Беспокойный великан. Соединенные Штаты от Уотергейта до Буша против Гора

7. Буш

Американцы, которые очень гордятся своими демократическими институтами, часто выбирали патрициев и мультимиллионеров в качестве кандидатов в президенты. В период с 1904 по 1960 год среди них были Теодор Рузвельт, Уильям Говард Тафт, Герберт Гувер, Рузвельт, Адлай Стивенсон и Кеннеди.

Выбирая Джорджа Герберта Уокера Буша в качестве своего кандидата в 1988 году, Республиканская партия следовала этой традиции. Буш, которому в июне того года исполнилось шестьдесят четыре года, был сыном Дороти Уокер и Прескотта Буша, сурового и опытного человека, ставшего управляющим партнером Brown Brothers, Harriman, ведущей фирмы Уолл-стрит, и занимавшего с 1953 по 1963 год пост сенатора-республиканца от Коннектикута. Джордж создал послужной список, которым мог бы гордиться любой родитель. Отправленный в Академию Филлипса в Андовере, он преуспел как студент и спортсмен и был избран президентом своего выпускного класса. После окончания академии в 1942 году он быстро поступил на службу в военно-морской флот, став самым молодым пилотом. Во время Второй мировой войны он совершил пятьдесят восемь полетов на Тихом океане, получив Крест за отличие в полетах за то, что выполнил задание на горящем самолете, а затем выбросился в море. После войны он учился в Йельском университете, где был капитаном бейсбольной команды и окончил университет в 1948 году со степенью Phi Beta Kappa. Его достижения к этому моменту были столь же значительны, как и у любого кандидата в президенты в современной истории Соединенных Штатов.[556]

После окончания Йельского университета Буш отправился в Техас, где семейные деньги помогли ему добиться больших успехов в бизнесе по разработке нефтяных месторождений. Затем он обратился к миру политики и с 1967 по 1971 год работал на Капитолийском холме в качестве представителя республиканцев от пригородного округа Хьюстона. Проиграв Ллойду Бентсену в гонке за место в Сенате в 1970 году, он работал послом Никсона в ООН, а затем председателем Национального комитета GOP. Затем Форд назначил его главой ЦРУ. Хотя в 1980 году ему не удалось выиграть президентскую номинацию от GOP, он стал помощником Рейгана. В течение следующих восьми лет он был сдержанным и абсолютно лояльным вице-президентом — настолько добросовестным, что многие люди, не сразу осознавшие, что он очень амбициозен и конкурентоспособен, высмеивали его как «слабака» и «мальчика на побегушках», который никогда не сможет стоять на своём. Другие, знавшие его (включая некоторых преданных Рейгану людей), считали его политическим хамелеоном, не имеющим твёрдых взглядов. Однако большинство людей, работавших с ним, считали его необычайно добродушным, вежливым и воспитанным человеком. Он вызвал значительную и длительную преданность среди своего круга друзей и советников.[557]

Хотя Буш столкнулся с несколькими трудностями на пути к выдвижению в 1988 году, он оказался более популярным на праймериз, чем его основные соперники — сенатор от Канзаса Роберт Доул и Пэт Робертсон, который перед тем, как начать борьбу, сложил с себя сан в Южной баптистской конвенции.[558] К марту Бушу была обеспечена номинация, которую — как и все кандидаты в президенты от основных партий в Америке конца XX века — он получил в первом туре голосования на съезде GOP в августе. (К тому времени политические съезды превратились в сценарии, анахроничные ритуалы, а не в события, связанные с принятием решений). Буш выбрал сенатора от штата Индиана Дж. Дэнфорта Куэйла в качестве своего кандидата, вызвав всеобщее недовольство тем, что он выбрал сенатора с низкой репутацией, который использовал семейные связи, чтобы избежать призыва во время войны во Вьетнаме. Хотя критика в адрес Куэйла, часто высмеиваемого, была нервной, Буш, которому не доверяли многие консерваторы, надеялся, что его кандидат, ярый сторонник «семейных ценностей», поможет ему привлечь на свою сторону белых избирателей из числа христиан-евангелистов. Принимая президентскую номинацию, Буш произнёс сильную речь, в которой пообещал придерживаться курса на налогообложение. «Читайте мои слова», — сказал он делегатам. «Никаких новых налогов».[559]

В 1987 году из стартовых ворот вышло стадо претендентов на выдвижение от Демократической партии: представитель Ричард Гепхардт из Миссури, сенатор Эл Гор-младший из Теннесси и сенатор Пол Саймон из Иллинойса. Сенатор от штата Делавэр Джозеф Байден, бывший сенатор от штата Колорадо Гэри Харт и преподобный Джесси Джексон вырвались вперёд среди первых лидеров. Однако задолго до 1988 года подозрительность, вызванная Вьетнамом и Уотергейтом, стала повсеместной и побудила все более агрессивных репортеров-расследователей копаться в личной жизни основных кандидатов. Вскоре выяснилось, что Байден занимался плагиатом речей. В мае 1987 года газета Miami Herald опубликовала материал о том, что у Харта, женатого человека, который осмеливался лезть в личную жизнь репортеров, был роман с моделью, работающей на полставки. В газетах и таблоидах появилась фотография Харта, сидящего на яхте Monkey Business с моделью Донной Райс, сидящей у него на коленях. Оба претендента выбыли из гонки.

Некоторое время Джексон вел себя хорошо, выиграв пять праймериз на юге страны в «супервторник» в начале марта. Но он был намного левее большинства членов партии. Считалось, что у него, как у чернокожего, нет шансов победить на национальных выборах. К тому же у Джексона были свои собственные политические обязательства. Выступая в Нью-Йорке четырьмя годами ранее, он назвал этот город антисемитской кличкой «Хаймитаун». Когда Луис Фаррахан, глава «Нации ислама», назвал иудаизм «религией сточных канав», Джексон отказался критиковать это заявление.

Победителем кампании за демократическую номинацию, которая оказалась спорной, стал губернатор Массачусетса Майкл Дукакис, сын успешных греческих иммигрантов. Выиграв праймериз в соседнем Нью-Гэмпшире, Дукакис, либерал по большинству вопросов, добился большого перевеса в сборе средств. Затем он сохранил шаткое преимущество, выиграв ключевые праймериз у Гора и Джексона в течение следующих нескольких месяцев. Как и Буш, он получил номинацию в первом туре голосования. На съезде он сбалансировал билет, выбрав сенатора от Техаса Ллойда Бентсена, консерватора, в качестве своего помощника. Ещё ни один кандидат в президенты от демократов не побеждал на выборах в ноябре без победы в штате Техас.

Когда в июле съезд демократов подошел к концу, Дукакис имел семнадцатиочковый перевес в опросах над Бушем. Будучи трижды избранным губернатором, он имел репутацию неподкупного, умного и эффективного администратора. Пытаясь использовать свои сильные стороны и привлечь широкие слои электората, он заявил в своей речи: «Эти выборы — не про идеологию, а про компетентность». Во время предвыборной кампании он пытался связать Буша со скандалом вокруг Иран-контрас, спрашивая избирателей: «Где был Джордж?». Другие демократы сосредоточились на Куэйле, высмеивая его как уклониста от призыва и интеллектуального «легковеса». Техасский казначей Энн Ричардс, энергичный участник избирательной кампании, с удовольствием высмеивала попытки Буша (которые были неуклюжими) перенять народный уклад техасцев, говоря, что он «родился с серебряной ногой во рту». Демократы также высмеивали его малапропизмы, или «язык Буша». В одном случае Буш заявил: «Каждый, у кого есть работа, хочет иметь работу»; в другом он пообещал увеличить количество «экспертов», хотя хотел сказать «экспорт».[560]

Однако, как и Джимми Картер в 1976 году, Дукакис потерял своё преимущество. Как он ни старался, ему не удалось доказать, что Буш знал об обмене оружия на заложников. Бывший вице-президент протестовал, что он был «не в курсе».[561] Хотя избиратели, похоже, согласились с тем, что Дукакис «компетентен», они также сочли его отстраненным, невозмутимо спокойным и не имеющим четко сформулированных целей. Сатирик Морт Сахл ворчал, что Дукакис — «единственный бесцветный грек в Америке». Республиканцы высмеяли рекламу, призванную, по замыслу демократических стратегов, показать, что Дукакис был бы сильным главнокомандующим, в которой он был изображен глупо ухмыляющимся, одетым в комбинезон и огромный шлем в стиле Снупи, едущим на танке. Буш пошутил: «Он думает, что военно-морские учения — это то, что можно найти в сборниках упражнений Джейн Фонды». Буш также воспользовался тем фактом, что Дукакис (на предыдущем губернаторском сроке в 1977 году) наложил вето на закон, обязывающий учителей вести учеников за собой при произнесении Клятвы верности. Советники Дукакиса правильно сказали ему, что эта мера, которая предусматривала уголовное наказание для учителей, не соблюдающих требования, противоречит конституции. Буш остался невозмутим, назвав Дукакиса «членом Американского союза гражданских свобод».[562]

Справляясь с подобными символическими и культурными проблемами, Дукакису было трудно удержать свою громоздкую партию вместе. Центристы в Совете демократического лидерства, сформированном в 1985 году, все ещё боролись с либералами за главенство. Либералы также боролись друг с другом, раздробив старую коалицию Нового курса. Роберт Райх, либерал из Массачусетса, жаловался после выборов, что «либерализм и, неизбежно, Демократическая партия стали меньше воплощать общее видение и больше представлять собой клубок узких призывов к профсоюзам, учителям, геям, латиноамериканцам, чёрным, евреям… раздробленные демократические группы, каждая из которых продвигает свою собственную программу».[563] Хотя республиканцам приходилось бороться с внутренними разногласиями, они не были такими ссорящимися, как демократы. В большинстве своём они были согласны по ключевым вопросам, в частности с необходимостью высоких расходов на оборону, низких налогов и (по крайней мере, в теории) малого правительства в большинстве внутренних дел. Они оставались популярными среди политически активных избирателей, которые поддерживали идеи религиозных правых.[564] Республиканцы также пользовались большими преимуществами в сборе средств. К 1988 году число корпоративных комитетов политических действий, большинство из которых были твёрдо республиканскими, выросло до 1806 (по сравнению с 89 в 1974 году и 1206 в 1980 году). Для сравнения, у рабочих было 355 PAC.[565] Позже стало известно, что 249 вкладчиков, которым правила финансирования избирательных кампаний запрещают давать более 1000 долларов непосредственно кандидату, в 1988 году пожертвовали 100 000 долларов и более в «Команду 100», организацию доноров больших денег, входящую в GOP. Это было разрешено законом, в котором имелись лазейки.[566]

Буш был республиканцем-центристом, который никогда не был расположен к правому крылу в своей партии. Будучи умеренным епископалом, он не имел тесных связей с евангелическими христианскими правыми, члены которых склонны были считать его нерелигиозным республиканцем из сельского клуба. Но в 1988 году, как и в годы своего пребывания на посту вице-президента, он старался не враждовать с ними. Как и многие другие республиканцы, он демонизировал слово «либерал». Выступая против контроля над оружием, он поддерживал добровольные молитвы в государственных школах и смертную казнь для людей, совершивших особо жестокие преступления. Он выступал против абортов, за исключением случаев изнасилования, инцеста или для спасения жизни матери. Среди помощников, которые помогали ему налаживать контакты с социально консервативными религиозными людьми, был его старший сын, Джордж Буш-младший. Два года назад молодой Джордж бросил серьёзную привычку пить и нашел Бога. «Прощай Джек Дэниелс, здравствуй Иисус», — сказал он.

