Библия Раджниша. Том 4. Книга 2

Беседа 20 ЯЗЫЧНИК: КОКОН СОЗНАНИЯ 17 февраля 1985 года

Бхагаван,

Были ли религиозными язычники?

Христиане придали такое обвинительное определение слову «язычник», что оно стало почти значением этого слова. Быть язычником, согласно христианам, значит быть нерелигиозным. Действительность говорит об обратном.

Христианство — это псевдорелигия.

Оно даже не религиозно, так как, по моему мнению, нерелигиозный человек, по крайней мере, является подлинным, а псевдорелигиозный человек неискренен, нечестен. Он лицемер. Поэтому вначале вы должны отбросить идею о язычниках, которую создало христианство.

Христианству всего лишь две тысячи лет; язычники жили миллионы лет. До того, как родилась любая религия, так называемые великие религии — индуизм, мусульманство, буддизм, христианство, — язычники жили по всему миру даже до того, как впервые были услышаны эти названия.

Язычник не нерелигиозен.

Он не антирелигиозен, он не псевдорелигиозен.

Он также и не религиозен; но при всех этих четырех категориях он больше всего приближается к религиозному человеку.

Язычник находится на предшествующей стадии религиозного самосознания.

До того, как человек станет религиозным, он должен отправиться назад, став язычником. Другого пути нет.

Что я имею в виду, говоря, что перед тем, как стать религиозным, человек должен пройти через состояние язычника? Я имею в виду то, что он должен стать свободным от всех псевдорелигий, псевдонерелигий, от всех видов идеологий, от чужих знаний. Он должен стать чистым, подобно Адаму и Еве, выходящим из райского сада.

Кем они были — иудеями, христианами, мусульманами? Единственное слово, которое можно применить к ним, — это язычники. Они были подобны маленьким детям.

Все дети — язычники. Вы изо всех сил стараетесь сделать из них христиан, иудеев, индусов; и, к сожалению, вы добиваетесь успеха, потому что ребенок настолько беззащитен и зависим от вас, что вы можете заставить его притвориться быть кем-то: католиком, протестантом, свидетелем Иеговы, любым абсурдом. Вы можете влиять на ребенка, так как человеческий ребенок наиболее беззащитный ребенок во всем царстве животных.

Человеческий ребенок не может выжить без своих родителей, без чьей-либо заботы, без чьей-либо теплоты и любви. Ему нужно все то, в чем нуждаются детеныши животных, — но кроме этого он нуждается в чем-то большем…

Было научно определено, что вы можете дать ребенку физическое питание, но если вы лишите его психологической пищи, то он умрет через три месяца. Если, например, никто не обнимает его, никто не старается прижать его к себе, а темной ночью он оставлен в одиночестве и никакая мать не дает ему свое тепло…

Вы можете накинуть на него электрические одеяла, но тепло материнского тела — не электричество, это не просто тепло, это нечто большее: это любовь, это забота. Ребенок чувствует, что его защищают, что в нем нуждаются, что ему надо выжить, так как кто-то любит его.

Ребенок, спрятанный в темноте под одеялами, без того, что его никто не прижимает к сердцу, начинает чувствовать, что на него не обращают внимания, его забыли, его покинули. Почему он должен продолжать жить? Для кого?

Он настолько беззащитен, что вы можете эксплуатировать его. А это беда, когда даже родители не были способны контролировать соблазн эксплуатировать беззащитного, хотя этот беззащитный — не кто иной, как их собственный ребенок. Возможно, они никогда не думают о том, что они делают.

Христианские родители думают, что они помогают ребенку стать христианином; иначе он будет потерян. Они никогда, ни секунды, не задумываются над вопросом: они христиане; они чего-то достигли или они также не потеряны?

В ум каждого родителя надо вложить простой вопрос: что бы вы ни делали, о чем бы вы ни думали, во что бы вы ни верили, разве это помогло вам достичь того пространства, которого, как вы хотели бы, должен достичь ваш ребенок? Если вы сами пребываете в забвении, не зная, кто вы, откуда вы прибыли, куда вы направляетесь, чем вы занимаетесь…

Если у вас нет ответа, то, пожалуйста, будьте сострадательны к ребенку. Это ваш ребенок; по крайней мере, не позволяйте ему жить жизнью, которой жили вы. Одно определенно, что путь, которому вы следовали, никуда не привел.

Поэтому, по крайней мере, заставьте ребенка осознать: «Я напрасно потратил свою жизнь, и я не хотел бы, чтобы и ты также напрасно потратил свою жизнь. По крайней мере, попытайся использовать другой путь; даже если ты также тратишь свою жизнь, то, по крайней мере, будет удовлетворение, что ты попробовал что-то еще. Возможно, все потерпит неудачу, тогда проблемы нет. Но иди своим собственным путем».

Вот что я имею в виду, называя ребенка язычником.

По моему мнению, язычник — это тот, у кого ум представляет собой чистую грифельную доску, тот, у кого нет никакого представления о Боге, кто даже не спрашивает о Боге, тот, кто не беспокоится о рае и аде, кто не интересуется, прав ли Иисус, или Моисей, или Мухаммед. Это не его вопросы.

И помните одну основную вещь: если какой-то вопрос не ваш, то не поможет никакой ответ.

Это подобно тому, как если бы вы заставляли пить воду человека, которого не мучает жажда. Когда нет вопроса, то вбивание ответа в его голову является просто абсурдом. Некто не голоден, авы с мечом в руках заставляете его: «Вы должны есть!» Почти во всех цивилизованных обществах так поступают даже относительно еды, одежды… «Вы должны сделать это».

Я вспоминаю свое детство… В джайнской семье ничего нельзя есть ночью; но в промежутке между восходом и закатом солнца вы можете есть, вы можете пить. Естественно, для этого есть определенное время, и вы не можете принимать пищу много раз за такой короткий промежуток времени. Поэтому в джайнской семье нет ничего подобного завтраку, так как если вы завтракаете, то возникнут трудности; затем, немного позже, около часа дня, должен быть ленч — так заведено во всем мире. Но если ленч в час дня, то ужин должен быть в пять, до заката солнца. Затем будет слишком маленький перерыв. Затем, как насчет перерыва, чтобы выпить кофе? Времени даже нет, чтобы сделать перерыв и выпить воды.

Поэтому единственный путь: отбросьте завтрак, съешьте свой ленч в одиннадцать, съешьте свой ужин в пять. По крайней мере, между двумя большими приемами пищи должен быть шестичасовой перерыв. Это очень не научно, так как после пяти часов и до следующего утра в одиннадцать — очень большой перерыв.

