Библия Раджниша. Том 4. Книга 1

Беседа 6 ОТ ПСЕВДОВЕРЫ К ВАШЕМУ ПОДЛИННОМУ ЛИЦУ 3 февраля 1985 года

Бхагаван,

Вчера Вы избегали говорить о многих острых моментах?

Каждый день я постоянно лавирую. В природе вещей, о которых я говорю, есть нечто такое, с чем я ничего не могу поделать. Каждое произносимое мною слово имеет много значений; я должен выбрать одно. Не важно, какое слово я выбираю, остальные остаются в стороне. И тогда нет пути, чтобы вернуться к ним, так как каждое новое слово будет уводить к новым последствиям. Поэтому вы должны постоянно напоминать мне — не стесняйтесь по этому поводу.

Мне вспомнилась одна история, поскольку я говорил вам о том, чтобы вы напоминали мне… Вот как я постоянно лавирую! Ну вот, что вы скажете, должен ли я рассказать ее или?.. Ведь если я расскажу ее, значит, я опять ушел. Если я не расскажу ее, тогда тоже… Лучше будет, если я расскажу ее. Если возникает вопрос о том, делать ли что-то или не делать, то лучше делать.

Священника одной маленькой церкви очень раздражал, мешал ему и досаждал один старик, который был самым уважаемым прихожанином. Он был самым богатым человеком города; он очень много денег жертвовал церкви и всегда жертвовал на разного рода благотворительные цели. Конечно, каждое воскресенье он сидел впереди, и еще до того, как священник начинал говорить, он начинал дремать. И если бы он лишь спал в то время, когда говорил священник, то это было бы не большой проблемой. Настоящая проблема была в том, что в тот момент, когда он засыпал, он начинал очень громко храпеть, — а церковь была такой маленькой и приход был такой маленький, что там не было даже громкоговорителя. И он храпел прямо перед священником.

Но этот старик обычно приходил с маленьким ребенком, своим внуком. И у священника возникла идея. Когда служба закончилась, он отвел в сторону этого маленького мальчика и сказал ему: «Каждое воскресенье я буду давать тебе полдоллара, если ты все время будешь будить своего старика. Вот что тебе надо будет делать: в тот момент, когда он захрапит, ты его толкаешь и будишь».

Тот сказал: «Договорились — аванс?»

Священник сказал: «Ты такой же хитрый, как твой старик, — аванс».

Маленький мальчик сказал: «Аванс — я не доверяю людям. Давайте мне полдоллара и увидите: в следующее воскресенье я не позволю ему спать или храпеть».

Следующее воскресенье было поистине прекрасным днем, так как мальчик не позволял своему деду ни спать, ни храпеть. Но старик был очень сердит на мальчика. После проповеди он сказал: «Что случилось с тобой? Почему ты все время будишь меня? Ты нарушил весь мой день. Фактически это единственное время, когда я сплю и хорошо сплю. Ночью у меня нет такого хорошего сна — столько много мыслей и столько много проблем… А здесь, слушая этого идиота — одна и та же проповедь, один и тот же монотонный голос, — это дает мне такой хороший сон. Я испробовал все лекарства, и ничто так хорошо не действует, как он».

«Что случилось с тобой? Ты всегда сидел тихо, а сегодня ты постоянно толкаешь и будишь меня».

Его внук сказал: «Бизнес есть бизнес».

Старик спросил: «Какой бизнес?»

Он сказал: «Священник дал мне аванс в полдоллара, и сегодня я собираюсь получить еще полдоллара за следующий раз, так как я верю в плату авансом».

Старик сказал: «Не беспокойся: я дам тебе доллар и дам его тебе авансом». Мальчик взял доллар у старика, и старик сказал: «Только сиди тихо, как обычно сидел раньше, и не мешай мне. Это не дорого; я могу себе позволить хорошо поспать за один доллар».

Священник был очень обескуражен. В следующее воскресенье он много раз бросал взгляды на мальчика и даже знаками показывал ему то, что надо делать, но мальчик просто сказал: «Нет», а старик продолжал храпеть. Он храпел даже еще громче, ведь он пропустил одно воскресенье, — в качестве компенсации.

После службы священник позвал мальчика и сказал: «Ты обманщик. Ты взял аванс, а сидел тихо; а старик продолжал храпеть и мешать моей проповеди и всем окружающим. Из-за его храпа никто не мог слушать».

Мальчик сказал: «Бизнес есть бизнес».

Священник сказал: «Какой бизнес?»

Он сказал: «Старик дал мне доллар авансом и собирается давать мне по доллару каждое воскресенье. Если вы заинтересованы, то ставка теперь будет выше».

Священник сказал: «Я — бедный священник, я не могу конкурировать с этим стариком, так как сколько я могу тебе дать? Он всегда будет давать больше. Будет лучше, если я поговорю со стариком».

Он пошел к старику и сказал: «Этот мальчик обманывает нас обоих. Лучше быть честным: вы мешаете моей проповеди».

Старик сказал: «Ваша проповедь просто бессмысленна — вы мешаете моему сну. Что стоит дороже: ваша проповедь или мой сон? Я семь дней ожидаю вашу проповедь, которую вы даете в церкви утром по воскресеньям. Она освежает меня. А вы стараетесь сорвать мои планы с помощью моего внука. Но что касается меня, то я собираюсь спать».

Священник сказал: «Вы можете спать, у нас нет возражений; на самом деле многие люди тоже здесь спят. Но они также возражали: не из-за вашего сна, а из-за вашего храпа, так как он будит их. А у вас такой громкий храп».

Старик сказал: «Ничего не могу поделать, так как когда я сплю, что я могу поделать с храпом? Если я просыпаюсь, я могу его прекратить, но когда я просыпаюсь, храпа уже нет; он случается только тогда, когда я сплю. Вы же не можете ожидать от спящего человека, чтобы он что-то сделал со своим храпом. Я беспомощен. Поэтому, пожалуйста, давайте продолжать все так, как мы делали это раньше».

