— Собирай пеленки, туфля-инфузория, мы идем гулять!
Уперев руки в бока, Аза возвышается над Никитой в триумфальной позе.
[Гулять?]
Никита опешил.
— Гулять!
[Огогогошеньки!]
Наконец он увидит деревню при дневном свете. Те фрагменты, которые до этого ему удавалось выцепить из проплывающих мимо окон, когда Аза носила его в «ванную» и обратно, совсем не приносили ему исследовательского удовлетворения. Сегодня он увидит полную картину.
— Ну что медлишь, запрыгивай в карету, шампиньон! — Аза подняла с пола большую корзину, наполовину набитую сеном. — Да я шучу, вха-вха-вха! Дайте вашу ручку, господин.
Беспомощно-недоуменное выражение мысленного лица Никиты расслаблялось. И он со снисхождением позволил слуге помочь ему переместиться в транспорт.
— Ну чо, погнали!
Прыг-прыг-прыг...
Тук-тук-тук!..
Ступеньки лестницы застучали под Никитой, нетерпеливо сотрясая мир.
Солнышко.
Никита зажмурился от яркого света, резко ударившего в глаза. Кажется, за время, проведенное в стенах «Хромой курицы», он стал Дракулой. Аза тоже, впервые с момента их появления здесь, оказалась на улице, и сейчас неуверенно оглядывается по сторонам, решая куда направиться.
[Куда бы мы не пошли, мы придем туда, где еще не были.]
— И то верно.
Надо же, просто взяла и согласилась.
— Но куда мы ни направимся, это будет мое решение, усек?
[...]
— Так-то.
Небо перед глазами Никиты ярко голубого цвета, редкие перья облаков лениво ползут по своим делам. Почему он это наблюдает? Да потому что больше нихрена не видно! Во-первых, мешают борта корзины, а во-вторых, шея по-прежнему отказывается поворачиваться в этом тесном коконе, в который Аза его крепко-накрепко замотала, как вакууматор — общипанную тушку курицы на пластиковом поддоне. И сейчас несет его, точно набор полуфабрикатов по супермаркету.
[Аза, возьми меня на руки.]
— Еще чего.
[Но мне ничего не видно!]
— Я тебе расскажу. Тут очень мило — кошечки, собачки, уточки, цыплята...
[Цыплята? Тут есть желтые цыплята?!]
До слуха Никиты доносятся разнообразные звуки наружной жизни, но в этой какофонии отличить одно от другого ему не удается.
— Да, и цыпленок говорит «пи-пи».
[Слушай, я не в детском саду. Покажи мне цыпленка!]
— А что мне за это будет? — сверху вниз, Аза скосила издевательский взгляд на Никиту.
[Ну, я...]
Блин, думай, думай, думай... Что может предложить могущественный бог-младенец Справочнику?
[Я постараюсь не будить тебя в пять утра.]
— Ради этого ты готов терпеть собственную вонь?
Никита задумался.
[...]
Ярко-желтые крошечные пушистые цыплята с черными бусинками глазок.
[Да.]
— По рукам.
Так как руки Никиты плотно связаны по швам, Аза, чтобы скрепить договор, просто приложила палец к его лбу.
Корзина Никиты стала крениться, как корабль на трехбалльной волне.
[Только не урони меня!]
— Я бы с радостью.
Взору Никиты открылась просторная улица с вымощенной дорогой и снующими по своим делам жителями деревни. Его взгляд тут же принялся перебрасывать фокус с одного объекта на другой в поисках цыпленка. Так, лохматый пес; двое фехтующих палками мальчишек лет десяти; кошка на заборе; бабка с ведром... А вот и цыплята. Аза не обманула — желтые пятнышки тесной группкой беспорядочно путаются под лапами мамы-курицы за плетеной сетчатой оградой.
[Цыплята!]
— Все, доволен?
[Подожди-подожди...]
