Причесанный и одетый по последней столичной моде Салазар вертелся перед зеркалом, всматриваясь в свое отражение так и эдак, словно пытаясь отыскать спрятавшийся где-то в укромном месте, изъян.
— И не скажешь, что мне уже сильно за восемьдесят, да Мендакс? — Салазар поправил на шее галстук и пошел к выходу из портняжного цеха при дворе.
— Больше тридцати не дал бы, — согласно кивнул архимаг, — еще одна из твоих личин?
— Представь себе, нет. Безусловно, я люблю носить маски и делаю это с удовольствием, но нынешний я — это я.
— Почему ты не стареешь?
— Не знаю, — пожал плечами Салазар, и открыл дверь подъехавшей кареты, — может быть от избытка магии? Каждое мгновение я получаю столько маны, что готов просто лопнуть от избытка силы, я не знаю куда ее девать, я даже не уверен, что смогу опустошить свой магический резерв. Мне кажется, я могу стереть с лица земли целый город и даже не замечу расхода маны. Чувствую себя, почти богом.
— И этого бога едва не прикончил новичок с химфакультета, — усмехнулся Фулгур и постучал по стенке кареты, давая знак кучеру что можно трогать.
— Не зли меня, — Салазар пошевелил пальцами, и Мендакс почувствовал как его сердце словно что-то сжало со всех сторон, — еще слово и я твое сердце просто раздавлю. Ты понял?
— Понял.
— Вот и отлично, не забывай с кем говоришь… И скажи кучеру чтобы заехал куда-нибудь, где можно купить цветы. Хотя нет, не надо, — Салазар создал крупную красную гвоздику и повертел ее в руках, — и так сойдет.
Карета остановилась в темном переулке, освещаемом тусклым фонарем, с которого уже давно не счищали пыль, и Мендакс, тут же сориентировавшись в пространстве, указал на неприметную серую дверь. На втором этаже в этом помещении располагался маленький независимый театр — вести Салазара Страшного в театр посерьезнее, где можно встретить старую аристократию, некоторые представители которой могли бы помнить этого маньяка, все же многие из старой аристократии знали его лично — Мендакс не рискнул.
Заняв места, в первом ряду, Фулгур и Салазар насколько могли, попытались погрузиться в разворачивающееся на сцене действо. Безумный братец императора, казалось и правда был увлечен представлением — Фулгур вспомнил, что еще до серии кровавых убийств, тот и сам был не чужд сцене. Мендакс же, расслабиться и погрузиться в пьесу не мог — ему каждую секунду казалось, что у Салазара сорвет крышу и он примется всех убивать, просто потому что ему не понравится, ну, может быть, цвет занавеса.
Салазар же, вел себя на удивление прилично, хлопал в нужных местах, кричал «браво» и еще что-то похожее, видимо понимая когда это уместно, и даже подпихивал в бок Фулгура, когда зал начинал хлопать, а архимаг запаздывал.
— Прояви уважение к актерам, — произнес шепотом Салазар, и сжал кулак. Заставив Мендакса захрипеть, хватая ртом воздух, — люди старались, репетировали, будь человеком, тебе что, лень ударить ладонью о ладонь?
— Как ты это делаешь? — спросил Салазара Мендакс, когда пьеса подошла к концу и он понял, что безумный брат императора не убьет его за то, что тот разговаривает во время представления, — невозможно воздействовать волей, на существо с волей. Сначала сердце, теперь вот горло, чуть не задушил. И там, в тюрьме ты воздействовал на людей и телекинезом и голой магией. Это невозможно. Организм просто отторгает негативное воздействие.
— Ну какой же ты тупой, — шепотом ответил Салазар, поднявшись вслед за залом несколько раз хлопнул в ладоши, а потом воплотил в руке букет цветов, — примерно вот так.
— Как?
— Браво, — закричал Салазар и бросил букет главной актрисе, которая попыталась его поймать, выбросив вперед руку и тут же взвизгнула, когда в ее ладони оказался не букет с цветами, а бритвенно острый клинок, который она схватила за лезвие.
— Что ты творишь!
