Бхагаван,
Вы восхваляете бунтарей, а мне кажется, что далеко зашедший бунт все меняет только к худшему. Не лучше ли просто принимать все, как есть? Кажется такжё, что вопреки всему зло в этом мире становится все более могущественным, более действенным. Не могли бы вы это разъяснить?
Бунт еще не свершился. Свершилась революция. И вы глубоко заблуждаетесь по поводу разницы между двумя этими понятиями.
Революция, несомненно, повернула все к худшему, и это по той простой причине, что она использует ту же тактику, которую использовало прежнее общество. И она не просто использовала эту тактику, а использовала с большей мощью; только в этом случае революция может быть успешной.
Например, в русской революции монархия была одной из самых мощных силовых структур во всем мире. Поэтому, чтобы восстать против царя, надо обладать более мощным инструментом насилия — логика проста. Поэтому коммунистическая партия воспитала себя непревзойденным образом, почти как милиция. Оказалось возможным свергнуть царя и его режим, потому что они столкнулись с гораздо большей мощью насилия.
Вы должны понять всю суть логики насилия. Люди, которые пришли к власти путем насилия, — как это было в России, — получив власть, вы думаете, сразу перестанут исповедовать насилие? Все их воспитание, весь их разум полны насилия, и это насилие является залогом их успеха. Его нельзя отбросить. Отбросить насилие означает предать революцию, потерять свой успех.
Кроме того, люди, пришедшие к власти путем насилия, вынуждены применять насилие друг к другу, потому что в высших кругах коммунистической партии начнется борьба за власть. Тот, кто сможет доказать, что он более жестокий, более коварный, более бесчеловечный, станет обладать большей властью.
Именно так Иосиф Сталин стал величайшим диктатором из тех, кого мир когда-либо знал. В том, что касалось революции, он был никем: он не был какой-либо значительной фигурой, даже не национальным лидером. Он был родом из одной из отсталых частей России — с Кавказа. И он не был включен в десятку самых важных людей, которые правили партией и всей страной; он был всего лишь генеральным секретарем коммунистической партии. И он видел, как преуспевает насилие.
Он видел — это было перед его глазами, — как величайшая в мире империя испаряется через насилие. Он увидел и понял, что ничто не срабатывает так эффективно, как насилие, коварство, жестокость. Он получил хороший урок. И он начал применять то же самое в высших партийных кругах.
Это общеизвестный факт — хотя нельзя сказать точно, правда это или нет, но все же больше вероятности, что правда — что Ленин был отравлен Иосифом Сталиным. Сталин руководил всеми организационными вопросами в партии, он отвечал и за уход за Лениным — Ленин старел, был слаб.
Жена Ленина, Крупская, была категорически против того, чтобы Иосиф Сталин был возле Ленина, но она была бессильна; она ничего не могла сделать. Все указания шли через генерального секретаря: врачи, медсестры, медикаменты — все контролировал он. А Ленин был отравлен очень медленно, очень медленно; по мере того, как он все ближе подходил к своему концу, власть начала сосредотачиваться в руках Иосифа Сталина. Ему удавалось получать подпись Ленина под теми документами, в которых он сам был заинтересован.
В последний период жизни Ленин был не совсем в полном сознании — его было достаточно, чтобы поставить подпись, сказать да или нет; он был парализован, его сознание было затуманено. И за два года непрерывного отравления его мозг, должно быть, истощился. И он должен был зависеть от Иосифа Сталина, потому что Сталин прервал всякую связь между Лениным и остальными девятью лидерами коммунистической партии. Единственной связью был он сам.
Была выдвинута причина, что Ленину нужен абсолютный покой; ни толпы, ни проблем. И у Сталина была бумага, подписанная Лениным, что от его имени Иосифу Сталину дана вся полнота власти. После смерти Ленина Иосиф Сталин начал сбрасывать одну за другой все важные фигуры.
Он был действительно умен. Справиться со всеми девятью лидерами революции сразу было бы очень сложно. Он применил простой политический метод; он объединял всех против одного. Он создавал, изобретал ситуации, в которых этот один мог быть пойман. А остальные восемь были великими лидерами. Их не интересовал этот один, но они не знали, что подобное ожидало и их.
В течение пяти лет почти все самые важные люди — Зиновьев, Каменев — были убиты. Совсем немногим удалось бежать из страны просто из страха. Те, кто остался, очень хорошо уяснили себе, что если хотят жить, то должны стать сторонниками Иосифа Сталина. Они поддерживали его, они жили — но они жили, будучи никем. Иосиф Сталин стал единственным и полным диктатором великой страны, одной шестой части мира.
Но одно насилие ведет к другому насилию, и этому нет конца — подобно тому, как одна ложь ведет к другой, и этому нет конца. Это один из симптомов зла. Одно зло непременно ведет к другому, затем к следующему, и вот вы уже попали в порочный круг. Если не совершить следующего зла, то предыдущее зло Откроется. Для того чтобы скрыть его, надо продолжать непрерывно нагонять вокруг как можно больше облаков зла.
Сталин уничтожил в Советской России почти миллион человек — потому что те девять лидеров были не одни, существовали еще лидеры провинций. Россия большая страна, простирающаяся от одного конца Европы почти до противоположного конца Азии; это огромный континент. Он должен был убить тысячи провинциальных лидеров.
