превратился в слух.

Третьяков сделал небольшую паузу и плавно перешел к делу:

— Понимаю, что вы наверняка заняты и сейчас, поэтому займу буквально минуту вашего времени: большое спасибо за протекцию — вашими стараниями мы реанимировали проект «Эскорт» и уже в конце этой недели поставим Его Императорского Величества Конвою первые два десятка автомобилей. С меня причитается.

— Моих заслуг тут немного — я просто подарил достойную машину другу. А он…

Ростислав Евгеньевич насмешливо фыркнул,

заявил, что остается при своем мнении, пожелал всего хорошего и отключился. А через пару мгновений трубка завибрировала снова.

Я ответил и на звонок Виталия Фомина, поболтал с ним минуты полторы и вырубил телефон к чертовой матери. Поэтому во время обеда поддерживал легкий застольный треп, направляемый Великим Князем, и старался поровну делить внимание между ним, Татьяной и Ксенией Станиславовной. Но после трапезы последняя сослалась на дела и куда-то ушла, а Виктор с Татьяной, подождав, пока слуги уберут со стола, посерьезнели и уставились на меня.

Суть дела, из-за которого они напросились в гости, конечно же, изложил первый. Но вторая подтверждающе кивала после каждого предложения:

— Не знаю, в курсе ты или нет, но наша свадьба назначена на середину июня следующего года. Еще летом мы были уверены, что весь последний год учебы Тани в университете проживем достаточно спокойно. Ибо выторговали это во время переговоров между главами наших родов. Однако с недавнего времени мои наставники начали повышать нагрузку и терроризировать нас обоих. Я понимаю, что это неспроста, но не готов тратить последние восемь месяцев почти вольной жизни на до смерти надоевшую зубрежку. Вот и хочу прожить их в свое… вернее, в наше удовольствие. По-настоящему серьезных и, что самое главное, общих увлечений у нас с Таней не так уж и много. Но большей их частью — такой, как автогонки — в сезон дождей не позанимаешься. А бездельничать нам не позволят. И, в общем-то, будут правы…

Тут он сделал небольшую паузу и перешел к конкретике:

— В то же самое время есть дело, которым мы готовы заниматься круглый год. К сожалению, без солидной охраны нас в Пятно никто не отпустит, а на все межсезонье постоянный состав заимки Вронских будет сокращен до двух человек. Поэтому мы будем счастливы, если ты и твои девчонки хотя бы пару раз за зиму сводите нас туда хотя бы на четыре-пять дней. К слову, с вами нас отпустили бы и раньше, а теперь, когда стало ясно, что ты прорвался в первый ранг…

— Вить, до первого ранга мне еще расти и расти… — вздохнул я. — Точно так же, как до вто— …

— Так, стоп: ты убил Лаврентьева секунды за полторы! — воскликнул он.

— Верно. Но только из-за того, что по привычке влил в боевое умение предельный объем Силы, а мой противник не воспринял меня всерьез и не стал вкладываться в защитный покров.

— Это была его двенадцатая дуэль! — напомнил Воронецкий.

— Ага. Но в первых одиннадцати он дрался с такими же горожанами… лет тридцати пяти — сорока! — насмешливо уточнила Оля. — А в этот раз вышел против «самоуверенного мальчишки» двадцати одного года от роду, невесть почему поднятому из грязи и добросовестно отмытому вами, Воронецкими.

— Хм…

— Вить, Игнат положил бы всех четверых в любом случае… — без тени улыбки добавила Света. — Даже если бы они нашли противоядие к удушению. Но провозился бы с каждым минуты по полторы-две. А тут просто-напросто воспользовался удачным стечением обстоятельств — изобразил подходящее выражение лица, подобрал правильную фразу и морально сломал остальных Лаврентьевых еще до того, как они догадались включить голову!

Парень… расстроился:

— Ну вот… А я уже начал гордиться дружбой с самым молодым Князем в истории человечества!

— Он им станет! — хохотнула мелкая.

— Так что тренируйся…

Почувствовав, что девчата сейчас разойдутся, я шевельнул рукой, требуя тишины, и ответил на вопрос, зависший в воздухе:

— Два рейда по неделе — не вопрос. Больше не обещаю. В первый пойдем в начале или середине декабря, то есть, как только ляжет снег. Вопросы?

— Есть. Один! — как-то уж очень шустро отреагировала Таня и огорошила: — Ты собираешься нас приглашать на день рождения Ольги, или как?

Если бы не привычка держать лицо, я бы покраснел. Ибо забыл об этой дате. А так изумленно выгнул бровь и задал встречный вопрос:

— А вас надо приглашать?

И это сработало:

— Нет, пожалуй, приглашать не надо! — ухмыльнулся Воронецкий. — Нам хватит намека на место празднования. И, по возможности, приблизительной даты проведения этого мероприятия.