Республиканцы с особым усердием взялись за то, что они называли «политикой вращающихся дверей» в тюрьмах во время губернаторства Дукакиса. Это была программа, введенная предшественником-республиканцем, которая позволяла заключенным брать кратковременный отпуск. В большинстве штатов, включая Калифорнию в бытность Рейгана губернатором, действовали аналогичные программы, как и в федеральной тюремной системе, хотя только в Массачусетсе они были доступны для пожизненно заключенных.[567] Одним из таких заключенных в Массачусетсе был Вилли Хортон, осужденный за убийство первой степени, который во время отпуска на выходные неоднократно избивал и наносил ножевые ранения мужчине, а также нападал на его невесту и насиловал её. Дукакис, защищая программу, прекратил её только в апреле 1988 года. Некоторые партийные комитеты штата Буша и независимые группы распространили фотографии Хортона, зловеще выглядящего чернокожего мужчины, и выпустили телевизионную рекламу, в которой показывали потоки заключенных, входящих и выходящих из тюрьмы через турникет. Хотя национальный комитет Буша открестился от материалов, в которых фигурировал заключенный, нет сомнений в том, что команда Буша знала и одобрила эту рекламу.[568]

Подобные тактики показали, что Буш, при всём его благородстве, может быть безжалостным в преследовании своих амбиций. Они также указывали на то, что социальные и культурные вопросы, связанные с преступностью и расой, по-прежнему занимают важное место в жизни американцев и вызывают разногласия, и что республиканцы будут использовать эти вопросы, как они делали это с 1968 года, чтобы приглушить привлекательность экономических платформ, которые были в пользу демократов. В 1988 году эта негативная тактика практически доминировала в кампании Буша, затрудняя понимание того, за что он выступает. Временами он отвергал «идею видения», то есть идею о том, что он должен пытаться донести до американского народа какую-либо всеобъемлющую или вдохновляющую идею (как это пытался сделать Рейган).

Подобные тактические приёмы со стороны партии оттеснили на периферию более важные вопросы, такие как огромный бюджетный дефицит, и поставили Дукакиса в оборонительное положение. До последних двух недель гонки, когда он вел более активную кампанию, он, казалось, почти не осознавал, насколько эффективно республиканцы изображали его — и Демократическую партию — «мягким» по самым разным вопросам, от преступности до внешней политики. Дукакис также, казалось, не хотел переходить в наступление. Когда на президентских дебатах его спросили, будет ли он поддерживать смертную казнь для того, кто изнасиловал и убил его жену, он ответил, что нет, а затем предложил холодную, безличную и — как показалось многим зрителям — политически фатальную защиту своей оппозиции смертной казни.[569] Буш назвал своего оппонента «ледяным человеком».

У Дукакиса был последний, возможно, решающий политический недостаток: в 1988 году республиканцы претендовали на то, чтобы поднять настроение американцев в течение предыдущих восьми лет. Хотя «Иран-контрас» была ещё свежа в памяти избирателей, Рейган все ещё пользовался широкой популярностью. Подтверждение Сенатом весной договора по МНВ укрепило впечатление, что Рейган был решителен в ведении холодной войны. И, пожалуй, самое главное — с 1983 года экономика страны медленно, но непрерывно росла. Буш, будучи вице-президентом Рейгана, извлек политическую выгоду из более оптимистичного национального настроения, сложившегося после «плохих старых дней» картеровских лет.

Результаты ноябрьских выборов вряд ли обнадеживают сторонников демократического правления: Только 54,2 процента избирателей, имеющих право голоса, приняли участие в выборах, что является самым низким показателем на президентских выборах с 1924 года. Почему так мало? Наблюдатели предполагали, что ни Буш, ни Дукакис не были вдохновляющими кандидатами, что отвратительная кампания вызвала отвращение у избирателей, что вопросы не были особенно захватывающими, и что многие люди (как и на предыдущих выборах) больше заботились о личных делах, чем о том, что обещали их политические лидеры. Каковы бы ни были причины, низкая явка вызвала растущую тревогу по поводу того, что американцы становятся все более апатичными по отношению к политике и общественным делам.[570]

Хотя Буш не сравнился с Рейганом, добившимся оглушительного успеха в 1984 году, он легко победил и стал сорок первым президентом страны. (Когда его сын Джордж Буш-младший стал сорок третьим в 2001 году, многие называли отца «Буш 41»). Получив 48,9 миллиона голосов против 41,8 миллиона за Дукакиса, он набрал 53,4 процента голосов против 45,6 процента у своего соперника. Он победил в сорока штатах, победив в коллегии выборщиков со счетом 426 против 111. Он был особенно силен на Юге, где (как и Рейган в 1984 году) он набрал 66 процентов голосов белых. Аналитики пришли к выводу, что в целом он получил 60% голосов представителей среднего класса и даже обошел Дукакиса (50% к 49%) среди женщин-избирателей.[571] Три последовательные победы партии GOP на президентских выборах свидетельствовали о том, что Республиканская партия, сильно пострадавшая от Уотергейта, пережила значительное возвращение.

Однако, как и в 1984 году, результаты 1988 года не свидетельствовали о том, что произошел коренной политический перелом.[572] Демократы сохранили большинство в Сенате и Палате представителей, которое они удерживали с момента захвата Сената в 1986 году, что побудило представителя демократов Пэта Шредера из Колорадо пошутить: «Хвосты? Буш был избран в бикини».[573] В 1989–90 годах Бушу пришлось бы бороться с преимуществом демократов 55 против 45 в Сенате и 259 против 174 в Палате представителей. Выборы 1990 года дали демократам ещё больше сил на холме. Бушу, как и Никсону, Форду и Рейгану до него, пришлось справляться с разделенным правительством и высоким уровнем партийного антагонизма.

ДЛЯ УПРАВЛЕНИЯ АМЕРИКАНСКОЙ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКОЙ, которая была его главным интересом на посту президента, Буш собрал опытную команду советников. Джеймс Бейкер, техасец, сторонник политики, служивший Рейгану в качестве начальника штаба и министра финансов, стал государственным секретарем. Ричард Чейни, координатор штаба Форда до того, как стать влиятельным конгрессменом от Вайоминга, возглавил отдел обороны и быстро установил высокий уровень контроля над Пентагоном.[574] Советником по национальной безопасности был выбран Брент Скоукрофт, отставной генерал ВВС и профессор русской истории в Вест-Пойнте. Хорошо информированный и эффективный человек, он занимал этот пост при Форде. В октябре 1989 года генерал Колин Пауэлл стал председателем Объединенного комитета начальников штабов, первым афроамериканцем, занявшим этот пост. Хотя между этими советниками периодически возникали разногласия, по большинству вопросов они были сплоченной командой.[575]

К тому моменту, когда эта команда покинула свой пост в январе 1993 года, ряд вопросов, возникших в последнее время, оставался нерешенным. Один из них касался Югославии, которая распалась в 1991–92 годах на фоне жестоких столкновений между восточными православными сербами, римскими католическими хорватами и боснийскими мусульманами. Множество возмущенных наблюдателей, включая миротворцев Организации Объединенных Наций, направленных в этот регион в ноябре 1992 года, сообщали о фактах массовых «этнических чисток», особенно со стороны боснийских сербов, поддерживаемых сербским режимом в Белграде. На протяжении всего 1992 года в американских газетах появлялись материалы о лагерях смерти и «геноциде» под управлением сербов. К концу года, по оценкам, более 1,7 миллиона мусульманских беженцев были рассеяны по бывшей Югославии и близлежащим странам. Однако администрация Буша в то время была сосредоточена на предвыборной кампании и серьёзно отвлекалась на тяжелую рецессию. Она также надеялась сохранить теплые отношения с Россией, которая исторически поддерживала сербов. Кроме того, союзники по НАТО выступали против серьёзных военных действий в регионе. Соединенные Штаты и их западные союзники ввели эмбарго на поставки оружия в этот регион, хотя такая политика вредила боснийским мусульманам, у которых было мало экономических и военных ресурсов, больше, чем сербам или хорватам. Пауэлл и высокопоставленные чиновники Пентагона опасались, что американское военное вмешательство в дела региона приведет к новой катастрофе, подобной Вьетнаму. По всем этим причинам администрация Буша держалась в стороне от Балкан.[576]

Буш оставил в незавершенном состоянии и другие направления внешней политики. В конце 1992 года его администрации удалось договориться о заключении Североамериканского соглашения о свободной торговле (NAFTA), которое предполагало отмену тарифов между Канадой, США и Мексикой. Но когда он покидал свой пост в 1993 году, соглашение все ещё нуждалось в одобрении Сената, что, как ожидалось, будет непросто. В последний месяц своей администрации он отправил 28 000 американских солдат с гуманитарной миссией, чтобы помочь миротворческим силам ООН в Сомали, где населению угрожал голод. Хотя не предполагалось, что американцы останутся там надолго, они все ещё находились в стране, когда он покидал Белый дом. Урегулирование напряженной ситуации в Сомали, как и получение одобрения NAFTA, легло на плечи его преемника.

Однако в Латинской Америке президенту повезло больше, чем Рейгану, которого едва не погубил скандал с иранской контрой. В феврале 1990 года сандинисты в Никарагуа потерпели серьёзное поражение от коалиции противников на свободных выборах. После этого Соединенные Штаты прекратили торговое эмбарго, и «контрас» прекратили свою деятельность. К 1992 году гражданская война в Сальвадоре, ставшая причиной гибели 75 000 человек в 1980-х годах — в основном крестьян, боровшихся против деспотичного правительства, — наконец-то завершилась. Хотя в Гватемале продолжались жестокие бои, а жители всей Центральной Америки продолжали бороться с повсеместной нищетой, часть военных действий, заливших регион кровью и глубоко втянувших в него Соединенные Штаты, наконец-то утихла.