Это называлось чисткой партии. Он сказал, что эти люди в действительности были заодно с буржуазией, их образ мыслей был капиталистическим: «И пока мы не покончим с ними, наша страна не будет в безопасности. Враг внутри — мы можем сражаться с внешним врагом, но если враг внутри, то сражаться с внешним врагом становится невозможно».
Конечно же, были и внешние враги, потому что все капиталистические страны хотели уничтожить Россию. Поэтому у Сталина был веский аргумент: «Если ты хочешь выжить, ты должен быть совершенно один. Никаких других голосов — один единственный лидер». И люди должны были этому подчиниться.
Люди, которые совершили революцию, этой революцией были уничтожены. А люди, пришедшие к власти после революции, революционерами не были. Они были бюрократами, которые прекрасно изучили все бюрократические приемы и были способны стать рабами Иосифа Сталина.
Прошло шестьдесят лет, но ситуация не изменилась — все та же боязнь внешнего мира. В России все время ее преувеличивали: весь мир ополчился против России, и для того, чтобы выжить, надо оставаться беззаветно преданными линии партии. Не допускается никаких несогласий. Вся страна должна верить всему, что идет от высшего эшелона власти из Кремля.
Люди, которые думали о революции, люди, которые десятилетиями готовили революцию… Это не было той революцией, к которой они столько готовились, — вся страна стала концентрационным лагерем, а люди — заключенными.
В Индии после завоевания свободы один из самых значительных поэтов урду Фаиз Ахмед Фаиз написал прекрасную песню. В ней он говорит: «Это не то утро, ради которого мы тяжко трудились, жертвуя всем, страдая от унижений. Это не то утро. Это не утро нашей мечты. Это не та свобода».
«Ничего не меняется, только правители другие. Тюремщики сменились, тюрьма осталась той же. Какая разница для узника, кто его тюремщик? Законы все те же; пожалуй, даже стали строже».
Очевидно, что поскольку этот тюремщик сам был узником… теперь он стал тюремщиком и он знает, как узники могут его свергнуть: он не оставит для этого ни одной лазейки. Он знает, каким образом сам превратился из узника в тюремщика; и теперь он сломает все мосты, чтобы никто не смог занять его место.
Новые правители всегда более опасны, чем старые. Старые правители расслабляются, начинают думать, что то, что они правители, — это само собой разумеется. Они не так бдительны, как это нужно. Новые же правители не могут себе позволить жить подобным образом. Они знают, что могут быть свергнуты. Они свергли других, и то, что они сделали, могут сделать и с ними.
Тюрьма в России все эти шестьдесят лет становилась все более и более губительной для человеческой природы, индивидуальности, свободы.
Задавший вопрос прав: никакая революция не помогла — но, пожалуйста, не называйте революцию бунтом. Здесь огромная разница.
На протяжении истории революции случались.
Бунт же еще не случился.
И почему революции заканчиваются провалом? Это потому, что они вынуждены использовать одни и те же приемы для свержения старого общества, старой цивилизации, старой верховной власти. Они должны были использовать одни и те же приемы, у них нет других методов, — и мало-помалу они стали такими же, как и их предшественники.
Теперь Иосиф Сталин стал не кем иным, как самым сильным из всех царей. Самым сильным и жестоким царем в российской истории был Иван Грозный, но Иван Грозный просто Иван Пигмей по сравнению с Иосифом Сталиным Его мало знают — а он был самым сильным, самым жестоким, самым худшим царем из тех, кого видела Россия. Вот почему его называли «Грозный». Но Сталин был в миллион раз грознее — более научно грозным, более технологически грозным. И не было возможности избежать его тисков.
Но это должно было случиться… В Индии я наблюдал индийскую революцию. Ганди знал, что если бы революция была основана на насилии, то ее судьба была бы такой же, как у других революций. Революционеры, придя к власти, доказывают, что они самые худшие правители, чем кто-либо еще. Поэтому Ганди старался сделать революцию без насилия; но он не знал о множестве других подводных камней. И помимо насилия была еще и власть.
Когда человек, никогда не знавший власти, к этой власти приходит, он меняется, он больше не прежний. Это как если бы нищий внезапно выиграл по лотерейному билету. Думаете, он прежний? Да, он выглядит по-прежнему, но он более не прежний человек.
Лев Толстой написал прекрасный рассказ. Один сапожник захотел разбогатеть — а кто не хочет? Сколько он еще мог продолжать делать обувь для других? Делая обувь, богатым не станешь, это более чем несомненно; он должен был найти какой- то быстрый способ. Поэтому он стал покупать лотерейные билеты… Каждый месяц он экономил немного денег, чтобы купить по крайней мере один билет.
Так продолжалось почти двадцать лет. Он даже забыл, зачем он их покупает; это стало привычкой, навязчивой идеей. Но в один прекрасный день к магазину бедного сапожника подъехал большой лимузин, и человек из лимузина наградил его несколькими чемоданчиками, полными банкнот. Человек сказал: «Вы выиграли в лотерею».
