Библия Раджниша. Том 4. Книга 1

Беседа 5 ОТ СЕКСА ДО ЭКСТАЗА 2 февраля 1985 года

Бхагаван,

Действительно ли такие ценности, как любовь, религиозность, подлинность, счастье, изменяются по мере роста сознания человека?

Движение сознания человека от тьмы к свету, от подсознания к сознанию является величайшим переворотом.

Даже при малейшем движении в сознании все изменяется в человеческой жизни. Все зависит от того, где находится ваше сознание. Но существует нечто, что никогда еще не было исследовано. Если вы заглянете в словарь, то не найдете трех значений слова «любовь»; но они должны быть. Вы не найдете трех значений слова «религиозность»; но они должны быть. Вы не найдете также трех значений слова «счастье»; но они должны быть.

Давайте двигаться шаг за шагом.

Любовь для человека, который живет во тьме своих инстинктов, даже не стоит того, чтобы называться любовью. Она является просто сексом, стратегией природы для постоянного воспроизведения самой себя. Вас используют как средство — это самая ужасная роль. Вы — не хозяин воспроизведения, вы находитесь в руках биологии. И что бы вы ни делали, это также не ваше деяние: своей инстинктивной природой вы вынуждены делать это — здесь нет вариантов, это не ваш выбор. Вы не можете выбирать, — а что касается инстинктов, то вы абсолютно схвачены ими; вы — просто узник.

Но вы продолжаете дурачить себя: вы думаете, что это то, что делаете вы; нет, это то, что делается посредством вас.

В Индии есть притча… В Джагганат Пури, одном из священных мест Индустана — «Джагганат» означает «повелитель мира», — храм в Джагганат Пури является храмом повелителя мира. Благодаря храму вокруг него вырос город, и благодаря храму весь город называется Джагганат Пури.

Каждый год там проходит большой праздник, собираются миллионы людей. Из храма берут статую и возят ее на колеснице для всеобщего обозрения, ее показывают миллионам собравшихся людей. Колесницу везут прекрасные лошади, двенадцать лошадей, одинакового цвета, ослепительно белые — это цвет повелителя мира. Колесница золотая, огромной ценности.

Однажды случилось — так повествует притча, — что перед колесницей, перед лошадьми стала прогуливаться собака. Итак, когда там находились миллионы людей, кто станет беспокоиться о собаке, которая прогуливается перед колесницей? Люди падали на землю, лежали ничком, чтобы оказать почесть повелителю мира. А собака подумала: «Прекрасно! У меня так много последователей — раньше я не имела об этом понятия. Такое количество учеников… я, должно быть, какой-то великий учитель».

Очевидно, логика простая — там были ученики, и все падали перед ней ниц. Она не знала о повелителе мира, который находился за ней. Даже если бы она попыталась увидеть, то не смогла бы, так как статуя находилась высоко на колеснице и там были двенадцать лошадей. Для собаки было невозможно обнаружить, кому… и люди почти касались ее лап. А когда кому-то миллионы людей оказывают почесть таким способом, то мысль о том, что эту почесть оказывают кому-то другому, кто находится сзади, — противоречит эго. А очевидность настолько ясна, любой может это видеть.

Именно такова ситуация с человеком, коль скоро речь идет о биологии. Колесница биологии находится позади вас, везущая повелителя природы, а вы думаете, что все происходит благодаря вам. Необходимо немного бдительности, и вы сможете увидеть, что к вам это не имеет никакого отношения. Природа хочет исполнить себя — вы же используетесь как средство.

Антагонизм религии к сексу на девяносто девять процентов состоит из глупости, но есть один процент истины, который я не могу отрицать. Но я никогда не говорил вам об этом одном проценте истины, так как есть опасность, что этот один процент истины может обмануть вас и вы забудете те девяносто девять процентов, которые не соответствуют истине. Поэтому я втолковываю вам о девяноста девяти процентах. Но, чтобы закончить свой мысленный образ… остались последние мазки этого мысленного образа, поэтому я не могу ничего упустить.

Данный один процент истины очень важен; в действительности из-за этого одного процента все религии стали антисексуальными.

А истина в том, что секс делает человека дураком, он дает ему мысль о том, что человек — его хозяин, в то время как человек является всего лишь его рабом. А это рабство должно быть уничтожено — человек должен быть вытащен из этой ямы. Но если он думает, что эта яма — дворец, тогда можете не вытаскивать его. Вы не сможете даже убедить его вылезти оттуда; таким образом, все религии порицают секс.

Но они переусердствовали и из-за одного процента забыли об опасности девяноста девяти процентов. Это можно было бы сделать легко, не рискуя девяноста девятью процентами лживости. Но они видели опасность того, что человек является просто средством, а это — самое низкое положение; вы — просто средство, а не цель. Вы используетесь какой-то неизвестной силой, о которой не имеете понятия. А своим умом вы продолжаете думать, что все эти люди, павшие ниц, преклоняются перед вами.

Человек, живущий лишь на уровне инстинкта, имеет галлюцинацию любви. Эта галлюцинация создана природой, биологией, химией. У вас в теле есть наркотики, которые реализуются, когда вы занимаетесь любовью, и вы начинаете впадать в эйфорию. Это одна из причин, почему люди, которые стали привержены к наркотикам, мало-помалу перестают интересоваться сексом.

Хиппи и йиппи и люди подобного типа, когда они стали слишком интересоваться наркотиками, полностью потеряли интерес к сексу, так как теперь они нашли лучший способ впадения в эйфорическое состояние. Теперь им казалось, что секс нельзя даже сравнивать с этим. Все это может дать вам ключ к пониманию, что оба эти явления — наркотики.

Природа использовала этот наркотик в весьма ничтожных количествах; до сих пор ей больше и не требовалось. Возможно, природе надо будет опять подумать — найти наркотики получше, создать более совершенную химию, довести ее уровень до современного состояния; пока же она остается далеко позади. Человеческий ум создал настолько превосходные вещи, подобные ЛСД, что такой человек, как Олдос Хаксли, полагал, что ЛСД дает вам самадхи — что это действительно то, о чем говорили Кабир, и Будда, и Руми, и все мистики мира. Но, чтобы достигнуть такого состояния, у них были свои методы.

В настоящее время наука дала нам очень современные наркотики, теперь нет необходимости в йоге, и в тантре, и в других вещах — лишь сделайте инъекцию. Вы сами делаете себе инъекцию, даже не надо, чтобы кто-то другой делал ее вам. И вот часами вы находитесь в эйфорическом состоянии, которое, конечно, превосходнее того, что вы называете оргазмом, потому что оргазм настолько скоротечен, что вызывает лишь еще большее желание; он никогда не дает вам удовлетворения.

Второй симптом того, что секс — это наркотик, заключается в том, что он обладает силой привыкания: люди привыкают к сексу. А особенностью всякого привыкания является то, что если у вас есть наркотик, то это ничего, нормально; если же его у вас нет, то вам его недостает. Вы никогда не думаете о том, чего вам недостает, так как когда это у вас есть, то все нормально. Каждый раз, когда это есть у вас, вы чувствуете, что усилия напрасны, ничего из этого не выйдет. Вы не шагаете ни на один дюйм в своем развитии. Вы лишь на мгновение взлетаете в воздух и с глухим звуком ударяетесь о землю.

Вот, почему людям не нравится заниматься любовью публично; другой причины нет. Причина в том, что никто не хочет выглядеть очень глупым. В настоящее время в Калифорнии, которая является самым современным глупым местом во всем мире, имеются отели для любителей подглядывать в замочную скважину — вы должны платить за это. В отеле двое дураков занимаются любовью, а многие другие сидят в своих комнатах, наблюдают и получают удовольствие от того, что эти двое дураков получают удовольствие. Люди получают удовольствие от того, как эта парочка делает из себя дураков. Люди платят за это, но те двое не знают об этом; они также заплатили.