В конце 1989 года Буш принял меры, чтобы устранить ещё один источник беспорядков в регионе: Панамского силовика Мануэля Норьегу. Как и многие другие антикоммунистические тираны, Норьега на протяжении многих лет получал щедрую американскую поддержку. При Рейгане ЦРУ оказывало его режиму военную и экономическую помощь, в обмен на которую Норьега помогал «контрас». Но когда в конце 1980-х годов Сандинисты начали слабеть, его полезность для Соединенных Штатов снизилась. Кроме того, Норьега был жестоким и коррумпированным диктатором, обогатившимся за счет подарков от ЦРУ и торговли наркотиками. В мае 1989 года он аннулировал президентские выборы, после чего его приспешники избили и окровавили Гильермо Эндару, законно избранного кандидата. Буш, прекрасно понимая, что в конце 1999 года Панамский канал перейдет под контроль Панамы, также беспокоился о том, что может сделать такой преступник, как Норьега, если ему позволят контролировать такой стратегический актив. В середине декабря 1989 года, когда люди Норьеги застрелили американского лейтенанта морской пехоты, избили лейтенанта военно-морского флота, а также избили и облапали жену морского офицера в Панама-Сити, Буш, Чейни и Пауэлл решили свергнуть его.

Вмешательство, которое Буш назвал операцией «Справедливое дело», стало крупнейшим военным шагом США со времен Вьетнама. В ней участвовали 24 000 десантников, которые ранним утром 20 декабря предприняли драматическую атаку на ключевые пункты в Панаме. На побережье высадились морские котики. После кровопролитных уличных боев американские войска быстро овладели зоной канала и городом Панама, но узнали, что Норьега укрылся в резиденции папского нунция в этом городе. Чтобы выгнать его, американские войска и танки окружили резиденцию и круглосуточно врубали рок-музыку, от которой закладывало уши. Военные автомобили заводили свои двигатели, чтобы усилить шум. После демонстрации бравады, продолжавшейся до 3 января, Норьега сдался, когда элитные американские войска пригрозили атакой. Через день он оказался в тюрьме в Майами.

То, как Буш разрешил ситуацию в Панаме, обеспокоило некоторых критиков, которые указывали на то, что в ходе боевых действий погибли мирные жители. Гражданские либертарианцы позже жаловались, что Норьега более года находился в тюрьме в ожидании суда в США, который вряд ли мог быть справедливым. В апреле 1992 года Норьега был признан виновным по восьми обвинениям, включая торговлю кокаином, отмывание денег и рэкет, и приговорен к сорока годам заключения в федеральной тюрьме.[577] Но панамская операция Буша придала сил его администрации: После окончания холодной войны Америка, наконец, провела крупномасштабную военную операцию. Она пользовалась большой популярностью в Соединенных Штатах. В ходе боевых действий погибли 23 американца и 394 были ранены. Эндара был немедленно приведен к присяге в качестве законно избранного президента Панамы. Хотя в течение пятилетнего срока ему приходилось нелегко, он и его преемники сумели укрепить демократические институты, включая независимую прессу и судебную систему, конкурирующие политические партии и честные выборы. Учитывая печальную историю американского военного вмешательства в дела Латинской Америки, эти результаты не могут не радовать.[578]

Разбираясь с конфликтами в Латинской Америке, Бушу пришлось столкнуться с событиями, возникшими в результате внезапного и ошеломляющего краха коммунизма в Советском Союзе и Восточной Европе. Некоторые консерваторы, недовольные тем, что Рейган пошёл на уступки Советам, призывали его занять более жесткую позицию в отношении Горбачева, который, оставаясь коммунистом, пытался удержать несколько националистических советских республик от выхода на свободу и провозглашения своей независимости. Защитники прав человека также требовали от Буша решительных действий против китайских коммунистов — «пекинских мясников», которые убили сотни, а может быть, и тысячи продемократических демонстрантов на площади Тяньаньмэнь в июне 1989 года.

Буш и его советники осторожно подходили к решению подобных проблем. Поначалу он сохранял настороженную дистанцию с Горбачевым и угрожал ужесточить торговую политику в отношении Китайской Народной Республики, если она не освободит диссидентов и не примет более умеренную политику. Однако к 1990 году он установил с Горбачевым вполне удовлетворительные личные отношения, и исторические события 1990–92 годов — воссоединение Германии в рамках НАТО, независимость стран Балтии, вывод советских войск из стран-сателлитов Восточной Европы, суверенитет советских республик, отпадение от власти Горбачева и приход к власти президента России Бориса Ельцина — прошли с минимальной потерей крови. Буш также старался наладить отношения с Китаем, который стал важным торговым партнером. После того как администрация заключила с китайцами соглашение, предусматривающее амнистию для нескольких сотен участников протестов на площади Тяньаньмэнь, китайско-американские отношения несколько улучшились.[579]

Это не означало, что сторонники жесткой американской внешней политики исчезли со сцены. Министр обороны Чейни, среди прочих, считал, что Соединенные Штаты должны энергично вмешаться в вакуум, образовавшийся после распада Советского Союза. В 1992 году Чейни вместе с Полом Вулфовицем, заместителем заместителя министра по вопросам политики, поддержал сотрудников, разработавших амбициозный план «Руководство по оборонному планированию», касающийся международных обязательств Америки. В нём говорилось, что Соединенные Штаты в новом мире после окончания холодной войны должны «препятствовать [всем другим странам] оспаривать наше лидерство или пытаться перевернуть установленный политический и экономический порядок».[580] Хотя отчасти этот документ был направлен против потенциальных конкурентов, таких как Япония и Германия, в более широком смысле он представлял собой заявление о том, что Соединенные Штаты должны сохранить статус непревзойденной сверхдержавы, как колосс, противостоящий всем желающим. И тогда, и в последующие годы он оставался руководящим документом американской внешней и военной политики.[581]

Следуя этому предписанию, администрация Буша сохраняла довольно высокие расходы на оборону, чем разозлила либералов, стремившихся получить «дивиденды мира», которые можно было бы использовать для внутренних социальных программ. Хотя за четыре года президентства Буша расходы на оборону — и на зарубежную разведку — несколько снизились, Чейни и другие высокопоставленные чиновники продолжали придерживаться «доктрины Пауэлла», которая, перейдя из рейгановских времен, утверждала, что Соединенные Штаты должны поддерживать высокий уровень военной готовности, чтобы, если им когда-нибудь придётся вести войну, они могли сделать это с подавляющей силой, тем самым защищая американских солдат от риска потерь, подобных вьетнамским.[582]

По большей части президент и его советники действовали благоразумно в связи с распадом Советского Союза. В 1991 году Буш заключил с Горбачевым соглашение, которое привело к выводу большинства тактических вооружений с зарубежных позиций и снижению уровня боеготовности ядерных арсеналов. В договоре СНВ–1, заключенном в середине 1991 года, лидеры двух стран договорились о сокращении ядерных вооружений — с 13 000 боеголовок в 1990 году до 9000 в 1992 году и до 7000 к 1995 году.[583] Незадолго до ухода с поста президента в 1993 году Буш и Ельцин провели переговоры по СНВ–2, в соответствии с которым максимальный предел для каждой из сторон в будущем составлял от 3000 до 3500 боеголовок. Это соглашение показало, что Соединенные Штаты и их некогда самый могущественный противник развивают захватывающие дух успехи, достигнутые Рейганом и Горбачевым. Большинство обозревателей американской внешней политики дали Бушу хорошую оценку за его дипломатию в отношениях с Москвой, за его роль в содействии воссоединению Германии и за его попытки привлечь западных союзников к усилиям по оказанию помощи хрупким новым государствам, пришедшим на смену советским республикам, а также бывшим коммунистическим сателлитам Советского Союза в Восточной Европе.[584]

С такими достижениями Буш вполне мог рассчитывать войти в историю как один из самых искусных президентов Америки в управлении внешней политикой. К моменту ухода с поста президента его особенно хорошо запомнили как президента, который привел тщательно созданный и грозный международный альянс к войне против Ирака. Хотя эта война не предотвратила возвращения нестабильности на глубоко неспокойный Ближний Восток, коалиция одерживала триумф за триумфом в ходе самих боевых действий.

В глазах Буша — и многих других глав государств — главным источником проблем в регионе был президент Ирака Саддам Хусейн. Придя к власти в 1979 году, Хусейн вообразил себя современным Навуходоносором, который приведет арабский мир к великим высотам. Среди его кумиров были Гитлер и Сталин. Со временем он построил ряд роскошных дворцов для себя и своей семьи. В стране появилось множество его статуй и портретов. В 1980 году он начал войну против соседнего Ирана, гораздо более крупного государства. Боевые действия продолжались восемь лет, в течение которых Хусейн применял химическое оружие против иранцев, прежде чем война закончилась безрезультатно в 1988 году. В течение этого времени Хусейн поддерживал усилия по производству ядерных бомб и убил сотни тысяч своих людей, в основном курдов и шиитов, которые были неспокойны под деспотичным правлением его жестко организованной клики мусульман-суннитов.[585] В марте 1988 года он санкционировал применение химического оружия в курдской деревне Халабджа, в результате чего за один день погибло 5000 человек.

Представители администрации Рейгана, считая Иран более серьёзной угрозой стабильности на Ближнем Востоке, в основном закрывали глаза на эксцессы Хусейна и осторожно поддерживали его режим в период с 1980 по 1988 год. Во время ирано-иракской войны Хусейн получал выгоду от американской разведки и помощи в планировании боевых действий. В июле 1990 года американский посол в Ираке, возможно, непреднамеренно заставил Хусейна думать, что Соединенные Штаты не будут бороться, чтобы остановить его, если он решит напасть на богатый нефтью Кувейт, иракского соседа на юге. Но иракско-американские отношения всегда были непростыми, и они рухнули 2 августа 1990 года, когда Ирак начал неспровоцированное и быстро успешное вторжение в Кувейт. Буш, чувствительный к воспоминаниям о вьетнамской трясине и осознающий потенциально огромные последствия военного вмешательства, был ошеломлен дерзкой агрессией Ирака. Говорят, что «железная леди» Великобритании, премьер-министр Маргарет Тэтчер, пыталась укрепить его позвоночник. «Помни, Джордж, — предупредила она, — сейчас не время шататься».[586]

На самом деле Буш не нуждался в жестких мерах. Быстро введя экономические санкции против Ирака, он стал самым сильным голосом в администрации против агрессии Хусейна. Заявив: «Этого не будет», президент отменил предупреждения советников, в частности Пауэлла, о том, что война против Ирака будет дорогостоящей и опасной. По оценкам Чейни и Пауэлла, в таком конфликте могут погибнуть до 30 000 американских солдат.[587] Отправив госсекретаря Бейкера в ряд зарубежных миссий, Буш сумел привлечь тридцать четыре страны в многонациональную коалицию, которая была готова внести определенный вклад в борьбу с Ираком под руководством США. В конце ноября Буш добился принятия резолюции Совета Безопасности ООН, санкционирующей применение силы для изгнания Ирака из Кувейта, если Хусейн не уберется оттуда до 15 января 1991 года. Резолюция была принята двенадцатью голосами против двух, причём Советский Союз был в числе двенадцати. Китай, один из пяти государств, обладающих правом вето, воздержался. Только Йемен и Куба высказались против.[588]

