Библия Раджниша. Том 4. Книга 1

Беседа 8 ОТ ИДИОТОКРАТИИ К МЕРИТОКРАТИИ 5 февраля 1985 года

Бхагаван,

Как может быть практически реализована меритократия, система, в которой управляют наиболее талантливые?

Одна вещь абсолютно определенна: дни политиков заканчиваются.

Они сделали слишком хорошо свою работу — разрушительную, насильственную.

Они подошли к точке, где человечество должно решать: или умереть, оставаясь вместе с политиками, совершить глобальное самоубийство, или отбросить политиков и спасти человечество, цивилизацию, культуру, жизнь.

Политику ничто не благоприятствует; и с каждым днем его смерть все ближе. Он сам несет ответственность за это. Он до такой степени усовершенствовал оружие, которое может принести всему миру смерть, что обратного пути нет. Или будет последняя война, которая означает смерть всем и всему, или полное изменение во всей структуре человеческого общества. Я называю это изменение «меритократией», властью людей по их достоинству, по их заслугам.

Прежде всего — мы должны отбросить мысль о том, что каждый человек лишь потому, что ему двадцать один год, способен выбирать нужного человека для решения судьбы наций. Возраст не может быть решающим фактором. Мы должны изменить этот решающий фактор; это является изменением самой основы.

Мое предложение состоит в том, что только человек, который, по крайней мере, зачислен в высшее учебное заведение, может быть допущен к голосованию. Его возраст не имеет значения. И как я объясняю вам, все станет легче. Для местного правительства зачисление в высшее учебное заведение будет являться условием для голосующих. А окончание университета, по крайней мере степень бакалавра, должно быть необходимым условием для баллотирующегося, чтобы быть избранным, для кандидатов. Степень магистра должна быть минимальным условием для того, кто баллотируется на пост мэра.

Для государственных выборов окончание высшего учебного заведения со степенью бакалавра должно быть минимальным условием для избирателей. Степень магистра по науке, искусству, коммерции должна быть необходимым условием для кандидатов. Для министров минимальным необходимым условием должна быть степень первого класса магистра гуманитарных наук; чем выше степень, тем больше предпочтение. И тот, кто пытается стать министром, должен знать кое-что о предмете своей работы. Его квалификация должна соответствовать сущности его работы, которой он собирается заниматься в своем министерстве.

Например, в Индии, в центральном правительстве, я знал министра здравоохранения, который ничего не знает о здравоохранении, который даже не имеет квалификацию фармацевта, не говоря уж о квалификации врача. Он даже не знает, что такое — первая медицинская помощь. И он — министр здравоохранения! Ну что он собирается делать?

Я видел министров образования, которые никогда не были в университете. Перед тем как стать министрами образования, они никогда не видели университетский студенческий лагерь. Да, после того, как они стали министрами образования, они начинают произносить речи на университетских советах. Университеты начинают присваивать им степени, почетные степени, хотя в действительности они даже не были зачислены в высшее учебное заведение. Некоторые из них могут только ставить свою подпись, а некоторые из них даже и этого не могут сделать; им приходится ставить свою подпись, отпечатывая на бумаге свой палец.

Произошло следующее: один человек недавно стал министром образования в штате Мадхья Прадеш; он крайне необразован, но богатый, умный, хитрый. И он торжественно открывал ежегодные государственные спортивные соревнования… Они продолжаются по крайней мере месяц; принимает в них участие все государство, все колледжи, школы, университеты. Это маленькие, миниатюрные Олимпийские игры. В своей первой речи после того, как он стал министром, он сказал: «Существуют три вида игр: футбол, волейбол и Олимпийские игры». Он даже не имел понятия, что Олимпийские игры — не игра. И я не думаю, что он имел представление, что такое футбол, а что такое волейбол.

Итак, если кто-то собирается стать министром образования, то его квалификация должна давать ему право быть министром образования. Он должен иметь по крайней мере степень магистра первого класса по образованию; со степенью меньшей первого класса никто не должен быть министром на государственном уровне. Да, если у него есть высшие степени — доктор педагогических наук, доктор философии по образованию, — то это хорошо, это сделает его более квалифицированным.

Генеральный прокурор должен иметь, по крайней мере, степень доктора юридических наук, доктора права, не меньше, так как он собирается защищать государственный закон, права граждан. Ему необходимо иметь, по возможности, самую высшую степень и знать все о своей работе.

Губернатор должен иметь, по возможности, самые высшие степени для своего уровня: магистр гуманитарных наук первого класса, доктор философии — его предметом, как для доктора философии, должна быть политическая наука, — и по крайней мере одна почетная степень, доктор по литературе или доктор юридических наук.

При выборах в федеральное правительство степень магистра будет минимальным условием для избирателя. Степень магистра первого класса и доктор философии должны быть минимумом для кандидатов на выборах. А министры должны иметь все самые высшие степени в той области, в которой они собираются быть министрами. Если речь идет об образовании, то самые высокие степени, существующие в стране; если речь идет о здравоохранении, то самые высокие степени, существующие в стране.

Президент должен иметь по крайней мере две степени доктора философии и одну почетную степень доктора литературы или доктора права, и то же самое для вице-президента, так как он может стать президентом в любой день.

Таким путем разрушается толпократия. Тогда возраст в двадцать один год не означает, что вы способны выбирать правительство. Избрание правительства должно быть весьма искусной, разумной работой. В двадцать один год вы, может быть, способны производить детей — это не требует таланта, даже животные прекрасно это делают. Это не требует образования; биология преподносит вас хорошо подготовленными для этого. Но выбирать правительство, выбирать людей, которые собираются иметь всю власть над вами и над каждым и которые собираются решать судьбу страны и мира… способ, каким мы выбираем их, просто идиотский.

Лишь недавно я получил информацию — и в связи с ней я поздравляю Оксфордский университет; возможно, это будет единственным поздравлением, которое они получат. В Англии, как и в любой стране, существуют обычаи. Каждый премьер-министр в Англии обычно получает почетную докторскую степень от Оксфорда. На этот раз — это беспрецедентный случай во всей истории Англии — Оксфордский университет решил не присваивать эту степень Маргарет Тэтчер. Я поздравляю их, потому что так должен поступать каждый университет во всем мире.

Конечно, причина того, что они перестали так делать, не очень значительная, но это не имеет отношения к делу. По крайней мере, они продемонстрировали достаточное мужество. И Маргарет Тэтчер тоже будет исторической личностью, поскольку ни один премьер-министр Англии не уходил в отставку без почетной докторской степени, полученной от Оксфорда. Причина была в том, что она урезала бюджет для Оксфордского университета, особенно на научные исследования по литературе. Причина не очень значительная, но все же существенная. Женщина, которая думает, что литература не заслуживает научно-исследовательской работы, определенно, сама не заслуживает никакой докторской степени, присваиваемой университетом.

Я хотел бы, чтобы все университеты мира подумали снова: не продолжайте по обычаю присваивать глупым, идиотским политикам докторские степени. Этим вы просто оскорбляете самих себя. Этим вы снижаете статус образования.