Сапожник не мог в это поверить. Он сказал: «Что вы сказали? Я выиграл в лотерею? Я покупал билеты двадцать лет, и этого не случалось. Вы уверены?»
Человек сказал: «Я абсолютно уверен. Просто покажите мне номер вашего билета. Да, вы выиграли!»
Что случилось с беднягой? Он немедленно запер магазин и выбросил ключи в колодец — потому что какой прок был теперь от этих ключей и от этого магазина? И он понес чемоданчики, полные банкнот, домой.
За один год он спустил все свои деньги: проститутки, алкоголь, азартные игры — все, что только было возможно, все, что могли сделать деньги, — он сделал. Но по прошествии года, когда он открыл чемоданчик, все банкноты исчезли.
Он посмотрел в зеркало — весь год он был так занят, что даже ни разу не взглянул на себя в зеркало. Было так много дел и так много денег; он был, вероятно, самым занятым человеком в мире. Когда он посмотрел в зеркало, он не смог поверить, что это был он, потому что за один год он постарел по крайней мере лет на десять. Деньги и такое делают.
Он растратил себя. Он выглядел больным, хотя раньше никогда не болел. Он был здоровым человеком, но из-за алкоголя, проституток, азартных игр — из-за всего вместе — он выглядел так, как если бы собрался умирать через несколько дней. Он сказал: «Боже мой, что я наделал?»
Он пошел к колодцу, прыгнул в него, чтобы попытаться найти ключи, потому что завтра утром надо было снова открывать магазин. Следующим утром он открыл магазин. Люди были озадачены; они говорили: «Целый год вас не было видно».
Он сказал: «Не было видно?.. Париж, Лондон, Нью-Йорк
- я не знаю, где я был, что я делал, но этот год был адовым. Никогда раньше я так не страдал. А теперь я не собираюсь больше покупать лотерейные билеты».
Но когда наступил первый день месяца, просто по старой привычке он сказал: «Кто сможет еще раз так выиграть в этой лотерее? Подобное случается раз в жизни.» Он купил билет, надеясь, что не выиграет, потому что он не хотел выигрывать, но старая привычка…
Просто посмотрите, как работает человеческий ум. Вы не хотите этого делать, но все же продолжаете. Вы дали клятву: «Я никогда больше не буду этого делать». И вы знаете, давая клятву, что подобные клятвы вы даете на протяжении всей вашей жизни и нарушаете их. И вы знаете, что и на этот раз, когда придет время, вы нарушите ее.
Пьяница говорит: «Именем Бога — я прикасаюсь к Библии — я говорю: „Я никогда больше не буду пить“». Но он знает, что именно это он делал и раньше. И завтра, когда подойдет время, он обо всем забудет — о клятвах, о Боге, о Библии, — и он скажет: «Люди продолжают делать подобное, и что плохого мне сделало то, что я давал клятвы и нарушал их? Еще одно нарушение ничего не изменит». Он пьет и в процессе питья думает, что это нехорошо. Это плохо, это бессмысленно, он попросту губит себя. Ему это даже не доставляет удовольствия.
Вы должны понять двойственность человеческой натуры. Что-то ему не доставляет удовольствия, он не хочет этого делать, но продолжает и продолжает, как робот.
Но чудо из чудес заключается в том, что в первый же месяц после того, как сапожник купил лотерейный билет, он снова выиграл! А когда подъехал тот же лимузин, он сказал: «Мой Бог, не дай этому случиться снова!» Но почему ты говоришь это Богу?
Ты сам не должен снова так поступать. Но он знал, что это невозможно. Он выиграл в лотерею, а когда получил чемоданчики, то сделал то же, что и в прошлый раз, говоря: «Что я делаю? Это неправильно».
Говоря это, он запер дверь магазина, выбросил ключи в колодец и взял чемоданчики, непрерывно повторяя: «Это неправильно. Я не должен был этого делать, потому что в этот раз чемоданчики не оставят меня в живых. Что они сделали в прошлый раз? Они почти прикончили меня! И что за жестокость у этого Бога? Он даже месяца не дает мне отдохнуть. Я снова должен ехать в Париж, в Лондон, в Нью-Йорк — и кто знает, что и где я буду снова делать».
Ганди не знал одного — что власть меняет людей.
Власть выносит на поверхность худшее, что есть в людях.
Каждый несет в себе власть делать зло — волю, семя, — но возможности нет, это только потенциал. Когда же власть реально попадет вам в руки, тогда все скрытые дьяволы начнут поднимать головы и говорить: «Вот теперь время пришло, делай это; иначе, кто знает, будет ли еще такая возможность получить власть или нет».
Люди, окружавшие Ленина, все были людьми насилия, поэтому нет ничего удивительного в том, что наиболее неистовые из них делали то же, что и Ленин. Это кажется абсолютно логичным. Но люди, которые были с Ганди, не были людьми насилия, ни внешне, ни по сути — они не исповедовали насилие.