Один человек в первый день своего пребывания в таком отеле находился в комнате, а выйдя из комнаты, обнаружил много веселых людей. Он спросил их: «В чем дело?»

Они сказали: «Было такое прекрасное представление!»

«Какое представление?» — спросил он.

Они сказали: «Вы не знаете? Приходите завтра — это стоит посмотреть». Этот человек был таким идиотом и занимался такими идиотскими вещами, на это стоило посмотреть. На следующий день этот человек пришел с этими же друзьями. Теперь он находился за стеной — и он узнал, в чем было дело: в предыдущий день он находился в комнате, а все эти люди получали удовольствие, видя его. Было ловко устроено — теперь он получал удовольствие, видя других!

Все культуры в мире тем или иным способом имеют запреты на занятие любовью в общественных местах по той простой причине, что если вы хотите быть идиотом, то, по крайней мере, ищите для этого уединенные места. Не нужно делать из себя бесплатное публичное представление. Соберется толпа и будет получать удовольствие. Никто не сможет пройти мимо этого места, все остановятся там. И они знают, что все они делают точно такие же вещи. Но это бессознательное состояние.

Любовь на уровне инстинкта, — который является самым низким уровнем, — это только мечта, созданная природой для того, чтобы вы могли пройти через эту трудную работу занятий любовью. Если ее не окружает эйфория, то вы откажетесь от нее: «Я не собираюсь делать из себя дурака». Природа же предоставила вам определенный соблазн.

Поэтому в бессознательном состоянии, где функционирует инстинкт, любовь — только название. Она ничего не значит, она означает лишь игру… так как если подойти к женщине и спросить ее: «Вы готовы отправиться со мной в постель?», то это выглядит так неожиданно и негуманно, что даже если она и хотела пойти с вами, то обязательно даст вам пощечину. Вместо того, чтобы переспать с вами, она тут же даст вам пощечину.

Нет, вы должны следовать определенной процедуре — эту процедуру вы называете любовью. Это не значит, что вы делаете это умышленно, чтобы обмануть женщину, нет: вы сами настолько же обмануты, насколько и она обманута теми же самыми биологическими силами. Эта же самая сила заставляет вас говорить ей прекрасные вещи, то, что называется «милыми глупостями», которые вы нашептываете ей на ушко. Та же самая сила управляет всем и с другой стороны, поэтому-то она верит вам. Что бы вы ей ни говорили — даже если женщина самая некрасивая, какую вы когда-либо видели, — если вы говорите ей: «Вы, возможно, самая красивая женщина в мире, как Клеопатра», она поверит вам! И вы говорите это не для того, чтобы обмануть ее, как-то сбить ее с толку; в этот момент вы действительно искренни.

Один из моих друзей, очень богатый человек, который подарил мне почти все… Он считал своим долгом, чтобы никто не мог сделать подарок раньше его, поэтому все, что мне было нужно или могло быть нужно в любое время, он ухитрялся подарить мне — вещи, которые я никогда не использовал. Я спросил его: «Что мне делать со всем этим?»

Он сказал: «Суть не в этом. Суть в том, что никто ничего тебе не подарит раньше меня. Позднее тебе могут продолжать дарить вещи — и миллионы людей будут дарить тебе вещи от всего сердца, — но они всегда будут делать это после меня. Никто другой не может быть первым».

А я очень сопротивлялся, так как если я не собирался использовать что-либо, если подарки были бесполезны для меня, то получалось так, что он без необходимости тратит деньги. А он был таким особенным и таким взыскательным, что только самое лучшее приносило ему удовлетворение. Если я что-то не принимал, то он находил способы, чтобы как-то тайно принести вещь в мой дом. Однажды, когда я уезжал, — я обычно останавливался у него по крайней мере на три дня каждый год; это было обязательством. Итак, на три дня я обычно останавливался у него каждый год, а когда я уезжал, он сказал мне то, что никогда не говорил раньше: «Только будь немного повнимательнее к своему чемодану».

Я сказал: «Я приезжал так много раз, и так много раз ты приходил к поезду сказать мне на прощание „до свидания“, но ты никогда не говорил мне: „Будь внимателен к чемодану“. Что случилось?»

Он сказал: «Ничего не случилось» — и дал мне ключ.

Я сказал: «Странно — зачем ты держишь ключ? Если бы он остался у тебя, то у меня были бы неприятности». А путешествие от его дома до Джабалпура занимало тридцать шесть часов.

Он сказал: «Нет, я не забуду о нем».

Как только поезд отправился, первое, что я сделал, — открыл чемодан: в чем дело? Чемодан был полон купюр в сто рупий. Я подумал: «Боже мой! Что он наделал?» И там был конверт с узкой полоской бумаги: «Это для нового автомобиля Фиат. Немедленно купи его. И не смей говорить мне „нет“, так как обидишь меня на всю жизнь».

Я сказал: «Странно. Я постоянно путешествую — в лучшем случае я остаюсь в Джабалпуре только на пять-семь дней в месяц, и то не каждый месяц. А он, конечно, обидится». И как только я прибыл домой, сразу же зазвонил телефон. Он сказал: «Вначале ты должен сделать следующие вещи. Я уже все устроил. Я имел контакт с компанией Фиат в Джабалпуре — и автомобиль там подготовлен. Возьми лишь чемодан и прими доставленный автомобиль».

Я сказал: «Ты ничего не оставляешь мне делать!» Автомобиль уже стоял там, и человек сказал: «Мы ждали вас».

Я сказал: «Что же делать? Поезд опоздал на два часа». Амой друг, должно быть, звонил согласно расписанию поезда. В Индии говорят, что расписание публикуется для того, чтобы знать, на сколько опоздает поезд; иначе как вы определите, на сколько опаздывает поезд? Расписание — абсолютная необходимость.

Только однажды случилось так, что я сел в вагон в точное время по расписанию. Я пошел к кондуктору и поблагодарил его. Я сказал: «Это чудо».

Он сказал: «Это не чудо. Вы не знаете — это вчерашний поезд! Мы опоздали на двадцать четыре часа, мы идем не по расписанию».

Я сказал человеку в гараже: «Что же я мог поделать? Поезд опоздал, поэтому два часа…»

Он сказал: «Ваш друг был очень аккуратен во всем; в автомобиле должно быть радио». И он позаботился обо всем, страхование… И он попросил владельца гаража устроить для меня разрешение, чтобы автомобиль можно было парковать у моего дома. Он вручил мне отличный магнитофон, отличную камеру — все, что он мог найти там, он немедленно принес мне.

Этот человек был редкостный во многом. Он был скупой — такой скупой, что нищие просто обходили его дом. Если какой-нибудь нищий и стоял там, другие нищие думали: «Похоже, что он новичок — стоять перед домом Рекчанда Парекха, попрошайничая!» Он никогда в своей жизни ни одному учреждению не дарил деньги, никогда не подал нищему ни одного пайса.

Его жена привела меня, чтобы представить своему мужу, так как она сказала: «Он такой скупой, а у него столько денег; и у нас только три дочери, которые замужем и имеют богатые дома, так что проблем у нас нет. А сына у нас нет, никого не останется после нас, он же все продолжает копить — даже я не знаю, сколько у него денег».

