Битва на поле Куликовом

ВЕЛИКАЯ БИТВА

Восьмого сентября чуть забрезжил свет, князь Дмитрий, Владимир, Боброк и литовские князья начали расставлять в боевом порядке полки.

Большой полк поставили в середине всех русских сил. На запад двинули полк правой руки. Его разместили так, чтобы он упирался в овраги и дебри речки Нижнего Дубяка, впадающего в Непрядву, которая струила свои воды за спиною русского построения. На восток от большого полка направили полк левой руки. За ним дружина Дмитрия Ольгердовича на случай прорыва врагом этого крыла. Еще восточнее в зеленой дубраве спрятали лучшую конницу — засадный полк, который был под началом воеводы Дмитрия Боброка и князя Владимира Андреевича. Впереди большого полка стал пеший передовой полк, к которому присоединился и сторожевой со своим командиром Семеном Меликом.

«Войско Мамая боле нашего, — размышлял Дмитрий Иванович, расставляя полки. — И силы его уменьшит такое построение ратей наших, ибо не смогут развернуться они, ударить разом, обойти и обрушиться на наш тыл».

К утру на Куликово поле лег густой туман. В двух шагах ничего не видно.

Перекликались ратные трубы русских.

Через час заговорили трубы и на татарской стороне. Но не слышно было русским, как кричали татарские муллы: «Мусульмане, не щадите неверных христиан! Убитый в бою, ты немедля пойдешь в рай! Что жизнь на земле? Мгновенье! В раю будешь вечно сытно, до отвалу есть, всласть пить вино, гулять в тенистых садах, слушать журчание прохладных фонтанов!»

На русской стороне князья и воеводы, урядив полки, начали объезжать войска, и каждому полку говорил Дмитрий:

— Отцы и братья! Время приблизилось, и час настал. Скоро все мы, от мала до велика, будем пить общую чашу. Сражайтесь за землю свою, за обиды наши общие, за детей, за родную землю, смерть — не смерть, но вечная жизнь, слава и память.

Сквозь туман всматривался Дмитрий в лица ратников и видел: нет в них страха, а лишь одно нетерпение — скорее бы…

Вернулся князь Дмитрий в большой полк под свое великокняжеское знамя, сошел с коня, снял с себя златотканую приволоку, сказал:

— Позовите ко мне боярина Михаила Андреевича Бренка.

Когда явился боярин, велел ему Дмитрий надеть великокняжеские одежды и сесть на коня князя. Потом обратился к своему телохранителю:

— Будешь возить великое знамя над Михаилом Андреевичем. А я начну битву первым, вместе со сторожевым полком.

Друзьями с малолетства были Дмитрий и Михаил. А посему обнялись, попрощались перед битвой.

Неожиданно появились посланцы от Сергия Радонежского, привезли напутствие игумена:

— «Великому князю, и всем русским князьям, и всему православному христианству, — читал громогласно рослый чернец. — Смело веди полки свои, господине княже. Бог, и пречистая Богородица, и святой чудотворец Петр помогут тебе и пошлют победу!»

Быстрее молнии полетели эти простые слова игумена Сергия по всему войску русскому, утвердив и укрепив в сердцах уверенность в победе.

Между тем туман начал рассеиваться, и великий князь, надев поверх боевого доспеха одежду простого воина, взял свою железную палицу и копье и направился в сторожевой полк, чтобы, как задумал, начать бой в числе первых.

Князья и бояре стали удерживать его:

— Не подобает тебе, великий князь, самому в полку биться. Тебе следует стоять в безопасном месте и направлять бой. Если лишимся тебя, то станем как стадо овец без пастуха.

— Братья мои добрые, — отвечал князь Дмитрий. — Хочу как словом, так и делом быть первым. Смерть ли, жизнь ли, но вместе с войском моим. Я вступлю в бой прежде других.

К одиннадцати часам туман рассеялся. И противники увидели друг друга.

Одежда и доспехи татар были темны. Казалось, черные тучи с неба опустились на землю, укрыв зеленую траву.