— Уходим, пока нас не заметили, — хохотнул Салазар и скрылся в толпе. В это время девушка на сцене, охнув упала в обморок, и к ней со всех сторон бросились люди, среди которых удалось затеряться парочке магов.
— Нож отравлен?
— Да, вспомнился сегодняшний инцидент.
— Зачем?
— Как говорил мой учитель актерского мастерства — не верю, — объяснил Салазар, — плохо играла, ну и чтобы тебе продемонстрировать.
— Что именно? — не понял Мендакс и Салазар тут же сжал кулак, снова схватив его за сердце.
— Вот это, идиот. Ты ничего не понял? Ладно, объясню, я никогда не был жадным до знаний. Я актер, я могу сыграть что угодно. Я просто прячу нож в букете цветов и все.
— То есть… — задумчиво протянул Мендакс и Салазар тут же пустился в объяснения.
— То есть я просто беру отрицательное воздействие и оборачиваю его положительным воздействием. Организм ведь, не противится, когда лекари воздействуют на него своей магией. Понимает, что ему добра хотят.
— И ты, вырывая мне сердце, заставляешь меня же думать, что желаешь мне добра?
— Я безусловно желаю тебе добра. Не вру ни в одном слове. Честно.
Оказавшись на улице, Мендакс свистнул кучеру, ожидавшему их неподалеку, и когда они забрались в карету, хотел было отдать приказ ехать во дворец, но Салазар остановил его жестом.
— Давай зайдем в какой-нибудь кабак, хочу выпить чего-нибудь не отравленного. Во дворец возвращаться не хочу. Деньги у меня есть, задание понял. Отдохнем, выпьем, и я отправлюсь сразу в Альду. Давай куда-нибудь в местечко попроще, без чопорных франтов и напыщенных индюков, а то боюсь я прикончу несколько.
— Тут рядом есть… — кивнул Фулгур в сторону и высунувшись в окно отдал распоряжение кучеру, — давай в «Последнюю каплю».
Спустя минут двадцать, Фулгур и Салазар разместились за столиком, неподалеку от маленького подобия сцены, возвышавшейся над полом на высоте колена, на которой сейчас приплясывала группа парней с разного рода музыкальными инструментами, и с переменным успехом пыталась извлекать из них какие-то звуки. Как показалось Мендаксу — звучала эта какофония звуков ужасно, единственным достоинством этой музыки была громкость, но народу вроде нравилось.
— Послушай, Фулгур, — Салазар решил начать с легкого вина и тут же наполнил стакан из поданной официанткой бутылки, — а чем это мальчишка Адд не угодил вам?
— Если честно, — устало вздохнул Мендакс, — виноваты сами. Угрозы он не представлял как таковой, но мы решили перестраховаться и на всякий случай посадить в Альде своего правителя. Артиса Адда на дуэль спровоцировал мой сын и почти убил, но его сумели спасти.
— А потом он взял реванш и прикончил твоего сынулю, да?
— Верно. После покушения Альда стала проблемой и одновременно решением, — мы думали что если быстро захватим Альду, сумеем купировать центробежные настроения внутри империи, и дадим сигнал соседям.
— Бей своих, чтоб чужие боялись, — рассмеялся Салазар, — Альда это же часть империи..
— Так было надо.
— Но вы все просрали?
— Верно. Мальчишка оказался неожиданно силен, убил моего сына, спас свою мать, попутно уничтожив город, навалял мне, перебив за компанию еще почти два полка спесивых, а потом, когда мы двинули на него армию, выступил ей навстречу и разбил малым числом войск наши превосходящие силы.
— Вот уж точно бог войны, — хохотнул Салазар отхлебнув еще вина, — а вы не думали, что может быть стоит оставить мальчишку в покое?
— Теперь это личное.
— Ой Мендакс, ну что ты. Заведешь себе нового сына. Женушка еще может рожать?
— Она мертва, — Фулгур потер палец под кожей которого располагалась золотая клякса пропитавшая кость, — сын был последним, что мне о ней напоминало. Он был похож на мать. Я не могу оставить это как есть. Да и братца твоего, как бы не свергли если он покажет такую слабость.