Они жили в Чанде, в Махараштре. Она сказала: «Он скупил почти одну треть всех домов в городе — похоже, он собирается купить весь город. А его единственной радостью, похоже, является накопление денег. Я приводила много джайнских монахов — они ведь были джайнами и были сторонниками Ганди, — я приводила много великих учеников Ганди, думая, что, может быть, кто-нибудь изменит его помыслы. Но он очень прямолинеен и никому не дает возможности даже прикоснуться к нему».

Поэтому я сказал: «Хорошо, я приду. Я ничего не могу гарантировать; я не знаю, какого он типа, но он привлекает меня».

Он должен был прийти на станцию, чтобы встретить меня. Когда мы ехали к нему домой — он вел автомобиль, — я сказал ему: «Я должен сообщить вам одну вещь: ваша жена пригласила меня сюда, чтобы я убедил вас не быть таким скупым; я приехал сюда, чтобы познакомиться с вами, так как вы привлекли меня.

Вы редкостный человек! Вы никогда в жизни не подали нищему, никогда не подарили ни одного пайса?»

Он сказал: «Никогда, потому что я жду человека, который был бы достоин того, чтобы отдать ему все».

Когда мы прибыли к нему домой, его жена была удивлена, так как никогда раньше он не приводил в свою гостиную ни одного святого, которых она доставляла. И он сказал слугам, что я остановлюсь в его доме для гостей, в его гостиной, что я буду находиться там: «И скажите моей жене, что ей не надо беспокоиться об этом человеке». Его жена была растеряна: что случилось?

Внезапная синхронность… он сказал мне не слово «синхронность», он никогда и не слышал его, но он сказал мне: «Странно, в тот момент, когда я увидел вас, я почувствовал: “Это тот самый человек”». И даже после того, как мы знаем друг друга в течение двадцати лет, он не задал мне ни одного вопроса — ни вопроса, ни сомнения, ни спора, — что бы я ни говорил, все для него было истиной.

Я задал его жене только один вопрос. В первый раз после трехдневного пребывания там я спросил его жену: «Ваш муж интересуется сексом или нет?»

Она сказала: «Совсем не интересуется, и не потому, что он подавляет его; он просто покончил с ним. И теперь вы можете видеть, какой он странный человек. Он сказал мне: “Если ты не покончила с сексом, то ты свободна; можешь заниматься сексом с кем угодно. Я покончил с ним”».

В тот момент, когда человек покончил с сексом как с инстинктом, который заставляет его что-то делать, он определенным образом становится хозяином самого себя и начинает обладать проницательностью, видением, которыми бессознательный, инстинктивный человек не способен обладать.

Лишь взглянув на меня — не было сказано ни единого слова, — он сказал: «Я нашел личность». И с тех пор, когда бы мне ни понадобилось любое количество денег для себя или для кого-нибудь другого, я должен был лишь сообщить ему: «Дайте этому человеку много денег».

Он никогда не спрашивал: «Кто этот человек и почему ему надо так много денег?» Он просто давал их мне. Его жена была шокирована. Она не могла поверить, что этот скупой человек… как неожиданно он стал совершенно противоположным.

Я сказал ей: «Нет проблемы. Он не скупой — вы заблуждались. Он никогда не хотел давать деньги людям, которые не заслуживают этого. А когда мы ехали со станции к вам домой, он сказал: “Я нашел вас; теперь все, что я имею, принадлежит вам. Вы можете делать с моим имуществом все, что хотите”. Он — не скупой человек, вы заблуждались. Трудно найти такого человека, настолько великодушного». Но откуда шло его великодушие? Его великодушие шло от того, что он был настоящим хозяином самого себя.

Инстинктивный человек цепляется за все: за секс, за деньги, за власть — за все.

Я спросил его: «Почему вы продолжаете скупать все дома?»

Он сказал: «Может быть, когда-нибудь вы захотите иметь коммуну — тогда откуда я вдруг достану для вас коммуну? А к тому времени я приобрету весь город. Я знаю, что вам понадобится некоторое время перед тем, как у вас возникнет необходимость расположиться в каком-то месте — я подготавливаю для вас место». Итак, никто не подумал бы, что он приобретал дома для… даже перед тем, как он узнал меня, он скупал дома для кого-нибудь, кто войдет в его жизнь, кому когда-нибудь понадобится весь город.

И много раз случалось… он, бывало, отправлялся со мной в путешествие. Кто-нибудь мог подумать, что он был скупец, так как он был настолько богатым, настолько сверхбогатым человеком, но всегда он путешествовал только третьим классом пассажирского поезда. Никогда не экспрессами, не почтовыми поездами, нет; никогда не первым классом с кондиционером — об этом даже не было и речи. Но когда бы он ни путешествовал со мной, он говорил: «Вы можете ехать первым классом с кондиционером; я поеду в третьем классе».

Однажды я спросил: «Почему вы настаиваете на том, чтобы путешествовать третьим классом?»

Он сказал: «У меня свои собственные идеи. Люди думают, что я скупец, — меня же вообще не интересуют деньги. Что я буду делать с деньгами? Скоро я умру, а все эти деньги будут лежать здесь. Но путешествовать третьим классом — это переживание: толпа, люди, сплетни и вещи, которые постоянно случаются в третьем классе поезда индийской железной дороги…» Он объездил всю Индию, и на каждой станции у него были друзья; он даже называл кули по именам. И он знал каждое место, где можно было достать самое лучшее молоко, где можно было достать самый лучший чай, где можно было достать самые лучшие сладости.

Он сказал: «На экспрессе, на почтовом поезде все это невозможно, так как они останавливаются только на нескольких станциях, а я хочу, чтобы были остановки на каждой станции, поскольку на каждой станции у меня друзья и у меня там есть дела. Пассажирский поезд стоит дольше на каждой станции. Если проходят другие поезда, то пассажирский поезд будет ждать; ни один другой поезд не будет ждать, поэтому у вас всегда есть время. А все эти начальники станций — мои друзья, кондукторы — мои друзья, машинисты — мои друзья, так как я всех их зову, когда знаю, что на станции есть самые лучшие сладости. Поэтому они говорят мне: “Парекх, получайте удовольствие! Пока вы не сядете на поезд, он не тронется”».

И он сказал: «Мне нравится быть хозяином больше, чем слугой, — не потому что они свистнут, а вы бежите — нет».

Его довод был следующим: «Я хочу быть хозяином. Когда я сажусь на поезд, дают свисток, машут флажком, и все идет своим чередом, но вначале они должны увидеть, что Парекх сел на поезд».

Он был стариком — мне же было тридцать пять лет, а ему в то время было пятьдесят, но он брал меня с собой на станцию и говорил: «Давай выйдем. Здесь прекрасные манговые деревья».

Я говорил: «Там поезд — мы намереваемся собирать манго? А если мы опоздаем на поезд… у меня назначено свидание».

Он говорил: «Не волнуйтесь. Пока я не сяду на поезд, поезд останется на станции. Можете залезать на дерево. Я тоже залезу, мы залезем на дерево и сорвем манго».

Однажды произошло следующее: мы собирали манго, и Парекх сказал мне: «Взгляните наверх», а там был какой-то человек. Он сказал: «Это машинист. Он знает, что я приду собирать манго, поэтому поезд должен стоять. Поэтому зачем терять время? Сорвите несколько плодов манго; эти манго действительно сладкие! Кондуктор тоже где-нибудь здесь, на другом дереве… Все под моим контролем».

У этого человека не было инстинктивной силы. Он никоим образом не интересовался какой-то особенной пищей; ему нравилась любая пища, ему нравились все виды одежды. В действительности он настолько не интересовался тем, что что-нибудь произойдет — никакой особенной симпатии, антипатии. Но он был человеком, полным любви.