Я также беспомощен. Я прекрасно знаю, что многие вещи упускаются, но другого пути нет. Это проблема языка. Язык прямолинеен, а существование многомерно. Если бы я был просто мыслителем, я не стал бы вовсе лавировать, так как мышление прямолинейно, как язык. Мышление происходит на языке, словами. Поэтому слова следуют в ряд — они могут быть длиной в мили, но они прямолинейны.

А существование многомерно. С каждой точки… это как солнце с миллионами своих лучей, движущихся в бесконечность. Каждый луч может вести вас в бесконечность, но если вы выбираете один луч, то, конечно, вы должны оставить другие, и вы можете выбрать только один луч. Вы не можете скакать одновременно на двух лошадях, а что тогда говорить о двух измерениях? Вы не можете плыть на двух лодках, а что тогда говорить о двух измерениях? Поскольку лучи будут расходиться все дальше и дальше, все дальше и дальше, по мере вашего продвижения вперед между ними возникнет бесконечное неликвидируемое пространство. Но источник у них один. Из него вы можете выбрать любой луч, но после выбора одной линии остальные отбрасываются.

Я лавирую всю свою жизнь. Вы должны быть бдительны. А если вы можете напомнить мне, что где-то я лавировал, то я смогу ухватить тот момент, который был упущен. Но вы не должны ожидать, что я перестану лавировать, так как, ухватив другое измерение, я снова упущу многие другие.

На каждой стадии существует проблема выбора, так как я экзистенциальная личность, я не мыслитель. Это не логический силлогизм, который я предлагаю вам для обсуждения. Это мое переживание, которым я стараюсь поделиться с вами; а переживание такое обширное, что я могу показать вам только маленькую часть его. Но я всегда буду рад, если вы будете напоминать мне. Да, я помню, что лавировал по многим вопросам, возможно, к нескольким я могу опять вернуться.

Одним вопросом была религия — религия на самом низком уровне человечества, на уровне инстинкта. Все примитивные племена, аборигены, все еще живут в условиях первого вида религии, которую теологи называют «волшебство».

Такая религия верит в то, что если принести жертвы Богу, если исполнить определенный ритуал, определенный танец, совершить определенную молитву, то тогда Бог будет удовлетворен вами и последует награда. Например, когда нет дождя — вот проблемы примитивного народа, — когда нет дождя, то что будет делать примитивное племя? Оно устроит ритуал, возможно, с приношением в жертву человеческой жизни — их Бог очень кровожаден. Или если племя немного более развито, то вместо человека оно выберет животное. Если племя еще более развито, то оно выберет даже не животное, не человека, а что-нибудь подобное.

В настоящее время, например, в Индии разбивают кокосовый орех. Кокосовый орех очень похож на человеческий череп. У ореха есть бородка, усы, два глаза, маленький нос. На самом деле на хинди череп называется кхопди, а нариал, «кокосовый орех», называется кхопда. Сходство настолько большое, что они оба называются одинаково. Разбивание черепа первоначально было ритуалом, но сейчас это было бы преступлением. Нашли хорошую замену — кокосовый орех, но идея та же самая.

Они думают, что все, что доставляет удовольствие им, также доставит удовольствие их Богу. Перед Богом поставят прекрасную обнаженную девушку, будет приготовлена разнообразная пища и поставлена перед Богом, а они пустятся в сумасшедший танец: таков способ ублажения Бога.

Бог недоволен — вот, почему нет дождя. Если он доволен, то пойдет дождь, — а дожди рано или поздно идут; тогда и их ритуал эффективен — пошли дожди. Изредка случается так, что дожди вообще не идут. Тогда это значит, что Бог, действительно, очень недоволен и нуждается в больших жертвоприношениях, в большем ритуале.

Это самый низший вид религии — назовем ее религией волшебства — вера в то, что, распевая несколько слов, производя несколько действий, вы можете изменить направление существования. Это просто глупо. Существование не нуждается в ваших жертвах, существование не нуждается в ваших танцах — и ничто не оказывает влияния на существование. Но инстинктивный человек, примитивный человек, не может сделать больше, чем это. Это предел его разума.

Этот примитивный человек не полностью вымер даже в так называемых цивилизованных людях. Вы также думаете по той же самой логике. Вы никого не приносите в жертву, но даже цивилизованные люди, культурные, образованные люди, когда находятся в затруднении, в них сразу же возрождается примитивный человек. Ваша жена больна, и врачи говорят: «Все, что мы могли сделать, мы сделали. Теперь только чудо спасет ее». Даже врачи становятся примитивными.

Врач говорит вам: «Только чудо, только что-то волшебное… Медицина не оправдала ожидания, наука не оправдала ожидания; все, что мы могли сделать, мы сделали. Теперь если она будет спасена, то только по Божьей милости или по милости святого, поэтому сейчас идите в храм, в мечеть, в синагогу, в церковь, или идите к какому-нибудь священнику, или идите к какому-нибудь мудрецу». Врач впал в примитивную религию.

И человек, конечно, непоколебимо желает куда-нибудь идти, что-то делать, так как он хочет спасти свою жену. Сейчас для него не время думать о философских материях — правильны ли они или ошибочны, примитивны ли они или цивилизованы, глупые ли они или разумные. Сейчас не время. Он бежит! Он никогда не был у святого, а сейчас он идет, падает ему в ноги и молится: «Спасите мою жену!»

Примитивный человек все еще внутри вас, поскольку подсознательное все еще внутри вас. Примитивный человек исчезает только с исчезновением подсознательного, бессознательного. Когда ваше бессознательное и сознательное становятся единым целым, тогда весь ваш разум становится сознанием; тогда нет пути возврата к примитивному человеку. Примитивного человека внутри вас в девять раз больше, чем цивилизованного человека. Каждый раз, когда ваш здравый ум начинает ослабевать, ваш интеллект начинает ослабевать, вы впадаете в примитивное поклонение идолу.