Никто не мог себе представить, что эти люди, вдруг станут сторонниками насилия, будут всеми возможными способами эксплуатировать страну. Эти люди были слугами народа; они жили жизнью, полной самопожертвования, они отказались от денег, от семей, они страдали от разного рода наказаний, побоев, тюрем. Никто не мог подумать…
Это были люди, которым Ганди мог доверять. И для доверия была веская причина, потому что, когда солдаты британского правительства избивали их, инструкции Ганди были следующими: «Вы не должны отвечать тем же, вы должны просто стоять. Пусть они убивают вас, но не отвечайте насилием» — и тысячи людей поступали именно так.
Британское правительство было в большой растерянности — ни одно правительство никогда не находилось в подобном замешательстве. Если бы эти революционеры применяли насилие, тогда бы не было проблем; британское правительство могло мгновенно их сокрушить, всех их перестрелять. Тогда бы не было проблем — они оказали сопротивление, применили насилие, они заслужили этого.
Но эти люди не совершали никакого насилия, они не были никому помехой. То, что они делали, на самом деле было странным, подобного не делал ни один революционер. Стоя перед домом губернатора, они декламировали Гит у, читали из Библии, цитировали Иисуса; читали молитвы христианские, индусские, мусульманские — они повторяли молитвы всех этих религий. Что же делать с такими людьми?
Даже самый жестокий человек на секунду задумается: «Стрелять в этих людей — это не самый верный путь». Но не нашлось никого, кто бы сказал идиотам, вроде Уинстона Черчилля: «Когда революционеры используют новые методы, почему бы новые методы не использовать и вам? Пусть они читают наизусть Библию — ваши солдаты тоже могут читать наизусть Библию\ В чем проблема? Читайте громче! Они не смогут свергнуть правительство, читая Библию, — пусть читают. Вы участвуйте, это хорошо. Пусть все члены правительства присоединятся к ним в чтении Библии, и пусть уже они будут в замешательстве».
Если бы я был на месте Уинстона Черчилля, то вот что я сделал бы. Ни одного из этих ненасильственных революционеров не нужно посылать в тюрьму; это полное безобразие. Его не нужно избивать — за что? Если он молится, присоединяйтесь к нему; молитва — хорошая вещь. И приглашайте его: «Приходите каждый день. Мы забываем совершать наши молитвы, вы напомнили нам. Приходите каждый день!» Отнеситесь к ним хорошо, предложите чашку кофе или чая, немного конфет для детей.
Это был бы правильный ответ; но в пустой голове Уинстона Черчилля не было места проницательности — так просто. Он начал делать абсолютно ненужное, что разрушило Британскую Империю. В этом повинен не Ганди, а тупость самой Британской Империи.
Если вы встречаете пулями людей, не совершающих насилия, вы не сможете выжить. Симпатии всего мира были на стороне Ганди и его революции; даже в самой Британии симпатии ее жителей были на стороне Ганди. Любой, у кого было хоть немного здравого смысла и гуманизма, отдавал свою симпатию тем бедным людям, которые никому не причинили вреда, в которых стреляют, которых убивают… и убивают так жестоко.
В Пенджабе было одно место, Джалианвала Бауг — общественный парк, обнесенный стеной с одним выходом. Это было укромное место для больших собраний; там могли разместиться сто тысяч человек. В этом парке должен был состояться митинг людей, которые не хотели применять насилия, у которых не было даже палки в руках, — и эти люди были противниками насилия по своей природе или в силу традиций. Пенджабцы, сикхи… даже сикхская религия говорит, что сикх должен носить с собой меч, — это очень важно. Это часть его религии, ему не нужно никакое разрешение.
Даже в стране, подобной Индии, где нельзя носить оружие без специального разрешения, сикх носит оружие, потому что это вопрос его религии. И нельзя оскорблять ничьи религиозные чувства — даже если они и не слишком религиозные. Носить меч? Можно кого-то убить. Это нерелигиозно.
Но религия сикхов делает это обязательным, и британское правительство на протяжении трехсот лет разрешало им носить оружие, был такой прецедент. На протяжении трехсот лет им не чинили препятствий; поэтому препятствовать им теперь — это беспричинно их разгневать. Проще разрешить им носить свои мечи.
В Джалианвала Бауг большинство были сикхи, но из-за того, что они были последователями Ганди, они не принесли с собой свои мечи. Ганди сказал: «Вы не должны иметь никакого оружия, даже палки, даже бамбука; вы должны быть абсолютно безоружными. И пусть они убивают. Сколько они смогут убить невооруженных людей? Давайте посмотрим, как далеко они смогут зайти в своей бесчеловечности».
Там было сто тысяч человек, и британское правительство атаковало их без всякой причины — ведь эти люди ничего не делали; они просто произносили молитвы и просили Бога сделать их страну свободной. Но в этом нет ничего противозаконного.
Вы можете просить Бога сделать вашу страну не свободной — какая проблема? Если они просят Бога, то и вы просите тоже. В вашем ведении все церкви и все священники: пусть они все просят Бога не делать страну свободной. Если этот вопрос касается сражения в молитвах, пусть это будет так. Но они послали генерала Дайера, очень жестокого человека, с армией и пулеметами.
Можно себе представить: один выход, генерал Дайер с пулеметами у ворот, высокие стены, через которые нельзя перелезть, — и он начал стрелять. Он убил тысячи людей — детей, женщин, стариков — без всякой причины. Но это вызвало возмущение во всем мире. Британское правительство вынуждено было отозвать генерала Дайера обратно в Англию. Они вынуждены были назначить специальное расследование этого дела просто для вида, потому что симпатии были на стороне индийских революционеров — как-то надо было отреагировать.