Однажды в городе Биаваре, в Раджастане, он был со мной, а у меня была лихорадка. Всю ночь он оставался рядом со мной. Я сказал ему: «Парекх, идите спать. Из-за вас я не могу заснуть!»

Он сказал: «Это касается тебя — это твоя проблема. Я же не говорю тебе: „Не засыпай“, я стараюсь помочь тебе заснуть. Что касается меня, то я не могу спать, зная, что у тебя лихорадка. Ночью у тебя может возникнуть приступ лихорадки, а я засну. Это недопустимо».

И действительно, так и случилось: ночью возник приступ лихорадки, в два часа ночи температура у меня поднялась до сорока градусов. Он сказал: «Ты видишь, какая температура? Ты даже не разбудил меня».

Я сказал: «Это правда».

Он вызвал врача и сказал мне: «Сейчас не время, чтобы ты испустил дух. Если ты сможешь сделать некоторые приготовления, тогда я смогу испустить дух, а ты останешься в живых — ведь тебе многое предстоит сделать, а мне делать нечего». Эта любовь совершенно другого типа — забота, дружелюбие.

Инстинктивная любовь в любой момент может перерасти в ненависть. Человек, который был готов умереть за вас, может убить вас. Женщина, которая была так заботлива по отношению к вам, была такой любящей по отношению к вам, может отравить вас; буквально она может отравить вас. Любовь, если она инстинктивна, — не в ваших руках; вы — лишь раб. Бессознательное очень легко превращается в свою противоположность, и вы ничего не можете поделать с этим.

Но когда любовь доходит до уровня сознания, — то есть когда она доходит до уровня интеллекта, а не инстинкта, — тогда она имеет другой оттенок. Тогда она не имеет биологической цели.

Какую биологическую цель может иметь музыка? Какую биологическую цель может иметь поэзия? или живопись? или философия? А Сократ готов умереть за свою философию. Похоже, что есть потрясающая любовная связь с его собственной системой, которую он создал. Он отлично знает, что его смерть не уничтожит его философию, но если он пойдет на компромисс лишь для того, чтобы продолжать жить, то это может разрушить всю его философию. Тот самый компромисс, — так как это было одно из его учений: никогда не вступайте в компромисс.

Истина есть истина, а ложь есть ложь.

И возможности для компромисса нет.

Совсем недавно я получил очень приятное, великолепное, нежное письмо от Совета священников, епископов, христианских теологов. У них есть определенный Совет в Америке, и они написали, что обсуждали меня два-три года — читали, обсуждали. Я стал центром их обсуждений. Они пригласили меня приехать, и они обо всем позаботятся; они хотят обменяться со мной мыслями. Вот, где беда.

Все письмо великолепное. И в этом также — они неосознанно написали что-то грубое, они — не здравомыслящие люди. Обмен мыслями не является чем-то плохим, но они не знают, что со мною обмениваться мыслями невозможно; я не занимаюсь этим бизнесом. Если вы знаете, то я не буду беспокоиться. Если вы не знаете, то как будет происходить обмен мыслями? Что дадите вы мне в этом обмене? Вы или знаете, или не знаете; третьего не дано. Вы не можете сказать: «Немножко я знаю», так как истина не может быть разделена на фрагменты.

Вы не можете знать истину немножко; или вы знаете ее, всю ее, или вы не знаете ее, всю ее. Поэтому какой обмен?

Итак, я могу показаться вам грубым. Я не готов для какого-либо обмена, так как, что касается меня, я не нуждаюсь ни в чьих идеях. Так трудно избавиться от них, а теперь снова обмениваться… У меня ушел двадцать один год на то, чтобы избавиться от чужих идей. Мне не интересно. Даже если Бог пригласит меня для обмена идеями — ничего не могу поделать! Вы можете иметь свои собственные идеи, а у меня нет никаких идей, чтобы дать их вам.

Я могу поделиться своими мыслями, но это не будет интеллектуальным обсуждением. Это будет общением разумов, но к этому этот Совет не может быть готов. Они ведь уже решили, что является правильным, кто является мессией. Они уже решили, что Бог существует. Так что же теперь остается для обмена?

У вас есть своя теология, уже решенная другими, не вами. Вы одолжили ее, и теперь вы чувствуете себя смущенными из-за моих идей. Если мои идеи так смущают вас, то это достаточное доказательство того, что вы не знаете, что такое истина; иначе, какой смысл вести обсуждения в течение трех лет? Кто я такой? Я не обсуждал тех ребят даже в течение и трех дней, не говоря уж о трех годах. А они, должно быть, написали великие теологические книги…

Возможности обмена нет; но на инстинктивном уровне все является обменом. Вы даете что-то, вы берете что-то — и прилагаются все усилия, чтобы взять больше, чем дать. В этом вся трудность всех супружеских пар в мире. Жена продолжает говорить: «Я люблю тебя, а ты меня не любишь». Муж говорит: «Как мне тебе доказать? Я люблю тебя». Но ни один не может убедить другого.

Дело не в убеждении. Но почему возникает вопрос: «Ты любишь меня меньше» или «Я люблю тебя больше»? На инстинктивном уровне любовь — количество. Вы можете измерить ее — сколько килограммов вы отдаете и сколько килограммов вы получаете обратно, в обмен. И вы можете увидеть, кто в проигрыше. Это деловая сделка. И люди постоянно ссорятся и стараются урвать друг от друга как можно больше.

Но когда любовь идет к уровню осознанности, когда она лишена биологического рабства, когда она свободна от биологии… это не значит, что вы не можете заниматься любовью с кем-нибудь. Вы можете заниматься любовью с кем угодно, но теперь любовь будет иметь совершенно иное свойство. Она никоим образом не будет находиться в зависимости, находиться под давлением природы. Она будет исходить из вашей свободы; вы можете делиться ею.

Правильным словом, которое надо применить, будет… это будет просто слово «игривость». Да, вы можете играть с чьим-то телом. Вам нравится это тело, вы наслаждаетесь этим телом, вы наслаждаетесь теплом этого тела, вы наслаждаетесь очертаниями этого тела. Вы можете быть игривыми, и здесь нет бизнеса.

Фактически, вот почему — наряду со многими другими причинами, это также одна из причин — я выступаю в защиту методов контроля деторождения, в то время как все религии против них. Вы будете удивлены, узнав о том, что происходит в умах пап, шанкарачарьев, имамов, раввинов. Вы не могли и думать о том, что, возможно, они даже не осознают себя, но я хочу, чтобы это было ясно вам и им. Вот факт, который постоянно стоит в умах религиозных людей:

Если методы контроля деторождения станут распространяться больше, тогда секс станет игривостью.

Тогда вы не сможете назвать его грехом.

В этом ничего нет, нет никакого греха. Два человека, наслаждающиеся теплом друг друга, — в этом нет проблемы. Они не могут порицать секс, они не могут порицать вас за то, что вы — в кабале, что вы — раб. Они не могут сказать вам: «Вы — лишь средство в руках биологии», так как методы контроля деторождения делают вас способными, даже если вы не осознаете этого, они делают вас способными превратить секс в игривость; а это опасно. Вся их теология разрушится, так как ни в одном священном писании не было и мысли о том, что появятся методы контроля деторождения.

Они были счастливы с сексуальным рабством, так как тогда они могли порицать его, а вы не могли спорить — так ясно, что это рабство, а никто не хочет быть рабом, поэтому подавляйте его, избавляйтесь от него. Но дилемма состоит в том, что чем больше вы подавляете его, чем больше вы стараетесь уйти от него, тем больше вы оказываетесь вовлеченными в него. Только посредством игривости есть возможность когда-нибудь внезапно выбраться из него, поскольку тогда секс больше не является серьезным бизнесом.