Начинаешь привыкать; надо привыкать — другого пути нет, — так как в очень ортодоксальной джайнской семье после ужина всю оставшуюся пищу отдают нищим. Поэтому на кухне ничего не остается, и ночью, когда все спят, из еды ничего нельзя найти. Все должно быть съедено, так как нет смысла хранить еду; к завтрашнему дню она станет безвкусной. А вам придется ждать до одиннадцати часов.

В моем детстве чаю не очень отдавали предпочтение. В Индию он был завезен людьми с Запада. Чай попал в Индию после того, как он обошел весь мир. Из Китая он был завезен на Запад — Марко Поло вез целые мешки чая, — а из Европы чай попал в Индию. На самом деле, в Китае первым именем, связанным с историей чая, является индийское имя, Бодхидхарма; он был первым человеком, который выращивал чай. Действительно чай совершил кругосветное путешествие.

А поскольку он появился с помощью британцев… В Индии в народе существовал антагонизм относительно всего, что было связано с британцами; это естественно, они же были врагами. Они бесплатно распространяли чай и кофе даже с лотерейными билетами, которые находились в пакетах с чаем. Если вам попадался пакет с лотерейным билетом, то вы также получали выигрыш.

Индийцы в своей массе проявляли даже большую неохоту: зачем так много интересоваться распространением чая и кофе, вкладывая много денег и привлекая много людей к бесплатному распространению? Я видел это своими собственными глазами в своем родном городе. Все чайные компании участвовали в распространении, используя большие лотереи. Но постепенно благодаря этим лотереям люди стали раскрывать пакеты с чаем — и несколько бунтарских душ стали пить чай, а также кофе.

Вначале вкус не очень хороший; чай и кофе — не вкусные. Вы должны узнать этот вкус; но люди, которые пробовали, обнаружили, что это придает им бодрость. Индийцы по этой же причине курили табак. На самом деле, табак и чай содержат одинаковые ингредиенты, которые делают вас более оживленными, менее сонными, более бодрыми.

Поэтому постепенно… но на это ушли годы, и особенно в ортодоксальных домах. Мне, должно быть, было около двадцати лет, когда я впервые увидел, как чай вошел в мой дом, так как моя бабушка была абсолютно против всей этой чепухи.

«Что там может быть хорошего, в этих сухих листьях? Пейте молоко, пейте ласси, — которое сделано из творога, — которое является пищей. Что это за чепуха? Какая там может быть пища? А эти люди, — говорила она обычно, — дурачат вас для того, чтобы вы стали слабыми. Они хотят иметь слабую страну, так как рабы не должны быть сильными».

Она была старой женщиной, но у нее были сильные идеи. До некоторой степени она была права; она говорила, что вы не должны становиться более слабыми, иначе вы никогда не будете свободными. Это рационально, что индийцы пили молоко и ели сладости, сделанные из молока или из творога, имея определенную идею о том, что телу нужна сила и уму нужна сила. «Итак, чай и кофе не могут придать вам силу, а эти люди распространяют эти вещи для того, чтобы отвлечь ваш ум».

И они преуспели в этом. Люди забыли о молоке, и ласси, и о других вещах, которые были действительно питательными, и люди стали привыкать к чаю и кофе. Поэтому в моем детстве по утрам не было даже чая и кофе. Завтрак на самом деле был ленчем.

Если вы думаете о слове «завтрак», — а он был действительно завтраком (английское слово завтрак — breakfast — может читаться как «прерывание поста» — break fast), так как с пяти часов вечера и до одиннадцати часов утра… Ваш завтрак не очень похож на завтрак, так как вы ложитесь спать, поев, пожевав — хотя бы, жуя жевательную резинку, ведь вы можете продолжать жевать ее даже во сне. А перед тем как встать, вы пьете чай в постели. Вначале чай, потом еще что-нибудь.

В Индии это было немыслимо. Вначале вы должны принять ванну, вы должны прочистить свой рот, вы должны сделать свои отправления обрядов.

Итак, даже дети… Когда я был ребенком, для меня это было трудно, и я думаю, что для всех детей должно быть трудно оставаться так долго голодным. К счастью, я жил с бабушкой с материнской стороны, которая была очень добродушной женщиной, и она все могла понять. Она сказала: «Я знаю, сколько много я страдала в детстве, поэтому не беспокойся. А если это грех, то я беру на себя ответственность, так как я даю это тебе».

И она приносила сладости и что-то еще и держала их рядом с моей кроватью даже ночью. Она портила меня в течение всей моей жизни. Даже в два часа ночи, если я чувствовал голод, то мне надо было лишь обнаружить стол, и на нем я находил все то, что она там держала.

Это стало такой привычкой, что, когда я пошел в университет, все студенты были озадачены: «Какие же у тебя привычки? Каждый день ты приносишь сладости и держишь их рядом со своей кроватью, а среди ночи… Разве ты не можешь поесть раньше?»

Я сказал: «Это не имеет никакого значения. Среди ночи, когда я просыпаюсь в два часа — я делал это так много лет, что в два часа мой желудок просто дает мне сигнал. А если я не поем, то не могу спать. Поэтому лучше поесть, а затем отправляться спать».

Но все мои братья и сестры учились голодать. Я сказал своему отцу: «Это ваша религия; если вы выбрали для себя не есть ночью, то это ваше дело. Но эти дети не имеют никакого представления о каком-либо контракте с вами. Вы даже не предоставили им выбора, что „если ты мой ребенок, то ты должен оставаться голодным по много часов каждый день“. Итак, не навязывайте им эти вещи. Оставьте их в покое. Тогда согласно своей природе, если они почувствуют голод, то поедят».

А ситуация была странной. Например, когда я приходил в дом моего отца, который находился недалеко от дома моей бабушки, то, если уже настало время для принятия пищи, они старались заставить меня поесть. А я всегда был сыт, так как ночью перед тем, как пойти спать, я ел. Среди ночи я спал, утром я ел, поэтому я всегда был сыт; меня не интересовал их ленч.

А они заставляли меня, они говорили: «Ешь, иначе как ты выживешь?»

Я говорил: «Не беспокойтесь. Я выживаю — разве вы не видите, что выживаю? Вы можете взвесить меня и сравнить с любым вашим ребенком». И я был тяжелее любого их ребенка: ребенка моего отца, моего дяди, моего другого дяди. И я сказал: «Это достаточное доказательство; вы можете взвесить нас в любой момент. Вы морите голодом этих несчастных ребят». Но религия обманывает сама себя от поколения к поколению.