Однако Буш с самого начала понял, что Хусейн, претендовавший на Кувейт как на иракскую территорию, не намерен отступать. Как и Картер, заявивший, что Америка в случае необходимости вступит в войну, чтобы не позволить врагам контролировать Персидский залив, он был готов сражаться с агрессорами в регионе. Поэтому, пока вращались колеса дипломатии, он привел в действие доктрину Пауэлла. Больше не опасаясь советских военных замыслов в отношении Западной Европы, он вывел часть американских войск из Германии, чтобы укрепить то, что вскоре превратилось в грозные боевые силы коалиции. В коалицию, которая пользовалась нервной поддержкой нескольких мусульманских стран (включая Пакистан, Афганистан, Египет, Сирию и Турцию) и которая должна была в значительной степени опираться на готовность Саудовской Аравии служить плацдармом, в конечном итоге вошли войска из пяти арабских государств. В район Персидского залива было переброшено более 460 000 американских военнослужащих, 1500 самолетов и 65 боевых кораблей.[589]

Готовясь к конфликту, который, по его мнению, был неизбежен, Буш не хотел добиваться одобрения со стороны Конгресса, в котором преобладали демократы. Однако в январе 1991 года он поддался политическому давлению, призывавшему его сделать это. Как он и предполагал, большинство демократов выступили против него. Некоторые обвиняли президента, заработавшего миллионы в нефтяном бизнесе, в том, что он стремится к войне, чтобы защитить богатые нефтяные интересы в США. Другие утверждали, что на Хусейна следует оказать дальнейшее экономическое и дипломатическое давление, которое, по их мнению, заставит его пойти на уступки. Некоторые противники войны опасались, что президент может санкционировать вторжение и захват самого Ирака, тем самым втянув Соединенные Штаты в затяжную и потенциально опасную оккупацию.

Буш добился своего на Холме, хотя и с небольшим перевесом. Конгресс принял совместную резолюцию, санкционирующую войну в соответствии с резолюцией ООН от ноября 1990 года. Палата представителей проголосовала 251 против 182, республиканцы одобрили резолюцию 165 против 3, а демократы выступили против 179 против 86. В Сенате, который принял решение 11 января, счет был 52 против 47, республиканцы поддержали резолюцию 42 против 2, а демократы выступили против 45 против 10. Среди горстки демократов Сената, проголосовавших за резолюцию, был Эл Гор-младший из Теннесси. Среди тех, кто выступил против, был Джон Керри из Массачусетса.[590] Это было самое близкое голосование в сенате по вопросу о войне в истории Соединенных Штатов.

То, что завоевания Хусейна угрожали нефтяным интересам Запада, не вызывало сомнений. В то время считалось, что Ирак добывает 11 процентов, а Кувейт — 9 процентов мировых поставок. На долю соседней Саудовской Аравии, ведущего производителя, приходилось 26%. В районе Персидского залива находилось более половины мировых доказанных запасов. Соединенные Штаты, которые все больше зависели от зарубежной добычи, в то время импортировали четверть своей нефти из Персидского залива. Ярые сторонники войны, такие как министр обороны Чейни и Вулфовиц, прекрасно понимали, каким крупным экономическим активам угрожало завоевание Ирака.[591]

Отстаивая свою позицию, Буш, однако, настаивал на том, что ключевым вопросом является открытая агрессия Ирака, которую нельзя терпеть. Он также утверждал, что Хусейн тайно разрабатывает возможности для создания ядерных бомб.[592] Особое возмущение вызвало жестокое и убийственное обращение Хусейна с собственным народом. Хусейн, по его словам, был «хуже Гитлера». Когда истек срок, установленный ООН на 15 января, он, не теряя времени, начал войну, которая началась 16 января.

Нападение коалиции состояло из двух этапов. Первый заключался в массированных бомбардировках Кувейта, Багдада и других иракских городов и объектов. Она продолжалась тридцать девять дней. Самолеты коалиции выпустили по этим целям 89 000 тонн взрывчатки, меньшую часть из которых составляли «умные бомбы» с лазерным наведением и крылатые ракеты. Бомбардировки были устрашающими, вызвав дезертирство примерно 100 000 или более из 400 000 иракских солдат, которые, как считалось, были развернуты изначально. Она также была разрушительной. Воздушное наступление разрушило энергосистему Ирака и вывело из строя его военные коммуникации. По мнению ряда современных наблюдателей, бомбардировки вызвали острую нехватку продовольствия, повредили объекты, защищающие воду от загрязнения, спровоцировали вспышки холеры и тифа, а также серьёзно нарушили медицинское обслуживание.[593]

Часть этой воздушной войны была показана по сетевому телевидению и по Cable News Network (CNN), которая с момента своего создания в 1980 году зарекомендовала себя как успешная сеть, предоставляющая круглосуточные новости о событиях по всему миру. CNN вела завораживающие репортажи из Багдада о проносящихся ракетах и вспышках взрывов. Иракские ракеты «Скад» устремлялись к целям в Израиле и Саудовской Аравии, а американские ракеты «Пэтриот» поднимались, чтобы перехватить их. Хотя одна из ракет «Скад» (из восьмидесяти шести, предположительно выпущенных за время войны) убила двадцать восемь американских военных в Дахране (Саудовская Аравия), большинство из них не причинили серьёзного вреда. Американцы утверждали обратное, но более поздние исследования показали, что «Патриотам» относительно не везло с попаданием «Скадов». Однако «Скады» послужили поводом для широко распространенной шутки: «Вопрос: Сколько иракцев нужно, чтобы выпустить по Израилю ракету „Скад“? Ответ: Трое: один вооружается, другой стреляет, третий смотрит CNN, чтобы понять, куда она упала». Президент Буш с жадностью следил за CNN, которая, по его словам, была более оперативным источником новостей, чем ЦРУ.

Когда иракская оборона оказалась практически беспомощной, коалиционные силы приступили ко второму этапу войны в Персидском заливе — операции «Буря в пустыне». Возглавляемая американским генералом Норманом Шварцкопфом, она стала окончательной демонстрацией «доктрины Пауэлла», которая призывала к направлению подавляюще превосходящей военной силы. Часть войск использовала GPS-гаджеты, позволяющие ориентироваться в пустыне. Всего за 100 часов с 23 по 27 февраля эта армия сломила сопротивление иракцев. Десятки тысяч иракских солдат были взяты в плен. Большинство оставшихся бежали из Кувейта в Ирак. Недостоверные ранние оценки числа убитых иракских солдат варьировались в широких пределах, доходя до 100 000 человек.

Реальные цифры, согласно большинству более поздних оценок, вероятно, были гораздо меньше. Один из тщательно просчитанных подсчетов, проведенный бывшим военным аналитиком Разведывательного управления Министерства обороны, признал, что оценки сильно разнятся, но установил максимальное число потерь иракских военных в воздушной и наземной войнах — 9500 убитых и 26 500 раненых. Его минимальные оценки составляют 1500 погибших и 3000 раненых. Число погибших среди гражданского населения, добавил он, могло быть меньше 1000 человек. Американские потери могли быть ничтожными по сравнению с другими. По большинству оценок, число американских солдат, погибших в бою, составило 148 человек (по крайней мере 35 из них — от дружественного огня), а число погибших в результате несчастных случаев, не связанных с боевыми действиями, — 145. В общей сложности 467 американских солдат были ранены в бою. По тем же оценкам, в бою погибли 65 солдат из других стран коалиции (39 из арабских стран, 24 из Великобритании, 2 из Франции).[594]

Когда 27 февраля иракские солдаты бежали, Буш остановил боевые действия. Такое резкое прекращение позволило многим средствам Хусейна, включая танки российского производства и подразделения его элитной Республиканской гвардии, избежать уничтожения или захвата. Когда армии коалиции остановились, они оставили Багдад и другие важные города в руках своих врагов. Саддам Хусейн и его окружение зализывали раны, перегруппировывались и оставались у власти до тех пор, пока очередная война под руководством американцев не отстранила его от власти.

Нет необходимости говорить, что решение о прекращении боевых действий вызвало споры, многие из которых всплыли двенадцать лет спустя, когда президент Джордж Буш-младший (Буш 43) отправил американские войска на очередную войну против Ирака Саддама Хусейна. Буш 41 отменил боевые действия в 1991 году по нескольким причинам. Во-первых, он и его советники, как говорят, беспокоились о том, что коалиционные силы будут обвинены в «резне» — «индюшачьей стрельбе», — если они будут убивать почти беззащитных иракских солдат на полном ходу на «Дороге смерти» в Ирак. Однако он настаивал на том, что его стратегия выхода всегда была ясна: освободить Кувейт и загнать Хусейна обратно в Ирак. Таков был мандат ООН и резолюции Конгресса. «Я не верю, — сказал Буш позже, — в то, что я называю „mission creep“».[595]

Отказываясь преследовать Саддама Хусейна, президент прекрасно понимал, как трудно было обнаружить Норьегу сразу после нападения американцев на Панаму, гораздо более мелкое государство. Буш обратил внимание на ещё одно важное обстоятельство: Некоторые партнеры Америки по коалиции, такие как Сирия и Египет, опасались нарушения баланса сил на Ближнем Востоке. Опасаясь, что беспорядки в Ираке распространятся и будут угрожать их собственным режимам, они выступили против более широкой миссии, которая могла бы свергнуть Хусейна с власти.