Наоборот, я хотел бы, чтобы все университеты — вначале хотя бы одного государства — созвали съезд всех ректоров, выдающихся профессоров, выдающихся представителей интеллигенции, которые могут и не быть сотрудниками университета: художников, артистов, поэтов, танцоров, актеров, музыкантов. На съезде присутствовали бы различные люди, которые добились высокого положения и продемонстрировали свои достоинства, — полностью исключая политиков.

Должны быть приглашены все лауреаты Нобелевской премии — исключая опять же политиков, так как за последние несколько лет некоторым политикам удалось получить Нобелевские премии, и это снизило ценность Нобелевской премии.

Она не добавила веса политику; он все еще остается в сточной канаве, и останется в сточной канаве, поскольку его место там. Он не может жить вне сточной канавы — иначе он умрет. А если вы дадите ему Нобелевскую премию, то он потащит также и Нобелевскую премию с собой в сточную канаву: конечно, где бы он ни жил, он возьмет с собой туда Нобелевскую премию, докторские степени и все виды степеней.

Каждый штат должен созвать съезд всей интеллигенции, принадлежащей университетам или не принадлежащей университетам — писатели, романисты, все направления талантов, — и они должны выбрать делегацию для национального съезда. Итак, на национальном съезде встретятся все представители штатов и подробно разработают методы функционирования меритократии, системы власти людей по их талантам.

Из участников национальных съездов можно организовать международный съезд представителей университетов и мировой интеллигенции. Это будет первый в своем роде съезд, так как никогда раньше представители мировой интеллигенции не собирались вместе, чтобы решать судьбу человечества.

Они должны написать первую всемирную конституцию. Она не будет американской, она не будет индийской, она не будет китайской — она будет просто конституцией всего человечества. Не нужны различного типа законы. Не нужны — всем человеческим существам нужен один и тот же тип законов.

И всемирная конституция будет декларацией того, что нации больше не будут иметь значение. Они могут существовать как функциональные единицы, но они больше не независимые державы. И если всемирная интеллигенция поддержит этот съезд, то будет не очень трудно убедить генералов всего мира отстраниться от политиков.

А какой властью обладают политики? Всю власть, которой они обладают, дали им мы. Мы можем забрать ее обратно. Это не их власть, это наша власть. Мы должны лишь найти способ забрать ее обратно — ведь отдавать очень легко, забирать несколько труднее. Они не будут такими простыми и невинными, когда вы будете забирать у них власть, какими они были, когда они просили ее у вас. Это наша власть, но они будут продолжать держаться за нее, если останется толпа, чтобы отдать ее им; толпу можно убедить во всем.

Это функция интеллигенции… Я хотел бы сказать, что если сейчас с человечеством что-нибудь случится, все обвинение будет предъявлено интеллигенции: «Что вы делали? Если те идиоты были готовы уничтожить человечество, то что вы делали? Вы даже не могли справиться с теми идиотами? Вы просто продолжали ворчать, раздражаясь, но вы больше ничего не делали».

А время бежит быстро. Если мы решаем, что право голоса не является прирожденным правом каждого человека, а правом, которое нужно заработать… Вы должны видеть различие. Это не право по рождению, это право, которое вы должны заработать своим разумом. Каждому дана возможность заработать его, у всех равные возможности заработать его, но оно не дается при рождении; вы должны доказать его.

Если мы передаем власть толпы в руки нескольких разумных людей, людей, которые знают, что они делают… Если человек, который посвятил всю свою жизнь размышлениям об образовании и его проблемах, сделал все возможное, чтобы выявить каждую деталь, каждый принцип образования, всевозможные философские основы образования — если он становится министром образования, то есть вероятность, что он что-то сделает. И в то же время я хочу полностью отстраниться от толпы в сторону немногих избранных.

Я не против народа. Фактически, находясь в руках этих политиков, народ выступает против себя самого. Я полностью за народ, и то, что я говорю, может быть в точности сказано о демократии: для народа, посредством народа, из народа — я должен изменить только «посредством народа». Интеллигенция будет для народа, из народа. Она будет служить массам.

Это такая простая вещь. Вы не избираете врача, говоря тем самым, что им может быть любой; это право по рождению, а люди могут избирать. Два человека сражаются между собой, чтобы быть врачом или чтобы быть хирургом? Что в этом ошибочного? Народ выбирает для самих себя: для народа, посредством народа, из народа. Они выбирают одного человека хирургом, так как он говорит лучше, он лучше выглядит по телевидению и много обещает.

Но он даже не мясник — и он собирается быть хирургом. Он даже не мясник. Даже мясник был бы лучше; по крайней мере, он знал бы, как надо резать и покончить с вами. Этот человек… но вы не избираете хирурга на выборах.

Как вы можете избирать президента посредством выборов? Как вы можете избирать губернатора посредством выборов? Вы отдаете так много власти людям, жаждущим власти; своими собственными руками вы указываете им, чтобы они повесили вас! Это не демократия. От имени демократии эти люди эксплуатируют массы.

Лишь для того, чтобы сделать различие, я называю свою систему меритократией, системой власти по способностям и достоинству. Но достоинство, заслуга для чего? Достоинство, чтобы служить и участвовать. И коль скоро вы решили передать власть от политиков интеллигенции, то все становится возможным — все становится простым.

Далее я хочу, чтобы в каждом университете было по два обязательных отделения, поскольку я хотел бы, чтобы именно таким путем проходили подготовку люди, которые собираются быть у власти.

До сих пор, в течение тысяч лет, никогда и никого не готовили. Если кто-то собирается стать боксером, вы же не выталкиваете его на ринг и не говорите: «Начинай!» Он должен научиться. Если кто-то собирается быть фехтовальщиком, то для этого ему потребуются годы. Иначе он даже не будет знать, как надо держать меч — использовать меч и сражаться с его помощью будет невозможно. Вначале он должен узнать, как вынимать меч из ножен, как держать его. Это требует тренировки. Вы же не даете гитару кому-нибудь, кто никогда раньше не видел этого инструмента, и не ожидаете от него, что он будет каким-нибудь Иегуди Менухиным или каким-нибудь Рави Шанкаром.

Итак, это ваша вина: эти люди, которые обладают властью, — вы готовили их к этому? Подумал кто-нибудь хотя бы раз, что людям, которые будут обладать такой большой властью, необходимы определенные качества для того, чтобы они не пользовались властью неправильно? Это не их вина.

Поэтому я предлагаю создать два отделения в каждом университете. Одно отделение для распрограммирования. Тот, кто получает свидетельство об окончании университета, вначале должен получить свидетельство об «очистке» из отделения распрограммирования, которое означает, что вас распрограммировали как христианина, как индуса, как мусульманина, как иудея… ведь это было нашей бедой.

И четыре года — достаточное время. Распрограммирование не занимает многр времени; всего лишь несколько часов в месяц в течение четырех лет, и вы будете распрограммированы. И вы не получите свидетельство из образовательного отделения до тех пор, пока вы не будете очищены отделением распрограммирования в том, что «этот человек является теперь просто человеческим существом. Он больше не христианин, больше не индус, больше не мусульманин, больше не иудей».