Все дети рождаются язычниками.

Надо отметить одну основную вещь: вы родились язычником.

Слово «язычник» означает нечто чистое — на вас ничего не написано: ни священного писания, ни дисциплины, ни доктрины, ни культа, ни кредо.

Вы были просто человеком; а затем люди начали отрезать: эта сторона длиннее, эта сторона короче… растягивая вас и стараясь что-то из вас сделать. Они не были заинтересованы в вас. Никто не заинтересован в вас вообще; каждый заинтересован в своей собственной идее, и он хочет навязать вам эту идею. Он думает и верит в то, что он навязывает ее, потому что любит вас.

По моему мнению, если это любовь, то что же тогда ненависть? Любовь должна означать только одну вещь, свободу, — а этот калека не дает вам свободу. Кто они такие, чтобы решать, какая мораль, какой характер, какая идеология правильны для вас? Но они решают все.

Во всем этом мире все решено одними людьми за других. Это очень странное место.

Мне вспомнилась маленькая притча. Это случилось во дворце императора Акбара — он был Великим Моголом, императором Индии. Он и его мудрецы стояли во дворце, что-то обсуждая. У него было девять мудрецов, отобранных со всей Индии; по каждой специализации у него был самый лучший человек. Их называли «его девятью сокровищами». Один из них был человек по имени Бирбал. Он был человеком с огромным чувством юмора; вот почему он был выбран. Его считали самым лучшим человеком, который имел глубочайшее чувство юмора.

В то время, когда они разговаривали, Акбар без всякой причины, из-за хандры, шлепнул Бирбала, который стоял рядом с ним. Бирбал никогда не терялся; он шлепнул человека, который стоял с другой стороны. Такое было качество этого человека; он был действительно разумным человеком. Тот человек не мог понять, что происходит: «Император шлепнул его; почему он шлепнул меня?»

Он был озадачен, и он спросил Бирбала: «Что ты подразумеваешь под этим?»

Бирбал сказал: «Не теряй времени: ударь кого-нибудь еще!»

Он сказал: «Что же происходит в этом мире?»

Бирбал сказал: «Ты не можешь вернуть удар первоисточнику. Иди вперед и ударь кого-нибудь еще, и пусть это передается; иначе ты будешь озадачен. А мир круглый…»

Вы будете удивлены тем, что Галилей только триста лет назад сделал открытие, что мир круглый. Но в Индии само слово «география» звучит бхугол. В течение тысяч лет само слово «география» было бхугол; бхугол означает «Земля круглая».

Открытие Галилея не такое уж и великое — или открытие Коперника, или Колумба. Все эти люди не имели представления о том, что есть страна, в которой слово «география» просто означает «Мир круглый!»

Поэтому Бирбал сказал: «Мир круглый; не беспокойся; рано или поздно этот удар вернется к императору!» И случилось так, что удар вернулся в ту же самую ночь.

Он, должно быть, обошел многих людей; и каждый был огорошен и сказал: «Какой здесь смысл? Я ничего не сделал».

Другой же человек сказал: «И я ничего не сделал, но это началось из дворца. Просто говорят, что надо передавать удар дальше, не задерживайте его, потому что вас это вовсе не касается. Удар дошел до вас, передавайте его дальше, и с ним покончено. Вы не можете вернуться к первоисточнику».

Это утверждение Бирбала: «Ты не можешь вернуться к первоисточнику, продолжай идти вперед. Если мир круглый, то удар вернется к нему». И он вернулся к нему от его самой любимой жены, так как ее любовник — у нее был любовник — ударил ее.

Она сказала: «Что ты подразумеваешь под этим?»

Он сказал: «Я ничего не подразумеваю; это продолжается по всей столице. Каждый получил удар; и говорят, что это началось от самого императора. А Бирбал говорит: „Не беспокойтесь; мир круглый; рано или поздно удар вернется к императору“».

Но она была личностью, которая могла ударить императора; кто же еще мог ударить его? Она ударила его, сильно ударила! Он сказал: «Что ты подразумеваешь под этим? Что ты делаешь? Кто сказал тебе?.. Бирбал был здесь?»

Она сказала: «Нет, никого здесь не было, но удар достиг меня. Он ходил по всей столице; как я могу избежать его? Он дошел до меня с посланием о том, что ты это начал, и до тех пор, пока он не вернется к тебе, нет способа остановить его. Итак, с ним покончено».

На следующий день, сразу же, первая вещь, которую сделал император, был вопрос Бирбалу: «Ты просто нечто! Я думал, что хотя мир круглый, а то, что ты говоришь, звучит разумно… Но то, что удар достиг меня через двадцать четыре часа, — я никогда об этом не думал!»

Бирбал сказал: «Дело не в размышлении; такова реальность. Я наблюдал, как это постоянно происходит. Я не знаю, почему я — индус; просто это передал мне мой отец. А его отец это передал ему. Сейчас я должен передать это своим детям, иначе я завязну с этим бременем».

«Передавайте дальше, и вы остаетесь свободными. Каждый передает вещи. И вы не можете добраться до первоисточника. Итак, куда мне идти для того, чтобы найти своего отца? Он мертв. И даже если я смог бы найти его, он сказал бы: „Сын, что я могу поделать? Мой отец мертв уже многие годы; я не могу найти его. Будет лучше, если ты дашь это какому-нибудь молодому человеку, который может нести эти вещи, а в свое время он передаст их дальше. Не беспокойся — именно так происходило веками“».

Каждая проблема продолжает передавать все свои искажения, путаницы, проблемы, заботы новому поколению. А новое поколение создает свои собственные проблемы, поэтому они продолжают накапливаться. Это подобно реке. Новые ручьи продолжают встречаться, и река продолжает становиться все больше, больше и больше.

Вот к чему сейчас это привело. В течение миллионов лет люди обрушивали все свои страдания и проблемы на своих детей. Сейчас это дошло до такой точки, когда бремя слишком велико. Оно может погубить все человечество.

Ваш вопрос значителен. Почему вы не можете видеть жизненные проблемы так ясно, как вижу их я? Давайте двигаться медленно. Во-первых, я могу ясно их видеть, потому что у меня нет никаких жизненных проблем. Имеются две стороны медали. Бели вы чисты, если вы можете видеть, то ваши жизненные проблемы растворяются. Позвольте мне напомнить вам об использовании слова «растворяться». Я не говорю о том, что вы находите ответы, решения ваших проблем, нет. А я говорю только о жизненных проблемах; вот о чем вы спросили.