Буш также полагал, что операция «Буря в пустыне» нанесла серьёзный ущерб военному потенциалу Ирака. Фактически она помогла завершить так и не удавшиеся попытки Хусейна создать ядерные бомбы. Чтобы гарантировать, что Ирак останется слабым в будущем, Хусейн был вынужден согласиться на запрет импорта военной продукции и воздержаться от перевооружения или разработки оружия массового уничтожения. Инспекторы ООН были уполномочены следить за соблюдением этих ограничений и оставались в Ираке до 1998 года. ООН также установила «бесполетные зоны» над шиитскими и курдскими районами Ирака, в которых запрещалось летать самолетам Хусейна. Эмбарго на экспорт и продажу иракских товаров, в частности нефти, должно было ограничить возможности Хусейна по перевооружению. Считается, что эти экономические санкции (в сочетании с жадностью и бездушием Хусейна по отношению к собственному народу) были причиной значительных страданий народа Ирака до декабря 1996 года, когда Хусейн наконец согласился на управляемое ООН соглашение «нефть в обмен на продовольствие», которое позволило ему закупать продовольствие и медикаменты за счет доходов от ограниченных продаж нефти.[596]

В 1992 году министр обороны Чейни изложил аргументы администрации за то, чтобы не брать Багдад, не захватывать Хусейна и не пытаться реформировать страну. Это сильно отличалось от тех аргументов, которые ему предстояло привести в качестве вице-президента одиннадцать лет спустя, когда он защищал оккупацию Ирака Бушем 43. Хусейна, говорил Чейни в 1992 году, было бы очень трудно найти. Более того, смогли бы Соединенные Штаты провести в Ираке значительные реформы? Хотя в Ираке имеется значительный средний класс, и со временем в стране могут быть созданы демократические институты, этот процесс может занять много лет. Учитывая братоубийственную ненависть, разделявшую шиитов, суннитов и курдов (неарабский народ) в Ираке, трудно было представить себе стабильный союз фракций, который мог бы возникнуть для управления страной. Как долго американские и коалиционные силы, осажденные партизанами, должны будут оставаться в Ираке, прежде чем он — продукт давнего межевания, проведенного британцами, — сможет стать хоть чем-то похожим на конституционную республику? Как сказал Чейни в то время: «Как только мы поймаем его [Саддама Хусейна] и избавимся от его правительства, встанет вопрос о том, что поставить на его место?» В 1992 году также было ясно, что администрация Буша, никогда не намеревавшаяся решать столь долгосрочные задачи, мало задумывалась о «стратегии выхода», включающей послевоенную оккупацию и реформы.[597]

Недостаток послевоенного планирования стал до боли очевиден весной 1991 года, когда тысячи курдов и шиитов на севере и юге Ирака, ранее поощряемые Соединенными Штатами, подняли восстание против власти Хусейна. Они были подавлены. Жестокость репрессий Хусейна озлобила многих курдов и шиитов, которые не забыли, что Соединенные Штаты не смогли их защитить. Военные успехи коалиции в 1991 году также не способствовали росту теплых чувств к Америке среди других народов Ближнего Востока. Арабские лидеры — все они были авторитарными — продолжали опасаться, что война, погубив Хусейна, может пробудить беспокойные демократические настроения в их собственных странах. Многие мусульмане особенно возмущались расширением послевоенного присутствия американских военных и либеральных американских культурных традиций в Бахрейне, Омане и Катаре, и особенно в Саудовской Аравии, которая была Святой землей ислама.[598] Тесные отношения, которые Соединенные Штаты поддерживали с Израилем, который Буш убедил не вмешиваться в войну, оставались особенно яростным источником антиамериканских настроений в этом регионе.

Второе мнение Буша, однако, не повредило его политическим перспективам в то время. В конце концов, предвоенная дипломатия была искусной, а военный триумф — славным. Коалиция освободила Кувейт, наказала агрессию и сохранила доступ Запада к нефти в регионе. Буш ликовал: «Ей-богу, мы раз и навсегда покончили с вьетнамским синдромом».

Это было значительным преувеличением: Многие из основных решений администрации во время кризиса — отказ от ротации войск, управление восприятием войны населением путем удержания средств массовой информации вдали от поля боя, опора на доктрину Пауэлла — были приняты для того, чтобы свести к минимуму вероятность повторения событий, подобных вьетнамским. Но в том, что война имела для президента счастливые политические последствия, сомневаться не приходилось. Вскоре после прекращения боевых действий опрос New York Times/CBS показал, что рейтинг его одобрения населением составляет 89%. Это был самый высокий показатель для президента с момента появления подобных опросов в 1977 году.

В СВОЕЙ ПЕРВОЙ ИНАУГУРАЦИОННОЙ РЕЧИ Буш намеренно несколько дистанцировался от рейгановских противников большого правительства. Он пообещал «сделать добрее лицо нации и мягче лицо мира». Но он также повторил тему своей предвыборной кампании: само по себе правительство не может гарантировать более мягкую внутреннюю обстановку. Американцы должны полагаться на «тысячу точек света» — «все общественные организации, которые, как звезды, разбросаны по всей стране и творят добро».

Ни тогда, ни позже Буш не считал, что правительство может игнорировать внутреннюю политику, но больше всего его интересовали международные отношения. Как и во время предвыборной кампании, когда он отвергал «идею видения», он не считал, что в его задачу входит выдвижение большого количества новых внутренних инициатив. Будучи фискальным консерватором, он с болью осознавал огромный дефицит, который образовался в годы правления Рейгана, — дефицит, который препятствовал амбициозным внутренним начинаниям. Буш также осознавал очевидное: разделенное правительство, ставшее результатом значительного большинства демократов в обеих палатах Конгресса, помешает осуществлению большинства планов, которые он мог бы предложить. Поэтому он позволил своему начальнику штаба, бывшему губернатору Нью-Гэмпшира Джону Сунуну, курировать многие внутренние вопросы. Сунуну, грубый и недипломатичный администратор, завёл мало друзей на Холме, а в декабре 1991 года был вынужден уйти в отставку из-за разоблачений, касающихся его использования льгот.[599]

Одной из областей политики, которую Буш привнес в американскую внутреннюю повестку дня, было образование. В этом отношении он отчасти отреагировал на то, что после выхода в 1983 году в свет книги A Nation at Risk («Нация в опасности»), вызвавшей бурные споры, осуждение американских образовательных практик.[600] Как и члены комиссии, написавшие этот доклад, Буш считал, что школы должны принять более высокие стандарты, чтобы способствовать повышению успеваемости. Хотя в 1980-х годах средние показатели SAT стабилизировались, они по-прежнему оставались ниже уровня 1960-х годов.[601] Осенью 1989 года Буш созвал губернаторов всех стран в Шарлотсвилл, штат Вирджиния, на «Саммит по образованию», который, как он надеялся, стимулирует дебаты на уровне штатов. Губернаторы, в частности Билл Клинтон из Арканзаса, были, похоже, восприимчивы. В апреле 1991 года Буш призвал Конгресс одобрить его план «Америка 2000». Этот план предусматривал более детальные стандарты по основным учебным предметам и призывал штаты разработать строгие тесты для детей в четвертом и восьмом классах. Буш также поддержал выделение федеральных демонстрационных грантов на ваучеры, которые помогли бы родителям отправлять детей в частные школы.[602]

Проект «Америка 2000» ни к чему не привел в Конгрессе. Либералы выступали против идеи ваучеров и беспокоились о возможном введении национального тестирования. Как и в 1960-е годы, они призывали увеличить федеральные расходы на такие программы, как Раздел I Закона о начальном и среднем образовании 1965 года, чтобы расширить возможности получения образования для меньшинств и бедных слоев населения. Буш, однако, считал, что расходы на образование — это в первую очередь забота штатов и местных властей. Как и большинство республиканцев, он считал, что финансирование «компенсирующего образования» мало чего дало. В своём бюджете на 1992 финансовый год он призвал сократить, а не увеличить федеральные расходы на образование.[603]

Тем не менее, со временем акцент Буша на достижениях и стандартах стал значительным. Ни один президент со времен ЛБДж не делал больше для того, чтобы драматизировать проблемы школ. Как и «Нация в опасности», размышления Буша выявили рост двух мощных тенденций в представлениях об образовании. Первая выявила силу растущих ожиданий — в данном случае ожиданий того, что школы должны повышать академическую успеваемость, чтобы способствовать международной конкурентоспособности Америки. Многие современники считали, что хорошо образованный студент 1990-х годов должен быть подготовлен к жизни в гораздо более сложном с технологической точки зрения мире, чем это требовалось его или её родителям. Все больший процент молодых людей должен быть хорошо подготовлен к серьёзной работе в колледже.

Вторая заключалась в том, что главное в реформе образования — не столько обеспечение более широкого доступа к равным возможностям, на что был сделан упор в программе Title I, сколько достижение академических результатов. Ключ, по мнению реформаторов, заключается в улучшении «результатов», а не в сосредоточении на «входах», таких как деньги на компенсационное образование, предназначенное для бедных. Акцент на достижениях и на жестких оценках с помощью тестирования получил двухпартийную политическую поддержку в 1990-х годах, что привело консерваторов и либералов к поддержке такой степени федерального надзора за государственными школами, которую Буш 41 едва ли мог себе представить в бытность свою президентом. В 1994 году Конгресс принял программу «Цели 2000», в рамках которой штатам выделялись деньги на эти цели. Так называемый закон Закон об оставлении детей без присмотра, триумфально подписанный Бушем 43 в январе 2002 года, наделил федеральное правительство беспрецедентными полномочиями в сфере государственного образования — настолько, что многие, подняв знамя прав штатов, после 2002 года стали жаловаться на чрезмерное вмешательство федеральных властей. Уже не в первый раз «консерваторы», которые обычно жалуются на большое правительство, отклонились от своих идеологических ориентиров.[604]

Что касается большинства других внутренних вопросов во время президентства Буша, то их решали демократы в Конгрессе. За четыре года его правления они неоднократно вступали с ним в перепалки по поводу экологической политики. В этой области политики Буш вел себя неоднозначно. Он издал распоряжения, которые защитили или восстановили 1,7 миллиона акров водно-болотных угодий и удвоили финансирование парков и заповедников.[605] С другой стороны, экологические активисты сетовали на его отказ подписать договор, направленный на сохранение биоразнообразия растений. Соединенные Штаты были единственной развитой страной, не подписавшей договор. Буш потребовал смягчить другой договор, направленный на борьбу с причинами глобального потепления, прежде чем согласился поддержать его.

Либералы в Конгрессе одержали победы на нескольких фронтах. Им удалось почти вдвое увеличить ассигнования на программу Head Start для детей из семей, живущих за чертой бедности. В 1990 году, самом активном для них году, они расширили федеральное финансирование для получателей социального обеспечения, нуждающихся в дневном уходе, одобрили поправки, усиливающие защиту чистого воздуха, приняли закон о семейном и медицинском отпуске, который разрешал работникам брать до двенадцати недель неоплачиваемого отпуска в год, чтобы справиться с чрезвычайными семейными обстоятельствами, и приняли Закон о защите могил коренных американцев и репатриации, который, в частности, устанавливал уголовное наказание за несанкционированную торговлю останками и культурными артефактами коренных американцев.