А? Что это? Его взгляд остановился на девочке лет пяти, которая сидит, обняв свои ноги, и наблюдает, как другие девочки играют на поляне, заливаясь веселым хохотом. Выглядит девочка при этом довольно грустно. Но не это заставило Никиту заинтересоваться ею, а ее уши. Уши же ее находятся не по бокам головы, как это должно быть у нормального человека, а торчат сверху двумя маленькими белоснежными, как и ее волосы, кисточками. И глаза — они будто отражают солнечный свет двумя янтарными самоцветами.
[Что хрень?]
— Зверолюдинка, — ответила Аза. — А точнее — снежная совушка.
[Чего? Да ну нах...Нихрена себе! И много таких бывает?]
— Хватает.
[А человек-цыпленок есть?]
— Только один с куриными мозгами — это ты.
Но Никита не обратил никакого внимания на колкость Азы, настолько потрясла его девочка-сова.
[Покажи мне ее поближе.]
— Я тебе не колесо обозрения.
[Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Дополнительное спокойное утро.]
— Ааа, ладно, пошли.
Вскоре Никита оказался прямо напротив удивленного лица совушки. Он принялся пристально ее осматривать.
[Какая красивая.]
— Здравствуйте, — смутилась девочка.
— Привет, — бросила Аза, смотря куда-то вбок. — Мой... плод захотел на тебя посмотреть... Ты не против?
[Плод?]
Овощ еще бы сказала.
— Н-нет, конечно... — девочка спрятала лицо за коленями, и оттуда выглядывали только золотые глаза и белоснежные ушки. — К-красивый, — неуверенно сделала она комплимент Никите.
[Кому ты чешешь?.. Но человечку с пушистыми ушками позволяю.]
— Мда, — согласилась Аза, бросив на Никиту сомнительный взгляд.
[Развяжи меня, хочу потрогать ее ушки!]
— Ни за что!
— А? — испугалась девочка, которой мысли Никиты не были доступны.
— Вспомнила, что забыла купить еще овощей, — выкрутилась Аза.
[Неделя! Целая неделя здорового восьмичасового сна!]
Лицо Азы было искажено от внутренней борьбы.
[Две недели.]
— Ну хорошо! — под недоуменным взглядом девочки, она резко опустила корзину на землю рядом с ней.
Тргд...
Мир перед глазами Никиты содрогнулся.
— Он... хочет потрогать твои ушки, — выдавила Аза испуганной совушке. — Позволишь?
— Я... мне... — выпустив из объятий свои колени, девочка отодвинулась.
[Умоляю!]
— Только потрогать, — мягко настояла Аза. — Быстро-пребыстро.
— Ме, — подключился Никита.
— Ну... хорошо.
[Вха-ха-ха!]
Он что, смеется, как Аза?
Получив согласие девочки, Аза стала освобождать Никиту от пут.
[Эй, спрячь мое достоинство!]
Никита полностью голый лежит перед девочкой-совой, отражая лучи солнца своими колоколами, но Аза лишь мстительно скривила рот в злорадной насмешке.
И вот, красное от смущения лицо девочки прямо напротив его. Она что, посмотрела на его пипку?
[Вот черт!]
Никита попытался дотянуться до ушей девочки, только вот длина рук не позволила этого сделать. Но он не оставил попыток дотянуться. Девочка, увидев его затруднения, приблизила голову.
[Еще, еще, еще...]
И вот они, ушки!
Дзы...
Дз...
Он не смог их сжать, лишь дотронулся до них кулачками, но они оказались очень приятными. Горячее дыхание совушки обдало тело Никиты теплом.
Так, если подумать… нижняя часть головы девочки находится как раз напротив...
Дз!..
— Все хватит!
Мир перед глазами Никиты резко съехал в сторону, как будто кто-то, предположительно по имени Аза, сдвинул кадр в диаскопе. Лицо совушки пропало из угла его обзора.
[Блин!]
— П-простите... — донеслось им вдогонку, когда они с Азой уже направились в обратную сторону.
[Ну зачем ты так!]
Никита был возмущен поступком Азы.
[Это некультурно.]