А Мамай с высоты своего холма осматривал русское войско. Нарядным и светлым было оно. Будто не на смерть собрались русские люди, а на великий праздник: сияют на солнце серебром и золотом доспехи, колышутся полковые знамена и хоругви. Что маки в степи красные щиты.

«Вся Русь собралась сюда, что ли? — подумал Мамай. — Велика моя сила, а коль не одолею их? — Впервые в сердце закралась тревога. — Как тогда возвращусь домой?»

И Мамай отдает приказ: одним стремительным ударом покончить с русскими.

Дмитрий, увидев, что татары двинулись вперед, повелел выступать и своим полкам навстречу врагу.

А в первом ряду пеших воинов — Юрка-сапожник, Ерофей, Доронка-кузнец, рядом с ними старый Фрол, Степан-плотник и Фетка-смутьян с ратаем Тришкой… И вокруг них люди простые: крестьяне, покинувшие ради этого великого дня свои пашни, ремесленники, собравшиеся сюда со всех концов русской земли. Кто с мечом, кто с дубиной, кто с рогатиной. Многие без шлемов и кольчуг, и от татарских стрел и мечей одно им спасение: удаль собственная да судьба счастливая.

Все ближе смертный миг.

— Ну, теперь не зевай! — закричал Фрол весело, подбадривая и молодых и старых. — Недоглядишь оком — заплатишь боком!

— Ты смотри! Кто ж такие? — изумился Степан.

В центре татарских сил шла им навстречу генуэзская пехота.

Наемники двигались стеной. Задние ряды положили свои длинные копья на плечи передних воинов, у которых копья были короче.

Слева и справа от них шла конница.

Вдруг татары остановились. Остановились потому, что не было места, где им расступиться. Стали и русские. Смотрели противники друг на друга… Ясно видны татары — серые кафтаны, черные щиты, лица с раскосыми узкими глазами.

И татары различают русские мечи, поблескивающие на солнце, сулицы, рогатины, светлые волосы видны из-под шлемов.

Вдруг из рядов татар выехал богатырь. С невольным удивлением смотрели на него русские ратники: какого же он огромного роста! Как широки его плечи.

— Челубей, — сказал кто-то, — прозывается Железным воином, Темир-мурзой.

Татарин-великан в надежном воинском доспехе ехал не спеша, вызывая русских храбрецов на поединок, чтобы по заведенному обычаю начать битву единоборством.

Неподалеку от князя Дмитрия сидели на могучих конях Пересвет и Ослябя, послушники Сергия Радонежского, которых старец из Троицкого монастыря послал с московским воинством, благословив на ратные дела. Сказал Пересвет Ослябе тихо:

— Челубей ищет равного себе. Я хочу с ним помериться силой.

Выехал Пересвет вперед и закричал громко, чтобы все его слышали:

— Отцы и братья! Простите меня, грешного! Брате Ослябе, моли за меня бога! Отец Сергий, помогай мне!

Перекрестился он наспех размашисто и выехал навстречу татарину-великану.

Грозен Темир-мурза, но бесстрашно и стремительно скачет к нему Пересвет в черном монашеском клобуке с нашитым на нем белым крестом. Нет на чернеце доспехов, но с ним вера, что смерть за освобождение земли своей не страшна. Тяжелое копье приготовлено для удара.

Увидел татарин русского богатыря и понесся ему навстречу. Мгновенье! Содрогнулась земля от удара, и упали оба мертвыми, пронзив друг друга на всем скаку огромными копьями. Кони пали тоже и не смогли больше подняться.

И ринулись противники друг на друга. Пешие и конные устремились навстречу смерти. Запели гудящие татарские стрелы. Смешались русские и татарские слова. Ударились друг о друга мечи и сабли… И сразу потеряли друг друга Юрка, Доронка, Ерофейка. Крики, скрежет железа, кровь.

А Тришка и Фетка рядом бьются. Вдруг закричал Фетка:

— Тришка! Гляди! Боярин наш!

И верно: облепили боярина татары серой саранчой, норовят мечами голову снести, а к хозяину тиун и ратник пробиваются. Увидел тиун Тришку и Фетку, завопил:

— На подмогу, братцы!