Вы должны помнить основное: если вы с чем-то боретесь, то вы должны оставаться на том же уровне; иначе, как вы сможете продолжать борьбу? Если вы боретесь с сексом, то тогда вы не можете выйти за пределы своего инстинктивного уровня — это невозможно, — поскольку, кто тогда будет бороться? Если вы начнете двигаться вверх, то все те волки в вашем подсознании, с которыми вы боретесь, убегут как одержимые. Вы не можете оставить то место, вы должны постоянно быть там, сражаясь, подавляя. Возможно ли преобразование для человека, который борется со своей собственной природой? Это невозможно.

Примите это как категорический принцип; для него нет исключения. С кем бы вы ни сражались, вы должны оставаться с тем человеком, в том состоянии^ в том пространстве. Но если вы игривы, то это совершенно другая вещь. Если вы на фронте, на войне, вы не можете сказать солдатам, находящимся по другую сторону: «Сейчас я чувствую себя уставшим; мы сейчас пойдем домой, а завтра продолжим». Вы не можете так сказать. Если вы повернетесь к ним спиной, тогда тот парень сразу же выстрелит в вас и покончит со всей вашей усталостью.

На фронте вы не можете так сделать, но если вы с кем-то играете, играете в карты, вы можете сказать: «Сейчас я устал. Мы начнем завтра; мы можем даже начать с того места, на котором остановились». Здесь нет проблемы, это только игра.

Пусть ваш мир инстинктов станет игривостью…

И этого боятся все священники в мире. Они постоянно порицают меня по той простой причине, что я даю вам шанс вырваться из тисков вашего инстинкта. Но это также и тиски священника; это также тиски человека, занимающегося порнографией.

Если вы сойдете с уровня инстинктов, то вы освободитесь от священника, папы и человека, занимающегося порнографией. Человек, занимающийся порнографией, и священник используют одну и ту же методологию. И они — партнеры, знают они это или нет, они в одном и том же бизнесе.

Вы будете удивлены, когда узнаете, что в племенах аборигенов вы никого не сможете заинтересовать обнаженностью, порнографической картинкой. Вы никого не можете заинтересовать. Я жил в Бастаре и приезжал туда снова и снова… так как в Индии осталось несколько племен, которым пять тысяч лет. И они не шли в ногу со временем; они остановились. Поэтому хорошо, когда окунаешься в историю в пять тысяч лет; другого способа нет, чтобы окунуться в историю, вернуться назад во времени.

Но в Бастаре нет двадцатого века. Вы можете прикоснуться к груди женщины и спросить: «Что это?», и она скажет: «Вы не знаете? Это груди, чтобы дети могли пить молоко». Она не оскорблена тем, что вы прикоснулись к ее грудям. Она просто удивлена, что вы не знаете такой простой вещи.

Они почти голые. Они заворачиваются в материю, лишь когда отправляются в города, спускаются со своих холмов, выходят из своих лесов; в других случаях они все голые. Как можно аборигена из Бастара заинтересовать журналом Плейбой или Штерном? Он просто удивится: «Что это такое?»

Это подобно журналу о фруктах, который рекламирует помидоры, наполовину завернутые в обертку, плотно завернутые. Человек, который выращивает помидоры, будет просто удивлен: «Эти люди сумасшедшие? Если вы рекламируете помидоры, тогда рекламируйте помидоры, но для чего эти странные обертки, в которые завернуты помидоры?»

Эти люди, занимающиеся порнографией, используют то, что раньше делал священник. Священник — главный партнер, возможно, главный владелец акций. Он подавляет секс; он заставляет людей интересоваться сексом сверх всякого разума — он заставляет их быть неразумными относительно секса. Затем приходит человек, занимающийся порнографией, и естественно, подавленная личность хотела бы, по крайней мере, посмотреть фотографии. Ему не разрешено видеть живые человеческие существа, это грех. По крайне мере, Библия не говорила: «Прокляты те, кто будет смотреть порнографию. Они унаследуют царство ада». Я думаю, что человек, занимающийся порнографией, будет необходим также и в раю, так как все ваши монахи умрут… Они, наверное, уже нашли способ тайно проникнуть в Плейбой, Штерны вовсе третьесортные журналы, поступающие со всего мира.

Вы, может быть, даже будете удивлены, обнаружив Бога, заглядывающего в журнал Плейбой, поскольку Он — настоящий источник всего этого бизнеса. И это естественно, так как у Него нет даже подружки, — что же говорить о жене, у него нет даже подружки. Вместо подружки он имеет Святого Духа. Только подумайте о себе со Святым Духом в качестве подружки; вы предпочли бы жить в одиночестве. Вы попросили бы Святого Духа: «Оставь меня в покое, иди куда-нибудь еще».

Священник создает основу бизнеса: подавление.

Затем человек, занимающийся порнографией, использует подавление.

Я полностью разрушаю их бизнес.

Шила информировала меня из Дели — она брала с собой нашу самую последнюю публикацию, То Самое Место, Лотосовый Рай, чтобы показать людям, — о том, что один министр, министр финансов Индии, приехал повидать ее. Она показала ему книгу. К. Д. был с ней, и К.Д. не мог поверить, что делает этот человек… поскольку в Лотосовом Раю у нас есть несколько иллюстраций нашего института природы: обнаженные женщины, прогуливающиеся около озера, или массажирующие друг друга, или просто сидящие и дающие интервью.

Шила сидела впереди, поэтому она не могла видеть, но К. Д. был рядом, поэтому он был поражен, когда увидел, как тот человек прикасался к нижней части девушки, изображенной на фотографии! И эти люди находятся у власти.

Он один из тех людей, которые создавали всевозможные препятствия нашей коммуне в Пуне и все еще продолжают их создавать. В парламенте он выступал против меня. В парламенте этот человек сказал, что очень хорошо, что я покинул страну, так как «этот человек был опасен; он проповедовал секс, как если бы он делал что-то религиозное».

Итак, этот человек просто безумный. Но кто свел его с ума? Картинка — это лишь отпечатанная бумага. Там нет никаких ягодиц или чего-то в этом роде, но он пытается потрогать ягодицы и ощутить их. И К.Д. видел такое сальное выражение на его лице — как если бы этот человек готов был изнасиловать женщину, если бы у него была такая возможность. Он может изнасиловать даже картинку! Если он способен прикасаться к ягодицам, изображенным на картинке, неужели вы не можете представить его насилующим картинку обнаженной женщины? Он способен на это.

Вот что священники сделали для мира.

Теперь все эти люди превратились в покупателей порнографии.

А наша картинка в этой книге даже не порнографическая, поскольку сама по себе картинка с обнаженным телом не является порнографией. Обнаженный ребенок — вы можете назвать его порнографическим? Обнаженный Махавира — вы можете назвать его порнографическим? Тогда все храмы джайнов в Индии порнографические. Но нет — если вы пойдете и увидите статую Махавиры, стоящего обнаженным, вы не сможете сказать, что это — порнография. Там вообще нет порнографии; он просто голый, но он не демонстрирует свою наготу; он не старается развратить ваш ум и отравить вас. Он не старается привлечь вас сексуально — и действительно, глядя на статую обнаженного Махавиры, вы никогда не почувствуете сексуального возбуждения.

У него прекрасное тело, очень пропорциональное, но даже невозможно и подумать о порнографии. Там дети, там женщины, там мужчины, и нет никаких вопросов…

Порнография нуждается в чем-то большем. Она — не просто обнаженное тело.