Самая важная вещь, касающаяся жизненных проблем, которую необходимо понять, следующая: они созданы неясностью вашего видения. Итак, это не значит, что вначале вы ясно видите их, затем вы находите решение, а после этого вы пытаетесь применить это решение. Нет, процесс не такой длинный; процесс очень простой и короткий.

В тот момент, когда вы можете ясно видеть свою жизненную проблему, она растворяется. Это не значит, что сейчас вы нашли ответ, который вы используете, и когда-нибудь вы добьетесь успеха в разрушении этой проблемы. Проблема состояла в неясности вашего видения. Вы сами были ее создателями.

Запомните опять: я говорю о жизненных проблемах. Я не говорю о том, что если ваш автомобиль сломался, то вам следует безмолвно сидеть и ясно видеть, в чем заключается проблема: проблема ясна; теперь делайте что-нибудь. Вопрос не в том, что вы просто сидите под деревом и медитируете, а когда изредка открываете глаза, то смотрите, решена ли проблема или нет.

Это не жизненная проблема; это механическая проблема. Если шина вашего автомобиля проколота, то вам следует сменить колесо. Если вы просто сидите, то это не поможет; вам нужно встать и сменить колесо. Это не имеет ничего общего с вашим разумом и ясностью вашего видения; это имеет нечто общее с дорогой данного округа.

Что может ясность вашего видения сделать с дорогой данного округа? С другой стороны, не могут ли три тысячи медитирующих отремонтировать одну дорогу округа? Одной медитации будет достаточно — и утром вы обнаружите заасфальтированную дорогу.

Но вопрос касается только жизненных проблем. Например, вы ощущаете в себе ревность, злобу, вы ощущаете бессмысленность жизни. Вы тащитесь куда-то. Вы больше не чувствуете, что жизнь содержательна. Это жизненные проблемы, и они возникают из неясности вашего ума.

Поскольку эта неясность — источник возникновения проблем, то ясность уничтожает их. Если вы чисты, если вы можете ясно видеть, то проблема исчезнет.

Вы не должны ничего делать, кроме следующего. Надо просто смотреть, наблюдать за всем процессом: как возникает проблема, как она овладевает вами, как вы становитесь полностью омраченными ею, ослепленными ею; и как вы начинаете безумно действовать, в чем вы позднее раскаиваетесь. И когда позднее вы осознаете, что это было полнейшим безумием, вы говорите: «Я сделал это вопреки себе самому. Я никогда не хотел этого делать, но все же я сделал это. И даже когда я делал это, я знал, что я не хочу этого делать». Но это произошло так, как будто вами овладели…

Сама эта идея о том, что вами овладели привидения и духи, является не чем иным, как очень древним символическим способом сказать вам то, о чем я говорю вам. Человек, которым овладело привидение, не имеет ничего общего с привидением; это его собственное подсознание, его собственная зависть, его собственная злоба, ненависть, его собственный бессознательный ум. А его сознательный ум настолько мал, что подсознание преобладает над ним.

Представляется почти так, как если бы кто-то извне завладел вами, поскольку вы отождествляетесь с вашим сознательным умом — маленьким островом, — а океан со всех сторон забрызгивает вас, накрывает вас своей пеной. Естественно, вы думаете, что нечто извне завладело вами, и вы делаете вещи, которые не хотите делать.

Почти девяносто пять процентов убийц признались во всех судах мира… Ни один судья не верит им, так как ни один судья не является психоаналитиком. Таков этот безумный мир — убийцу судит человек, который изучил закон. Итак, что же закон должен поделать с убийством? Есть ли какая-нибудь связь между законом и убийством? Вы думаете, что, изучая закон, вы становитесь убийцей или, изучая закон, вы становитесь способными понять, как случается убийство, почему один человек убивает другого?

Закон не имеет к этому никакого отношения. Вот почему я говорю, что это совершенно безумный мир. Судить должен психоаналитик, потому что он может понять, почему человек убивает. А когда человек говорит: «Меня покинул разум, когда я делал это. Я сожалею об этом, я не могу сейчас даже поверить, что я сделал это. Я сделал это, но я не могу поверить, как это стало возможным…»

Но ни один судья не поймет его. Ни у одного судьи нет способности к пониманию. Он сам сделал бы то же самое, — а знание всех законов не имеет значения. Действительно, юристы совершают больше незаконных актов в мире, чем кто-либо другой, поскольку они точно знают, как обойти законы, как отыскать лазейки. И ни один закон не совершенен, лазейки существуют. Необходимо лишь немного разума для того, чтобы отыскать лазейку, и в этом случае вы можете совершить что-то, не будучи пойманными.

В свои школьные годы я любил одного из моих мусульманских учителей, Маулану Рахимуддина. Он был ученым, и, конечно, человеком, которого можно было назвать мудрым. Он обычно руководил всеми экзаменами. Он был самым старым, самым главным учителем в школе. На каждом экзамене он приходил в экзаменационный зал, и первая вещь, которую он говорил, была, — а он был очень любящим стариком: «Мои мальчики, я должен сообщить вам о ‘некоторых вещах’».

«Одна вещь следующая: списывание у кого-то — не преступление, это не грех, но быть пойманным — вот грех. Если вы принесли с собой шпаргалки, спрятанные в вашей одежде, или если вы принесли книги, спрятанные в ваших брюках и в ваших пиджаках, то я не возражаю. Лишь будьте осторожны, так как я нахожусь здесь для того, чтобы исполнить свой долг; я приложу все усилия, чтобы поймать вас. А вы приложите все усилия, чтобы не быть пойманными».

«Но если вы боитесь, то я даю вам две минуты: я буду сидеть с закрытыми глазами на своем стуле, а вы лишь несите свои шпаргалки, свои записи и книги и складывайте их на стол. Две минуты для того, чтобы решить… Или вы отказываетесь от них и забываете о них, — когда вы пойдете домой, вы можете забрать их с собой, — или, если вы решаете оставить их у себя, будьте осторожны. Делайте это с моим благословением, но не будьте пойманными, поскольку если вы будете пойманы, то я не смогу помочь».

Он настолько запугивал студентов, когда сидел там с закрытыми глазами, что они приносили свои шпаргалки и записи и складывали их в кучу.