Второе отделение будет отделением медитации, так как просто распрограммирования недостаточно. Распрограммирование забирает из вас весь хлам, — а быть пустым трудно; вы начнете опять впитывать хлам. Вы сами не можете справиться с собой так, чтобы научиться жить радостно со своей пустотой. Это целое искусство медитации.

Итак, с одной стороны, отделение распрограммирования очищает вас, опустошает вас, вносит в вас вакуум; а отделение медитации помогает вам наслаждаться вашим небытием, вашей опустошенностью, вашим внутренним вакуумом, — но и чистотой медитации, ее свежестью. И как только вы начинаете наслаждаться ею, вы сразу же начинаете чувствовать, что медитация вовсе не пустота, она наполнена радостью. Она выглядела вначале пустотой, так как вы привыкли иметь в себе много хлама, а хлам теперь удален, поэтому вы и говорите, что она выглядит как пустота.

Это подобно комнате, заполненной мебелью: вы всегда видели ее, заполненную мебелью; затем однажды вы приходите, а вся мебель удалена, и вы говорите: «Комната выглядит пустой». Комната не пустая, комната просто чистая. Впервые комната просторная. Прежде она была захламлена, заставлена мебелью, полна мусора; теперь она — чистое пространство.

Вы должны научиться медитации, чтобы наслаждаться своей опустошенностью.

И это один из величайших дней в жизни, — когда человек начинает наслаждаться опустошенностью, уединенностью, небытием.

Тогда никто не сможет перепрограммировать вас, никто в мире.

Даже если Иисус придет и скажет вам: «Вы благословенны. Лишь придите, следуйте за мною, и я приведу вас к Богу», — вы скажете: «Отправляйся в ад со своим Богом. Где я, там и рай. Где бы я ни был, там и рай. Ты иди, сам следуй за собой — и неси свой крест. А если никто не распинает тебя, распни себя сам, ведь без распятия на кресте ты не будешь настоящим мессией».

Вот что, в действительности, сказал Будда своим ученикам: «Если я войду в вас, немедленно отрубите мне голову. Я не должен захламлять вашу внутреннюю чистоту. Я не должен быть там, никто не должен быть там — даже Бог. Достаточно того, что вы сами по себе; этого более чем достаточно. Это и так переполняет вас».

Итак, в каждом университете необходимо второе отделение, которое будет преподносить вам простую медитацию. Не нужна никакая сложность. Университеты, интеллигенция имеют тенденцию быть сложными, имеют тенденцию делать вещи сложными. Достаточно лишь простого метода слежения за своим дыханием. Но каждый день на один час нужно приходить на это отделение. До тех пор, пока отделение медитации не присвоит вам свою степень, университет не присвоит вам свою.

Университетская степень будет присвоена только тогда, когда будут выданы свидетельство об «очистке» из отделения распрограммирования и свидетельство об окончании отделения медитации. Все будет зависеть от вас — вы можете закончить университет за один год, вы можете закончить университет за два года, вы можете закончить университет за три года, за четыре года. Но четыре года — слишком долго. Любой слабоумный, если он лишь сидит, ничего не делая один час каждый день в течение четырех лет, он обязан найти то, что нашли Будда или Лао-цзы, то, что нашел и я.

Это не вопрос разума, таланта, гениальности. Это лишь вопрос терпения.

Итак, от университетского отделения медитации вам присваивается степень бакалавра медитации; затем вы получите степень бакалавра гуманитарных наук, или коммерции, или технических наук, но не раньше. И так все продолжается тем же путем. Вы получаете степень магистра медитации, и вам снова надо будет продолжить учебу в отделении распрограммирования в течение двух лет, ведь вас нельзя так просто оставить в покое. Люди некоторым странным образом являются коллекционерами различных вещей. Некоторые люди коллекционируют антиквариат, некоторые люди коллекционируют марки — почтовые марки!

Я был постояльцем в одном доме в Мадрасе, и старик — ему, должно быть, было шестьдесят пять лет, — мой хозяин, сказал: «Не хотите ли посмотреть мою коллекцию марок?»

Я сказал: «Вашу коллекцию марок?»

Он сказал: «Да, я собираю ее с самого детства. Но вы будете удивлены, у меня есть такие редкие марки».

У него была комната, заполненная всевозможными марками. Я сказал: «Это все, чем вы занимались всю свою жизнь?»

Он сказал: «Вы сказали: „Это все?“ Это самая лучшая коллекция во всем мире!»

Я сказал: «Может быть, она и самая лучшая коллекция, но вы впустую потратили всю жизнь, собирая весь этот мусор, эти использованные марки».

Он посвятил этому всю свою жизнь — и у него были великолепные свидетельства от губернаторов, от премьер-министров, от президента. Все они приходили посмотреть: любой значительный человек, который приезжал в Мадрас, обязан был прийти посмотреть его коллекцию; она была самая лучшая в Индии.

Я сказал: «Коллекция хорошая, но оставьте коллекцию в покое: я беспокоюсь о вас».

Он сказал: «А что случилось со мной? Со мной совершенно все в порядке».

Я сказал: «С вами не все в порядке! Если бы вы были восьмилетним ребенком, то все было бы в порядке, я имею в виду коллекцию. Но вам шестьдесят пять лет, а вы все еще коллекционируете».

Он сказал: «Я все еще коллекционирую. Я собираюсь коллекционировать столько, сколько смогу».

Я сказал: «Продолжайте коллекционировать, но скоро придет смерть: эта коллекция останется здесь, а вы умрете, даже не пожив, так как все ваше время было потрачено впустую на коллекционирование марок».

Люди являются коллекционерами. Я думаю, в этом есть какая-то психологическая необходимость. Поскольку они чувствуют свою бессмысленность, поскольку они чувствуют, что не представляют собой ничего ценного, они стараются заполнить эту брешь, коллекционируя что-нибудь. Коллекционируя знания, коллекционируя любой тип вещей, они хотят как-нибудь почувствовать, что они не пустые и что они имеют что-то ценное; что они достойные, что они не напрасно потратили свою жизнь.

Итак, если вы собираетесь продолжать обучение, чтобы получить степень магистра, то в течение двух лет вы будете продолжать учиться на отделении распрограммирования — так как конца вашему очищению нет. Пыль собирается каждый день. Вопрос не в том, что вы коллекционируете эту пыль; это подобно зеркалу: каждое утро вы должны протирать его, а пыль все время собирается на нем.

Разум почти подобен зеркалу, отражателю. Набираются воспоминания, набирается опыт — это и есть пыль, которая образуется двадцать четыре часа в сутки. Поэтому если вы не будете постоянно стирать ее, то вскоре опять покроетесь пылью. Поэтому это хорошее переживание: в течение двух лет вы распрограммируетесь; а в течение следующих двух лет вы медитируете.

Эти процессы идут одновременно — распрограммирование и медитация. Одно продолжает очищать вас, опустошать вас; другая продолжает наполнять вас — не чем угодно, а некоторым качеством: блаженством, любвеобильностью, состраданием, огромным чувством собственного достоинства — вообще без всякой причины. Лишь то, что вы живете, дышите, — уже достаточное доказательство того, что существование считает вас достойными жизни, что существование считает вас достойными быть здесь.