Необходимо поставить тело в такое положение, в такую позу, представить в такой одежде, чтобы все это распалило ваше воображение. Просто обнаженное тело не может распалить ваше воображение. На самом деле оно останавливает его; куда ему податься? Обнаженная женщина стоит перед вами; что с ней делать? Как долго вы можете смотреть на обнаженную женщину или на обнаженного мужчину? Вскоре вы скажете: «Дерьмо! Я иду домой. Какая чепуха!»

Но искусство человека, занимающегося порнографией, состоит в том, чтобы сделать женщину достаточно обнаженной и чтобы она привлекала вас и была достаточно скрытой под одеждой, чтобы позволить вашему воображению догадываться о том, что спрятано и что скрыто. Настоящее искусство порнографии заключается в равновесии: тело не должно быть слишком обнажено, иначе вскоре вам станет скучно; оно должно быть не слишком скрыто одеждой, иначе вскоре вам станет скучно. Оно должно быть спрятано под одеждой таким образом, чтобы ваше воображение начало работать так, чтобы вы могли закрыть глаза и могли бы созерцать то, что спрятано. А в таком созерцании вы можете представить тело таким красивым, каким пожелаете, — это ваше воображение.

Все религии порнографичны в том смысле, что они являются партнерами в одном и том же бизнесе, они — основные держатели акций. Они создают ситуацию, благоприятную для эксплуатации. Но они боятся, так как если вы освободитесь от сексуального инстинкта и других менее значительных инстинктов, если вы будете свободны от них, то это будет самоубийством для них.

По мере того, как вы подходите к уровню интеллекта… а единственный путь дойти до уровня интеллекта и сознания, как я говорил вам, — не подавлять, а игриво и несерьезно наслаждаться всем тем, что дала вам природа. И вскоре вы будете находиться вне этого; вы не можете продолжать играть с этим всю свою жизнь.

Это подобно игрушечным медвежатам. Есть немногие люди, которым даже во взрослой жизни так или иначе нужны игрушки, игрушечные медвежата, — даже очень важные люди.

Я встретил одного очень важного святого, Шивананду. У него было много последователей в Америке и по всему миру; считали, что он один из величайших живых йогов. Он был подобен слону, а не человеку. Его руки были такие тяжелые, что он даже не мог поднять их. Нужны были два человека, чтобы держать его руки, когда он вставал; настолько руки были тяжелые, толстые. Когда я увидел его, то сказал: «Боже мой! Этот человек — йог?»

Но вот что случилось — он подавил инстинкт, когда был молод. Его учитель постоянно заставлял его поститься и поститься, поэтому он постился, морил себя голодом. Когда учитель умер и он стал его преемником, то, естественно, первое, что он сделал — всякий может представить себе это, — он стал есть столько, сколько мог. Все эти годы голодания необходимо было компенсировать. Его тело было безобразнейшим, он не мог даже нести свой собственный вес.

И этот человек говорил о том, что необходимо становиться бесстрашным, так как страх вынуждает вас поклоняться ложным Богам; а без страха вы начинаете поклоняться всему. Йога не верит даже в Бога. Это одна из прелестей йоги — то, что она очень научна.

Йоги никогда не упоминают тот факт, что йога не верит в Бога. Они просто игнорируют это утверждение или скрывают его в комментариях и так далее и тому подобное; но это утверждение понятное. То, что говорю я, говорит йога. Йога говорит, что Бог — это гипотеза. Нет необходимости верить в него, нет необходимости не верить в него; он — просто гипотеза. Она может быть использована для определенных целей. Но Бог — не какая-то существующая вещь.

Это подобно тому, как если бы я не хотел, чтобы ребенок выходил из дома; ребенок не послушается, поэтому я говорю: «Подожди, там — привидение. А теперь, если хочешь идти, иди». Теперь ребенок будет сидеть рядом со мной. Я скажу: «Выходи, привидение ждет». Итак, привидение — это гипотеза, но она имеет функцию. Йога говорит, что Бог может быть использован на практике как гипотеза для определенных целей. Это очень хорошо для ребенка. Он спасен от холода.

Я хотел, чтобы ученики Шивананды дали больше информации о Шивананде — о том, что он ест, сколько он ест, когда он встает, когда ложится спать. В этой информации я нашел один пункт, просто забавный. Он спит, держа одну ногу в пластиковом мешке, наполненном солью. Я прочитал все о йоге, но мне никогда не встречалось такое упражнение.

Они сказали: «Это не упражнение йоги; это отваживает привидений». В Индии существует поверье, что если вы держите одну ногу в соли, то привидения не придут и не убьют вас. Этот человек постоянно учит бесстрашию, а ночью… Конечно привидения не прислушиваются к проповедям йогов; и кто знает, может быть, они и есть. Лучше обезопаситься.

Я сказал одному из его главных учеников: «Я с удовольствием посмотрел бы на это».

Он сказал: «Нет проблем. Когда он отправится спать, я оставлю окно открытым; вы можете просто проскользнуть и посмотреть».

Итак, я открыл окно и увидел: он лежал на кровати, а одна его нога была внутри мешка. Я сказал: «Если вы не покончили, играючи, со своим подсознанием, то привидение тем или иным образом появится. Вы учите прекрасным вещам, но вы не обладаете качеством этих вещей».

По мере того, как вы продвигаетесь вверх, играючи, истощая биологические источники, исполняя то, что хочет от вас биология, — это облегчает вас; вы освобождаетесь, вы становитесь осознающими. А осознанная любовь — совершенно другая вещь. Это просто дружелюбие.

Вы не влюбляетесь — больше не влюбляетесь — вы возвышаетесь в любви. Чем больше вы любите, тем больше вы возвышаетесь в своем сознании. То же самое справедливо и по отношению к другим ценностям: подлинность, религиозность, счастье.

Счастье на уровне инстинкта — только удовольствие; счастье на уровне интеллекта — радость. Когда вы слушаете великолепную музыку или видите прекрасную живопись, возникает неожиданный всплеск удовольствия. Ни одно животное не может наслаждаться живописью. Оно может съесть ее, но оно не может наслаждаться ею.

Ни одно животное не способно наслаждаться чем-либо, что принадлежит второму уровню — вашему сознанию, — так как ни одно животное не поднимается до этого уровня; только человек… и даже не все люди. Некоторые люди способны наслаждаться вещами, которые не имеют биологической цели. Какой биологической цели служит живопись? Или музыка? Или поэзия? Там нет биологической цели. Вот почему большинство родителей не хотят, чтобы вы стали художником.

Один из моих дядей — поэт, но вся семья была против него; они испортили ему жизнь. Они не позволяли ему… они забрали его из университета, так как они видели, что если он закончит университет, то все, что он собирается делать, — это писать стихи. Но если бы у него не было диплома, то ему некуда было бы деваться; он должен был бы сидеть в магазине.

И я видел его — когда я был маленьким, я видел его, сидящего в магазине. А если там никого не было, только я… он знал, что я никогда не мешаю ничьим делам. Вы лишь должны осознавать, чтобы не мешать моему делу; тогда это — договор. А договором между мной и им было то, что он никогда не должен ни во что вмешиваться, чем бы это ни было.

Он сказал: «Хорошо, но ничего не рассказывай обо мне».

Я сказал: «Это не мое дело».

Вот что он обычно делал: приходил покупатель, а он просто махал рукой, как если бы покупатель был нищим: «Уходи». Он не разговаривал, так как кто-нибудь мог услышать его, поэтому он лишь делал жест руками: «Убирайся!» Мой отец, мой дед, они были озадачены: «Когда ты сидишь здесь, ни один покупатель не приходит».