Две из самых громких инициатив Конгресса в эти годы также были приняты в 1990 году. Первая — законопроект о гражданских правах, который обещал расширить юридические права меньшинств, жалующихся на дискриминацию в сфере занятости. В 1980-х годах число таких жалоб резко возросло, что не давало покоя Комиссии по равным возможностям в сфере занятости. Либералы надеялись, что эта мера позволит противостоять недавним решениям Верховного суда, которые ставили под угрозу недискриминацию на рабочем месте и программы выделения субсидий для меньшинств.[606] Второй инициативой, которую также поддерживал Буш, был Закон об американцах с ограниченными возможностями. Он направлен на борьбу с дискриминацией инвалидов в сфере занятости.[607]

Закон об американцах с ограниченными возможностями — это всеобъемлющий закон о гражданских правах, запрещающий частным работодателям дискриминировать инвалидов при трудоустройстве, предоставлении общественных услуг, размещении в общественных местах и телекоммуникациях. Названный прокламацией об эмансипации инвалидов, он значительно продвинул революцию прав в Америке конца XX века. Важным достижением стал Закон о чистом воздухе, который, помимо прочего, ужесточил соблюдение национальных стандартов качества воздуха в отношении озона, угарного газа и различных загрязняющих веществ, но другие меры, принятые во время пребывания Буша в Белом доме, не достигли больших успехов. Как и в прошлом, лишь незначительное меньшинство работающих женщин получали государственную помощь по уходу за детьми. Только 40 процентов детей, имеющих право на Head Start, смогли найти в нём места после 1990 года. Многие коренные американцы продолжали жить в ужасающих условиях в нищих резервациях, где уровень смертности от алкоголя оставался высоким.[608]

Более того, Буш отказывался соглашаться со всем, что ему предлагали демократы. Он дважды накладывал вето на законы о семейных и медицинских отпусках. Он наложил вето на законопроект о гражданских правах, утверждая, что он способствует введению расовых квот. Сенат с перевесом в один голос не смог преодолеть это вето, после чего Конгресс, который после выборов 1990 года стал немного более демократичным, успешно принял аналогичный законопроект в 1991 году. Этот закон был направлен непосредственно против недавних решений Верховного суда, касающихся дискриминации в сфере занятости. Он расширил юридические права пострадавших работников, в частности, предоставив им право требовать суда присяжных. Хотя он не положил конец партийным и юридическим баталиям по всегда спорным вопросам, связанным с расой и занятостью — в 1990-е годы EEOC занималась бизнесом на суше, — он порадовал лидеров меньшинств.[609]

Как показывает борьба вокруг этого закона, либералы в то время сильно беспокоились по поводу растущего активизма Суда Ренквиста, как его стали называть после того, как Уильям Ренквист стал главным судьей в 1986 году. Начиная с 1989 года консерваторы в Суде, похоже, были восприимчивы не только к оспариванию позитивных действий и установленных льгот, но и к искам, которые ставили под угрозу выбор.[610] В июле 1989 года суд принял широко ожидаемое решение, поддержав закон штата Миссури, запрещающий аборты в больницах и клиниках, финансируемых государством.[611] Сторонники выбора, собравшие в Вашингтоне во время рассмотрения дела в суде огромную демонстрацию на 500 000 человек, были напуганы и возмущены этим решением.

Освещая деятельность суда, корреспондент New York Times Линда Гринхаус назвала 1989 год «Годом, когда суд повернул направо». «Этот срок, — писала она, — стал переломным в современной истории Суда. Впервые за целое поколение консервативное большинство оказалось в состоянии контролировать решение важных вопросов», в частности тех, которые касались прав меньшинств и женщин.[612] Хотя в последующие годы это большинство оказалось не таким дерзким, как предсказывал Гринхаус, оно было явно дерзким.[613] Кроме того, Буш продвигал начатые администрацией Рейгана усилия по назначению консервативных республиканцев в федеральные суды. К 1992 году во всех тринадцати федеральных апелляционных судах было большинство республиканцев.[614] Как и во второй срок Рейгана, назначения в суды, которые становились все более влиятельными в делах нации, продолжали вызывать острую политическую борьбу.

Первый кандидат Буша в Верховный суд, Дэвид Соутер, выдвинутый в 1990 году, не вызвал оппозиции среди демократов в Конгрессе. Хотя Соутер не выглядел таким страстным либералом, каким был его недавно ушедший в отставку предшественник Уильям Бреннан, он часто вставал на сторону умеренных и либералов в Суде. В одном из особенно спорных дел в 1992 году голос Соутера помог в последнюю минуту добиться большинства пять к четырем в решении, вызвавшем жаркие споры, которое подтвердило суть решения Roe v. Wade. Трое из пяти судей в этом большинстве были назначенцами Рейгана и Буша.[615] Сторонники выбора, хотя их по-прежнему преследовали боевики из таких организаций, как Operation Rescue, радовались, что выбор выстоял.

С другой стороны, вторая кандидатура Буша — Кларенс Томас в 1991 году — спровоцировала одну из самых ожесточенных битв в Конгрессе за последние годы. Томас, которому на тот момент было всего сорок три года, был относительно редким явлением: чернокожим консерватором. Выбирая его, Буш и его советники рассчитывали, что либералы, не одобряя консервативные взгляды Томаса, дважды подумают, прежде чем отвергнуть афроамериканца. Но Томас, будучи главой EEOC, а затем федеральным судьей, выступал против процедур позитивных действий. Сторонники выбора опасались, что он проголосует за отмену решения Roe v. Wade. Национальные советы NAACP и Городской лиги выступили против его кандидатуры. Они были потрясены мыслью о том, что такой консерватор займет «чёрное место», которое с 1967 года занимал Тургуд Маршалл, «мистер Гражданские права».

Дорога Томаса к утверждению в Сенате, и без того неровная, стала ещё более скалистой, когда Анита Хилл, чернокожий профессор права из Университета Оклахомы, обвинила его в сексуальных домогательствах, когда она работала на него в EEOC. Её неохотные, но поразительные показания, которые, помимо прочего, показали, что Томас смотрел порнофильмы, привели в ярость его сторонников. Томас, отрицая обвинения Хилл, горячо заявлял, что стал жертвой «высокотехнологичного линчевания недовольных чернокожих». Некоторые демократы, в том числе и либералы, засомневались в целесообразности голосования против чернокожего кандидата. Выдвижение Томаса открыло раскол между его сторонниками, в большинстве своём мужчинами-республиканцами, и множеством женщин, как чернокожих, так и белых.

Все республиканцы в Сенате, кроме двух из сорока шести, в конечном итоге проголосовали за утверждение Томаса, которое было окончательно утверждено в октябре 1991 года со счетом 52 против 48.[616] Но пристрастная, зачастую жестокая борьба, во многом напоминающая борьбу против выдвижения кандидатуры Борка, поляризовавшую Сенат в 1987 году, оставила синяки. Политически либеральные женщины обвиняли Сенат, состоящий на 98% из мужчин, в том, что он отмахнулся от обвинений Хилл в сексуальных домогательствах. Они решили дать отпор на избирательных участках, где в 1992 году женщинам удалось выиграть пять сенатских гонок и увеличить своё число в Палате представителей и законодательных органах штатов. Воодушевленные, они объявили 1992 год «Годом женщины».[617] Обвинения Хилл также привлекли внимание к проблеме сексуальных домогательств. Судебные иски о сексуальных домогательствах, число которых в 1990-е годы возросло в разы, ещё больше расширили возможности судов как арбитров революции прав в американской жизни.

В то время как споры вокруг кандидатуры Томаса доминировали в заголовках газет, в районе Лос-Анджелеса нарастала расовая напряженность. В марте 1991 года дорожная полиция устроила погоню за превысившим скорость Родни Кингом на протяжении 7,8 миль по шоссе Футхилл-Фривей возле Сан-Фернандо. Когда Кинг, афроамериканец, наконец остановился и вышел из машины, он оказал сопротивление полицейским Лос-Анджелеса. Услышав шум на улице, один из жителей близлежащих домов направил свою домашнюю видеокамеру на противостояние и заснял белых полицейских с дубинками, которые усмирили Кинга, оглушив, а затем избив его, когда он лежал на земле. Благодаря этой записи четырем полицейским были предъявлены обвинения в избиении. Место проведения судебного процесса было перенесено в близлежащий район Сими-Вэлли, где проживали преимущественно белые, и жители которого были известны как убежденные сторонники закона и порядка.

Телевизионный судебный процесс, который наконец состоялся более чем через год после избиения Кинга, собрал большую аудиторию по всему Лос-Анджелесу. Свидетельские показания выявили целый ряд порочащих фактов о полиции Лос-Анджелеса — в частности, то, что её штат был сокращен, и то, что она плохо готовила своих офицеров, — но в конечном итоге все белые присяжные округа Сими были убеждены, что поведение полиции Лос-Анджелеса соответствовало калифорнийским правовым нормам обращения с неуправляемыми подозреваемыми, такими как Кинг. В апреле 1992 года присяжные признали трех полицейских невиновными, а в деле четвертого зашли в тупик.

Известие об этих приговорах немедленно вызвало беспорядки, мародерство и пожары во многих районах Лос-Анджелеса. В результате беспорядков, продолжавшихся четыре дня, 55 человек погибли и 2300 получили ранения. Пожары сожгли дотла около 800 зданий и нанесли материальный ущерб на сумму около 1 миллиарда долларов. Стало ясно, что комплекс классовых и этнических противоречий усугубил те, что уже разделяли чёрных и белых. Меньшинства в Лос-Анджелесе, как и во многих других городских районах, сталкивались с серьёзными социальными проблемами, включая бедность, распад семей и школы, в которых с трудом обучались ученики из внутренних районов города. Жестокие банды патрулировали кварталы, где преобладали представители меньшинств, и враждовали из-за торговли наркотиками и других вопросов. Безработица в районе была особенно высока, отчасти из-за сокращений после холодной войны, которые привели к упадку аэрокосмической промышленности региона. Многие чернокожие жители Лос-Анджелеса возмущались ростом числа латиноамериканцев и азиатов, которые конкурировали с ними за рабочие места. Латиноамериканцы тоже чувствовали, что с ними плохо обращаются, и злились: половину арестованных составляли латиноамериканцы. Многие участники беспорядков были нацелены на корейских и других азиатских американских владельцев магазинов, чей экономический прогресс — и якобы враждебное отношение к цветным неазиатам — разозлил многих латиноамериканцев и чернокожих, участвовавших в беспорядках.

Бунт, хотя и был пугающим, не обязательно свидетельствовал об ухудшении расовых отношений в Америке в целом.[618] Тем не менее было очевидно, что ожидания многих афроамериканцев, чьи надежды значительно возросли в 1960-е годы, продолжали опережать достижения, которых они добились с тех пор. Неоспоримо, что причиной беспорядков стали нестабильные отношения между чернокожими и белыми, в частности белой полицией Лос-Анджелеса. Широко показанные кадры, на которых чернокожие вытаскивают белого водителя грузовика из кабины, избивают его до потери сознания и пинают, пока он лежит на улице, потрясли телезрителей по всей стране. За этими беспорядками, ставшими худшими со времен призывных волнений времен Гражданской войны, последовали межрасовые столкновения в ряде городов, включая Атланту, Бирмингем, Чикаго и Сиэтл.[619]

БЕСПОРЯДКИ В ЛОС-АНДЖЕЛЕСЕ ясно показали, что расовая напряженность, сопровождаемая этническими и классовыми разногласиями, по-прежнему сильна и вызывает беспокойство. Однако Буш не предполагал, что эти неприятности сильно повлияют на его политические перспективы переизбрания. Опираясь на фантастические рейтинги одобрения, которые подняли его после войны в Персидском заливе, он ожидал, что благополучно перейдет на второй срок. Две проблемы помогли ему опуститься на землю: раскол в его партии и серьёзная рецессия. Все вместе это позволило одному из самых харизматичных, умных, политически проницательных, ловких и лично безрассудных политиков в истории Америки вытеснить его из Белого дома.