Я выслушал скороговорку Дайны, счел ее аргументы убедительными и озвучил спешно принятое решение. Естественно, в шуточной форме:

— Что ж, раз спецотдел еще не разнюхал эту тайну моего рода, значит, я, так и быть, пойду навстречу лично вам и намекну, что отмечать мы будем на благословенном Юге все следующие выходные…

…Виктор с Татьяной уехали во дворец после обеда. Грызть гранит наук под руководством наставников Воронецких. Ксения Станиславовна ушла на очередной обход. Хотя пациентов у нее в этот раз было всего четверо. Ну, а мы перебрались в кабинет, попадали в облюбованные кресла и занялись делом. В смысле, включили телефоны и порядка полутора часов отвечали на звонки друзей, подруг и знакомых. Ибо не хотели обижать народ игнорированием.

После того, как поток желающих с нами пообщаться иссяк, я связался с Надеждой и выслушал обстоятельнейший доклад о результатах деятельности строителей, получил увесистый видеоотчет, продемонстрировавший не только сам объект во всех ракурсах, но и великолепную четырехполосную дорогу, и… был вынужден отреагировать на просьбу немного приглушить энтузиазм

Валерия Константиновича, забывшего обо всем, кроме артефакторики.

Пока загонял Уфимцева в рамки более-менее вменяемого распорядка дня, краем глаза наблюдал за Светой. И в какой-то момент понял, что она рада такому творческому безумию отца. Но лезть в душу, выясняя, почему, конечно же, не стал — после завершения беседы с Недотрогой удовлетворенно заявил, что эта парочка продолжает радовать, и вопросительно уставился на Иришку, как раз поднявшую правую руку.

— Я тоже хочу тебя радовать… — дурашливо застрадала она. — Но мне не хватает Особо Важных Ценных Указаний!

— А если серьезно?

— А если серьезно, то мы вот-вот начнем нести репутационные потери. Ибо последнее время, приезжая в столицу, останавливаемся тут, в клинике. Да, де-юре и она, и городской особняк Ксении Станиславовны принадлежат тебе, но желающие заляпать тебя грязью обязательно воспользуются возможностью заявить что-нибудь вроде «Беркутов совратил молодящуюся старуху и, как классический альфонс, переселился к ней…»

Сообразив, что она, вероятнее всего, цитирует кем-то запущенный слух, я пошел красными пятнами, с хрустом сжал кулаки и через силу заставил себя дослушать этот монолог до конца:

— Останавливаться у Валерия Константиновича тоже не вариант. По тем же самым причинам. Так что, в теории, нам пора вспомнить об «Акации». Но и в этом варианте есть неприятные нюансы: с тех пор, как начали молодеть Людмила Евгеньевна и Ксения Станиславовна, аналитики двадцати восьми влиятельнейших родов Империи посоветовали главам приобрести квартиры на нашем этаже. Дабы желающие с нами познакомиться обрели возможность по-соседски пригласить нас на новоселье или, хотя бы, случайно сталкиваться в коридоре.

Света помрачнела. Оля преисполнилась ненависти к любителям распускать слухи.

А я, знавший Дайну в разы лучше, без особого труда додумался до принятого ею решения:

— Как я понимаю, ты выкупила у прежних владельцев все квартиры на нашем этаже и как-нибудь ограничила возможность остановки лифтов?

— Угу. А еще сделала ремонт и закрыла блок из пятнадцати парковочных мест. Но это тоже паллиатив. Ведь стоимость этой ТВОЕЙ недвижимости в столице в разы ниже, чем стоимость недвижимости Ксении Станиславовны… — буркнула она и продолжила грузить: — Говоря иными словами, нам не мешало бы приобрести столичное поместье. А для того, чтобы сократить количество ненужной недвижимости, продать квартиры в «Акации». Но одну из них тебе подарили Воронецкие…

В этот момент завибрировал мой телефон, и я, прочитав словосочетание «Следственный Комитет», появившееся на экране, ответил на вызов.

— Здравствуйте, Игнат Данилович! — раздалось в трубке. — Вас беспокоит Вячеслав Ильич Потемкин, следователь по особо важным делам, ведущий ваше.

Я поздоровался в ответ и спросил, чем могу быть полезен.

— Хочу задать несколько вопросов об инциденте на Еланке вам и членам вашей команды. Жду вас у нас, на Балтийском бульваре, семнадцать, в течение часа. Пропуска уже заказаны.

Спрашивать, располагаем ли мы свободным временем, даже не подумал — сбросил вызов сразу после того, как договорил. Что, естественно, разозлило. Поэтому я позвонил Фридману и пересказал беседу с Потемкиным близко к тексту.

— Вячеслав Ильич — личность своеобразная… — насмешливо сообщил адвокат. — … и привык решать любые вопросы с позиции силы. Поэтому его периодически приходится ставить на место. Поставим и сегодня. Кстати, визит на Балтийский бульвар лучше не откладывать: этот следователь злопамятен до невозможности, поэтому портить с ним отношения еще и так я не рекомендую.

Я спросил у Светы, как далеко от нас Балтийский бульвар, выслушал два ответа — ее и Дайны — и сказал Фридману, что мы будем на месте минут через пятьдесят.

— Успею… — пообещал он, подробно объяснил, где именно будет нас ждать, и сбросил вызов.