Он сказал: «Что я могу поделать? Я здесь сижу, а то, что никто не приходит, — не моя вина».

Он вообще не был заинтересован в бизнесе; сидя в магазине, он писал стихи. Но вскоре ему устроили женитьбу. А я все время говорил ему: «Ты попадаешь в ловушку. Во-первых, почему ты вернулся сюда после университета? Что-нибудь ты мог бы делать — быть рикшей, быть кули на железнодорожной станции. Что-нибудь ты мог бы делать».

Я сказал ему: «Твоя поэзия отвратительна. Тебе перестали посылать деньги, поэтому ты вернулся; теперь устраивают твою женитьбу, а ты не знаешь, что это — конец твоей поэзии. По крайней мере, сейчас ты можешь прогнать покупателей и продолжать немного писать. Ты не сможешь этого делать, когда здесь будет твоя жена».

Он сказал: «Но моя жена будет дома, а я буду в магазине».

Я сказал: «Только подожди… ведь я вижу, что происходит с моим отцом. Моя мать видит его, лишь когда он приходит домой обедать или ужинать. Он просто продолжает есть с опущенными глазами, а она втолковывает ему разные вещи. И она кричит: “Ты ничего не говоришь, ни да ни нет. Я знаю: ты не слушаешь меня”. А он скажет: “Я могу делать одновременно только одну вещь — позволь мне вначале поесть”. Но она скажет: “Когда ты заканчиваешь есть, ты исчезаешь; затем появляешься только к ужину — я вижу тебя только два раза в день”».

А у нее были проблемы. Она была не очень стара, но вся семья свалилась на ее голову, так как мать моего отца умерла после их женитьбы. И с моим дедом было трудно, так как он постоянно приглашал людей, разных людей; у него было очень много друзей. У него не было другого дела, бизнес он оставил моему отцу. У него было только одно дело — заводить друзей. А лучший способ завести друга — пригласить его на завтрак, на обед, на ужин или еще на что-нибудь.

И моя мать совершенно логично сердилась: «Ты должен, по крайней мере, сообщать мне, скольких людей ты собираешься привести, так как откуда я неожиданно могу достать продукты? Ты просто приходишь на кухню с дюжиной людей, а я даже не имею представления о том, что идет целая дюжина людей». Так что у нее были свои проблемы. Но мой дед был не таким человеком, чтобы слушать кого-то; он делал то, что хотел.

Он создал великий переполох… Когда-то я рассказывал вам о Хаджи Бабе из Пакистана, которому сейчас сто десять лет. Он присутствовал на свадьбе моего отца и прибыл со свадебной процессией в дом моей матери. Это создало великий переполох во всей джайнской общине, поскольку такова традиция, что, когда жених приезжает в дом невесты, они должны быть встречены на границе города, а на главу семьи вешают гирлянды. Тюрбан, очень ценный тюрбан, должен быть надет на его голову.

Прекрасные туфли, сделанные из бархата, должны быть надеты на его ноги, и ему дают халат, специально сделанный для него.

Мой дед сказал: «Хаджи Баба — глава нашей семьи». Итак, мусульманин, глава семьи джайна… отец моей матери был в растерянности; что делать? Хаджи Баба говорил: «Не делайте этого». Но мой дед никогда не был способен кого-нибудь слушать. Он сказал: «Это не имеет значения. Даже если нам придется вернуться назад, мы вернемся назад, но вы — глава моей семьи. Я всегда был для вас вроде младшего брата, и как можно воспринимать меня, когда вы здесь?»

Другого пути не было; отец моей матери должен был принять Хаджи Бабу как главу семьи. Я спросил свою мать — так как в своих письмах он продолжает писать ей: «Как поживает моя Бахурани?» Бахурани означает «невеста», и это слово относится к молодым невестам, когда они выходят замуж. Сейчас ей семьдесят пять, а он продолжает спрашивать: «Как поживает моя невеста? Она вообще-то помнит меня?»

Поэтому я спросил свою мать: «Почему он обращается к тебе как к Бахурани?»

Она сказала: «Он — единственный человек, который может писать мне как Бахурани, так как мне было всего лишь семь лет, когда он пришел с процессией как глава семьи твоего отца. Твой дед был его братом, твой отец был его сыном, а ты — внук».

Поэтому я сказал своему дяде: «Ты не знаешь своего отца, но он — мой друг, и я знаю всю эту западню, то, что происходит, весь заговор. Но у меня также заключен пакт с моим дедом о том, что в доме я не буду скрывать никакие слухи. Но это нечто серьезное; они собираются поймать тебя в западню. Они только что нашли действительно красивую женщину для тебя, в этом нет сомнения»… ведь мой дед взял меня, чтобы выбрать ее. Он сказал: «Я стал слишком стар, а ты такой сообразительный. Определи, подойдет эта девушка или нет». И он нашел действительно красивую девушку.

Поэтому я сказал: «Он нашел красивую девушку, но причина того, почему он старается найти красивую девушку, заключается в том, чтобы ты забыл свою поэзию». Именно так и случилось. Когда он женился, то почти все время он был со своей женой или был в магазине — и мало-помалу его поэзия начала исчезать. А его жена стала господствовать над ним по той простой причине, что она чувствовала себя виноватой, так как все в доме, включая детей, знали, что «ваш муж просто бездельник, никчемный, убыточный».

Поэтому она придиралась к моему дяде: «Забудь о своей поэзии». Она сожгла копии его стихов, его многолетнюю работу, и сказала ему: «Для тебя поэзии больше нет, потому что мне стыдно; все смеются надо мной». Они уничтожили его поэзию.

Я спросил своего отца: «Почему все вы против моего несчастного дяди? Он не приносит никакого вреда. Поэзия не вредна, она не насильственна. Он не пишет военные песни или что-то в этом роде; он пишет прекрасные стихи о любви. Почему вы против него?»

Они сказали: «Мы не против него; все, что мы хотим, — это то, чтобы он твердо стоял на ногах. Сейчас он женат, завтра у него будут дети; кто их будет кормить?» И вот, что случилось. Сейчас у него есть магазин, и он больше не волнует людей. Его дети женаты; у них есть дети.

Последний раз, в 1970 году, когда я приехал, я спросил его: «Как насчет покупателей?»

Он сказал: «Покупатели меня не волнуют — вся моя поэзия кончилась. А ты был прав в том, что моя жена будет сущим горем. Ни мой дед, ни мой отец, ни мой брат — никто не был сущим горем. А жена постоянно придирается… в конце концов я должен был решить. Я должен стать монахом, отречься от мира — но это тоже трудно: джайнский монах не может писать стихи, так как поэзия принадлежит обыкновенным людям. А поэзия в основном связана с любовью, поэтому что может написать монах?»

Я сказал: «Ты можешь писать сутры, религиозные бхаджаны, посвященные какому-нибудь Богу, песни, религиозные песни».

Он сказал: «Но я не интересуюсь никаким Богом, никакими религиозными обрядами. Я хочу писать то, что я чувствую в своем сердце».

Я сказал: «С ним покончено — твое сердце в супружеских узах!» А в Индии в то время развод также не был узаконен. И даже сейчас, хотя он и узаконен, но случается редко и только в Бомбее, Калькутте, Мадрасе, Дели — больше нигде. Они уничтожили его поэзию, чтобы удержать его прикованным к самой низшей части его бытия.