Раскол в рядах GOP, поставивший консерваторов против умеренных, таких как Буш, в определенной степени был связан с окончанием холодной войны. Во время этого долгого и мрачного конфликта антикоммунистические настроения в Соединенных Штатах во многом способствовали росту политической удачи республиканцев, которые представляли себя как самые решительные противники Советского Союза. Антикоммунизм служил клеем, скреплявшим разнородных консервативных республиканцев. Когда угроза со стороны Советского Союза стала делом истории, внутренние вопросы отошли на второй план, что дало демократам больше шансов на победу. Антикоммунистически настроенные республиканцы, лишившись общей связи, стали легче враждовать между собой. Таким образом, окончание холодной войны улучшило политические возможности демократов в 1990-е годы.

Более серьёзный источник разногласий между членами партии в 1992 году относится к лету 1990 года, когда Буш решил, что должен остановить растущий федеральный долг. В текущих долларах он вырос с 909 миллиардов долларов в 1980 году до 3,2 триллиона долларов в 1990 году. Отчасти благодаря огромным расходам на спасение сберегательно-кредитных учреждений, федеральный дефицит, составлявший в 1989 финансовом году 153 миллиарда долларов, через год подскочил до 221 миллиарда долларов.[620] После этого Буш разработал пакет мер по повышению налогов и сокращению дефицита, который обещал со временем уменьшить федеральный долг на 500 миллиардов долларов. Предельные налоговые ставки в верхнем брекзите должны были вырасти с 28 до 31,5 процента.

Многие демократы приветствовали эту сделку, но сторонники предложения были возмущены. Некоторые указывали на то, что федеральные расходы в начале 1990-х годов, хотя и достигли рекордного уровня в долларовом выражении, составляли примерно тот же процент от ВВП (21,8% в 1990 году), что и в середине 1970-х годов. Консерваторы были особенно возмущены тем, что Буш отказался от своего обещания, данного в 1988 году: «Читайте по губам: Никаких новых налогов». Газета New York Post вышла с заголовком «Читайте мои губы: я солгал». В октябре, когда Конгресс наконец принял соглашение — так называемый Закон об исполнении бюджета, — значительное большинство республиканцев проголосовало против него. После выборов в Конгресс месяцем позже, когда GOP потеряла семь мест в Палате представителей и одно в Сенате, эти консерваторы гневно обвинили Буша в ослаблении Республиканской партии.[621]

Имела ли сделка большой экономический эффект, неясно. Отчасти благодаря неумолимому росту государственных пособий, а отчасти из-за продолжающихся расходов на спасение S&L, федеральные расходы росли в течение следующих нескольких лет, причём примерно теми же темпами, что и раньше. Годовой дефицит федерального бюджета достиг рекордной отметки в 290 миллиардов долларов в 1992 финансовом году, а затем, в середине 1990-х годов, наконец, снизился. Повышение налогов, однако, имело долгосрочные политические последствия. Во главе с Ньютом Гингричем, пламенным республиканцем из Джорджии, консервативные республиканцы с трудом сдерживали свою ярость на президента. Бюджетное соглашение усилило раскол внутри партии.

Рецессия началась в 1990 году и продолжалась до середины 1991 года, после чего восстановление происходило очень медленно. Как обычно, причины спада объяснялись по-разному. Одни винили окончание холодной войны, что привело к скромному сокращению расходов на оборону. Другие, в том числе приверженцы Буша, критиковали председателя Федеральной резервной системы Алана Гринспена, который, по их мнению, медлил со снижением процентных ставок, что могло бы сдержать или предотвратить экономический спад. Другие наблюдатели отмечали, что с 1982 года экономика улучшалась каждый год — рано или поздно следовало ожидать рецессии. Каковы бы ни были причины, спад был серьёзным. По оценкам, 4,5 миллиона американцев потеряли работу, в том числе многие представители среднего класса. Современники говорили о «рецессии белых воротничков». Уровень безработицы подскочил с 5,9% в 1989 году до пика в 7,8% в середине 1991 года. Это был самый высокий показатель за последние десять лет.

В 1991 и 1992 годах в заголовках многих газет преобладали плохие экономические новости. AT&T уволила 100 000 работников, GM — 74 000. Pan American и Eastern Airlines обанкротились, в результате чего 48 000 человек остались без работы. Япония, хотя и начала терять свои конкурентные преимущества, все ещё казалась угрозой экономической гегемонии Америки. В 1991 году японская корпорация Matsushita заплатила 6,4 миллиарда долларов за покупку MCA, которой принадлежали Universal Studios и MCA Records. Бывший сенатор Пол Тсонгас из Массачусетса, претендовавший на президентскую номинацию от Демократической партии, воскликнул: «Холодная война закончилась, и Япония победила».

В начале 1991 года, когда Буш пользовался высокими рейтингами после войны в Персидском заливе, Тсонгас была единственным демократом, но по мере того, как экономика колебалась, в борьбу вступили другие. Среди них были бывший губернатор Калифорнии Джерри Браун, сенатор Роберт Керри из Небраски, награжденный Почетной медалью во Вьетнаме, сенатор Том Харкин из Айовы и Л. Дуглас Уайлдер из Вирджинии, который в 1989 году стал первым со времен Реконструкции афроамериканцем, победившим в губернаторской гонке. В октябре к числу претендентов присоединился Билл Клинтон, который шесть раз по два года занимал пост губернатора Арканзаса. К концу года, когда рейтинг одобрения Буша упал ниже 40%, демократы были воодушевлены перспективами победы в 1992 году.

Клинтон вскоре стал самым сильным соперником Тсонгаса. Он родился в Хоупе, штат Арканзас, в 1946 году и был назван Уильямом Джефферсоном Блайтом III, но его отец погиб в автокатастрофе за три месяца до его рождения, и позже он взял свою фамилию у отчима, Роджера Клинтона. Его жизнь в семье — в основном в Хот-Спрингс к западу от Литл-Рока — была далеко не безмятежной, поскольку отчим был алкоголиком и жестоко обращался с матерью Билла.[622] Но Клинтон был ярким и амбициозным молодым человеком. Он любил политику, боготворил Кеннеди и жаждал оказаться в центре политической жизни Вашингтона. Он ушёл из дома, чтобы учиться в Джорджтаунском университете, позже выиграл стипендию Родса в Оксфорде, а затем поступил на юридический факультет Йельского университета, где встретил однокурсницу, на которой впоследствии женился, Хиллари Родэм. Вернувшись в Арканзас, он быстро погрузился в политику и в 1976 году выиграл выборы на пост генерального прокурора. В 1978 году он выиграл свой первый срок на посту губернатора. В то время ему было всего тридцать два года, и он стал самым молодым американским губернатором за последние тридцать лет. Хотя он проиграл в 1980 году, он проработал ещё пять двухлетних сроков с 1982 по 1992 год. В конце 1991 года Клинтону было всего сорок пять лет, и он стремился стать первым представителем поколения бумеров, пришедшим на президентский пост после Второй мировой войны. Он был на двадцать один год моложе президента Буша.

Чрезвычайно хорошо информированный по внутренним вопросам, Клинтон произвел впечатление на многих партийных лидеров, когда возглавил Институт прогрессивной политики — аналитический центр, расцветший после 1989 года в рамках идеологически центристского Совета демократического лидерства. Как и многие представители бумеров, он занимал либеральные позиции по ряду социальных вопросов, таких как аборты и здравоохранение, но, хотя в его предвыборных кампаниях прослеживалась популистская направленность, он не позиционировал себя как левый. Будучи умеренным губернатором, он дистанцировался как кандидат в президенты от таких либералов, как Мондейл и Дукакис, которые потерпели серьёзное поражение в 1984 и 1988 годах.

Вместо этого Клинтон вела кампанию как осторожно прогрессивный «новый демократ», отстаивающий центристскую политику, направленную на возвращение в партию избирателей из среднего класса. Демократы, по его словам, никогда не победят, если не будут избегать чрезмерного отождествления с группами интересов, такими как профсоюзы. Хотя они должны защищать такие пособия, как Social Security и Medicare, они должны отбросить свою «старую политику налогов и трат». Клинтон снова и снова настаивал на том, что его партия должна выступать за «возможности», «ответственность» и «сообщество». Как и Джимми Картер, он заявил, что является возрожденным верующим человеком. Во время предвыборной кампании он выступал за смертную казнь. Он обещал реформировать систему социального обеспечения, в первую очередь ограничив срок получения денежной помощи, и добиваться снижения налогов для среднего класса. Не объясняя, как он это сделает, он заявил, что в течение четырех лет вдвое сократит дефицит федерального бюджета.[623]

Клинтону, однако, пришлось преодолеть несколько политических проблем. Как и многие образованные молодые люди времен войны во Вьетнаме, он манипулировал системой Selective Service, чтобы избежать службы в армии. Как он мог рассчитывать победить такого героя войны, как Буш? Ходили слухи, что он курил марихуану. Хуже всего то, что убедительные доказательства указывали на то, что, будучи женатым мужчиной, он был бабником. Во время праймериз в Нью-Гэмпшире, первого серьёзного испытания, средства массовой информации наперебой рассказывали о его давних сексуальных отношениях с Дженнифер Флауэрс, бывшей служащей штата Арканзас. Клинтон ворчал: «Все, о чём меня спрашивала пресса, — это женщина, с которой я не спал, и призыв, от которого я не уклонялся».