Я обычно никогда ничего не приносил, я обычно брал их с его стола. Студенты приносили свои вещи, а я стоял около его стола, отбирая те вещи, которые могли быть полезными. А весь зал был ошеломлен тем, что я делал, что сейчас я… Они знали меня — «он неизлечим». А в то время, когда я это делал, я говорил: «Маулана, не открывайте глаза, поскольку я вижу, что вы пытаетесь подсматривать». И он был вынужден держать свои глаза полностью закрытыми.

Я обычно сидел прямо напротив того места, где находился стул экзаменатора, прямо перед ним, так как это было самое подходящее место. Он никогда не ожидал, что прямо перед ним кто-то может что-то устроить.

Он ходил по всему залу и не интересовался мною, так как я выглядел таким невинным, сидя прямо перед ним. Кто же будет на этом месте списывать? Перед ним ничего подобного нельзя было сделать. Места воров были в задних рядах, они прятались по углам, и это были места, по которым он ходил и присматривал.

Когда я сдал вступительные экзамены в высшее учебное заведение, однажды я встретил его на дороге и сказал: «Маулана, я должен сказать вам одну вещь».

Он сказал: «Какую?»

Я сказал: «Вы должны начать смотреть на первую скамью, стоящую перед вами. Вот, куда вам…»

Он сказал: «Что ты имеешь в виду? Ведь там сидел ты?»

Я сказал: «Да, я сидел там, и я выбирал чужие шпаргалки, так как я не беспокоюсь о том, чтобы делать шпаргалки и все такое; другие делают их для меня. Они кладут их на ваш стол, и когда вы держите свои глаза закрытыми, я выбираю то, что мне нужно».

«А как вы знаете, быть пойманным — преступление. Я просто даю вам совет: в будущем никогда не оставляйте первый ряд, переднюю линию, непроверенным, так как именно там будут сидеть те, кто знает, как надо делать определенные вещи. А вы продолжаете искать идиотов по углам. Разве разумный человек будет прятаться в углу?»

Он сказал: «Ты, действительно, обманывал меня! Вот почему ты обычно говорил: „Маулана, держите ваши глаза плотно закрытыми“. Я думал, что ты, должно быть, очень добродетелен. И я даже следовал твоему совету и держал глаза плотно закрытыми!»

Я сказал: «Конечно. Мне надо было, чтобы вы держали свои глаза плотно закрытыми, так как я должен был выбрать… это были шпаргалки других, а две минуты — это так мало времени».

Он сказал: «За всю мою жизнь никто не был способен обмануть меня. Как тебе это удавалось?»

Я сказал: «Это было так ясно, ведь я мог видеть. Первый день я ничего не делал; я просто наблюдал, и я видел. Было так ясно — то, что вы смотрели на места, где люди могли бы спрятаться, если бы они захотели что-то сделать. И вы абсолютно упускали из своего поля зрения одно место, — а оно было прямо перед вами. В тот день я решил, что это будет моим местом на каждом экзамене».

Он сказал: «Но как тебе удавалось всегда сидеть на этом месте? Ведь я, конечно, видел тебя каждый год на одном и том же месте».

Я сказал: «Это тоже очень легко. Не надо быть пойманным».

Он сказал: «Как ты это делал?»

Я сказал: «Прямо перед экзаменом я иду в зал и лишь прикрепляю свой экзаменационный номер на том столе; как бы то ни было, но я прикрепляю его к тому столу. А экзаменационный номер, который был на том столе, я переношу на другой стол. На следующий день я сижу там, и там мой экзаменационный номер. Никто не может возразить, проблемы нет. И это была единственная определяющая вещь. Это было так просто!»

Если вы ясно видите вещь, то или она исчезает, или если она не исчезает, то это означает, что она создана не вами. Она создана кем-то еще; а вы лишь просто глупы, неся на себе этот груз. Это не ваша проблема, это проблема кого-то другого.

Запомните это: только ваши проблемы растворятся в ясности вашего видения.

Но если вы несете в себе проблемы других людей, то в этом случае это очень трудно, так как эти проблемы не имеют ничего общего с вашим видением, с вашей ясностью. Поэтому эти проблемы, которые не исчезают, ясно указывают вам на то, что вы заимствовали их.

А вы постоянно заимствуете проблемы у других людей.

Ко мне приходят письма, в которых говорится: «Кто-то прошел мимо меня, и у меня возникло сильное чувство, что он рассержен на меня». Кто-то прошел мимо вас, и у вас появляется сильное чувство, что он рассержен на вас… По крайней мере, вы могли бы спросить этого человека: «Вы рассержены на меня? Поскольку у меня сильное чувство…» Вы оказываете ему, по меньшей мере, большую любезность до того, как определяете, что он рассержен на вас.

Он, может быть, вообще не интересуется вами, он, может быть, рассержен на что-то другое. Вы можете хорошенько рассмешить его. Но это возможно — он, может быть, рассержен на что-то другое, на кого-то другого, на самого себя, и вы можете получить сильное ощущение от его злобы. Его злоба может тронуть ваши чувства. Она, может быть, не адресована вам, так как эти эмоции не прямолинейны. Они не движутся от А к В, они движутся кругами, концентрическими кругами.

Когда вы бросаете камень в озеро, то возникают концентрические круги, и они продолжают распространяться вокруг; когда кто-то рассержен, то вокруг него существуют концентрические круги гнева. Некто проходит мимо него, и если он чувствителен, то этот некто может получить ощущение, что тот человек рассержен. И естественно, вы расшифровываете это ощущение так, как будто он рассержен на вас. Все-таки лучше задержать этого человека и спросить: «В чем дело? Ведь я чувствую глубокое беспокойство. Я чувствую, как волны гнева поднимаются вокруг вас. Я не знаю по отношению к кому, к чему, но по крайней мере будьте чисты: если они адресованы мне, то скажите мне об этом, так как я могу что-нибудь здесь сделать. Если они не адресованы мне, то спасибо. Идите своим путем, а я пойду своим путем».

Но люди так не делают. Вот почему я говорю, что вы не откровенны, вы не подлинны. Вот вы несете идею, и с этой идеей, когда бы вы ни проходили мимо этого человека, вы начинаете представлять себе, что он смотрит на вас с гневом или что он движется с гневом. Это может быть лишь живое воображение, так как у вас есть определенная идея о том, что он был рассержен, поэтому он должен быть рассержен.

Итак, что бы он ни делал, вы будете стараться убедить себя в том, что это доказательство его гнева. Вы можете постоянно наращивать это и делать из ничего большую проблему. А теперь, уже позднее, даже если вы говорите ему, он может и не вспомнить о том, о чем вы говорите. Лучше быть очень непосредственным.