— А почему «через пятьдесят»? — хмуро спросила мелкая, у которой, судя по всему, страшно испортилось настроение.

Я пожал плечами:

— Раз наше пребывание в клинике чревато репутационными потерями, значит, сейчас быстренько соберемся и из Следственного Комитета поедем в «Акацию».

Она согласно кивнула, поиграла желваками и попала. В захват Ольги. После чего была выдернута из кресла, развернута лицом к двери и ускорена шлепком по заднице.

Мы с Куклой выдвинулись по тому же маршруту через несколько секунд и, прогулявшись по коридору, добрались до наших покоев. А там — вернее, в гардеробной — уже творился форменный бедлам: Света, успевшая раздеться до трусиков, но почему-то не начавшая одеваться, раздраженно выдергивала из шкафов все то, что считала необходимым увезти в квартиру, упаковывала в портпледы, складывала в аккуратные стопки и… безостановочно ворчала.

Услышав самое важное — «…а я… собиралась… поваляться… в самой… уютной… компании… во Вселенной…», я применил «запрещенный прием». В смысле, переместился к ней, обнял со спины, «помог» запрокинуть голову и впился в губы. А для того, чтобы мелкую страдалицу гарантированно проняло, накрыл ладонями оба аппетитных полушария и «зафиксировал» подушечками пальцев мгновенно затвердевшие сосочки.

Любимый «захват» в комплекте с чувственным поцелуем мгновенно выбили из сознания девчонки весь негатив, и она, вжавшись в меня спиной и попой, обвила руками шею. Правда, при этом выронила куртку из змеиной кожи, подаренную Цесаревичем, но эту шмотку вовремя подхватила Иришка и, оценив размеры стопки портпледов, набросила себе на плечи. Пока я лечил Свету от вредности, задумчиво поглядывала на свои вещи. А потом заявила, что ее все равно опрашивать не будут, значит, переодеваться необязательно, цапнула половину портпледов и умотала в гараж…

…До комплекса зданий Следственного Комитета доехали от силы минут за двенадцать, засветили идентификаторы перед сканером системы контроля доступа, получили файл-«поводырь», в темпе залили в навигатор, прокатились по маршруту, появившемуся на экране, и, оказавшись в подземном гараже, припарковались рядом с «Фаэтоном» Льва Абрамовича.

Сам адвокат уже стоял перед машиной, поэтому я шустренько вылетел из салона, обошел кроссовер, помог жене выбраться на светло-серый пластик пола, открыл правую заднюю дверь и вопросительно выгнул бровь, увидев, что Света тащит за собой Иришку.

— Почти уверена, что допрашивать нас будут поодиночке… — недовольно буркнула мелкая. — И что тебя не только вызовут первым, но и промурыжат не меньше часа. Значит, нам с Олей будет скучно…

Вопрос «А с какого перепугу Ира натягивает куртку» задавать не стал, вовремя заметив, что эта шмотка подходит под и блузку, и под юбку, и под сапожки Куклы. Так что подал руку супруге, плавно развернулся на месте, выждал пару мгновений и повел спутниц следом за Фридманом. Запоминать маршрут и не думал — лениво поглядывал на сотрудников ведомства, то и дело попадавшихся на пути, оценивал стоимость интерьеров лифтовых холлов и кабинетов, в которые удавалось заглянуть, и давил невесть с чего накатившее раздражение.

С последним справился незадолго до остановки перед массивной, чуть ли не сейфовой дверью, информационное табло над которой сообщало, что следователь по особо важным делам надворный советник Потемкин Вячеслав Ильич не занят.

— Седьмой класс, согласно табели о рангах! — зачем-то сообщила Дайна. — Соответствует армейскому подполковнику.

Я едва заметно кивнул, огляделся по сторонам, обнаружил нишу с двумя диванами и несколькими креслами, отвел туда девчат, помог сесть и вернулся к адвокату. А через несколько секунд переступил через порог классической допросной, оглядел следователя, сидевшего в широченном кожаном кресле спиной к поляризованному стеклу во всю стену, и удивился диссонансу между какой-то «клишированной» внешностью и крепким третьим рангом энергетики.

Впрочем, зависать не зависал. Было некогда — Лев Абрамович церемонно представил нас друг другу, затем задал Потемкину несколько процедурных вопросов, получил два уверенных ответа и один из категории «ни рыба ни мясо», как-то странно хмыкнул и добавил в голос металла:

— Вячеслав Ильич, что это за детский лепет⁈ И чем это тут у вас так странно па— …

Последние полтора слова второго предложения он промямлил, оседая на пол. И это, помнится, удивило. Правда, не так сильно, как стены с потолком, ни с того ни с сего начавшие вращаться, звон, раздавшийся в ушах, и страшная сухость, появившаяся во рту. Кажется, я пытался сформировать бодрячок, но он почему-то не получился. А потом лицо Потемкина увеличилось в размерах и «поплыло» по диагонали, дальняя стена отодвинулась метров на сто, а стул, намертво вбетонированный в пол, почему-то взмыл вверх и рассыпался на мелкие осколки. Вместе со всем, что было перед глазами, и моим сознанием…

Конец пятой книги.