Вы незаменимы для существования.

Эта незаменимость открывается только через медитацию; другого пути нет. И если вы не откроете эту свою незаменимость для существования, вы будете делать что-то глупое, чтобы чувствовать себя достойными.

Но когда существование овладевает вами, осыпает вас своими благословениями, тогда страсть к коллекционированию мусора просто исчезает.

Тогда вы живете каждое мгновение и умираете каждое мгновение. Это то время, когда медитация достигла своего совершенства: жить каждое мгновение, умирать каждое мгновение.

Умирать для воспоминаний, с которыми вы прожили.

Умирать для мгновения, которое сейчас проходит.

Оно может оставить свой след, свое очертание, свой отпечаток, свои воспоминания… Нет, умирайте для всего этого, и тогда вы снова свежи, готовы ясно отображать существование.

Итак, если человек продолжает учиться в университете, то он продолжает посещать отделение медитации в течение одного часа каждый день; и перед тем, как он получит свою степень магистра гуманитарных наук, он получает свою степень магистра медитации. Он может получить ее через год, он может получить ее через два года; или ему может потребоваться больше времени, если он не медитирует, так как там не будет устного экзамена — он будет зависеть от Учителя.

Если Учитель чувствует вас, наблюдая, как вы приходите каждый день, сидите, уходите, — в течение двух лет он наблюдает за вами, интересуется вами: как вы себя чувствуете, как идут дела, — и никогда не видит в вас какого-либо напряжения, никогда не чувствует, что вы спешите, расстроены, обеспокоены; а что вы всегда расслаблены, чувствуете себя легко, как дома; что вы не чувствуете нервозности относительно чего-либо; что вы не озабочены прошлым и не озабочены будущим…

Все эти вещи он продолжает наблюдать и, если он чувствует… — тогда нет вопроса о недооценке. Если он сам медитирует, то он не недооценит кого-либо; это невозможно. Он определенно узнает, что вы вкусили это, и он выдаст вам свидетельство.

Это свидетельство «очистки» для вашей степени магистра гуманитарных наук. И я хочу, чтобы это продолжалось: если вы собираетесь получить степень доктора философии, то вы посвящаете три года распрограммированию и три года медитации. Эти годы обязательны для полного завершения курса, поэтому, когда вы покидаете университет, вы не только интеллигентный человек, хорошо информированный, но вы также и медитатор — расслабленный, молчаливый, миролюбивый, наблюдательный, бдительный, интуитивный, и вы больше не христианин, больше не индус, больше не американец, больше не русский. Все это дерьмо полностью сгорело; ничего не осталось от него.

Это единственный путь, чтобы заменить политиков на интеллигенцию. Но что касается современной интеллигенции, то помочь в этом будет трудно, так как вся она увязла в политической борьбе за власть, так же как и сами политики. Вот почему я делаю эти два условия необходимыми. Если вы получаете степень доктора философии, то одновременно вы получите степень доктора философии по медитации. А если институт медитации придет к мнению, что кто-то дошел до состояния, при котором он заслуживает определенных почестей, тогда ему могут присудить степень доктора медитации.

Таким образом, по мере получения образования вы весьма спокойно и утонченно подготавливаетесь к обладанию властью так, чтобы власть не смогла испортить вас и чтобы вы не смогли неправильно пользоваться ею.

Итак, меритократия является целой программой изменения структуры общества, структуры правительства, структуры образования.

Она выглядит утопически. Кто будет выполнять ее? Как это произойдет? Отсюда вопрос — как мы собираемся реализовать ее?

Она является утопической, но ситуация такова, что в течение двадцати лет политики приведут вас на грань смерти. Тогда вам придется выбирать; и в то время, когда вам придется выбирать между смертью и медитацией, я думаю, что вы выберете медитацию — вы не выберете смерть.

Если в то время вы должны будете выбирать между смертью и распрограммированием, то вы выберете распрограммирование: «Пусть христианин умрет, но я смогу жить. Пусть иудей умрет, я смогу жить». И кто станет беспокоиться, когда стоит вопрос о вас или об иудее? Если у вас будет только один выбор: или вы, или иудей, то я не думаю, что вы выберете иудея; даже Моисей не сделал бы этого. Я верю, что он был, по крайней мере, разумным.

Политики бросили большой вызов всему человечеству. До некоторой степени мы должны быть благодарны этим глупцам: они довели все человечество до того состояния, когда человечество вынуждено решать: «Теперь или мы сможем жить, или эти политики останутся у власти — и то и другое одновременно невозможно».

Мой профессор, доктор С. К. Саксена, имел автомобиль, очень старую модель. Он обычно стоял на веранде его дома. Я спросил его: «Я видел этот, стоящий там автомобиль — или продайте его, или избавьтесь от него… Тогда, по крайней мере, у нас будет больше пространства на веранде — по утрам мы сможем пить чай; мы сможем сидеть там, играть в карты или чем-нибудь заниматься, но этот дурацкий автомобиль…»

Он сказал: «Никогда ничего не говори против моего автомобиля. Я держал его почти двенадцать лет в надежде, что когда-нибудь я смогу позволить себе иметь автомобиль и шофера. Проблема в том…» Он был расточителем, он не был скрягой. Он получал хорошее жалованье, он мог себе позволить иметь как шофера, так и автомобиль, но он всегда был в долгах и просил деньги даже у студентов. Через пятнадцать дней каждого месяца он был пуст.

Итак, он сказал: «Проблема в том, что или я могу иметь автомобиль, или я могу иметь шофера. Поэтому, в конце концов, я сказал себе: “Иметь одного шофера будет выглядеть более глупо — шофер целый день будет сидеть на веранде, и люди спросят: ‘Почему вы держите шофера, если у вас нет автомобиля?’” Поэтому я подумал, что лучше иметь автомобиль».

«Ты единственный человек, который продолжает укорять меня этим автомобилем; больше никого это не беспокоит. Мне говорят: “Профессор, у вас есть автомобиль?” Я говорю: “Да, у меня есть автомобиль”. Никого не волнует, что автомобиль никогда не ездит; никто не заинтересован в его передвижении — только я заинтересован». Он сказал: «И я справляюсь со своими проблемами — у всех соседей есть автомобили, поэтому кто-нибудь может захватить меня, направляясь в университет. И все они знают, что у меня нет шофера. Я даже не знаю, поможет ли шофер, так как этот автомобиль стоит здесь двенадцать лет. Я не представляю, в каком он состоянии».

«Поэтому в этой жизни, по крайней мере, — сказал он, — я потерял надежду. В следующей жизни мне удастся иметь их обоих, поэтому я не попаду в неприятности. А иметь только одного из них — огорчение». Во всяком случае, каждый день он вынужден был сам его чистить, так как на автомобиле собиралась пыль, — а когда сидишь на веранде, эта грязная штука… поэтому он обычно чистил его.