Всю ответственность возложили на генерала Дайера, но он сказал: «Не я ответственен за это. Я получил приказ от генерал- губернатора, я просто солдат. Что еще я мог сделать, кроме того, чтобы исполнить приказ? И если вы хотите расследования, то расследуйте деятельность генерал-губернатора. А я знаю абсолютно точно, что он получил приказ от премьер-министра Уинстона Черчилля. От кого еще он мог получить такой приказ?» Но кто послушает бедного генерала? Расследование продолжалось.
Но как идет правительственное расследование? Они тянут его в течение нескольких лет, а за это время люди забывают, в чем вообще было дело, кто был виноват, что случилось. Так много всего после этого произошло, так много продолжалось других расследований. В конце концов пришел отчет; и он сплошь состоял из юридических терминов, поэтому так никто и не узнал результатов расследования.
Генерал Дайер не понес никакого наказания. Действительно, с каким лицом британское правительство могло вынести наказание Дайеру? Да, он ушел в отставку с прекрасными видами на будущее. Это не наказание, это награда.
Те люди стояли с голыми руками перед пулеметами, обнажив грудь, и говорили солдатам: «Убивайте, сколько можете, потому что жить в рабстве хуже, чем умереть». В конце концов британское правительство уступило.
Ганди никогда не думал… Эти люди — им доверяли, их знали как не признающих насилия, не жадных до власти — внезапно переменились. Когда революция достигла цели и эти люди пришли к власти, они начали делать то же самое, что делало Британское правительство. Теперь уже они стреляли в коммунистов, они стреляли в социалистов. Они полностью забыли о ненасилии.
Что говорить о них; вы будете удивлены, узнав, что даже Махатма Ганди забыл о ненасилии. Луис Фишер, американский писатель, который писал биографию Ганди — это одна из самых прекрасных биографий Ганди, — спросил Ганди: «Вы говорите о ненасилии, а если страна станет независимой, вы собираетесь иметь армию или нет?»
Ганди сказал: «Ответ очевиден. С того момента, как страна станет свободной, армии не будет».
Луис Фишер спросил: «А если кто-то нападет на страну — ведь на вас нападали на протяжении двух тысяч лет… Даже имея армию и защищая себя, вы постоянно подвергались нападению в течение двух тысяч лет, и вас снова и снова порабощали. Что же случится, когда вы распустите армию и сбросите оружие в океан? Тогда со всех границ люди устремятся в вашу страну. Что вы тогда будете делать?»
Ганди сказал: «Мы их радушно примем, скажем им: „Если вам нет места в вашей стране, у нас есть место для вас — вы можете прийти сюда. Даже если у нас не будет свободного места, мы разделим с вами то, что есть. Живите с нами“».
Луис Фишер был настойчив. Он сказал: «Времена изменились. Люди могут приходить не с миром, они могут бомбить вас с воздуха. Что вы тогда будете делать? Тогда уже не будет возможности столкнуться лицом к лицу и поговорить».
Ганди сказал: «Я верю в Бога, и я верю в душу. Мы будем стоять, подняв глаза к небу, и молиться, и если это Божья воля, то подчинимся ей. Но мы будем в своих молитвах просить Бога изменить сердца этих людей, которые пришли бомбить нас». Это человек, каким он был перед революцией — намного раньше, за десять лет до нее.
Когда революция свершилась и Пакистан напал на Индию в штате Кашмир, премьер-министр Джавахарлал Неру сказал Ганди: «Мы пошлем войска, а вы благословите их», — и Ганди благословил их. Над местом, где обычно останавливался в Дели Ганди, пролетели три самолета; Ганди вышел в сад и благословил их. Это были первые самолеты для нападения, за ними последовала армия.
Что случилось с этим человеком? Армиям грозило уничтожение, а он выходил помолиться Богу — благословить самолеты, несущие бомбы для тех людей, которые несколько дней назад были частью Индии. Они были частью Индии; но теперь на карте поменялись цвета, была проведена новая линия. И эти люди больше не индийцы, они пакистанцы.
У власти есть свой собственный путь, чтобы уничтожить вас.
Она уничтожает даже революционеров, которые против насилия, она уничтожает их лидера, который тоже против насилия. В решающий момент он потерпел поражение.
Он не смог сказать Джавахарлалу: «Распустите армии и позвольте Пакистану войти в Индию — это наши люди. Пусть они завоюют нас, в чем проблема? Страна была единой прежде, она будет единой и теперь. Она может и не называться Индией, она может называться Пакистаном, — это только слова».
Если бы я был на его месте, я бы просто сказал, что… Если бы это было моей философией, ненасилие, — а это не является моей философией, но если бы это было моей философией, то я пришел бы к логическому заключению; все просто. «Вы все хотите единую страну, а эти бедные пакистанцы именно это и стараются сделать; пусть они сделают это, помогите им. Будет лишь небольшая разница; раньше, когда страна была единой, она называлась Индией. А что изменится от того, если теперь страна станет называться Пакистаном — это гораздо красивее».