Религия интеллекта — вторая категория, более высокая категория — является псевдорелигией. Христианство, иудаизм, индуизм, буддизм, джайнизм, ислам — все они продукты интеллекта. Они не являются религиями волшебства. Они имеют теологии: они размышляли о существовании, о мироздании, о том, почему мир был сотворен; о том, как можно выйти из круговорота жизней и рождений. Они думали над этим, размышляли над этим тысячи лет, и каждая религия создала теологию.

Слово «теология» означает «логические рассуждения о Боге». Здесь противоречие в терминах. Бог — не логическое суждение: вы не можете доказать его существование логически, вы не можете опровергнуть его логически. Логика совершенно не имеет отношения к Богу. Но псевдорелигии не могут сделать больше этого, они могут только думать над этим. И они проявляют большое воображение при описании Бога. Их священные писания говорят, что Бог создал человека по своему подобию. В действительности все наоборот: человек создает Бога по своему подобию. Вот почему так много Богов — так как существует очень много людей, очень много рас, очень много разных лиц — глаза, нос… столько много различных типов.

Нельзя представить негра, создавшего белого Бога. Вы, может быть, не задумывались о том, почему ваш дьявол похож на негра, почему ваш дьявол черный. Негритянский Бог будет черным; а дьявол, конечно, должен быть совершенно белым. И белый человек достаточно показал свое дьявольское лицо. Негры имеют не только доказательство в пользу этого, но и историю, которая представляет все свидетельства того, что белый человек сделал с цветными людьми во всем мире. Это, должно быть, было величайшим злом, которое когда-либо имело место в истории.

Может ли китаец думать о Боге как-то иначе, не так, как китаец? Когда Марко Поло прибыл в Китай, он был первым западным человеком, который достиг Китая. Китай был под пятой великой империи Кублай-хана, сына Чингисхана. Возможно, Кублай был одним из величайших императоров в мире, так как он правил всем Китаем, Средней Азией, Дальним Востоком.

Когда Марко Поло достиг Китая, он захотел получить аудиенцию. Кублай-хан был человеком большого разума. Его первый министр сказал: «Человек, который похож на обезьяну, хочет видеть тебя. Это совершенно беспрецедентно — ни один император еще не давал аудиенцию обезьяне». Для них белый человек был похож на обезьяну.

Кублай-хан сказал: «Нет необходимости беспокоиться. Если он умеет говорить, значит, он не совсем похож на обезьяну; что-то в нем есть человеческое. Приведите его». И он стал интересоваться Марко Поло. Марко Поло был очень разумным молодым человеком, и он очень подружился с Кублай-ханом. Когда он вернулся в Европу, то докладывал папе: «В Китае поклоняются другому Богу, который похож на китайца, а о европейцах думают как об обезьянах».

Для нас эти люди выглядят немного странно. У них маленькая бородка — несколько волосинок, вы можете пересчитать их — плоские носы, очень широкие скулы. Нельзя представить себе более безобразное лицо — но они считают это красотой. Мужчине или женщине, у которых нет широких скул, трудно будет жениться или выйти замуж; также и для человека с носом, типичным для арийских рас: индийцы, немцы, англичане, французы, скандинавы, голландцы, русские… Все они одной расы, и для них прямой длинный нос считается красивым. А в Китае он считается безобразным, и китайцы не могут делать своего Бога безобразным.

Марко Поло сказал: «Это заставляет меня думать, что, возможно, все мы только воображаем себе Бога. Никто не знает, как он выглядит».

Папа очень рассердился и сказал: «Ты, должно быть, выдумываешь. Ты создаешь вымысел так, чтобы о тебе думали, как о великом открывателе новой земли. Я не могу поверить, что где-то существует нечто более великое, чем христианство».

Марко Поло сказал: «Буддизм — более великая религия; у него миллионы монахов, тысячи храмов и монастырей. Рядом с ним ваше христианство-ничто». Но он был одинок. Какое у него было доказательство? Он привез несколько вещей, которые у него были отобраны и сожжены, чтобы уничтожить доказательства.

Это — псевдорелигиозный ум. Псевдорелигиозный ум верит в свое собственное воображение, в свое собственное мышление и боится всего, что направлено против него или даже немного отличается от него. Иначе религии не сражались бы в течение тысяч лет.

Это нечто странное: все религии учат любви и все религии заканчиваются ненавистью. Все религии учат человеческому братству, но они только плодят врагов друг для друга.

Все религии учат, что каждый человек имеет потенциальное право достичь Бога, но практически они говорят: «Только наша религия — истинная религия. Да, каждый человек может достичь Бога, но он должен достигать его нашим путем: до тех пор, пока вы не следуете Иисусу Христу, у вас нет возможностей». Но то же самое сказано Кришной: «Если вы отдадитесь мне, оставив все в стороне, то я буду заботиться о вас, вам не надо волноваться». И то же самое относится ко всем остальным религиям. Они похожи на конкурирующих владельцев магазинов — каждый старается продать свою вещь: свою святую книгу, своего мессию, своего Бога.

Псевдорелигия всегда в основном находится в состоянии испуга, так как глубоко внутри псевдорелигиозный человек знает, что это только его воображение, у него нет настоящего, переживания. Сам он не убежден; следовательно, ему надо убедить других. Он продолжает посылать миссионеров в другие страны, чтобы убеждать, все больше и больше людей обращать в христианство, в мусульманство. Почему? Почему такое огромное побуждение обращать людей в свою веру? Это потрясающе важно понять с психологической точки зрения.

Человек, который хочет обратить кого-то в свою веру, является человеком, с недоверием относящимся к своей истине. Он действительно старается обратить людей в свою веру, убедить самого себя, что он прав. Если он может обратить в свою веру очень много людей, то это дает ему достаточную опору: «Так много людей не могут быть глупцами. Я могу быть глупцом, но так много людей не могут быть глупцами. Такие разумные люди… и они пришли, чтобы поверить в мою веру. Моя вера обязана быть истинной».

Христианство выглядит наиболее лживым из всех религий, так как оно больше любой другой религии заинтересовано в обращении людей в свою веру. Действительно, иудаизм и индуизм, которые являются самыми древними религиями, не заинтересованы в обращении кого-либо в свою веру. Вы должны понять психологию этого.