Я сказал: «Занимайтесь этим, я не собираюсь помогать», ведь я обычно много времени проводил с профессором. «Я вообще не собираюсь помогать, так как согласно вашей индусской философии каждый должен страдать за свою карму. У меня нет затруднительного положения с этим автомобилем, и вам не следует смотреть на меня жалобными глазами, как бы говоря: “Со стороны студента будет вежливо, если он поможет, когда старый профессор чистит свой автомобиль”. Вам не следует так смотреть. Каждый делает все согласно своей карме!»

Политики ведут вас к этому состоянию; они уже довели вас. Поэтому я говорю, что сейчас университеты должны стать более смелыми, отважными, объединенными и должны собрать вокруг себя всю интеллигенцию, так как по всему миру я видел, что любой интеллигентный человек выступает против этих политических глупцов. Но человек не может ничего сделать в одиночку — что я могу сделать? И он не видит, что есть какая-то альтернатива.

Я удивляюсь, почему вы не видите ни одной альтернативы: вы имеете так много высокопрестижных университетов. Например, если Оксфорд может набраться мужества отказать, сказать, что не даст почетную степень доктора Тэтчер, тогда почему университет, подобный Оксфорду, — престижный, достаточно старинный, уважаемый во всем мире, — не начинает созывать эти съезды? Почему бы Оксфорду не стать центром новой власти, власти интеллигенции?

А это не так трудно, как кажется. Я забыл одну вещь. Я сказал: «Исключите политиков»; я хотел включить еще одно: исключите священников, пап, так как религиозное учреждение всегда было оплотом политического учреждения. Вместе они в глубоком заговоре, они поддерживают друг друга. И они поддерживают друг друга в таких абсурдных условиях, что невозможно извлечь из этого какой-либо смысл.

Адольф Гитлер был благословлен на победу высочайшим христианским священником Германии; он молился за победу Адольфа Гитлера. И он был очень счастлив, так как Адольф Гитлер расправлялся с евреями; возможно, он оказал больше услуг христианам, чем кто-либо другой, — он покончил с миллионами евреев. Поэтому христианский священник, должно быть, чувствовал, что делает правильно, благословляя Гитлера: надо отомстить евреям. Но он полностью забыл, что Черчилль был благословлен на победу христианским архиепископом в Англии; что в Америке американский президент был благословлен… странно! И все они молились одному Богу!

Теперь Бог должен быть в затруднении: кого слушать? Но он, будучи старым евреем, наверное, слушал Черчилля, который вообще не был религиозным человеком. Он не выглядел религиозным и не выглядел разумным. Если Черчилля надо было бы послать в подходящее место, то ему следовало бы находиться в цирке или где-нибудь на карнавале, продавая горячие сосиски; этот человек не похож на разумного человека.

Итак, все эти епископы и папы должны быть исключены; им там нечего делать. А мы должны исключить их, поскольку мы собираемся распрограммировать, а распрограммирование — одна из наиболее значительных вещей, которые необходимо сделать; иначе мир не может быть спасен.

Эти люди — священники, папы, шанкарачарьи, имамы — делали самые ужасные вещи в мире, но благодаря религиозному фасаду вы позволяете им идти свободно. Если бы кто-нибудь другой сделал такое, то был бы немедленно схвачен.

Предыдущий папа, папа Павел Шестой — до того, как этот поляк появился на сцене… Этот папа Павел Шестой был кардиналом в Милане до того, как стал папой. И весь мир знал, что он был гомосексуалистом. Это был настолько известный факт, особенно в Италии и больше всего в Милане, что об этом не было и вопроса.

У него был дружок, мужчина — танцор балета; и когда тот стал папой — в Италии это было как шутка — танцор балета тоже стал знаменитым. В Италии переделали имя папы: его сделали папой-женщиной. Ему дали имя папесса Пролетта. Это была первая женщина-папа, папесса Пролетта. Итальянский язык кажется великолепным; я выучил бы его, но итальянцы выглядят засаленными, поэтому я не хочу иметь ничего общего с этим.

Но ни одна газета в мире не опубликовала эти факты. Странно — вся страна знает; все кардиналы, все епископы, все знают, и это все еще нигде не опубликовано. Это происходит из-за того, что папа — тоже политическая власть: ваша газета может потерпеть крах, вы можете быть уничтожены.

Против меня продолжают писать совершенно абсурдные вещи, ложь, поскольку эти люди уверены в одном: ни один политик не может поддержать меня, ни одна власть не собирается меня поддерживать. Я против всех тех, кто могущественен. Естественно, любой может писать про меня все, что угодно. Суды, политические власти, правительства — все они уже против меня; они заранее пристрастны. Но нельзя писать против папы, что он имеет… что этот парень гомосексуалист. И даже после того, как он стал папой, он продолжал общаться со своим дружком; папесса Пролетта всегда…

По всей столице распространяется слух о том, что один из выдающихся политиков — гомосексуалист. Это старая новость, но буквально два дня назад обнаружилось, что этот человек не только гомосексуалист, — у него еще и СПИД. А сейчас он собирается на следующих выборах баллотироваться на пост президента; он стремится к этому. В настоящее время он сенатор и один из наиболее могущественных сенаторов, и он готовится баллотироваться на пост президента. Но все газеты молчат.

Что же это за средства массовой информации? Кажется, что они выступают только против людей, которым можно навредить, но которые сами не могут причинить вреда. Например, я не могу никому причинить вреда, поэтому они могут писать против меня что угодно; правильное или неправильное — это не важно. Вы прекрасно знаете, что в присутствии семи тысяч человек в меня был брошен нож. Присутствовали двадцать полицейских и четыре офицера полиции — свидетели. Человек был схвачен на месте преступления — и все же он был освобожден. Семь тысяч свидетелей ничего не доказали; даже полицейские офицеры не могли ничего доказать, потому что правительство хотело, чтобы его освободили.

Судья знал, что если он не будет прислушиваться к мнению правительства, то его продвижение по службе будет приостановлено. И его не волновали ни я, ни моя жизнь, он заботился о своем продвижении по службе. Поэтому, чтобы получить продвижение по службе, он просто освободил того человека от наказания.

А человек, у которого СПИД, может стать президентом Америки — и все будут молчать по этому поводу. Никто не откроет рта, так как тот, кто откроет рот, будет в опасности, идущей от тех, кто находится у власти. Но мне нечего терять, поэтому все, что я хочу сказать, я говорю. И я знаю, что тот человек не может бросить мне вызов, поскольку если он бросит мне вызов, то он должен будет прийти в больницу и доказать, что у него нет СПИДа.

Папа Павел Шестой, конечно, мертв, поэтому он не может что-то сделать против меня; я не верю в привидения. Но только подумайте: если папа Павел Шестой — который считался очень мудрым человеком, возможно, одним из мудрейших пап во всей истории — мог заниматься такими глупыми вещами, то что говорить о папе-поляке? Вы можете себе представить, чем он может заниматься. Он не может потерпеть поражения от папы Павла Шестого; он сделает нечто такое, чтобы нанести тому парню поражение, и он, должно быть, так и делает. Но такие вещи приходится узнавать, когда человек уже мертв. Сейчас история с папой Павлом Шестым известна каждому, так как мертвые не могут ни на кого повлиять, не могут мстить, не могут причинить вам вреда.

Итак, политики и священники должны быть отстранены. Политики скажут, что то, что я говорю, является антидемократичным. Это не так, поскольку демократия не существует нигде.