Пакистан означает «святая земля». А слово Индия ничего не означает. А назвали так страну потому, что у персов, которые пришли завоевывать Индию, в их языке, в их алфавите нет буквы «с», поэтому реку Синду они назвали Хинду; наиболее близкой к «с» оказалась буква «х» — в их языке они могли через «х» приблизиться по звучанию к букве «с». Поэтому, когда они переплыли реку Синду, по которой проходила граница Индии, они назвали ее Хинду, а землю, которая простиралась за ней, они назвали Хинд.
Когда слово Хинд из персидского стало переходить в другие языки, оно достигло Рима, и там оно превратилось в «Инд», а уже от слова Инд произошло английское слово Индия; других соображений нет.
Пакистан — красивое слово. Я любил бы и радушно принимал бы их. Да, страна называлась бы Пакистан, был бы их флаг — но что в этом плохого? Их флаг тоже очень красивый — зеленый флаг с луной и звездой. Это красивый флаг, в нем нет ничего плохого. Цвет хорош, символы прекрасны.
Какая разница? Возможно, они могли бы заставить индусов стать мусульманами — ну и что! Тысячи лет вы были индусами, и что вы сделали? Как раз для разнообразия это совсем не плохо. Будьте мусульманами! Прежде чем они насильно обратят вас в свою веру, позвольте им самим это сделать; говорите: «Пожалуйста, обратите нас». И затем становитесь мусульманами, и вас будет большинство; вы будете иметь право голоса, вы будете править страной. Это так просто. Пройдите весь путь без насилия.
Если все индусы станут мусульманами, то кто будет управлять страной? Эти индусы по-прежнему будут управлять страной, потому что они являются большинством, они наиболее образованные, наиболее культурные — и никаких проблем. А те, кто будет на них нападать, будут известны в истории как величайшие идиоты.
Но даже Ганди не нашел мужества, чтобы сказать Джавахарлалу: «Это неправильно — это против нашей философии». Нет, когда власть приходит в руки, вы начинаете думать с точки зрения власти, политики, а не с точки зрения философии.
Да, все революции заканчиваются провалом.
В силу своей природы они не могут иметь успеха; поэтому я не сторонник революций.
Вы спрашиваете: поскольку все революции ведут только к худшему, то почему бы не оставить все, как есть? Вы не понимаете — это и есть бунт: оставить все, как есть, ничего не нарушая. Пусть все идет своим чередом. Это именно то, что я понимаю под словом бунт.
Бунтарская личность не тратит свою энергию в борьбе и с тем, и с этим. Я вообще никогда и ни с чем не боролся — спорить с кем-нибудь не значит бороться. Я наслаждаюсь этим! Я настолько наслаждаюсь этим, что зачастую забываю, что спорю с самим собой. Для меня это просто игра. Но я никогда не проявляю свой бунт каким-либо пагубным образом. И я не учил вас что-либо уничтожать, разрушать общество или свергать правительство.
Я всегда учил вас, что надо собрать энергию из всех возможных источников в одно целое и наслаждаться.
Донесите до этого момента всю вашу скопленную энергию, и пусть все идет, как идет.
Как-то раз Шила спросила меня… она озадачена, сильно встревожена — это естественно, ведь она должна думать обо всей коммуне, — из-за того, что в любой день мировая экономика готова развалиться. Она, несомненно, идет к своему концу.
Доллар растет с каждым днем. Когда я был в Индии, официальный курс доллара составлял семь с половиной рупий. От семи до двадцати двух… доллар вырос по отношению к рупии в три раза, или рупия упала настолько, что составляет сейчас только одну треть от своей истинной стоимости. То же самое можно сказать и о других валютах, потому что все они взаимосвязаны.
Австралийский доллар обычно дороже, чем американский; но даже он упал ниже американского доллара. А тот в свою очередь растет все выше и выше. Наши люди, собравшиеся со всего мира на фестиваль, сейчас в большом затруднении, потому что на этот раз для участия им потребуется вчетверо большая сумма, чем раньше, из-за того, что доллар вырос в четыре раза. Такое не может продолжаться до бесконечности — экономически для всего существует предел. В один прекрасный момент доллар рухнет.
Так случилось в 1930 году; сначала доллар рос все выше, и выше, и выше… Но это не может продолжаться вечно, куда так можно прийти? Доллар рос так стремительно, что в Китае за пачку сигарет надо было выложить целый мешок банкнот. В Германии люди использовали банкноты в качестве топлива, для того чтобы согреть себе чашку чая. Бумажные деньги потеряли всякую ценность. Даже лес был дороже, поэтому выгоднее было жечь сами купюры.
Но подобное не может продолжаться вечно. Когда весь мир находится в таком беспорядке, естественно, что другие страны отделялись от доллара; и доллар рухнул вниз. И тысячи людей, миллионеров, покончили жизнь самоубийством в Америке в 1930 году.
Уолл Стрит стал местом массовых самоубийств. Люди просто прыгали вниз с небоскребов, потому что потеряли все. Всего две минуты назад они стоили миллионы долларов; спустя две секунды становились нищими — и они не могли смириться с этим. Лучшим выходом для них было спрыгнуть с тридцатиэтажного здания и покончить с собой.