Не начинайте заимствовать проблемы у людей. А все это делают, — большинство ваших проблем — это проблемы кого-то другого. Другой человек, может быть, даже решил бы их или рассеял, а вы все еще несете их в себе.

Постарайтесь сохранить свою жизнь по возможности чистой и необремененной.

Ясность — это не нечто, что нуждается в особом таланте. Это не нечто, подобное таланту художника, поэта, музыканта. Каждый не может быть музыкантом, это ясно. В этом также нет необходимости, потому что уже достаточно шума. Нет необходимости и в том, чтобы каждый стал художником, так как почти каждая стена, каждая уборная, каждое место, где можно практиковаться в своем искусстве, уже заполнены им.

Вы найдете доказательство безумия человека везде. На железнодорожной станции вы идете в уборную и оглядываетесь: надписи на стенах стали разновидностью искусства. Это великие художники, те, кто занимается этой чепухой. Что это за тип людей, которые приходят в уборную для того, чтобы нарисовать и написать такие вещи — ужасные вещи? Но это, должно быть, в их умах, они, должно быть, везде носят это с собой.

Вы проходите мимо людей, которые бросают разный мусор. Они не бросают его в вас, они настолько сыты, что должны выбросить его, иначе они умрут. Они просто разгружают себя. Конечно, если они начнут выбрасывать мусор и подобные ему вещи на дорогу, то они будут схвачены муниципалитетом или полицией и доставлены в суд, обвиненные в загрязнении дороги. Но вещи, которые они выбрасывают, невидимы, ни один суд ничего не может с этим поделать. Ни одному полицейскому не был вручен инструмент для того, чтобы схватить надписи на стенах, которые люди разбрасывают вокруг.

Если они разбрасывают их в уборной, то весьма возможно, что они разбрасывают это в своем учреждении, поскольку для их ума это не имеет значения. В уборной им проще, так как дверь закрыта и они одни. Но они пришли подготовленными. Откуда появляются эти краски и карандаши? Эти люди пришли совершенно готовыми, со всеми этими инструментами. Они разбрасывают свои надписи повсюду, и вы можете схватывать это.

Ум — очень чувствительное явление.

Вы можете проэкспериментировать с ним и будете удивлены. Вы можете сидеть в одной комнате и позволить кому-то, кто очень близок вам, дорог вашему сердцу, сидеть в другой комнате. Вы говорите этому человеку: «Сидите тихо в течение пяти минут, затем начинайте наносить на бумагу все то, что придет вам на ум: слово, животное, лицо человека или что-то еще… цветок, что- нибудь еще, треугольник, все, что угодно».

«Вы не вносите это, вы должны позволить этому появиться. Вы просто ждете с карандашом в руке, приложив его к бумаге; ждите в тишине пять минут, а затем ожидайте все то, что возникнет. Если возникнет треугольник, пусть на бумаге будет треугольник; если возникает морда лошади, пусть она будет на бумаге». Скажите человеку: «Нарисуйте десять вещей, а после десяти вещей открывайте дверь и идите в мою комнату», — или вы зайдите в его комнату.

Через пять минут вы также должны изобразить первую фигуру, затем вторую фигуру, затем третью фигуру — десять фигур. И вы будете удивлены, что если тот человек чувствительный, то чуть ли не девять изображенных предметов будут одинаковы; чем меньше человек чувствителен, тем меньше будет одинаковых предметов. Но почти тридцать три процента фигур, одна треть, будут одинаковы.

Если человек немного подготовлен посредством гипноза, тогда будет очень легко, тогда могут быть одинаковы сто процентов фигур. Вы лишь должны сказать человеку, чтобы он заснул глубоким сном на пять минут: «Закройте глаза и расслабьтесь и воспринимайте все, что я говорю».

Вы лишь осуществляете эту идею через пять минут, когда он выглядит расслабленным и его лицо выглядит расслабленным. Вы сможете увидеть, что его лицо сразу же теряет свой цвет. Это другое лицо. Его глаза другие, его губы изменились. Он в состоянии преднамеренного сна, но он способен слышать вас.

Вы лишь говорите ему: «Завтра мы собираемся провести эксперимент в двенадцать часов. Это эксперимент… И через те десять минут вы будете сверхвосприимчивы, поэтому все, что я буду рисовать на бумаге в своей комнате, вы будете сразу же рисовать на своей бумаге в своей комнате».

Это простые эксперименты, которые могут продемонстрировать, как мысль постоянно перескакивает от одного человека к другому человеку. Идя по дороге за человеком, лишь смотрите точно на его шею, которая является самой чувствительной точкой, — там, где начинается позвоночник, ваш позвоночный хребет, и ваши мысли встретятся. Это слияние.

Лишь смотрите на эту точку на шее в течение нескольких секунд, а затем мысленно скажите этому человеку: «Посмотрите назад», и человек немедленно посмотрит назад. Или мысленно скажите человеку: «Что-то зудит на вашей левой ноге». Он будет чесать свою левую ногу — и он будет также оглядываться вокруг, немного удивленный, поскольку что-то здесь не так.

Там ничего не было, никакого зуда, но возникла мысль о том, что «там зуд». Он может физически ощущать, что зуда нет, но мысль была такая ясная, и приказание было такое ясное, что перед тем, как он смог прекратить его, он чесался.

Лишь маленькие эксперименты… и вы будете удивлены, узнав о том, что мысли — это вещи. Они постоянно движутся, а вы постоянно принимаете их. Проблемы других людей прыгают на вас, и садятся вам на голову, и едят вашу голову, — а вы стараетесь решить их. Вы даже не осознаете, что это не ваши проблемы: вы не обязаны решать их.

Поэтому ясность — это просто небольшая бдительность, наблюдательность, попытка наблюдать то, что происходит внутри вас, вне вас, не вынося суждения о том, хорошо это или плохо. В тот момент, когда вы судите, вы забываете простой процесс быть бдительными. Судья никогда не может быть бдительным; его судейство встает на пути.

Поэтому не судите. Нет ничего хорошего, нет ничего плохого. В том, что касается вашего усилия создать ясный ум, все объекты имеют одинаковую ценность, одинаковый вес. Вы лишь наблюдатель без привязанности к этой идее или к другой идее. Лишь научитесь немного бдительности без привязанности.

И это может быть сделано в любое время: работая, не работая, прогуливаясь, сидя, принимая пищу, лежа на кровати, — любое время — это время для медитации.

И это есть медитация, которой я хочу, чтобы вы занялись.

Единственная вещь, которую я хочу, чтобы вы делали, — это практиковать этот простой способ достижения осознанности.