Но Клинтон не мог объяснить все эти истории. Это была правда, что он обманул призывную комиссию и что, как и огромное большинство молодых бумеров конца 1996 года, он курил марихуану. (С прямым лицом Клинтон сказал, что попробовал её один раз, но не вдыхал и больше не пробовал). Появившись вместе со своей женой Хиллари в широко освещаемой программе «60 минут», он постарался преуменьшить рассказы о своих сексуальных похождениях, признав лишь, что «причинил боль в своём браке». В итоге он проиграл праймериз Тсонгасу. В процессе выборов он также приобрел устойчивую репутацию ловкого, но болтливого и скользкого политика — «Слик Вилли», который обещал всевозможные вещи и говорил со всех сторон.[624] Один республиканец назвал его «курящим травку, бабником, уклоняющимся от призыва».[625]

Однако вскоре стало очевидно, что сексуальные подвиги Клинтона оказались гораздо менее разрушительными, чем предсказывали политические обозреватели во время праймериз. В отличие от Гэри Харта, чье бабство выбило его из борьбы за демократическую президентскую номинацию 1988 года, Клинтон вышла из Нью-Гэмпшира в хорошей политической форме. Что же происходило? Некоторые обозреватели отмечали, что Харт лицемерил, изображая из себя «мистера Чистоту», пока не был разоблачен, в то время как Клинтон не делал подобных заявлений.

Другие оценили искусное представление, которое Клинтон, обладающий приятным характером, устроил на телевидении, и восхитились Хиллари, которая стояла рядом с ним. Если поведение Клинтона её устраивает, говорили избиратели, то почему они должны беспокоиться?

Оглядываясь назад, можно предположить, что два долгосрочных события помогли Клинтону пережить заслуженную репутацию бабника. Во-первых, к тому времени все более любознательные СМИ приучили американцев к тому, что они слышат о сексуальных проступках своих политических лидеров — не только Гэри Харта, но и Рузвельта, Айка (возможно), Кеннеди и ЛБДжея. Клинтон, хотя и был проступком, тем самым выработал своего рода иммунитет. (Аналогичный иммунитет помог защитить более поздних кандидатов в президенты, таких как Эл Гор в 2000 году, от нападок, связанных с употреблением марихуаны в юности). Второе событие, связанное с первым, стало одним из многочисленных признаков того, что культурные нормы в Соединенных Штатах неуклонно меняются. Многие американцы, принадлежавшие к огромному и политически влиятельному поколению бэби-бума, взрослевшие в более свободные 1960–70-е годы, на личном опыте — или на опыте друзей и родственников — понимали, что поведение Клинтона вряд ли было уникальным. Они были гораздо терпимее к разгульному личному поведению, чем их старшие. Они считали, что то, что государственные деятели делали в спальне, не должно влиять на их кандидатуры.

Тсонгас, к тому же, не был сильным соперником. Самопровозглашенный «пробизнес-либерал», он был неуступчив на сцене. Даже в Нью-Гэмпшире, соседнем штате, он набрал всего 33% голосов против 25% у Клинтон. Клинтон, всегда стойкий и энергичный, после Нью-Гэмпшира стал уверенным в себе и назвал себя «ребенком-возвращенцем». Он уверенно чувствовал себя на телевидении и часто выступал в ток-шоу. Они становились настолько ключевым элементом американской политики, что Рассел Бейкер из New York Times написал, что президентские кампании вступили в «эру Ларри Кинга».[626] По всем этим причинам Клинтон привлек значительное финансирование и активно продвигался вперёд. В марте, в Супервторник, он выиграл восемь из одиннадцати праймериз. Вскоре после этого Тсонгас сошел с дистанции, и хотя Браун оставался в числе претендентов, Клинтон победил его на последовавших за этим ключевых праймериз. Задолго до съезда демократов номинация была у него в кармане. Рассчитывая привлечь южан и молодёжь в ряды демократов, он назначил Гора из Теннесси, своего соратника по бэби-бумеру, своим помощником.

Буш, тем временем, столкнулся с проблемами со стороны консерваторов, которые сплотились вокруг Патрика «Пэта» Бьюкенена, бывшего спичрайтера Никсона, директора коммуникаций Рейгана, колумнист и ведущий телевизионных ток-шоу. Бьюкенен был сильным, часто яростным оратором, которому нравилось, когда его называли «правым популистом» и «питбулем правых». Будучи убежденным католиком, он решительно выступал против абортов и направлял свои призывы религиозным правым. Будучи изоляционистом в своих взглядах на внешнюю политику, он выступал против участия американских войск в Ираке и призывал к резкому сокращению иммиграции. Хотя никто не ожидал, что он вырвет у Буша номинацию на пост президента, он участвовал в республиканских праймериз в Нью-Гэмпшире, где получил 36% голосов против 53% у президента. Его участие в выборах стало сигналом, который высветил раскол в партии.[627]

В апреле другой критик, Г. Росс Перо, вступил в кампанию как независимый кандидат. Перо был бизнесменом-миллиардером из Техаса, который сам оплачивал свою телерекламу и, таким образом, не беспокоился о правилах финансирования избирательной кампании. Объявив о своей кандидатуре в программе Larry King Live, он почти полностью вел свою кампанию на телевидении, появившись перед избирателями лишь в конце гонки. Разрушая экономическую политику Буша, народный Перо заявлял, что «двигатель сломан» и «мы должны залезть под капот и починить его». Говоря о вкладе Буша в рост национального долга, он остроумно заметил: «Может быть, это была экономика вуду. Что бы это ни было, мы находимся в состоянии глубокого вуду». Дефицит, добавил он, «как сумасшедшая тётка, которую мы держим в подвале. Все соседи знают, что она там, но никто не хочет о ней говорить».[628] Летом, когда Буш добивался заключения соглашения NAFTA с Канадой и Мексикой, которое должно было устранить тарифы между тремя странами, Перо предсказал, что это приведет к «гигантскому сосущему звуку», когда американские рабочие места потянутся через границу на рынки дешевой рабочей силы Мексики.

Пока эти угрозы нарастали, Буш не спешил создавать организованную команду и оставался странно рассеянным и невовлеченным.[629] Репортеры писали, что он был «не в ладах» с простыми американцами. Казалось, он не понимал важного факта американской политики конца XX века: Победа на президентских выборах стала требовать постоянного, всепоглощающего внимания. Его отрешенность оказалась катастрофической на съезде GOP в августе, где он по неосторожности позволил религиозным консерваторам доминировать. Они одобрили ярко выраженную консервативную платформу, в которой основное внимание уделялось сохранению «семейных ценностей», призыву восстановить молитву в государственных школах и осуждению абортов. Бьюкенену предоставили место для выступления в прайм-тайм в первый вечер съезда, где он выступил с суровым и религиозным посланием перед общенациональной телевизионной аудиторией. Порицая «радикальный феминизм», «аборты по требованию» и «права гомосексуалистов», он провозгласил: «В этой стране идет религиозная война. Это культурная война, столь же важная для того, какой нацией мы станем, как и сама холодная война. Это война за душу Америки».[630]

Поскольку Буш, очевидно, не в состоянии контролировать свою собственную партию, Клинтону пришлось довольно легко. Он обещал не только снижение налогов для среднего класса, но и создание национальной системы медицинского страхования для всех американцев. Хотя он держался на расстоянии от Джесси Джексона и других левых афроамериканцев, он был очень популярен среди чернокожих избирателей. Возможно, благодаря тому, что он был южанином, на Юге он показал лучшие результаты (впоследствии он победил в четырех из одиннадцати южных штатов), чем любой другой кандидат от демократов со времен Картера в 1976 году.[631] В основном он придерживался центристской позиции, которой ранее придерживался по вопросу преступности, в частности, покинул предвыборную кампанию и вернулся в Арканзас, чтобы одобрить казнь умственно отсталого чернокожего заключенного.

Клинтон уделял мало внимания иностранным делам. В конце концов, холодная война закончилась, и в стране царил мир. К тому же Буш был героем войны, а значит, более привлекательным кандидатом для многих американцев, участвовавших во Второй мировой войне или во Вьетнаме. Вместо этого Клинтон стал лидером благодаря своей сильной внутренней политике. Выступая так, словно рецессия ещё не отступила, он сосредоточился на том, чтобы донести до слушателей главную мысль: Экономическая политика администраций Рейгана и Буша нанесла серьёзный ущерб нации. Республиканцы, по словам Клинтона, создали «худший экономический рекорд со времен Великой депрессии». На видном месте в его «военном штабе» в Литл-Роке висела табличка с четкой стратегией: «Главный вопрос — экономика, глупости».

По всем этим причинам Клинтон легко победил в ноябре. Он набрал 44,9 миллиона голосов, 43 процента от общего числа, против 39,1 миллиона голосов Буша, 37,4 процента. Женщины, не обращая внимания на репутацию Клинтона как бабника, поддержали его сильнее, чем мужчины.[632] На выборах, на которые пришло почти на 13 миллионов избирателей больше, чем в 1988 году, Буш получил на 9,7 миллиона голосов меньше, чем четырьмя годами ранее. Он был силен только в Солнечном поясе, равнинных штатах и на Горном Западе. Эти регионы, которые Рейган также выиграл и где религиозные консерваторы были особенно активны, стали довольно твёрдой республиканской страной. Но Буш потерпел серьёзное поражение в ключевых городских штатах Северо-Востока, Среднего Запада и Западного побережья. Клинтон одержал большую победу в Калифорнии, которая лидировала в стране по количеству голосов (54) в коллегии выборщиков. Он победил в коллегии выборщиков со счетом 370 против 168.

Большинство анализов результатов голосования говорят о том, что кандидатура Перо навредила Бушу. Перо набрал 19,7 миллиона голосов, или 19 процентов от общего числа голосов. Это был самый впечатляющий результат кандидата от третьей партии с тех пор, как Теодор Рузвельт набрал 27% голосов как кандидат от Прогрессивной партии в 1912 году. По оценкам исследователей, до 70 процентов поддержки Перо могли получить люди, которые сказали, что голосовали за Буша в 1988 году.[633] Наиболее вероятное объяснение сильных результатов Перо, которые удивили многих наблюдателей, заключается в том, что многие американцы решили выразить своё недовольство обеими партиями.

Хотя Клинтон одержал убедительную победу, он знал, что ему нечем похвастаться. Его процент голосов, 43, был самым низким для любого победителя с тех пор, как Вудро Вильсон победил с 42 процентами в 1912 году. Даже Дукакис, набравший 45% в 1988 году, был немного лучше. Демократы получили одно место в Сенате с перевесом 57 к 43 в 1993 году, но потеряли девять мест в Палате представителей, где у них было бы преимущество 258 к 176.

Тем не менее, это была воодушевляющая победа демократов, которые уже двенадцать лет не имели Белого дома. Более того, Клинтон, умелый и часто харизматичный участник избирательных кампаний, казалось, заклеил по крайней мере несколько трещин, ослабивших Демократическую партию с 1960-х годов. Хотя либералы опасались, что он может направить партию слишком далеко вправо, они были в восторге от того, что он оттеснил от власти гоп-группу. Поскольку демократы получили контроль над президентским креслом, сохранив большинство в обеих палатах Конгресса, у них были все основания надеяться, что чума разделенного правительства не поразит новую администрацию. Поскольку рецессия осталась в прошлом, сторонники Клинтона ожидали, что его «прогрессивный центризм», как его называли некоторые, оживит нацию.