Я люблю утверждение Г. Дж. Уэллса. Кто-то спросил его: «Что вы думаете о демократии?»

Он сказал: «Это хорошая идея».

Тот человек сказал: «Хорошая идея?»

Он сказал: «Да, она еще только случится».

Она еще не случилась. Во имя демократии кое-что еще произойдет.

Пока я находился в Индии, я думал, что, возможно, в Америке происходит что-то наподобие демократии. Но приезд в Америку был для меня огромным разочарованием. Нигде нет демократии — ни в Америке, ни в Советском Союзе, нигде больше. Это всего лишь слово, которое эксплуатируют политики.

Итак, прежде всего, ее не существует, поэтому отсутствует проблема, что я против демократии, что я антидемократичен. Демократии нет, поэтому как я могу быть антидемократичным? То, что я предлагаю, — верный путь, чтобы изменить всю структуру, так что однажды меритократия сможет слиться с демократией, так как рано или поздно каждый сможет получить образование. Я никому не мешаю; я просто говорю, что дайте сейчас управленческую власть только тем, кто имеет право на нее и подготовлен для нее. Между тем, продолжайте подготавливать еще людей.

Нас может не быть, это не имеет значения. Но в течение трех или четырех поколений каждый сможет пройти процесс распрограммирования, медитации и образования. Тогда все люди будут иметь право, так как к двадцати одному году большинство уже будет зачислено в высшие учебные заведения — они смогут участвовать в местных выборах. Некоторые из них являются уже выпускниками высших учебных заведений: они могут участвовать в выборах на уровне государства. А к двадцати четырем годам большинство из вас уже окончили высшие учебные заведения: вы можете участвовать во всех выборах. А когда вам будет около тридцати, вы сможете выставить свою кандидатуру на пост президента страны.

Я не прошу многого, лишь десятилетнюю подготовку. А если все правительство медитативное, распрограммированное, без предубеждений — только представьте себе это, — тогда бюрократия исчезает, иерархия исчезает; тогда вещи, на решение которых уходили годы, могут быть решены за секунды.

Я знаю об одном случае: один из моих друзей… — он был очень старым человеком, он умер всего лишь два года назад. Он был очень знаменитым историком, Пандит Сундерлал. Где-то в 1920 году он написал историческую книгу, в которой он выразил несогласие с британскими историками; и он был совершенно прав, так как то, что было представлено британскими историками, не подтверждалось фактами. Это было односторонне, естественно, — они были победителями; побежденные потеряли право голоса.

Победители могут писать что угодно. Так, если побежденные участвовали в революции, то победители не назовут это революцией, они назовут это мятежом. Если же революционеры становятся победителями, то, даже если это был мятеж, он становится революцией. Все зависит от того, кто описывает историю.

Британские историки писали о вождях индийской революции так, как если бы они были преступниками, — и конечно, в их глазах они и были преступниками. Они пытались свергнуть правительство, создавая беспорядок, хаос. Естественно, эти люди были преступниками. Но для индийцев те люди были героями, а не преступниками. Они сражались за свою свободу; они жертвовали своими жизнями в борьбе за свободу.

Итак, Сундерлал писал — он был первым историком, который писал с точки зрения индийцев. Конечно, его книга сразу же была запрещена, а против него возбудили дело, которое продолжалось до 1982 года: шестьдесят два года. Дело продолжалось шестьдесят два года — вы можете себе представить? Все те люди уже умерли!

Дело рассматривалось по крайней мере восемью судьями Верховного Суда; все умерли. По крайней мере дюжина адвокатов, которые сражались с обеих сторон, то есть за и против него, все умерли. Издатель книги, типограф, печатавший книгу, писатель и распространитель книги — дело было возбуждено против всех четырех — трое из них умерли. Только писатель продолжал жить, и из-за него дело продолжалось, так как другого пути не было… Даже правительство, которое возбудило дело, умерло. Страна стала свободной, запрет с книги был снят — но дело продолжалось.

Я спросил Сундерлала: «Пандитджи, это чудо. Вы убили всех: двенадцать адвокатов, восемь судей, два правительства — и когда это дело будет закончено?»

Он сказал: «До тех пор, пока я не умру, это дело не закончится, так как есть юридические проблемы. Его просто не могут закончить, не могут просто закрыть папки с документами. Необходимо прийти к определенному заключению. Теперь дело стало… оно становится с каждым днем все более и более запутанным». Все судьи, которые вели дело до того, как Индия стала независимой, — у них есть свои записи и свои мнения; они были против Сундерлала, все они хотели, чтобы он был заключен в тюрьму пожизненно.

После того как сменилось правительство, Индия стала независимой. Сейчас все судьи за Сундерлала: «Он оказал большую услугу нации; его надо чтить». Но что делать с мнениями их предшественников? Не имеет значения, к какому правительству они принадлежат; это тот же самый суд и тот же самый закон. «А сложности были такие, — говорил он, — что те судьи сказали: “До тех пор, пока вы не умерли, мы не можем закрыть папки с документами, дело будет продолжаться. Мы не собираемся наказывать вас — мы не можем наказать вас. Даже они не могли наказать вас”».

Они не могли наказать его, потому что, все их свидетели умерли — трое «основных преступников» умерло. Только один человек, Сундерлал, остался, и этот человек был очень разумным. Он постоянно сражался, говоря, что все то, что он написал, было правильно: «Если вы не докажете, что это неправильно… а вы не можете доказать это со своими британскими писателями, так как что они знают?»

«Их не было здесь, они не знают индийскую ситуацию; они оставались в Англии и писали в Англии историю Индии! Они никогда не были в Индии, а в университетах изучают их истории. Я же был здесь, я видел своими собственными глазами все, что произошло. Я — свидетель, а вы говорите мне, что я ошибаюсь. Призовите своих историков: они должны доказать, на каком основании у них возникли их идеи».

Те историки просто собирали сведения из британских газет. Естественно, все то, что они собирали, было благоприятно для британского правительства. Сундерлал же собирал сырой материал в индийских массах о том, что произошло; он был намного правдивее. И все судьи чувствовали, что он схватил «соль» событий — он был здесь очевидцем. Но хотя они и чувствовали, что у него была «соль» событий, они должны были защищать правительство. Они были слугами правительства, они находились там, чтобы служить Британской империи.

В школах до 1947 года школьники должны были молиться о королеве: «Боже, храни королеву» или «Боже, храни короля». Моим директором был некий Бадри Прасад Гупта. В тот день, когда я поступил в школу, мой отец сказал мне: «Не создавай неприятностей по поводу “Боже, храни королеву”. Пусть он хранит ее; не создавай неприятностей по этому поводу».

Я сказал: «У меня нет проблем с этим, не беспокойся».

Он сказал: «Пообещай, что ты не будешь создавать неприятностей по поводу королевы».

Я сказал: «Обещаю». И я не создавал никаких неприятностей по поводу королевы. Я спросил директора: «Где Бог? Я не могу молиться… кому? У меня нет проблем по поводу королевы — лишь покажите мне Бога, чтобы я мог молиться».