— Его в любом случае свергнут, не враги — так сыновья. Я так понял, у этих сопляков диаметрально противоположная брату система ценностей, да и друг друга они ненавидят… А ты брось это дело, ты еще молод. Сколько тебе? Лет семьдесят? Когда я выходил в прошлый раз, пятнадцать лет назад, брату было девяносто с небольшим и у него было четыре любовницы. Он особо не расстроился из-за смерти своей жены. У тебя еще есть время настрогать парочку наследников.
— Я ее любил… Впрочем, откуда тебе знать что это такое.
— Думаю, я знаю что это такое получше твоего, — Салазар жестом подозвал официантку и заказал еще пару бутылок и легких закусок, и когда девушка ушла, продолжил, — да и наверное, лучше любого в этом мире.
— Откуда? Ты хоть раз любил?
— Конечно! — воскликнул Салазар так, что на них даже обернулись забулдыги, сидящие за соседними столами, и безумный маг поспешил понизить голос, — конечно любил.
— Да ну? — хмыкнул Мендакс, — и как же ее звали?
— Их, — поправил мага Салазар, — я не помню. Их было много.
— Что и следовало доказать, — грустно улыбнулся Мендакс, — ты ничего не понимаешь.
— Ну давай, просвети меня — расскажи сумасшедшему убийце, что такое любовь.
— Я не знаю, как это объяснить, — пожал плечами Фулгур, — просто без нее, без сына, я чувствую себя, словно… будто…
— Как будто от тебя кусок оторвали?
— Да.
— Сейчас я тебя объясню почему это, — улыбнулся Салазар, — я провел десятки лет, размышляя над этим вопросом, да я им с самого детства задавался, когда понял, что Валдора любят больше чем меня. Наверное никто в этом мире о любви больше меня не знает, и сейчас я попробую тебе вкратце объяснить то к чему шел годами. Вот смотри…
Салазар подозвал официантку и попросил бутылки три красного вина и десяток высоких фужеров, на что получил ответ что вина у них сколько угодно, а вот фужеров не держат.
Салазар уже потянулся магией к сердцу официантки, желая вырвать его с корнем за столь паршивое обслуживание, но Мендакс жестом отпустил девушку и создал на столе воображаемый тонкий и высокий фужер, на длинной ножке.
— Сколько тебе надо?
— Ах да, точно. Можно ведь и так.
Салазар пошевелил пальцами, создав на столе не меньше десятка фужеров, выстроил их в линию, прервался на то, чтобы вместе с Мендаксом отхлебнуть по половине стакана какого-то забористого пойла, воплотил в руке бутылку красного вина и принялся разливать ее по фужерам, примерно поровну.
— Вот, смотри, — обвел он жестом линию заполненных вином фужеров, — это ты. Твоя личность. Точнее нет, это я, потому что я почти идеален. Твоя личность выглядит вот так.
Взяв один из стаканов Салазар перелил из него часть вина в соседний, повторил процедуру несколько раз с остальными, и снова выровнял фужеры в один ряд, только теперь уровень вина в каждом стакане был разный, один был заполнен до самых краев, а в одном было вообще пусто.
— Вот ты. Твоя личность. Характер, душа, называй как хочешь. Чего-то в тебе с избытком, чего-то поменьше, чего-то вообще нет. Так уж распределилось в процессе твоей жизни. Полноценным человеком тебя назвать нельзя, и ты такой не один, все такие, но все стремятся стать полноценными вывести уровень. Ты понимаешь? Достаточно трезв, чтобы меня воспринимать?
— Пока понимаю, — подтвердил Мендакс, — понимаю, что ты пытаешься свести один из главных философских вопросов к десяти стаканам вина.
— Все вопросы можно свести к десяти стаканам вина, ты дальше то слушай, а то оторву тебе башку и не постесняюсь, что здесь полный зал.
— Понял. Слушаю.
— Вот. Смотри. Это ты. А то, что ты и все остальные называете любовью, это вот такой же набор характеристик, который идеально стыкуется с твоими.