Почему евреи не заинтересованы в том, чтобы посылать миссионеров и обращать людей в иудаизм? Иудеем рождаются, а не становятся в результате обращения в веру. Вы где-нибудь видели человека, обращенного в иудейскую веру? Это просто абсурд. Евреи не примут кого-либо, обращенного в их веру. Если Бог не сделал вас евреем, то другого пути нет; они — люди, избранные Богом. Обращая всякие отбросы в свою веру, вы сможете сделать Божий выбор лучше? Если Бог не сотворил вас евреем, значит, вам не суждено быть евреем; вы уже отвергнуты. Поэтому на протяжении тысяч лет они никогда не думали об обращении людей в иудеев.

У индусов такая же идея — то, что они являются единственным народом, избранным Богом, чтобы дать им самую первую в мире святую книгу. Несомненно, что их Риг Веда — самое древнее священное писание в мире, и несомненно, что это священное писание самой древней религии. Они имеют четыре касты: брамин, священнослужитель; кшатрий, воин; вайшья, деловой человек; и шудра, неприкасаемый. Итак, была проблема: как они могли обратить кого-либо в свою веру? И в какую касту они собирались определить его?

Индуизм — не одно целое, это — четыре касты. Брамин — самая высшая. Нельзя обратить кого-либо в брамины. Брамин представляет Бога; отсюда и такое название. Имя Бога в Индии — Брама, а брамин означает человека, избранного Брамой, назначенного самим Богом. Ни для кого нет пути стать брамином. Это предопределяется рождением, поскольку рождение предопределено Богом; не во власти человека предопределять такие вещи.

Ну и кшатрий также не позволит кому-либо войти в эту касту. Он на втором месте по важности, и для него быть воином является традицией; просто кто-нибудь — какой-нибудь x,y,z — не может быть воином. Необходима долгая традиция, тренировка. У вас должна быть кровь воина, обратить в воина невозможно.

Единственные люди, которые могут принять вас, — это неприкасаемые. Деловые люди на третьем месте, но они выше, чем неприкасаемые. Только неприкасаемые могут принять вас, но без разрешения брамина они ничего не могут сделать. Обращение в веру — такое религиозное явление — вне их возможности. Они сами отлучены от общества.

Вот так появляются на свет индусы и иудеи. Вот почему обе эти религии наиболее эгоистичны. Естественно, другие религии должны полагаться на обращение других людей в свою веру, иначе откуда они собираются взять своих покупателей, своих клиентов? Бог сотворил иудеев, Бог сотворил индусов; сейчас весь мир разделен на два избранных Богом народа. Откуда Бог собирается получить свой народ? Откуда Будда собирается получить свой народ? Они должны были зависеть от обращения людей в их веру. Откуда Мухаммед собирается получить мусульман?

Они опоздавшие. Старые магазины имеют кредит; они уже созданы и созданы самим Богом. Другие же — новички на рынке. Естественно, им необходимо привлечь клиентов из старых магазинов, иначе ни один покупатель не зайдет к ним. И им необходимо будет создать новые соблазны, более низкие цены, новые вознаграждения. И вы видите, что…

Бог евреев очень крутой парень. Но бог христиан — сплошная любовь. Вы не знаете… это простая математика: бог евреев может быть крутым парнем, но Иисус вынужден обращать людей в свою веру, поэтому он должен создать более привлекательный образ Бога, более изысканный, более утонченный, более гуманный, так он сможет сделать еврейского бога устаревшим.

Кого он собирается обращать в свою веру? Богатые люди, конечно, не собираются быть обращенными, так как они уже признаны, уважаемы, находятся на самом высшем уровне общества. Они не станут следовать за скитальцем. Они не собираются становиться посмешищами — для чего? Отсюда следуют все эти благословения Иисуса: «Блаженны нищие, ибо они унаследуют царство Божье…» — так как вы можете удержать только бедных. Бедные уже рассержены, завидуют богатым, а тут приходит человек, который говорит: «Мой Бог — любовь. И мой Бог допускает на небеса только бедных; для богатых людей там нет места».

Это простая деловая тактика — в ней нет ничего сложного. Но никто не удосужился понаблюдать, как новые религии старались затащить покупателей из старых магазинов в свои собственные магазины. Все они выступают в защиту бедных. Странно — у евреев нет ни одного утверждения, в котором порицались бы богатые, а бедные высоко превозносились бы лишь за их нищету. У евреев нет ни одного утверждения, где нищета является чем-то святым; у индусов этого тоже нет.

Богатый человек, согласно индуизму, богат, потому что он был религиозным, добродетельным в своих прошлых жизнях. Это награда от Бога. А бедный человек беден, потому что был злым, не религиозным в своих прошлых жизнях. За это он был наказан. Индусы и евреи, они уже установлены, — почему они должны беспокоиться о бедных и попранных? Но Будда, Иисус, Махавира, Мухаммед — весь их интерес в бедных, в попранных.

Это простая вещь: они — люди, которые могут быть обращены в веру, они — люди, которые являются уязвимыми. Им нечего терять и нечего приобретать. Например, если шудра становится последователем Будды, он сразу же перестает быть неприкасаемым. Если шудра становится христианином, то он больше не неприкасаемый. Это очень странный мир.

У меня был друг, который являлся директором теологического колледжа в Джабалпуре, директор Макван. Я говорил ему следующее: «Почему вы, христиане, заинтересованы только в бедных?»

Он сказал: «Пожалуйста, приходи ко мне домой», — я сидел в его офисе. Он сказал: «Мой дом — прямо за колледжем, приходи ко мне домой, я хочу кое-что тебе показать».

Он показал мне фотографию старика и женщины. Они, несомненно, были нищими, в лохмотьях, грязные; можно было увидеть даже по их лицам — такие голодные. Можно было видеть, что всю свою жизнь они страдали; это было написано морщинами на их лбах. Он сказал: «Ты можешь узнать, кто они?»

Я сказал: «Как я могу их узнать? Я никогда не видел этих людей, но они похожи на нищих».