— А культурно, значит, представлять всякие пошлости?
[Это вышло само-собой! Ничего подобного я не хотел!]
И Никита ни разу не врал.
— Хотел не хотел, а результат был бы налицо, будь ты в своей прошлой шкуре.
[Это нечестно.]
***
Пять утра.
— Меееееее!..
— Нет...
— Меееееее!
— У нас же договор...
[Экстренная ситуация.]
— Не экстренная, а экскрементная...
Почти плачущая, Аза выросла над кроваткой Никиты. Под глазами темные круги; волосы, как старая метла; веки с трудом держатся открытыми.
— Пойдем.
Она на автомате взяла Никиту и, отчаянно зевая, отправилась вниз.
— Ты мне мстишь, — сказала она, подогревая воду в ведре.
Никита наблюдает за ней, с удобством расположившись на соседнем столе.
[Нет.]
— Мстишь-мстишь...
[Неа.]
—Да-да.
Она уже не кривит лицо и не гэкает от рвотных порывов, когда моет его. Азу теперь даже не смущают никакие его места. Скорее всего, из-за того, что сил на это у нее больше не оставалось, так как данный конфуз почти всегда происходит в подобное время. Никита тоже прекратил дергаться от прикосновений ее рук. Возможно, потому что Аза единственная из всех его опекунов, которая никаких теплых чувств к нему не испытывает.
— Слушай, ты скоро уже научишься сам это делать? — бултыхая рукой в воде, посетовала Аза. — Или ты будешь расти вечно?
Буль-буль...
Течения воды, искусственно созданные ладонью Азы, приятно защекотали Никиту.
— Гху...
— Ты еще и ржешь с меня, вот мелкий...
[Прости, щекотно...]
Ловкие руки Азы быстро обрабатывают его тело. С каждым разом для того, чтобы вынуть из воды полностью чистого младенца, времени ей для этого требуется все меньше и меньше. И вот, он уже лежит на одеяле, а Аза промакивает его пушистым полотенцем.
[Ай!]
— Что?
[Можешь там полегче?.. Пожалуйста.]
Аза слишком сильно придавливала полотенце чуть ниже его пупка.
— Ээээ...
Мягкая ткань стала осторожней прикасаться к его телу.
— Что ж вы все такие нежные? Вот я — сразу появилась в твердой обложке.
[Я полагаю, обложка появилась раньше тебя.]
— Не оговаривайся.
[Откуда ты выкопала это слово?]
— Из темнейших твоих закоулков.
Никита вспомнил приют, и постарался сразу же его забыть.
[Аза...]
— У.
[Обещаешь мне больше не напоминать об этом?..]
Аза серьезно посмотрела на Никиту. Она прекрасно понимает его чувства.
— Хорошо, обещаю, — выдохнула она, и добавила, — даже несмотря на то, что ты свое обещание не выполнил.
[Прости, я не смог.]
— Да знаю я...
После раннего мытья, Аза снова уложила Никиту в кровать, и сама упала на свою собственную.
[Хочу есть.]
Никита прям ощутил, как скрипят веки Азы, с трудом открываемые обратно.
— Ты издеваешься?..
[Нет.]
Повесив руки, Аза выползла за дверь. Где-то там, далеко внизу, в подвале находится вожделенная бутылочка маточного молока, каждый вечер оставляемая одной из кормушек. Вернувшись, она, чуть ли не с размаху, воткнула соску ему в рот.
Чпок!
[Холодное.]
— Закаляйся!
[Вот же черт.]
(...)
Зато в следующий раз гулять Никита отравился со своей свитой самых приближенных мам. И это ему очень понравилось. Теперь он находится на ручках, и видит все-все-все. А еще его не трясет, будто в кабриолете на проселочной дороге.
Итак, дефолтная фэнтези-деревня. Когда в прошлый раз он пролетал тут на скоростной Азе, то не успел ничего толком рассмотреть. Теперь же, все желтые цыплята перед ним, как на ладони, все — до последнего.