Ваши глубочайшие проблемы исчезнут. Вы осознаете, что поверхностные проблемы — не ваши. Вы начнете отдавать их обратно людям.

Случилось так, что от моего дома до школы было три пути. Два пути представляли собой большие дороги, но они были немного длиннее, а между этими двумя путями находилась очень маленькая улица. Только люди, которые жили там, ходили по этой улице, и больше никто; но поскольку это был кратчайший путь в школу, то он был моим обычным путем.

На этой улице находился маленький храм, и в нем жил старик, которого очень уважали в городе. Он постоянно носил с собой флейту и всегда играл на ней. Я слышал много великих флейтистов, а этот человек вообще не был известен как флейтист, но у его флейты было качество, которым он сам обладал. Это не было профессионально, искусно, но была огромная любовь. А то, что он пел, предназначалось не для кого-то другого, просто он делал это для собственного удовольствия.

Он был очень простым стариком. Никто даже не знал его имени, его знали просто как Бансиваля — человека с флейтой. В дневное время, в ночное время, в любое время… все время в мире принадлежало ему; он был лишь простой человек, живущий в храме и присматривавший за ним. Дважды в день он выходил просить милостыню, и это было все; затем он был свободен для того, чтобы играть на флейте.

Я обычно сидел в храме со стариком. Он никогда даже не спрашивал меня: «Почему? Ведь сюда никто не приходит». В тот день, когда он умирал, он спросил меня, так как в тот день я тоже был там один. Он сказал мне: «Я много раз думал о том, чтобы спросить тебя, — никто сюда не приходит; я бедный человек, простой нищий, — почему ты приходишь и сидишь здесь целыми часами, слушая мою флейту? А я даже не знаю, как на ней надо играть, я никогда не учился этому. У меня нет никакого учителя, который научил бы меня играть на флейте».

«Я нашел ее прямо на улице. Кто-то, должно быть, забыл ее там; она выпала или что-то в этом роде. Я спрашивал, кому она принадлежит. Никто не был готов взять ее, поэтому я сказал: „Хорошо, я попробую“. Я начал играть, и постепенно я полюбил эти звуки».

«Но почему ты! В твоей школе у тебя есть класс музыки, учитель музыки; и там ты можешь всему научиться. Я хотел спросить тебя, но у меня как-то не было подходящего повода для этого. Но сегодня я беспомощен. Я умираю, и я не хочу умереть с вопросом в уме: „Почему ты обычно приходил сюда?“»

Я сказал: «Хорошо, что вы спросили. Я обычно приходил сюда, так как я шлялся по городу больше, чем какой-нибудь другой мальчик. Я нахожусь в школе меньше, а больше нахожусь в городе! Я наблюдал за разными типами людей, сидел с разными людьми. Вы — единственный человек, с которым я ощущаю безмолвие. Вы ничто не швыряете в меня — и именно это я люблю».

Каждый что-то бросает, и все то, что они бросают, попадает в голову. Уйдут годы на то, чтобы прочистить ее. Но вы не оглядываетесь вокруг; иначе вы легко осознали бы, кто те люди, которые бросают в вас мусор, кто те люди, которые ничего в вас не бросают, кто те люди, которые просто бросают в вас несколько цветков, маленькую песню, лишь нежный легкий ветерок и проходят мимо.

А есть люди, просто безмолвные, не бросающие в вас вообще ничего. Я называю тех людей, которые не бросают в вас вещи, вашими друзьями.

Только друзья могут сидеть в безмолвии.

Только возлюбленные могут сидеть в безмолвии.

Но так называемые возлюбленные и друзья, которых вы знаете, изводят друг друга, говоря что-то наподобие: «Почему ты молчишь?» А если ты что-то говоришь, то возникает неприятность. Неприятность во что бы то ни стало.

Похоже на то, что в мире нет ни друзей, ни возлюбленных. В этом случае лучше идти к деревьям, сидеть рядом с животными; по крайней мере, они не будут бросать в вас никакой мусор.

Бели вы сидите рядом с буйволицей, то она не будет говорить с вами о погоде — даже если она англичанка, это не имеет значения. Она не будет рассказывать вам о газете, которую вы тоже прочитали, — вам не придется выслушивать буйволицу, которая будет пересказывать вам заново.

А если вы сидите безмолвно, то она не станет изводить вас: «Человек, что ты делаешь здесь? Игнорируешь меня? Свою собственную буйволицу? А лишь вчера я видела, что ты с такой нежностью смотрел на другую буйволицу… Если это произойдет опять, то я сломаю тебе шею!» Нет, она не собирается ничего говорить. Вы можете смотреть на любую буйволицу или не смотреть на нее.

Сидите рядом с деревом. Вы будете ощущать себя намного более крепкими, напитанными, чистыми, безмолвными. Подружитесь с животными, птицами, деревьями, со скалами, поскольку сам человек находится в самом третьестепенном состоянии. И эта ситуация возникла из-за того, что мы не признали тот простой факт, что каждый ребенок рождается язычником. Мы осудили это слово.

Язычник — это чистая душа, пока еще не оскверненная.

Становитесь язычником.

По моему мнению, это абсолютно непременное условие для того, чтобы стать религиозным.

Я не могу сказать, что язычник религиозен, но я определенно могу сказать, что язычник — это тот, кто наиболее близок к тому, чтобы быть религиозным. А кто-то другой — христианин, индус, мусульманин, джайна, буддист, — кто хочет стать религиозным, должен пройти через процесс бытия язычником. Это очищение абсолютно необходимо. Это огонь, который сожжет все то, что является в вас мусором.

Я люблю и уважаю слово «язычник» и хочу, чтобы оно было избавлено от того осуждения, которому его подвергли христиане. Да, язычник — это примитивный человек, подобный ребенку.

Язычник — неосведомленный человек, но быть неосведомленным не является грехом.

Язычник все еще аморальный.

Он не делает большого различия между тем, что морально и что аморально, по той простой причине, что он такой простой. Для того, чтобы делать различие между моральным и аморальным, требуется хитрый ум. А он очень простой. Если ему что-то нравится в вас, то он воспринимает это. Он не крадет это, ему просто нравится это.

Один из моих профессоров, профессор С. С. Рой, был очень озадачен, когда однажды я увидел на его столе книгу, Новая модель Вселенной, написанную П.Д.Успенским. Я разыскивал эту книгу. У меня были все остальные книги Успенского, не хватало только этой’ книги. Поэтому я взял эту книгу и сказал профессору Рою: «Эту книгу я забираю, и я не буду вам ее возвращать, так как я нуждаюсь в ней больше, чем вы».