Все художники, все поэты, все музыканты сталкивались с миром, который против них. Почему? Потому что то, что они делают, есть нечто такое, что не связано со всем миром и его жизнью. Любовь, о которой они говорят, не является той любовью, которой живут люди. Они говорят о любви, которая является эфирно-сказочной, не земной. Они делают великую созидательную работу. Чтобы писать как Пикассо, вам необходимо иметь определенное свойство сознания; чтобы быть как Леонардо да Винчи, вам необходимо обладать чем-то таким, чего нет у обыкновенных смертных.

Что он имеет? Он не находится в тисках биологии. Вот почему он может посвятить всю свою энергию новому виду созидания — не детям, а живописи, поэзии, песням, танцам, скульптурам. Это не биологическое созидание. Это осознанное созидание; он — хозяин его. В том, что касается природы, это созидание не служит определенной цели, но оно, несомненно, служит некой цели в том, что касается человеческого сознания.

Глядя на статую Махавиры, вы можете впасть в медитативное состояние. Это было первоначальной функцией статуи. Статуи делали не для того, чтобы им поклонялись, их делали для того, чтобы заставить вас осознавать определенное состояние. Статуя определенного состояния, а не конкретного человека; тот человек не имеет к ней отношения.

Случилось так, что некий фотограф фотографировал Рамакришну. Он впервые сфотографировал его и был очень счастлив. Он принес фотографию большого размера, вставленную в рамку, чтобы подарить ее Рамакришне, который сидел со своими учениками. Тот взял в руку фотографию и поцеловал ноги, изображенные на фотографии. Фотограф не мог в это поверить! Этот человек в своем уме или безумный? Его собственное изображение, а он целует ноги!

Рядом сидел Вивекананда, его главный ученик. Он сказал: «Парамахансадева, что ты делаешь? На этой фотографии изображены вы. Вы видите или нет?» Он думал, что тот не взглянул на фотографию — ее вручили ему внезапно, и он, должно быть, подумал, что это изображение какого-нибудь Бога, и поэтому поцеловал ее.

Рамакришна сказал: «Неужели? Позволь взглянуть». Он посмотрел и сказал: «Да, это мое изображение», и опять поцеловал ноги!

Вивекананда сказал: «Теперь это уж слишком».

Рамакришна сказал: «Я целую не свои ноги. Это изображение состояния, это изображение не имеет ничего общего со мной». Он сказал: «Это изображение определенного состояния. Тело — просто внешние линии, но взгляните в глаза, взгляните в лицо. И я прекрасно помню, где я был, когда делали этот снимок. Я был в самадхи, поэтому это изображение самадхи. И я говорю вам, что распространить надо только эту фотографию, никакую другую».

Поэтому только эта фотография висит в домах людей, которые поклоняются Рамакришне, так как этому изображению поклонялся сам Рамакришна. Это абсурдная логика, но — немного терпения, и вы сможете понять смысл. Это изображение состояния. Оно нематериальное, духовное, будь в этом состоянии Рамакришна или будь в этом состоянии Махавира, или будь в этом состоянии Будда. Оно нематериальное — что материально, так это сознание.

Прекрасная музыка, прекрасная поэзия могут увеличить уровень вашего сознания. Они могут создать ситуацию для вхождения в третий уровень. Только некоторые музыканты могут это сделать; только некоторые поэты, только некоторые художники и только некоторые скульпторы способны создать такие произведения, которые могут вызвать внутри вас резонанс.

Гурджиев называл такое искусство объективным искусством. Он дал ему специальное название. Все искусство не является объективным. Тадж-Махал — объективное искусство. Он был создан суфийскими мистиками; они были архитекторами, они сконструировали его. Вся конструкция сделана таким образом, что в ночь полнолуния, ровно в девять часов, если вы сидите тихо, то впадете в глубокий сон, что не является сном. Вы будете осознавать. Вы будете переживать то, о чем я вам говорил: гипноз. А к нему очень близка медитация.

Человек, который охраняет Тадж-Махал, по традиции является суфийским мистиком. Если вы медитируете, то в определенный момент можете спросить его: «Что еще надо сделать, чтобы превратить гипноз в медитацию?” И он даст вам метод того, как гипноз может быть превращен в медитацию.

Итак, Гурджиев назвал Тадж-Махал объективным искусством. И я согласен с ним, потому что я был в Тадж-Махале сотни раз и смотрел на него различными ночами — темными ночами, лунными ночами, полнолунными ночами — и я могу сказать вам, что в каждый отдельный период времени он дает вам разное понимание, разный оттенок. Это не просто обыкновенное здание, не просто прекрасный мраморный мемориал. Здание было только поводом; за ним спрятан секрет медитации.

Поэтому, когда ваше состояние изменяется, ваша любовь изменяется, ваша религия изменяется, вы не можете оставаться христианином, или индуистом, или буддистом.

В сознательном состоянии вы должны отыскать свою собственную религию, вы должны выбирать.

Вы не можете быть рождены в религии; это полнейший абсурд. Религия не является чем-то, с чем можно родиться.

Это — поиск, вы должны найти ее. Это — риск; вы должны пройти длинным путем и рисковать всем. Только в этом случае вы можете обрести ее.

Ваша религия будет другой.

Ваша подлинность будет другой.

Бессознательный человек не имеет подлинности. И это не его вина. Одновременно он является многими людьми; как он может быть подлинным? Он говорит одну вещь — завтра он уже не тот самый человек, кто-то еще должен сесть на колесо. В колесе есть спицы; точно так же на колесе находятся много личностей. Колесо вращается, и этим колесом являетесь вы. Итак, какая личность дала обещание? Другая спица не имеет об этом представления; она может просто сказать: «Я никогда ничего не говорила вам».

Когда вы становитесь осознающим, вы осознаете это колесо. Вы осознаете также, что эти спицы — не вы, и вы не должны позволять им говорить от вашего имени. Впервые вы начинаете говорить от самого себя. Тогда появляются подлинность, искренность, честность, истина — и все они, я говорю, только на втором уровне. Как только вы достигаете третьего уровня… эти вещи помогут вам двигаться к третьему уровню. Тогда они — вне описания.

На третьем уровне, на самом высоком уровне — на уровне интуиции, где Лао-цзы чувствует, что ничто не может быть высказано. Только на втором уровне можно что-то высказать, поскольку там интеллект все еще функционирует. На третьем уровне вы вышли за пределы интеллекта. Теперь вещи нельзя высказать, их можно только показать. Это мое выражение, так как все эти люди сказали: «Ничего нельзя высказать». Верно, но многое можно показать.

Я не смогу сказать что-то о красоте луны, но я могу схватить вас за руку и подвести к окну и могу поднять свои пальцы и указать на луну. Я ничего не говорю, но я показываю что-то.

На интуитивном уровне, только пальцы, указывающие на луну… все становится невыразимым. Но все становится видимым, ощутимым.

Да, даже любовь, религиозность, подлинность, истина — все они становятся ощутимыми. Они больше не являются теориями, философиями, они — реальности. Вы можете жить ими, вы можете стать ими.

Все что необходимо — это то, чтобы вы двигались к третьему уровню. И это не что-то великое, это простой процесс.

Живите полностью первым уровнем, затем энергия сама начинает движение ко второму уровню и начинает стучаться в третий уровень. Вскоре она проложит свой путь в джунглях.

Ваша работа заключена только на первом этаже вашей жизни; второй этаж и третий этаж появляются сами по себе. Все священные писания описывают жизнь только до второго этажа; третий может быть выражен только молчанием. Но молчание достаточно выразительно, если вы готовы слушать его. Тогда в любой момент от Учителя к ученику случается прыжок.

Передача пламени от Учителя ученику — это то, что я называю самой душой моёй религии.