Такое может снова повториться, потому что ситуация близка к той, что была тогда: медленно, медленно доллар движется вверх… Если у президента Рейгана есть хоть капля ума, он должен остановить повышение доллара. Но он радуется, потому что радуется вся Америка: «Президент Рейган доказал, что он великий президент — доллар растет, престиж Америки растет, деньги Америки растут. Мы на вершине!»
Но эти глупцы не понимают, что только тогда, когда они упадут с вершины, они поймут, что те, кто был внизу, на дне, были гораздо более счастливыми, потому что не могли упасть. Им было некуда падать, они и так уже были в самом низу. Упали только те, кто был на вершине.
Если бы у президента Рейгана было хоть немного здравого смысла… но я не представляю себе, чтобы он у него был, иначе вся эйфория в Америке исчезнет. Сейчас он может что-то делать, потому что Америка впала в эйфорию; но скоро придет спад.
Итак, Шила спрашивала меня, что мы должны делать — ведь когда наступит спад, у нас начнутся тяжелые времена.
Я сказал ей: «Не тревожься, пусть они наступают. А пока они не наступили, давай наслаждаться. Что ты можешь сделать?» Она думала, что по крайней мере мы могли бы собрать продуктов на два-три года.
Это будет опасно. Если есть продукты на два-три года, то все люди вокруг начнут нападать, потому что у них не будет продуктов, а у вас запас на два-три года. А когда люди умирают от голода, их ничто не сдерживает, они могут сделать что угодно. Поэтому ваши продукты станут магнитом для людей.
Будет лучше, если то, что случится с целым миром, случится и с нами. Зачем тревожиться? Ведь это случится не только с нами, это случится с целым миром; поэтому, когда бы это ни случилось с миром, это случится и с нами. Мы не будем в худшем положении, чем кто-либо другой. Мы будем в лучшем положении, чем кто-либо другой, потому что у нас, по крайней мере, есть община.
Те люди будут нести свою ношу на своих собственных плечах или на плечах своей маленькой семьи. Мы можем разделить нашу радость. Мы можем разделить нашу печаль. И математика такова: когда вы делите радость на всех, она увеличивается, когда вы делите печаль, она уменьшается. Мы сможем разделить нашу щедрость, мы сможем разделить нашу бедность. Мы никоим образом не будем в худшем положении, чем другие. Мир как-то пережил 1930 год; он переживет и этот кризис тоже.
Но кто знает, когда он наступит? Возможно, его и вовсе не будет. Может быть, сначала будет мировая война. У президента Рейгана может случиться сердечный приступ. Если у него есть сердце, то есть и вероятность сердечного приступа. Вы можете чувствовать себя в безопасности, только если у вас нет сердца, Я подозреваю, что у него оно есть, но кто знает?
Даже искусственное сердце может подвести; батарейки выйдут из строя, все может быть. Поэтому не надо беспокоиться о завтра. Я сказал Шиле: «Не надо беспокоиться о завтра. Надо жить сегодняшним днем. Живи, наслаждайся, а когда придет завтра, мы посмотрим; все, что мы сможем сделать, мы сделаем».
Вот что я понимаю под бунтом.
Не беспокоиться о будущем — такова позиция бунтаря. Если придет смерть, надо воспринимать это как должное; мы пожили и не должны выражать недовольства. Только те, кто не жил, воспринимают приход смерти с недовольством.
Мы живем полной жизнью; если придет смерть — это вполне нормально. И любое время ее прихода будет правильным, мы будем готовы встретить ее. У нас не много вещей. Можно держать свой чемодан наготове — если придет смерть, надо просто взять его с собой. Или можно сложить свою палатку, говоря при этом: «Это займет всего десять минут. Я беру с собой палатку, потому что путешествие с такой толпой, которая сопровождает тебя, может доставить неприятности». Мы можем взять свои палатки.
Те, кто жил, не беспокоятся по поводу смерти. Только люди, жизнь которых была пустой, боятся смерти.
Поэтому я сказал ей: «Забудь об этом. Этого мгновения достаточно для того, чтобы жить, чтобы делать дело, чтобы созидать. В следующее мгновение мы посмотрим. Мы будем там и сделаем все, что будет в наших силах. А если ничего нельзя будет сделать, то мы всегда сможем красиво умереть. Смерть — это не унижение».
Конечно, если жить в унижении, то и умирать придется тоже в унижении. Если жить без изящества, то умирать придется тоже без изящества.
Ваша смерть будет кульминационной точкой вашей жизни.
Живите с достоинством, живите с радостью, живите с изяществом — и смерть не будет ничем иным.
Она будет наивысшей точкой вашей жизни.
Это мое понимание бунта. Мы не революционеры — все они ортодоксальны. Это так же старо, как и все остальное; революционеры появились тогда же, когда и первые человеческие существа. И революционеры, которые изменяли общество, существовали всегда. И тот, кто задал вопрос, прав в том, что каждая революция все меняет к худшему.
Так и должно быть по той простой причине, что если вы можете свергнуть режим… Например, если вы можете свергнуть режим Адольфа Гитлера, то вы должны быть чуть значительнее его; иначе вам не удастся его свергнуть. Это очень простое явление.