Бадри Прасад Гупта сказал: «До настоящего времени здесь были некоторые школьники, создающие проблемы, так как они прибыли сюда из революционных семей. Их вопросом было: “Мы не можем молиться о королеве. Почему мы должны просить Бога о той, что навязала нам рабство?” Это я уже слышал, но теперь — новая проблема».

Я сказал: «У меня нет проблем с королевой; я буду молиться, но вначале покажите мне Бога. Если вы не можете показать мне Бога, тогда кому, вы хотите, чтобы я молился? Вам?…’Бадри Прасад Гупта, храни Королеву?’»

Он сказал: «Нет, не говори так! Я слуга правительства, а ты и меня вовлекаешь во все это. Может случиться беда».

Я сказал: «Тогда я не могу молиться».

Когда я пришел домой, меня ожидал отец. Он сказал: «Неприятностей нет?»

Я сказал: «Неприятности обязаны были произойти, но я сдержал свое слово, данное вам».

Он сказал: «Как тебе удалось?»

Я сказал: «Я сменил тему. Вместо того, чтобы беспокоить королеву, я сказал: „Зачем беспокоиться о королеве? Почему бы не ударить по самому Господу Богу, чтобы не было проблемы с молитвой?“ И я сказал Бадри Прасаду Гупте: “Я могу молиться вам, Бадри Прасад Гупта”, но он так боялся, что сказал: “Не упоминай мое имя, так как если какому-нибудь британскому офицеру доведется узнать, что я учу школьников молиться: “Бадри Прасад Гупта, храни королеву”, то меня повесят! Моя работа закончится… и как я отвечу тем людям? Не упоминай это и никому это больше не рассказывай, так как эти дети — сплошное мучение: они могут начать кричать на улицах: ‘ ‘Бадри Прасад Гупта, храни королеву”. И я буду убит; королева будет спасена, но я умру”».

Я сказал: «Нет, я не буду создавать никаких неприятностей — вам даже не надо снова просить меня. Я буду молчать. Если Бог захочет сохранить меня, пусть сохранит; если он не захочет сохранить меня, то это его дело и его проблема. Это не моя забота. Я абсолютно беспристрастен, спасена ли королева или нет; меня это никоим образом не интересует».

Но те британские офицеры… Бадри Прасад Гупта был индийцем, но быть директором английской средней школы было достаточным для того, чтобы он боялся. Каждое официальное лицо боялось, судьи боялись, индийские офицеры боялись, так как власть….

Итак, и политики, и священники должны быть вышвырнуты из своих давно устоявшихся учреждений, и должен быть создан совершенно новый тип управления.

Это трудная работа, изнурительная, но не невозможная — особенно в такой ситуации, когда смерть — единственная альтернатива.

Бхагаван,

Что Вы скажете о медитации в свете трех состояний сознания?

Я объяснил вам, что медитация не будет трудной… лишь немного новой перспективы.

Концентрация относится к уровню инстинкта; следовательно, даже животные способны к концентрации. Когда животное охотится, оно чрезвычайно сконцентрировано. Оно не движется, не делает ни малейшего движения. А его глаза, если заглянуть в них, остановившиеся, немигающие.

В действительности это одна из находок великих охотников… Иногда случалось так, что безоружный охотник встречался со львом и убежать было некуда, — с остановившимися глазами лев приближался к нему. Поскольку охотник не мог убежать, то совершенно бессознательно, неосознанно для него — конечно, он был до смерти напуган — его глаза тоже переставали мигать, и он следил за каждым движением льва, он смотрел прямо ему в глаза.

Вот так было обнаружено, что если смотреть прямо в глаза льву в течение минуты или двух, то лев становится загипнотизированным. Он забывает убить вас. Он забывает все; он впадает в кому.

В своих мемуарах Гурджиев вспоминает, что, когда он двигался с кочевниками около Кавказа, он обнаружил, что все они гипнотизировали животных. Кочевники — подвижные люди; несколько дней здесь, несколько дней там; они не остаются на одном месте. У них совершенно другая культура. Они многого не понимают в вас, живущих в городах и в домах. Они думают, что вы мертвы, умерли; вы сами выкопали себе могилы.

Что это за жизнь, если вы не находитесь под солнцем, под небом, никогда не двигаясь в неизвестное? Жить надо от случая к случаю, не беспокоясь о завтрашнем дне. Они не верят в ваш закон, они не верят в ваше положение; они ни во что не верят. Они могут украсть, нет проблемы; они могут убить, нет проблемы. Они совершенно другие люди, и они не готовы — многие правительства старались поселить их, запрещая им….

Но вы будете удивлены, что даже в Европе кочевники — все индийцы из Раджпутаны. На самом деле, во всем мире кочевники — индийцы из Раджпутаны, из одного особенного штата. Они все говорят нараджпутани. Язык изменился, приняв различные формы, но все же можно догадаться, что они говорят на раджпутани. В Европе их называют цыганами, так как из Раджпутаны они вначале отправились в Египет, а после пребывания в Египте они двинулись в Европу. Из-за этого перемещения, прибыв из Египта, они стали цыганами («Иджипт» по-английски — Египет; «джипсис» по-английски — цыгане).

Гурджиев находился с этими людьми, а они люди имеют другой тип мудрости — не книжный, а из реального переживания. И они перемещались по земле, переживая очень многое… Человек, который летит из Нью-Йорка в Лондон, не может сказать, что он путешествовал из Нью-Йорка в Лондон; полет в самолете — это не переживание. Но каждый день перемещаться по земле, прокладывая свой путь через различные общества, различные законы, различные трудности, различные проблемы, — это настоящее переживание.

Гурджиев сказал, что эти люди владеют определенным искусством гипноза. Искусства в этом было не много, это был простой процесс, который вы можете испытать на своей собаке, на своей кошке. Но если они ваши домашние животные, то становится трудно гипнотизировать, так как они начинают бегать туда-сюда; они не будут надолго задерживать на вас свой взгляд. С дикими животными это гораздо проще.

Эти кочевники должны были пересекать дикие местности, и это было их практикой… Гурджиев был очень молод, ему было девять или десять лет, и он наблюдал за ними: даже если приближался лев, то все кочевники-мужчины стояли впереди, не мигая, смотрели на льва. И что-то происходило — лев просто сваливался, падал, как если бы в нем не было жизни. И сразу же те цыгане прыгали и хватали льва; и к тому времени, когда лев приходил в чувство, он уже был пленен без всякого оружия.

Концентрация инстинктивна.

Каждый может попрактиковаться; все, что требуется, — это сконцентрировать свое сознание.

Созерцание — это от интеллекта.

Оно недоступно животным и недоступно большинству людей — не абсолютно недоступно; если они постараются, то смогут подняться до него. Для созерцания необходимо, чтобы ваш интерес достаточно расширился таким образом, чтобы вы смогли создать пространство в уме, необходимое для перемещения. Вам необходимо много информации о единственном предмете, чтобы вы могли перемещаться вокруг этого единственного предмета, не изменяя его, но все же перемещаться, удерживаясь в одной и той же области.