Вот они уже пятеро рубятся с татарами. Рассечено плечо боярина Михаила Юрьевича, с кольчуги кровь скатывается.

Бьются насмерть.

Упал боярин. Рухнул и тиун — стрела вонзилась в его грудь. Ратник захлебнулся кровью из горла рассеченного. Выбит меч из рук Фетки. В мгновенье схватил он меч Михаила Юрьевича.

Нечем дышать в тесноте великой.

Стоны, крики, предсмертное ржание коней.

…Старый Фрол из последних сил замахнулся копьем на конного татарина, но пала рука с оружием, мечом отсеченная, а второй удар пришелся на седую голову.

Видел смерть Фрола Степан-плотник, закричал зверино, так что бешеные лошадиные морды от него шарахнулись. И пошел на врага с топором. Страшен он был в своей ярости, седой и окровавленный.

— Други мои, Доронка, Ерофейка! Где вы? — кричал Юрка-сапожник. Но не слышно его голоса было среди грома страшной сечи. Словно обезумел Юрка. Поднимал он свою тяжелую дубину и опускал на головы приближавшихся к нему недругов.

Доронку же и Ерофея окружили татары, и они отбивались от ворогов, прижавшись спинами друг к другу.

— За детей и жен наших, Доронка!

— За землю родную, Ерофеюшка!

— Прощай, друг!

Не ответил Доронка — снес ему голову татарский меч.

Взметнулась над Ерофеем кривая татарская сабля.

«Вот и моя смертушка», — промелькнуло в его голове. Но рухнул татарин — русские ратники подоспели к Ерофейке.

Проходит час, а стрелы все летят, страшно трещат, ломаясь, копья, люди кричат каждый свое…

Передовой полк совсем поредел. Полегли первыми на поле брани простые русские люди.

Изнемогает Юрка. И совсем рядом с собой видит великого князя Дмитрия. Он сразу узнает его по высокому, могучему росту, черной окладистой бороде. Князь бьется с несколькими татарами. Один из них замахнулся копьем. Сейчас оно полетит в Дмитрия.

— Отступай к большому полку! — кричит ему великий князь, отбиваясь от наседавших на него татар.

Юрка пытается пробиться к великому князю. Бьется, желая заслонить от них Дмитрия Ивановича.

Откуда-то подоспела подмога. Юрка видит: князь вскочил на коня, потерявшего всадника.

— К большому полку! — кричит.

Теперь они все держатся вместе. Было дивно, как они еще уцелели среди этого ада.

…Мамай стоял у своего богатого ханского шатра, что поставили на самом верху Красного холма, и смотрел на битву.

Подле него находились ближайшие советники и телохранители.

— Почему наши конные полки не обходят русских? — грозно вопрошал Мамай. — Почему не сжимают в кольцо и не уничтожают?

— Великий хан, — отвечали советники, пряча от Мамая испуганные взоры, — речки, овраги, кустарники мешают нашей коннице окружить русских. Дмитрий потому и выбрал это поле…

— Бейте русские рати по частям! — нетерпеливо перебил Мамай.

Вдруг вспомнил Бегича и, прогоняя воспоминание, приказал:

— Бросьте на большой полк всю нашу силу!

Солнце показывало полдень, когда татары пошли на большой полк. Натиск татарской конницы был яростным: татары рвались в середину русских сил, туда, где развевалось великокняжеское знамя.

Воины большого полка не выдержали натиска — подались назад.

Особенно много стрел, копий, метательных ножей летело в Михаила Бренка — его приняли татары за Дмитрия.

Словно сама смерть вышла на Куликово поле и своей острой косой косила воинов, защищавших великокняжеский стяг. Последним пал под ударами мечей Михаил Бренок.

С ожесточением рубили татары древко русского знамени, и оно пало, как падали везде вокруг раненые и убитые воины.

Третий час кипит битва. Отступает большой полк. Под князем Дмитрием убит четвертый конь. Бьется он в рукопашной схватке один против пятерых!.. Против семерых… Рубят кривые татарские сабли плечи князя, сыплются удары на шлем, помялась на его груди броня. Бьется Дмитрий, но чувствует — уходят силы, глаза застилает туман, нестерпимо тяжелой стала кольчуга. Сердцу тесно. Словно невидимая рука душит горло…

Отходят русские…

Победные вопли сотрясают татарские ряды.