Он сказал: «Это несколько странный критерий. Таким образом, теперь мы должны решить, кто нуждается в ней больше».

Я сказал: «Действительно, должен быть критерий, кто нуждается в ней больше. Я прекрасно знаю, что вы не имеете ничего общего с Успенским или с Гурджиевым — или вы имеете что-то общее с этими людьми?»

Он сказал: «Это правда, я не имею ничего общего с этими людьми».

Я сказал: «А я имею много общего с этими людьми. Здесь эта книга бесполезна. Вы, может быть, заплатили за нее, но вы заплатили за бесполезную для вас книгу, а я краду нечто очень полезное для себя. И вы все еще думаете, что платить деньги — это правильно, а воровство — это неправильно?»

Он сказал: «Я не хочу спорить с тобой, просто забирай книгу; это более легкий путь. Но то, что ты делаешь по отношению ко мне, не начинай делать по отношению еще к кому- либо. Это абсолютно аморально; ты, по крайней мере, должен предложить цену за эту книгу».

Я сказал: «Нет, потому что я бедный студент, а вы богатый профессор. По моему мнению… эта книга стоит пятьдесят две рупии; это означает, что в течение месяца я буду вынужден ходить, не принимая пищу. Пятьдесят две рупии — это стоимость моей еды. А для вас пятьдесят две рупии ничего не значат, вы зарабатываете две тысячи рупий в месяц.

Пятьдесят две — это ничто для вас, поэтому вы должны понимать — рупия в моей руке намного более ценна, чем в вашей руке. И я не беспокоюсь о том, что об этом говорит сберегательный банк; вы не можете отрицать тот факт, что пятьдесят две рупии означают для меня питание в течение месяца. Вы можете сказать, что эта книга означает для вас питание в течение месяца?»

Он сказал: «Я ничего не могу сказать. Ты просто забирай эту книгу, но не делай так больше ни с кем, потому что никто не поймет этого».

Я сказал: «Это я знаю, но я язычник, и я не верю в правильную и неправильную номинальную стоимость этой книги».

История о том, что я язычник и не верю ни в какую мораль или аморальность, обошла весь университет; я мог сделать все.

Один из моих профессоров, очень простой человек, услышал это — то, что я мог сделать все. Он очень рассердился, так как я обычно ходил в его дом. Его дом был прямо на моем пути от университетского факультета к общежитию, его дом был на том пути. А он был одинок, никакой семьи; он никогда не женился. Он был таким простым человеком; хорошо, что он никогда не женился. И я обычно заходил к нему, когда проходил мимо. Я заходил на его кухню — он был брамином, а брамины очень любят еду, поэтому он обычно готовил еду своими собственными руками.

Он был действительно религиозным человеком, безбрачным, делавшим себе еду своими собственными руками. Я ел все подряд; все, как я думал, было вкусно, а он просто сидел там. Он говорил: «Видишь ли, я готовил это с самого утра, а ты прикончил все это! А сегодня я слышал: говорят, ты не веришь ни в мораль, ни в аморальность».

Я сказал: «Вы должны были знать об этом раньше, так как я вел себя так по отношению к вам в течение двух лет. Вы думаете это аморально, что я даже не спрашиваю вас, принимали ли вы уже пищу или нет? Вы приготовили ее, и она только остывает, а я уже прикончил ее».

Он сказал: «Я думал много раз над тем, чтобы поднять вопрос о том, что… но вместо того, чтобы вступить с тобой в спор, лучше сделать всю снова; это проще, дешевле. Но ты это устроил с С. С. Роем, и это уж слишком, так как он семейный человек. Я одинок: если ты что-то ешь или берешь что-то из моей одежды, то это не такая уж большая проблема. Но он женатый человек, а ты взял книгу — он даже не прочитал ее! Он приобрел ее всего лишь днем раньше, он купил ее в моем присутствии в книжном магазине».

Я сказал: «Это не имеет значения, он может приобрести ее опять. Но почему вы так боитесь, слыша повсюду эту историю?»

Он сказал: «Я испугался того, что ты проделывал со мной такие же вещи. Я думал, что ты просто шутишь или просто по- дружески… я никогда не думал, что ты язычник».

Я сказал: «Но почему ‘язычник’ — такое нагоняющее страх слово?»

Все религии по всему миру нагнали большой страх относительно язычника: язычник — это тот, кто не верит ни в какие ценности. Это неправда. Язычник — это тот, кто изучает на своем опыте, что является ценностью, а что не является ценностью.

Язычник — это искатель, исследователь, невинное существо с вопросительным знаком.

Да, у него еще нет ответа, но он не лицемер. Он не будет притворяться, что чей-то ответ является его собственным. Он не следует никому, он просто будет следовать своему собственному естественному курсу.

Он упадет много раз, он собьется с пути много раз, но каждый раз он будет более зрелым. Каждый раз он возвращается на тропу, которая ведет к его естественному росту; он будет более зрелым, более сосредоточенным и каждый раз будет иметь меньше возможностей для падения.

Вот как он растет. Язычник, в конце концов, вырастает в религиозного человека. Тогда у него есть ценности, но это не те ценности, о которых вам говорят. У него есть свое собственное понятие о том, что — правильно, а что — неправильно. Оно может не совпадать с вашей моралью, так как ваша мораль — это мораль ума, поставленного в тупик. Его мораль — это мораль ясного ума. Ваша мораль лишь идет ощупью в темноте и как-то пытается найти путь. Его мораль — от залитых солнцем вершин.

Язычник — это первый шаг; а просветленный человек — это последний шаг в этом путешествии.

Я никогда не говорил вам о том, что я все время делал: старался сделать из всех вас язычников, — но не говоря вам об этом, так как люди буквально покрываются пятнами при слове «язычник». Это не то, чего следует бояться. Это нечто такое, чем надо гордиться.

Будьте язычником, а там увидим. Весь этот мир выглядит совершенно по-иному.

Будьте язычником, и тогда живите, и тогда жизнь имеет иной вкус.

Будьте язычником, и рост произойдет автоматически, естественно.

И настаивайте на том, что вы останетесь язычником. Это означает, что вы останетесь беспристрастным, непредубежденным, открытым, уязвимым, готовым принять истину, в каком бы виде она ни явилась. Но это должно прийти к вам, это должно быть вашим собственным. Только в этом случае это имеет какую- то ценность; иначе это вообще не имеет ценности.