Он сказал: «Они были нищими. Он — мой отец, она — моя мать. И они были не только нищими, они были шудрами, неприкасаемыми. На старости лет они обратились в христианство, поскольку они были такими старыми, уставшими от нищеты; и они были озабочены своими детьми — особенно мальчиком, который сейчас является директором Леонардского теологического колледжа. Что случилось бы с ним, если бы они умерли? Он стал бы тоже нищим».

Поскольку они были больны, то отправились в христианскую больницу, ведь ни одна другая больница не примет бедных людей и не предоставит им бесплатные лекарства, пищу, уход, врачей. Поэтому они пошли, они должны были пойти в христианскую больницу. И в этом вся методология: с предоставлением лекарства предоставляется как можно больше Библии; с каждой инъекцией — немного Библии. Во время еды врач говорит о ней, медсестра говорит о ней; каждый день приходит священник, чтобы справиться об их здоровье, узнать, как они себя чувствуют.

Впервые они почувствовали себя людьми. Никто раньше не спрашивал их о здоровье. С ними обращались как с собаками, а не как с людьми. И если бы они остались индусами, они подохли бы как собаки, умирая на углу улицы. Вы не знаете подобного, так как на Западе такого нет. На Западе у собак смерть лучше, жизнь лучше, так как любая собака, у которой нет хозяина, должна быть убита. Собакой должен кто-нибудь владеть, ошейник говорит о принадлежности ее кому-то. Но на Востоке нельзя никого убивать. Собака там может распространять заразу или болезнь, но убивать ее нельзя: убийство — грех.

Случилось… Я лавирую — помните!

В Лакнау есть храм Ханумана, обезьяньего бога. Довольно странно, что этот храм окружен большими деревьями и все деревья усыпаны обезьянами — вы никогда не увидите так много обезьян одновременно. Возможно, это происходит по той простой причине, что, что бы ни предлагали обезьяньему богу, обезьяны все съедают, поэтому постепенно они стали там постоянными обитателями. А храм имеет такую славу, что люди приезжают туда отовсюду, из отдаленных мест, так как считается, что, чего бы вы ни пожелали, все исполнится. Поэтому люди что-то желают и клянутся перед обезьяньим богом, что: «Если наше желание исполнится, то мы принесем сладостей на пятьдесят одну рупию», — или они хотят принести еще чего-нибудь, или сделать то, что могут.

Поэтому каждый день предлагается очень много еды, — но все это не имеет никакого отношения к обезьяньему богу. Если приходят с просьбами сто человек, то по крайней мере у одной трети из них — по простым арифметическим правилам, — у одной трети из них их пожелания окажутся выполненными. Даже если бы они и не пришли вовсе, они не проиграли бы, но теперь они верят, что их пожелание выполнено благодаря обезьяньему богу. Две трети, чьи желания не были выполнены, идут в какой-нибудь другой храм, — естественно, ведь этот обезьяний бог не оказался добрым по отношению к ним.

Спрашивать о какой-либо причине невозможно, но это совершенно точно, что ваше пожелание не выполнено, и поэтому вы идете в какой-то другой храм. А в Индии сотни храмов с деревьями, выполняющими желания. Вы просто идете и просите… и вы должны лишь дать небольшую взятку. Но одна треть людей, чьи желания были выполнены… И вот какие пожелания делают люди: «Чтобы мой сын сдал вступительные экзамены», или «Чтобы мой сын получил работу, которую он просил», или «Чтобы моя дочь заимела мужа, потому что у меня недостаточно денег, чтобы дать ей», или «Моя жена больна, пожалуйста, сделай ее опять здоровой»… простые, земные, человеческие мелочи.

Они не просят какого-нибудь чуда: «Когда я пересекаю океан, он должен разверзнуться, как он разверзся для Моисея». Тогда они узнали бы, может ли обезьяний бог что-нибудь сделать или нет. Но, чтобы ваш сын сдал вступительные экзамены… а ведь тысячи людей сдают вступительные экзамены без помощи обезьяньего бога. В действительности, обезьяний бог сам не окончил высшего учебного заведения! И даже если он будет сдавать экзамены, он не сдаст их; можете не надеяться, что он их сдаст.

Но эти люди чувствуют, что их пожелания выполняются, поэтому они несут… Так что обезьяны мало-помалу накопились; вся дорога, по обеим сторонам, заполнена обезьянами. И по странной причине обезьяны и собаки не любят униформу. Возможно, в своих прошлых жизнях они были революционерами: любой вид униформы — почтальоны в Индии имеют униформу, полицейские имеют униформу, армия, санньясины… кто-нибудь в униформе, и сразу же собаки и обезьяны настроены против них.

Возможно, видя так много людей в различной одежде, в одежде различного стиля, а затем вдруг видя кого-то в униформе, они чувствуют опасность: «Этот человек не похож на человека, что-то где-то случилось…» — и они начинают нападать. Это не открытие Макиавелли, что нападение — лучший способ защиты; что если вы хотите защититься, то нападайте! Не ждите, когда нападет другая сторона, так как тогда вы уже опоздаете нападать. Не давайте им этой возможности.

Итак, обезьяны и собаки нападают на людей в униформе. У меня такое чувство, что они просто боятся; эти люди выглядят немного странно, не так, как другие люди. Там находятся миллионы людей, и они не нападают на них. Они не нападают на этих же людей, если они не в униформе; они нападают на униформу. Униформа дает им мысль, что в этом человеке что-то подозрительное.

Итак, это произошло у храма, когда обезьяны начали нападать на полицейских, почтальонов, военных… а обезьян было тысячи. Возможно, кто-то вызвал в них гнев; никто не знает, как это началось, так как обезьяны жили там на протяжении сотен лет, многих поколений. Храм очень древний, и они никогда этого не делали, но лишь десять лет назад однажды внезапно возникли бесчинства между обезьянами и людьми в униформе.