— Собачка — гав! — поделился его транспорт, заметив, что Никита смотрит на лохматого пса.
— Гав! — подтвердила собака.
— Кошечка — мяу, — подключилась вторая профессорша по зоологии, укачивая своего собственного мелкого.
— Уточка — кря...
[Кря сейчас скажет мой мозг, если вы не прекратите.]
— А коровка... хм, это же Сиов...
[Так коровки не говорят...]
Никита проследил за взглядом резко нахмурившейся женщины: в том же самом положении, прижав ноги к груди, так, будто бы это надежный щит, на том же месте сидит уже знакомая ему девочка-сова.
[Значит, ее зовут Сиов. Красивое имя для совы. Сова Сиов...]
— Бедное создание, — поделилась его носильщица.
[О чем вы, дамы?]
Но дамы проигнорировали его мысли.
— Не нужно жалеть ее, Сална, — строго сказала идущая рядом третья маман.
[Да что тут происходит?]
— Просто, она совсем одна... — попыталась оправдаться Сална. — Если бы не полоумная Грай, то...
— …то было бы то, что было!
[А что было? И что бы было?]
— Когда ее мать замертво рухнула на площадь с пробитым крылом и стрелой в животе, это... —Сална потупила глаза под строгими взглядами свих коллег. — Что станет с девочкой, когда Грай преставится?..
— А вот это уже не наше дело, вот что точно.
— И не твое тоже, — присоединилась, молчавшая до этого, четвертая участница экспедиции.
[Да о чем вы?!]
Никита вообще их не понимает.
[Пояснительную бригаду в студию!]
Однако, на этом обсуждения мамок маленькой девочки-совы и закончились. Что было странно. Так как данные младенценоски всегда до последней капли выжимают любые темы, касающиеся чужой жизни. Словно эта тема для них является запретной.
Вечером, перед сном, Никита решил попытать счастья, чтобы узнать у Азы, что бы это могло значить.
[Аза...]
— Что? — Аза листала саму себя, занимаясь, очевидно, чем-то навроде самокопания.
[Что не так с девочкой-совой?]
— У ней уши не на том месте, — не отрываясь от чтения, ответила она.
[Ну Аза.]
— Ну что?
[Ты знаешь, о чем я.]
— Ладно, — Аза захлопнула книгу, и та исчезла. — Что, если бы в твоем прошлом мире собаки и кошки вдруг стали на задние лапы, и потребовали равные с людьми права? Как бы ты к этому отнесся?
Никита не понимал, с чего это вдруг Аза съехала так далеко от интересующей его темы.
[Я бы захотел себе девушку-кошку.]
— Ну ты и курьи мозги... А как бы это воспринял весь остальной мир?
[Извращенцев полно.]
— А, да ну тебя!
[...]
[А если серьезно?]
— Ладно... В общем, со зверолюдьми даже богам не по пути.
[Почему?]
— Потому что они безбожники.
[Безбожники?]
— Ты будешь каждый мой ответ превращать в вопрос?
[...]
— Вера зверолюдов не прибавляет Богам сил.
[Почему?]
— Потому что у них нет души.
[С чего это такая уверенность?]
— В Зале Судеб, за целую вечность, не появилось ни одного зверолюда.
(Как вечность может быть целой?..)
Никита вспомнил милое, полное эмоций лицо Сиов… и, одновременно, самого себя в приюте. Он точно так же, всегда, находился в одиночестве, когда все остальные дети играли вместе. И никому до этого не было дела… Только, в отличие от совушки, это являлось его собственным выбором. А Сиов… Ну просто не может такого быть, что у нее отсутствует душа! Скорее всего, у зверолюдов есть свой собственный Перекресток Судеб.
[Аза.]
— ?
[Завтра мы пойдем к Сиов, и ты скажешь ей, что отныне я ее друг.]
— Чивосебе, отрасти хоть что-нибудь, чтобы командовать мной, — возмутилась Аза.
[Аза, я прошу тебя.]