Почему Адольфа Гитлера не могли свергнуть? Вы думаете, не делались попытки? Тогда были и коммунисты, и социалисты, были и демократы — а коммунистическая партия была самой организованной партией в Германии. Успех Адольфа Гитлера — это просто успех грубости. Если вы это поймете, то вам это очень поможет.
Когда он создал свою партию, нацистскую партию, в ней было девятнадцать членов. Коммунистическая партия была крупнейшей, в ней состояли тысячи человек. Старый режим шатался. После первой мировой войны Германия потеряла былую мощь, она более не была сильной нацией. Наиболее вероятной в этих условиях была победа коммунистической партии. Что мог сделать Адольф Гитлер со своими девятнадцатью единомышленниками? Но он смог.
Что же он сделал? У него была вполне определенная стратегия. Он не допускал, чтобы какая-либо другая партия проводила свои митинги. Например, если коммунисты созвали митинг, то его девятнадцать человек были там, среди толпы, с оружием и гранатами со слезоточивым газом, и они срывали митинг. Они избивали людей, которые просто от нечего делать пришли послушать… Должны были выступать лидеры коммунистической партии; многие из присутствовавших просто пришли послушать, что они скажут. И они были избиты; кое-кто был даже убит, а митинг превращался в хаос.
Постепенно становилось ясно, что посещать коммунистические митинги невозможно. У них были тысячи членов, а этой маленькой группке преступников удалось сделать нечто: никто, кроме них, не мог провести митинг без беспорядков. А на их митингах беспорядков не было, потому что они сами и были нарушителями.
Поэтому, когда Адольф Гитлер проводил митинг… А люди своего рода наркоманы. Они политические наркоманы — если они несколько дней не посещают политических митингов, они начинают тревожиться; начинают думать, что что-то проходит мимо них.
В итоге ни социалистическая партия, ни коммунистическая, ни демократы, ни либералы — никто не мог проводить митинги. Первой программой Адольфа Гитлера было дать понять всей стране, что единственным человеком, который мог проводить митинги без какого-либо насилия по отношению к собравшимся, был он. И он дал понять это при помощи простой стратегии. Он был единственным, кто фигурировал в новостях, кто был у всех на слуху, ведь он стал единственным политическим лидером, которого можно было услышать, — и тысячи людей приходили слушать его.
А те идиоты — социалисты, коммунисты, либералы, демократы — даже не смогли понять его стратегии. А это было так просто. Они даже не смогли понять, почему не срывали его митинги. Кто были те люди, которые устраивали беспорядки на их митингах?
Это было просто, для этого не было необходимости тяжело трудиться. Просто сидя на своем стуле, в своей комнате можно было решить задачу, что именно они были теми, кто срывал митинги других партий. Их митинги никогда не срывались, потому что эти люди действовали примитивно. Они никогда не думали, что это станет политической стратегией.
Потом Адольф Гитлер стал единственным оратором, Адольф Гитлер стал единственным человеком в новостях; численность нацистской партии начала расти гигантскими шагами. Через два года у него были уже тысячи последователей — а все остальные партии были просто раздавлены. Он сумел это сделать перед выборами — не осталось ни одной другой партии, кроме нацистской. Он пришел к власти.
А теперь, если вы хотите свергнуть Адольфа Гитлера — а свергнуть его просто необходимо, — вы не сможете это сделать иначе, как став на ступень ниже в человеческом развитии, чем он. А как же теперь революция может быть успешной?
Если революция будет иметь успех, это значит, что победит человек еще хуже Адольфа Гитлера. Но это провал революции, а не успех. Поэтому любой путь ведет к краху. Либо вас ждет неудача, и останется Адольф Гитлер; либо вы победите и этим докажете, что вы хуже него. Революцию в любом случае ждет провал. Поэтому это правда: революции не помогают людям, а создают для них еще более худшие условия.
Однако никто не пытался бунтовать.
Революция — это коллективная попытка свержения правительства.
Бунт — дело индивидуальное.
Он никого не свергает; он просто стирает лицемерие индивидуумов.
Бунтовщик отбрасывает все внешнее.
Он не является противником какого-либо режима или общества. Его не волнует вся эта ерунда. Те, кто заинтересован в этом, пусть делают свое дело. Просто бунтовщик ориентирован на себя.
Многие осуждали меня зато, что я учу себялюбию. Да, я учу себялюбию. И это не обвинение, это вся моя философия. Я учу вас быть себялюбивыми, потому что тысячи лет вас учили не быть себялюбивыми, но от этого никому не стало лучше.
Я учу вас ориентироваться на себя.
Выбросьте весь мусор, который есть в вас.
Очистите себя и начните жить так, как если бы вы были первым и последним человеком на земле. Первым, потому что вы не должны нести на себе бремя прошлого, прошлого нет. А последним, потому что вы не должны тревожиться о будущем, о том, что будет с вашими детьми. Они сами о себе позаботятся.
Думайте о себе и живите полной жизнью внутри себя, в своей самой сокровенной сердцевине.
Вот что такое бунт: пусть все идет, как идет.
Но вы не вещь, вы человек: измените себя, трансформируйте себя.
Станьте новым человеком.