Стало очень опасно, ведь очень много обезьян… даже одной обезьяны достаточно, чтобы напугать вас, но когда много обезьян, сотни, просто бродят по дороге… Дорога была блокирована, никто не ходил по дороге. Она была главной дорогой, поэтому Лакнау был разделен на две части; обезьяны никому не позволяли пересекать дорогу.

Был поднят вопрос на собрании представителей штата Уттар Прадеш — Лакнау — столица штата, — что «этих обезьян надо перестрелять. Люди не могут перейти на ту сторону, люди не могут прийти на эту сторону. Офисы закрыты, так как многие люди живут на той стороне; многие офисы на той стороне, а люди живут на этой стороне. Некто, который перешел на ту сторону, чтобы работать, был задержан, он не мог вернуться обратно сюда. Надо немедленно что-то сделать».

Один человек встал и сказал: «Если хотя бы одна обезьяна будет застрелена, то будет большое кровопролитие, так как обезьяна — индусский бог: вы стреляете в индусского бога. Это недопустимо». Он был индусским шовинистом, принадлежавшим к индусской шовинистической партии. И хотя весь парламент был неофициально за то, чтобы их перестреляли, — что еще можно было сделать, — но это решение не приняли, так как знали, что то, что говорил этот человек, случится. Сразу же могла бы произойти кровавая резня.

А они этого хотели: все политики хотят, чтобы где-то была беда, потому что только тогда появляется необходимость в них. Если все идет правильно, если нет новостей, ничего не происходит, то политики начинают чувствовать себя не у дел.

Я не был в Индии четыре года. Сейчас журналисты скучают по мне. Странные люди — они все были против меня; когда я был там, они все были против меня. Они писали против меня, даже не беспокоясь, была ли это правда или ложь; девяносто процентов было абсолютной ложью. Они писали это, но это было новостями, распродаваемыми новостями. Сейчас они скучают по мне, так как новости, которые они создавали вокруг меня, они больше не могут создавать, а заменить меня некому.

Журналисты, политики — эти типы людей находятся в поиске какого-нибудь места, которое может стать опасным, каких-то людей, которые могут представлять опасность, какой-то ситуации, которая может стать проблемой. Затем они все будут стараться как можно быстрее сделать все это проблемой.

Решение не прошло; почти две недели дорога оставалась заблокированной. У обезьян не долгая память; они, должно быть, забыли и мало-помалу остыли. Вначале стали приходить истово верующие со сладостями для обезьяньего бога, а затем опять возобновилось дорожное движение…

Но вы не можете убивать. Вы не можете убивать собак; убийство недопустимо. Но эти религии убивали друг друга. Они не могут убить собаку, они не могут убить обезьяну, но они могут убить человека. Это очень странно. Я спрашивал индусов, мусульман: «Вы не можете убивать животных, но вы можете убивать людей без всякой проблемы, как будто у человека нет жизни». Нет, все дело в бизнесе. Человек может быть обращен в мусульманина — собака не может быть обращена. Собаки — вне досягаемости ваших проповедников и миссионеров.

Профессор Макван сказал мне: «Это мои отец и мать. Они сдохли бы как собаки, и муниципальный грузовик выкинул бы их из города вместе с мусором, который он перевозит каждый день, так как некому отвезти нищего на погребальный костер. Кто беспокоится о нищем? Нищие — не люди, не человеческие существа».

А затем он показал мне фотографию своей дочери и зятя. Я смотрел на три поколения: отец и мать, почти ниже человеческого состояния; Макван, который добился положения, а теперь и очень уважаемого, высоко оплачиваемого поста. Теперь приходят брамины и здороваются с ним за руку, совсем не зная, что он сын двух нищих, которые были шудры. Я знаю его дочь, одну из самых красивых женщин, какую я когда-либо видел; она замужем за американцем.

Глядя на три поколения… такая перемена. Нельзя установить связь дочери с бабушкой, а как можно установить связь между зятем и ее дедом? Кажется, что там нет моста. Зять — хорошо известный ученый, профессор — шесть месяцев он преподает в Индии, шесть месяцев — в Америке. Сама Сарож, дочь, — профессор. Они оба хорошо образованны; сын — директор. Будучи обращенными в христианство, они взяли совершенно другое направление. Я не мог возразить. Я сказал: «Твой отец и мать хорошо сделали».

Индуизм и иудаизм — установившиеся религии. Христиане, мусульмане, буддисты — не установлены. Они стараются обратить людей в свою веру, но что по сути происходит при таком обращении? Установленная религия опирается на свое прошлое, на тысячи лет; это значит, что миллионы людей шли этим путем; вы не одиноки. Но когда вы следуете Иисусу, вы только знаете, что у этого парня есть фантастические идеи. Кто знает, следуете ли вы глупцу или действительно сыну Божьему? Он может быть или тем, или этим; третьей альтернативы нет. Или он полнейший идиот…

Федор Достоевский написал книгу Идиот; это заглавие книги. Но этот идиот по своему характеру почти подобен Иисусу: совершенно невинный, простой, который никогда никому не делал вреда. В действительности он лучше Иисуса. Но Достоевский озаглавил книгу — Идиот.

Иисус нуждается в людях, обращенных в его веру. Он сам, может быть, чувствует сомнения в том, что он говорит, и в том, правда ли это или нет. На самом деле, почему он хотел, чтобы евреи приняли его, его мессианство? Почему он так настаивал на том, чтобы его распяли? Он, должно быть, извел их, замучил их своей идеей. Они, должно быть, настолько насытились этим, что решили: «Этот человек не оставит нас в покое — он должен быть распят, иначе он будет продолжать мучить нас».

И он становился все более и более фанатичным. Он стал называть великий храм евреев «Дом моего Отца», и «.. я пришел, чтобы очистить дом моего Отца». И он действительно хотел очистить его от всех священников и всех раввинов: зачем нужны все эти люди, когда там единственный рожденный Богом сын? Он стал нудным человеком. В какой-то момент он, должно быть, думал в тишине: «Возможно, я просто сумасшедший. Я не был способен убедить ни единого раввина».