Наступила тишина, в которой Аза долго изучала лицо Никиты.
— Хорошо… Но с одним условием, — произнесла она наконец, — сегодня ты мне точно дашь выспаться.
[По рукам.]
(...)
— М...
Никита наложил под себя в три часа ночи. Младенческий рот по младенческой привычке открылся для включения пронзительной сирены, но он вовремя сдержался.
Он пообещал. Ради лица Сиов, которое теперь все время стоит перед его мысленным взором. Он не оставит это милое существо в одиночестве в окружении глупых носителей душ.
Захотелось есть.
Тяжело дыша, Никита уставился на звезды, мягко переливающиеся в его окне. Всего лишь четыре вечных часа... Медленно, оттенки неба менялись под его взглядом. От иссиня-черного до темного-синего, от темно-синего до тускло-голубого. Звезды, одна за другой, гасли. А потом, откуда-то сбоку, приползла розовая дымка.
— Ты давно проснулся? — Аза вылезла из-под одеяла.
[Четыре часа назад.]
— Надо же, и не издал ни звука...
Потянувшись, Аза спрыгнула с кровати и подошла к Никите.
— Фу, ну от тебя и несет!
[Поэтому и проснулся.]
— Что? Все это время? — глаза Азы полезли на лоб.
[Ну...]
— Балбес!
Быстро подняв Никиту с кровати, Аза поспешила с ним в комнату для мытья младенцев.
— Я же… не настолько же! — возмущалась она, отмывая его от продуктов собственной жизнедеятельности. — Ты совсем без мозгов?
[Прости.]
— Не извиняйся, достал!
[Ага.]
— И не агакай.
[...]
— Больше так не делай, ладно? — Аза промакивала Никиту полотенцем, сердито смотря на него.
[Хорошо.]
— ...
[Ты же помнишь уговор?]
— Помню, помню. Отнесу я тебя к твоей даме, рыцарь, не ссы, — Аза многозначительно приподняла брови.
[Что? Да не в этом дело вообще. Она — ребенок.]
— А ты — молокосос.
Кстати об этом...
На обратном пути, Аза заскочила в зал, чтобы объяснить трактирщице свое опоздание. В зале уже расположились мамки, ожидающие своего выхода на сцену с эпизодом кормления младенца на чердаке. Навстречу Азе сразу же вскочили две из них.
[Бармен, молока! Два пожалст...]
— Мееееее!
***
Сиов.
Большие янтарные глаза девочки-совы с недоверием уставились на Никиту, который только что с помощью Справочника-переводчика, предложил ей свою дружбу.
Аза, явно чувствующая себя не в своей тарелке, скрестив руки на груди, смотрит в сторону. Нелегко быть посредником младенца.
— Дру... жить? — Сиов не верит ему.
[Да, дружить!]
— Да, дружить! — Аза уже начинает злиться, и скоро Никита отправится обратно на чердак к остальному назойливому хламу.
— Но я же...
[Сова.]
— Сова.
— Д-да, именно, — Сиов не понимает к кому обращаться, к Никите или Азе. Это довольно странная ситуация.
[...]
— Я — сова... — попыталась Сиов еще раз образумить Никиту или Азу.
[А я — Бог.]
— А он все равно хочет с тобой дружить, — бросила на Никиту гневный взгляд Аза.
[Мне что, запрещено быть Богом?]
— Ну, если так... — Сиов принялась мять свои ручки. — Тогда...
— Вот и хорошо, объявляю вас другом и другом! — терпение Азы окончательно треснуло. — Во веки веков! Алюминь! До встречи!
Никита со скоростью света полетел обратно в Хромую курицу.
— Пока! — донеслось ему вдогонку запоздалое прощание Сиов.
— Все, больше я в этом не учувствую, — бросила на ходу Аза. — Отрасти себе ноги, и ходи на свиданки сам!
Однако, даже это не испортило Никите его поднявшееся настроение. Ему показалось, или он услышал в голосе Сиов нотки радости, когда та попрощалась?