Например, вы размышляете об истине, или о любви, или о религии: вы удерживаете себя в одной и той же области, но вы смотрите на нее со всевозможных точек зрения. И вы будете удивлены — всегда существуют точки зрения, на которые никогда не обращали внимания. Жизнь настолько таинственна; всегда существуют аспекты, которые, может быть, будут открыты вами впервые.

Вот так функционирует наука. Предметы не новые, это те же самые предметы. Между Архимедом и Альбертом Эйнштейном не большая разница; они размышляли над одним и тем же предметом, но новые аспекты продолжают открывать самих себя. И каждый аспект становится почти целой областью в себе. Понаблюдайте за прогрессом в науке, тогда вы поймете.

В Оксфордском университете на здании физического факультета висит доска, на которой написано: «Факультет Естественной Философии». Странно, так как тысячу лет назад физика была частью естественной философии. Возраст доски — тысяча лет; хотя она снова и снова подкрашивается, хотя могут появиться различные доски, надпись остается одной и той же. Сейчас же философия не имеет ничего общего с физикой.

В Саугарском университете, где я занимался своей аспирантской работой, около факультета философии на доске написано: «Факультет Психологии и Философии». Этой надписи сто лет. Университет новый, но его основатель был старым человеком, и когда он учился, философия и психология были одним предметом. Сейчас психология совершенно отдельный предмет.

Я сказал своим профессорам: «Это глупо — выбросите ее».

Но они сказали: «Она исторический памятник. Оставим ее там».

Я сказал: «Сейчас психология здесь больше не изучается. Почему психология и философия?» Было так, что психология являлась частью философии, затем они разделились; сейчас психология разделилась на различные части. Философия была частью физики; сейчас физика разделилась на различные факультеты.

Вы продолжаете созерцать и обнаруживаете новую область, которая достаточно обширна, чтобы быть одним предметом. А поскольку вы углубляетесь в детали, то обнаруживаете, что там еще есть ответвления, функционирующие отдельно. Такова современная биофизика. Ни один философ никогда не думал, что возможна биофизика. Метафизика возможна, но с ней полностью покончено; нигде нет факультета метафизики.

Метафизика была во времена Аристотеля — и по очень странной причине. Аристотель написал первую историю философии; он написал все главы. Одна из глав — физика, а после главы о физике следует философия. Именно потому, что она идет после физики — метафизика означает „после физики“, — поскольку эта глава шла после физики, постепенно эта наука стала известна как метафизика: глава, которая идет за физикой.

Когда философия обрела свой собственный предмет, то метафизика, само слово, просто исчезла. Оно не применяется больше — хотя кажется, что метафизика может возродиться, воскреснуть, так как сейчас физика очень близко подходит к философии, становится более таинственной, обнаруживая больше областей, которые нельзя объяснить логикой, нельзя объяснить наукой. Возможно, ее начнут называть метафизикой. Она вне физики, после физики. Сейчас ее называют высшей физикой.

Созерцание — всего лишь процесс мышления, очищение ваших мыслей; и чем больше вы практикуетесь в этом очищении, тем утонченнее они становятся. А очищение само по себе — радость. Очищение — это радость, которая намного выше таких вещей, как пища, секс, одежда; оно — более утонченная радость. Когда вы сталкиваетесь с новым явлением, мимо которого люди проходили в течение миллионов лет, а вы — первые, кто обнаружил его, то огромная радость поднимается в вас.

Созерцание — это от интеллекта.

Медитация — это от интуиции.

У медитации нет предмета.

Она — чистый субъективизм.

Медитация — это не размышление о чем-то.

Она — вообще не размышление.

Но необходимо помнить одну вещь: она не означает впадение в сон. Вот что происходит: если вы не размышляете, то разум говорит: «Что ты делаешь? Иди спать». Разум свободно себя чувствует во время размышления или во время сна, а между двумя этими состояниями находится медитация: это не размышление и не сон. Размышление закончено, а сон еще не пришел. Вы полностью бодрствуете. Это — сознание без мыслей. Путь вашего разума совершенно свободен от постоянного потока мыслей.

В состоянии не-ума спрятан основной секрет — секрет вашего бытия и секрет всей вселенной… поскольку в определенной точке вашего бытия сходятся все точки. Эта ваша точка является также центром всей вселенной. Чем дальше вы углубляетесь в мысли, тем дальше вы уходите от своего центра, а также от вселенной. Поэтому я предлагал очень простой метод для всех университетов.

Будда обычно называл его «випассана». Слово прекрасное, простое, значительное. Оно означает просто «наблюдение». Пашья означает «смотреть», а пассана означает «смотреть очень внимательно». Випассана означает «смотреть внимательно, но без размышления». Вы лишь присутствуете, сидите молча, ничего не делая.

На Западе есть пословица — «праздный ум — мастерская дьявола». Это не правда. Праздный ум, абсолютно праздный — это место, где происходит ваше настоящее рождение. Ум, полный мыслей, — вот мастерская дьявола, так как он постоянно подает вам идеи: «Сделай это, сделай то». Безмолвный ум… как безмолвный ум может быть мастерской дьявола?

Запад никогда не достигал состояния медитации; он оставался лишь в состоянии созерцания. Концентрация случалась, созерцание случалось, но медитация оставалась для Запада чем-то неисследованным. Возможно, для нее не были готовы условия, не созрели для нее. Возможно, Запад был слишком озабочен физическим выживанием. Жизнь была трудной, климат был холодным; для того чтобы выжить, требовалась тяжелая работа.

На Востоке климат был теплым, и, для того чтобы выжить, не требовалось много работы. В семье обычно работал один человек, а вся семья просто наслаждалась жизнью. Не нужно было работать каждому. Земля была плодородной, население было небольшим — земля давала так много без большого затраченного на нее усилия, что, естественно, люди стали проводить исследования, просто безмолвно сидя и ничего не делая. Это было естественным явлением, которое должно было произойти.

Так что многие люди были без работы — вот почему так много людей становились монахами. Не было ни беспокойств, ни проблем. С другой стороны, большое количество монахов надо обеспечить пищей, надо обеспечить одеждой, надо обеспечить кровом, они ведь не работают. Но проблем не было: у людей было достаточно еды и они многое могли дать. Миллионы монахов бродили по стране, и все, чем они занимались, было… Никогда в истории человека не было столько людей, старающихся молча сидеть и быть лишь абсолютно спокойными — ни одного движения, ни единого дуновения ветерка. И они достигли своего.

И вот почему я предлагаю, чтобы каждый университет имел отделение медитации. Создайте необходимый климат, необходимую атмосферу — прекрасные сады, коттеджи дзэнского типа, пруды, деревья и маленькие комнаты медитации дзэнского типа, чтобы каждый студент, перед тем как он выйдет из университета, нес в себе качество медитации.

Когда мы, во-первых, сможем помочь людям стать распрограммированными и оставим их чистыми, как грифельная доска, и, во-вторых, сможем помочь им наслаждаться этой чистотой так, чтобы они никогда больше не запачкали ее, вот тогда мы подготовим основу для нового человечества, для нового мира без границ, без наций, без культов, вероисповеданий, религий — лишь одна огромная коммуна, окружающая весь мир.