В действительности, я никогда не старался обратить кого-нибудь в мою веру, но здесь есть несколько раввинов-санньясинов. Это странно! И не обыкновенных раввинов, а знаменитых раввинов. И я никоим образом не старался обратить кого-либо в мою веру, так как у меня нет никакого сомнения. Почему я должен беспокоиться о том, чтобы обратить кого-то? Я не должен убеждать себя в том, что я прав. Я прав!

Даже если ни одного человека не будет со мной, я буду прав, как я прав сейчас. Моя правота не растет с ростом числа людей, окружающих меня, не увеличивается с увеличением числа людей, окружающих меня. Моя правота — из моего переживания.

Иисус кажется обеспокоенным, и все христиане понесли его болезнь в своих умах. Все они обеспокоены. Я не могу думать, что папа действительно верит в то, что он представляет Бога, это невозможно, — но пока вы сумасшедший, все возможно.

Псевдорелигии постоянно стараются обратить людей в свою веру — или они настолько древние, что вопрос об обращении никогда не возникал. Они зачинатели; с самого начала они ухватились за покупателей. Из-за этой идеи обращения людей постоянно происходят сражения, крестовые походы, джихады, священные войны.

А псевдорелигии продолжают создавать все больше и больше теологии; никто не читает ее. Я никогда в своей жизни не видел кого-либо, читающего теологическую книгу. Я посетил сотни библиотек, но я никогда никого не видел в библиотеке, читающим теологическую книгу. Я заглядывал в университетские библиотеки и в государственные библиотеки и задавал библиотекарям один и тот же вопрос: «Я хотел бы узнать, берут ли люди какую-нибудь книгу из теологического раздела?»

Они говорили: с Вы первый человек, который спрашивает об этом. Теологический раздел? Никто не интересуется. Люди интересуются только романами. Кто станет скучать над теологической книгой?” Один библиотекарь подвел меня к теологическому разделу. Там был один теологический раздел, где можно было видеть, что ко всем этим книгам человеческие руки не прикасались; книги были такими чистыми.

Сотни теологов постоянно создают все больше и больше книг… Для чего — потому что основные вопросы еще остаются без ответа. Они продолжают вносить улучшения в книги, но, что бы они ни делали, основные вопросы остаются на том же самом месте, так как у интеллекта нет ответов на них.

Простая вещь не пришла им в голову, что если за пять или десять тысяч лет теологического мышления вы не были способны опровергнуть ни один вопрос, то сейчас самое время остановиться: возможно, вы движетесь в неправильном направлении.

Религия на второй стадии самосознания, сознательного ума, интеллекта есть теология. Я называю ее псевдорелигией — лишь только слова об истине, Боге, любви, но нет переживания, чтобы поддержать их.

Когда религия достигает третьего, наивысшего пика, только тогда она является религиозностью.

Поэтому первую стадию я называю религией волшебства.

Вторую я называю псевдорелигией.

И третью я называю религиозностью.

Тогда она — качество, тогда она не имеет при себе прилагательного.

Тогда у нее нет традиции.

Тогда у нее нет священного писания, тогда у нее нет теологии.

Тогда источник не в прошлом.

А рай не в будущем.

Тогда и то и другое внутри вас.

Тогда вы имеете свежее переживание, и это переживание будет выражаться в любвеобильности, дружелюбии, сострадании.

Эта религия не будет беспокоиться о Боге:

Ее заботой будет сострадание.

Эта религиозность не будет беспокоиться о рае и аде.

Ее заботой будет то, как поделиться своим блаженством.

Эта религия вовсе не заинтересована в том, чтобы обратить вас в веру определенных догм; ее единственная заинтересованность в том, чтобы сказать вам: «Я нашел ее. Если вы заинтересованы, я могу поделиться своим переживанием. Нет условия, что вы должны принять эту религию, нет условия, что вы должны верить мне. Поделиться ею с вами представляет для меня просто удовольствие. Она для ваших размышлений, хотите ли вы что-то делать с ней или нет. В любом случае я счастлив и благодарен, что вы позволили мне так сокровенно чем-то поделиться».

Религиозный человек, функционирующий на высшей точке сознания — интуиции, — подобен благоуханию цветка.

Здесь нет вопроса об обращении вас в веру. Даже если никто не проходит вблизи розы, благоухание будет все равно распространяться вокруг… где-то кто-то может воспринять его. И даже если никто не воспримет его, это не имеет значения; для цветка просто естественно распускаться с благоуханием.

Я объяснял вам, как приходит счастье. На уровне инстинкта оно было удовольствием, я говорил вам вчера. На уровне интеллекта оно было радостью. Но я лавировал и забыл последнее — то, что происходит на уровне интуиции. Там счастье — блаженство.

Удовольствие — мимолетно, весьма мимолетно. В ближайшую секунду оно исчезает. Оно оставляет воспоминание. Вам не ухватить его, когда оно есть — оно приходит так быстро и уходит так быстро, а вы не такой быстрый.

Я видел одну картину — но напоминайте мне… Она была одной из прекраснейших живописных картин, но очень странной. На картине был изображен человек, у которого все лицо заросло волосами, а его череп был совершенно лысый, вообще без волос. Я подумал: «Вот странная картина».

Я спросил о художнике, который находился на выставке. Он подошел, и я спросил его: «Что это за живопись?»

Он сказал: «Это картина времени».

Я сказал: «Она имеет смысл».

Он сказал: «А скажите мне, пожалуйста, какой смысл она имеет для вас, так как я ее написал, но для меня она не имеет никакого смысла. Ко мне просто пришла идея, и я написал картину, но у меня нет никакого… Если кто-то спрашивает, что она означает, я просто говорю: “Это время”, и люди сразу же перестают спрашивать и уходят. Вы единственный, кто говорит, что она имеет смысл».

Я сказал: «Да, она имеет смысл, так как время вы можете схватить только тогда, когда оно не пришло, оно еще впереди. К тому моменту, когда оно прошло, есть чисто выбритая голова; вы не можете схватить время. Оно прошло».