Но недолга была радость татар. Глебу брянскому и боярину Тимофею Васильевичу удалось силами владимирской и суздальской дружин сомкнуть ряды большого полка.

Русские подняли свой великокняжеский стяг, и он опять колышется под лучами солнца над их ратями.

Мамай приказывает стремительно броситься на полк правой руки. С воинственными криками ринулись татары выполнять приказ, но им так и не удалось сдвинуть с места воинов полка правой руки. Русские храбрецы перешли бы тут и в наступление, если б их предводитель, искусный в ратном деле Андрей Ольгердович, не боялся открыть большой полк справа и расстроить общий боевой порядок, предписанный князем Дмитрием.

— Твердо стоят середина и правое крыло, — доносят Мамаю, да и сам он это видит, наблюдая битву.

— Главный удар направить на полк левой руки! — гневно командует правитель Орды. И уже спокойно обдумывает приказ: «Там овраги не столь круты и глубоки».

А татары уже выполняют волю Мамая: перейдя вброд речку Смолку, страшным своей силой натиском начали битву.

И не было нигде на поле Куликовом такой жестокой сечи. В великой тесноте задыхались люди, некуда было ступить конскому копыту. В разных местах вспыхивали ожесточенные рукопашные схватки. И вновь прибывавшие конные полки давили сражавшихся.

И начал полк левой руки прогибаться назад. Теперь большому полку угрожала опасность быть обойденным с боку и тыла. А натиск окрыленных успехом татар усилился еще больше. Они уже начали было охватывать левое крыло большого полка, как пришел на помощь истекающим кровью русским Дмитрий Ольгердович со своим резервным отрядом.

Князь Дмитрий поставил его позади главных сил. Углядел, что понадобятся его свежие силы.

Лязг мечей, ударяющихся по доспехам. Беспрерывное гудение стрел. Вопли. Истошное ржание коней…

…И опять левое крыло не устояло против напора несметной татарской конницы.

Не счесть, сколько падает мертвыми.

Оставшиеся в живых вдруг побежали.

Ликует Мамай у своего шатра: победа!

Но в зеленой дубраве засадный полк, лучшая русская конница. Командуют полком воевода Дмитрий Боброк и князь Владимир Андреевич.

Видят — бегут русские. Нетерпение в рядах конников, крики негодующие:

— Чего ждем?!

— Потерпите еще немного, братия, — сдерживает конников Боброк, мудрый воевода. — Скоро! Под ним тоже конь пляшет: передается ему нетерпение хозяина.

И когда стали видны спины татар, что гнали остатки полка левой руки, повернулся быстро, порывисто Боброк к князю Владимиру Андреевичу:

— Господине княже, пришел наш час. — И закричал громко, чтоб его слышали все: — Отцы и братья! Сыны и други! Время настало!

Бурей вылетели из засады и понесли храбрых воинов, как неминучую смерть, на врагов. И было это в конце второго часа дня.

Потерявшие в погоне свой воинский строй татары, увидев свежие русские силы, обезумели от ужаса.

— Увы, увы нам! — кричали они. — Горе тебе, Мамай! Погубил ты нас всех напрасно…

Вслед за полком засадным, повернувшись лицом к врагу, отступающие ратники перешли в наступление.

Поднялась среди татар паника. В беспорядке побежали они к Красному холму. Тут, возле Мамая, оставались еще свежие татарские силы, они попытались остановить русских. Но натиск ратников великого князя Дмитрия был таким стремительным и неудержимым, что устоять было невозможно.

…Видит Мамай: летит на его шатер русская конница, пришла и его смерть. Одно спасение — бежать. Прочь от поля Куликова! С ним его малая дружина на свежих конях, ближайшие мурзы.

И бросил татарский хан свое войско — бежал. Только затихающий топот коней и пыль над дорогой…

…Сорок верст гнали русские ратники остатки Мамаева войска, гнали до реки Красивой Мечи, пока кони не выбились из сил, начали падать под всадниками…