Салазар шевельнул пальцами, и стаканы раздвоились, на столе теперь стояло два десятка фужеров, причем второй десяток еще и ползал по столу, перемещаясь с места на место повинуясь движениям мысли безумного мага. Вскоре стаканы выстроились в ряд так, чтобы напротив каждого фужера из первой десятки, приходилась его противоположность — если в стакане не хватало трети, напротив него стоял заполненный на треть, если не хватало половины — напротив стоял такой же, ну а напротив полностью заполненного и полностью пустого стакана, стояли соответственно пустой и полный.
— Видишь, дурак, — принялся объяснять Салазар, — почему никто меня не понимает? Вот смотри как все просто. Вот она любовь.
— Любовь наступает после еще десяти стаканов вина?
— Да, — кивнул Салазар, — Нет! Дурак заткнись, а то прикончу. Во эта комбинация стаканов и есть твоя любовь, идиот. Твоя вторая половина. Ты не понял? Человек, который идеально дополняет твои вот эти вот пустоты или переливы. Видишь?
Салазар шевельнул пальцами и две шеренги стаканов поползли навстречу, коснулись друг друга стенками, и словно бы вошли один в другой. Теперь на столе стояло снова десять стаканов, уровень вина в которых был идеально выровнен.
— Кажется понял.
— Не важно кто это. Она, он или даже они, — Салазар жестом снова разделил стаканы на две шеренги и сдвинул фужеры из второй десятки разделив их на две группы — бывает, что один человек не может тебя дополнить, нужно два или больше — один дополняет часть, вторую часть дополняет еще один и так далее. Ты посмотри, какая сложная комбинация! Представь, как трудно подобрать идеальную пару! Чтобы все сошлось. Где-то уровень чуть выше, где-то чуть ниже, где-то стаканы поменялись местами и все, уже не сходится.
— Трудно, — подтвердил Мендакс.
— Десять стаканов я взял для примера. В реальности их может быть сто! Может быть тысяча!
— Ну уж тысяча стаканов точно решит все проблемы.
— Да! Нет! Дурак, заткнись, а то прикончу! Почему вы все не понимаете!
— Что?
— Я придумал способ! Я знаю, как найти вот эту комбинацию! Я, наверное, первый человек в мире, который решил проблему любви. Ни один философ не смог, а я смог. А меня за это в подземелье заперли.
— Тебя заперли за то, что ты не умеешь себя контролировать и за то что ты перебил и распотрошил почти сотню человек.
— Да умею я себя контролировать, вот смотри, — Салазар воплотил в руке опасную бритву, одним движение раскрыл лезвие и склонившись над столом поднес его вплотную к лицу Мендакса, который замер боясь пошевелиться и кажется мгновенно протрезвел. Покачав лезвием перед носом Фулгура, безумный маг закрыл бритву и развоплотил ее, — видишь, а мог бы и полоснуть. Умею я себя контролировать, просто не хочу.
— А зачем ты перебил столько народа?
— Можно подумать ты убил меньше.
— Я убивал по закону. На войне или на честной дуэли. Ради славы, чести, интересов империи.
— Это же такая мелочь! Я убивал ради любви!
— Черт возьми как? Что ты несешь? Продолжайте, извиняюсь, — Фулгур кивнул нескольким обернувшимся на них посетителям за соседними столиками и понизил голос, — какое отношение имеет любовь к твоим серийным убийствам?
— Я же недорассказал, — Салазар снова вернулся к своим стаканам, — смотри как сложно подобрать комбинацию для условных десяти параметров так, чтобы все идеально сошлось, без нехватки или перелива. Почти невозможно. Но, если мы разделим этот десяток например на пары — повинуясь жесту стаканы расползлись в стороны, и теперь стояли не ровным рядком в десяток штук, а рядком из пяти пар с небольшим расстоянием между ними — то все становится проще.
— Что ты…
— Смотри как легко подобрать группу стаканов вот для этих — Салазар ткнул пальцем в пару стаканов из которых один был наполнен на треть а второй наполовину. Быстро отыскав им пару, потому что во втором десятке половинок и двух третей было штуки по две каждого, Салазар подтащил эту пару к первым двум — смотри как все просто. А если мы разобьем десяток на одиночные стаканы, то подобрать каждому пару вообще проще простого.