Он сказал: «Великолепно! Можете ли вы как-нибудь потратить свое время и прийти ко мне в студию, так как там много картин, значение которых я не знаю? Возможно, вы сможете извлечь из них какой-то смысл — ведь сейчас эта картина имеет смысл: вы можете схватить время перед тем, как оно пришло». Но как вы в действительности можете схватить время перед тем, как оно пришло? Оно не пришло, вы не можете схватить его. А когда оно ушло, оно подобно черепу, настолько чисто выбритому, что хватать не за что; ваша рука просто скользит.

Вот, что такое удовольствие. Вы ждете, и ждете, и ждете… а оно ушло! Вы лишь ждали, и теперь это — воспоминание. Удовольствие мимолетно, весьма мимолетно. Радость намного проникновеннее, намного глубже. Вы можете наслаждаться прекрасной песней годами. И каждый раз вы все больше углубляетесь в себя.

У меня есть одна песня, спетая некой Нирмалай Деви. Всю свою жизнь по всей Индии я спрашивал об этой женщине, так как я хочу иметь также и другие ее песни. Но я не смог разузнать, кто эта женщина, куда она исчезла, и я также не помню того, кто прислал мне эту магнитофонную пленку. Люди все время присылают мне магнитофонные пленки; как только у меня появляется время, я слушаю. Эта песня была со мой в Пуне в течение семи лет, но я никогда не слушал ее. Я никогда не слышал это имя, и, когда я встречал это имя и эту пленку, я просто откладывал ее в сторону; когда-нибудь я… Нирмала Деви; никто никогда не слышал это имя.

Однажды я подумал: «Эта женщина так долго ждала, и, возможно, у нее что-то есть. Вреда нет — позвольте мне послушать». Ее пение — нечто необыкновенно прекрасное. С тех пор я не пропускал ни одного дня, чтобы не послушать ее. И каждый раз, когда я слушаю, в ее пении всегда что-то новое, новый пласт, новое выражение — не только в словах, но и в голосе, в их тонких нюансах.

Песня простая, но имеющая большую глубину, значительную глубину. Она поет песню, в которой говорится: «Лишь позволь мне приготовиться…» Она разговаривает со смертью. Ясно, что в песне об этом не говорится, но она разговаривает со смертью: «Лишь подожди немного. Позволь мне спеть мою последнюю песню».

В этом весь смысл — сказать смерти: «Лишь подожди немного и позволь мне спеть мою последнюю песню… Я так долго жила в печали и скорби. Позволь мне потанцевать немного перед тем, как я присоединюсь к тебе. Я плакала и рыдала; все мое сари промокло от слез. Лишь подожди немного. Позволь мне, по крайней мере, высушить мое сари, позволь мне, по крайней мере, обрести себя, вспомни мою улыбку. Еще немного… поэтому я могу приготовиться. Я не хотела бы идти с тобой в этом печальном, жалком состоянии. Я хотела бы идти с тобой, танцуя, улыбаясь, распевая песни». Простая песня, но ее голос, высокие и низкие звуки ее голоса, красивые переливы ее голоса придают столько красоты, цвета и глубины.

Счастье на втором уровне — радость. Удовольствие вы не можете разделить с кем-либо. Оно является чем-то таким крошечным, мимолетным, таким маленьким, что даже не возникает и вопроса о том, чтобы им поделиться; но радостью вы можете поделиться. На третьем уровне счастье становится блаженством. Радостью вы должны делиться; блаженством вам не надо делиться — оно просто окружает вас. Тот, кто достаточно смел, чтобы близко подойти к вам, получит блаженство.

Блаженство не является чем-то таким, с чем вы должны что-то сделать; оно уже вокруг вас, оно — ваша окружающая среда.

Блаженный человек — вы можете называть его пробужденным, просветленным, вы можете дать ему любое имя… блаженный человек просто постоянно изливает свое блаженство.

Тот, кто испытывает жажду, может напиться им.

Нет и вопроса о том, чтобы он приложил усилие, чтобы поделиться:

Он является самим блаженством.

Лишь будьте с ним в близких отношениях, и вы почувствуете вкус блаженства, его забвение, его красоту.

И наконец вы должны помнить только одну вещь: высшее всегда содержит более низкое. Высшее не против более низкого. Оно всеобъемлющее.

То, что вы познали в удовольствии, вы познаете и в блаженстве — но, как говорят древние священные писания, в тысячу раз больше. Я не могу сказать этого, поскольку это звучит, как если бы разница была только в количестве. Разница в качестве. Но тот, кто написал, что блаженство в тысячу раз больше удовольствия сексуального оргазма, тот это испытал. Он неудачно рассказал об этом, но он старался дать лишь идею того, что вы пропускаете. Нет, оно даже не в десять тысяч раз больше или в сто тысяч раз больше. Оно просто совершенно другое… но есть и аромат удовольствия, содержащийся в нем. Более высокое всегда содержит более низкое; более низкое не может содержать более высокое.

Лишь нарисуйте маленький круг — это удовольствие. Вокруг него нарисуйте больший круг — это радость. Вокруг него нарисуйте другой еще больший круг — это блаженство. Оно содержит радость, оно содержит удовольствие и нечто намного большее, что невозможно выразить, но нельзя не переживать.

Я могу оказаться не в состоянии рассказать вам об этом, но я могу влить это в вас; вы должны лишь позволить мне.

Все зависит от вашей уязвимости, беззащитности. Все зависит от вашей любви, веры, смелости, чтобы открыть свое сердце.

Все вы были воспитаны таким образом, что стали обороняющимися, постоянно обороняющимися… вы всегда боитесь, что кто-то собирается обмануть вас, кто-то собирается убить вас, кто-то собирается плохо с вами обращаться, унижать вас. И до некоторой степени вы правы, так как это то, что случалось в обществе с каждым. Вы должны всегда быть начеку.

Но если вы встретили Учителя, тогда не надо быть бдительным. В этом секрет нахождения с Учителем.

Не будьте бдительным. Пусть бдительность будет в долгом, долгом отпуске.

Незащищенный, открытый, беззащитный…

И это случится.

Никто не может воспрепятствовать этому.