— При чем здесь…
— Я актер, — гордо сообщил Мендаксу Салазар, — у меня много граней, я могу менять себя, выводить наверх любую из граней своей личности. Могу создать новую если захочу, могу расщепить старую. Я могу разбить этот десяток стаканов, которые составляют мою личность, на отдельные пары, тройки или единичные стаканы, ты понял меня? И могу подобрать кусочек, который этот мой отдельный аспект дополнит. Это легко — едва ли не в каждом человеке есть что-то, что может дополнить другого человека, если разбить сложную комбинацию на маленькие кусочки… Все же очень редко встречается идеальная пара, которая может дополнить тебя целиком.
— И все твои жертвы…
— Да! — воскликнул Салазар пытаясь приглушить возглас, — да! Верно! Я всех их любил! Частично.
— Но зачем ты их всех убивал?
— Я их поглощал!
— И сувениры, которые ты собирал…
— Да! Точно! Это кусочки любви. Ты понял! Я разбивал себя на кусочки, искал каждому кусочку другой кусочек, который его дополняет и забирал его, собирая в себе. Глупо оставлять это в другом человеке верно? Твой пример демонстрирует, что другой человек — это ненадежное хранилище, он имеет свойство умирать или уходить, а ты остаешься без куска души.
— Но почему так? — шепотом воскликнул Мендакс, — почему почка, селезенка, глаз или ухо? Почему не прядь волос, например?
— Я не знаю, — пожал плечами Салазар, — но это работает. Я просто знаю, что конкретно в этом человеке мне нужно сердце, или печень, или еще что-то. Когда я это забираю, я чувствую, что стал чуть-чуть более цельным. Я разбивал себя на кусочки, дополнял их и собирал обратно, я почти идеален.
Салазар щелкнул пальцами и фужеры на столе поползли навстречу друг другу и соединились снова превратившись в рядок из десяти стаканов заполненных вровень.
— Каждый раз правда, мне не хватало какой-то капли, — Салазар воплотил в руке большую медицинскую пипетку с вином, и капнул пару капель в один из стаканов, — я чувствовал какую-то не идеальность, приходилось снова дробить себя на более мелкие куски и снова собирать.
— Ты говоришь собирать и разбирать, так словно говоришь не о душе, а о коробке со спичками.
— Это не сложно, — снова пожал плечами Салазар, — я же актер, я могу сыграть любую роль, я могу отыскать в себе любую грань, мне не сложно представить себя как две личности, или двадцать две, двести двадцать две, две тысячи двести двадцать две!
— И каждую из этих тысяч, дополнить новой жертвой?
— Да! Ты меня понял, наконец! Скажи, что я гений.
— Ты псих. Ты обычный маньяк. Убийца, которому доставляет удовольствие потрошить своих жертв, вот и все.
— Зато я цельный, а не неполноценный кусок дерьма как ты.
— Цельный, — усмехнулся Мендакс, — да твой разум фрагментирован, как витраж. Ты склеен из осколков, — Фулгур кивнул на окно, одна из створок которого была заполнена мозайкой из кусочков разноцветного стекла, отбрасывая на пол цветные пятна света, — я удивлен, что у тебя тень не разноцветная.
— Ну зачем ты так? — даже удивился Салазар, — я же тебе помочь хотел.
Мендакс рассмеялся, уже сообразив, чем все закончится. Салазар, казалось, совсем не обиделся, но искренне расстроился.
— Ты оскорбил меня, — покачал он головой, — я не обижаюсь, это глупо, просто чувствую, что баланс нарушен.
Снова воплотив в руке пипетку, он добавил несколько капель вина в один из стаканов, и Фулгур понял, что сейчас произойдет.
— Думаю в этом заведении я найду кого-нибудь, кто сгладит выбоину… Тебе я тоже помогу, хоть ты этого и не заслужил, я не врал когда говорил, что желаю тебе добра, — Салазар воображаемыми пальцами коснулся сердца Мендакса, — Я же вижу, что ты страдаешь.
Пальцы сжались в кулак, Мендакс упал, умер мгновенно даже не успев понять, что случилось, а Салазар встав из-за стола, воплотил в руке опасную бритву. Двери кабака сами собой захлопнулись, лязгнули ставни, провернулись запоры.
— Никто не уйдет, пока я не закончу.