Божьи люди. Мои духовные встречи.

Отец Дионисий[224]

Родился он в 1854 г., 1 ноября, в день св. Космы и Дамиана, в селе Белицком, что на речке Чопке, на границе Таврической и Екатеринославской губерний. Отец его был крестьянин Вукол Иванович Чудновец; мать — Мария; дети — Симеон, Даниил, Демьян (таково было прежнее имя о. Дионисия), Мария, Марина и Никифор. Семья была религиозная; ходили к утрене и пели. Демьян рассказывает про себя, что он любил заглядывать в алтарь, чтобы посмотреть, как во время таинства пресуществления сходит на Дары Дух Святый.

Пришел срок солдатской службы старшему брату Симеону — попросту Семену, — но он был уже женат, а второй брат скончался, и Демьян пошел в солдаты за старшего брата. После службы его, в 1878 году, умерла мать, а в 1879 году отец. И Демьян в 1880 году ушел в Бахчисарайский Успенский скит[225]. Он был как бы в раздвинувшейся горе; восточная сторона была очень крутая, а западная — несколько отлогая. На первой, очень высоко, был городок, когда-то в нем жили караимы, секта евреев; при мне он был совершенно пуст. Жил только сторож этого места, у ворот крепостной ограды. Называлось оно Чуфут–Кале.

А вот на противоположной подсолнечной стороне этого городка и находился в горе Успенский скит. Вверху был целый ряд пещер, в которых были и храм, и келии для монахов. Может бьпъ, здесь и в древние христианские времена был монастырь, потому что весь Крымский полуостров принадлежал православным грекам. Но внизу лощины были построены деревянные домики. Средства на это дал известный во второй половине века церковный благотворитель С–в.

Сюда и прибыл Демьян. Игумен принял его охотно и отвел ему место в пещерах. Спокойно — такой у него был характер всю жизнь — принялся он за монашеские послушания. Но вскоре он почувствовал резкие боли в ногах: в пещере было сыро и темно. Не вытерпел этого Демьян и спустился вниз к игумену, жалуясь на ревматизм в ногах и прося дать ему какой-нибудь уголок в деревянных домиках.

— Эх, брат Демьян, брат Демьян! Первое послушание тебе дано: и ты не вынес его!

Демьян стал ссылаться на болезнь, желая оправдать себя.

— Ну, что же?! Хотя бы и умер ты! Был бы мучеником, — сказал ему игумен.

Тогда Демьян понял значение монашеского послушания и говорит:

— Ну, батюшка! Воротите меня опять в пещеру!

— Нет, теперь уже поздно. Переходи вниз!

— И с той поры, — говорил мне о. Дионисий, — я дал себе зарок: никогда ничего не просить, а только исполнять послушание.

В июле 1895 года он был пострижен в мантию, с именем Дионисия, в память преподобного Дионисия, игумена Глу- шицкого (Вологодской епархии), празднуется 1 июня. Обыкновенно при пострижении переменяют мирское имя на другое, преимущественно иноческое, — но с сохранением заглавной буквы. И после пострига о. Дионисий был рукоположен во иеродиакона, которым прослужил 4 года. В 1899 г. хиротонисан в иеромонаха, а в 1914 г., 60 лет от роду, был назначен игуменом Бахчисарайского скита. Перед этим он был заведующим подворьем в городе Симферополе, от которого Бахчисарай находится в 30 верстах. Здесь он был духовником епископа Таврического Феофана[226], чтившего его. У него же исповедовался и я, будучи тогда ректором Духовной семинарии. Из этого времени мне вспоминается один случай. Как-то на исповеди я жаловался ему на скорби. Отец Дионисий спокойно сказал мне в ответ:

— Бог бы и не хотел давать нам скорбей, но беда наша в том, что без скорбей мы не умеем спасаться!

Потом я переведен был в Тверь, а епископ Феофан — в Астрахань, а оттуда — в Полтаву. В это время произошло такое событие с ним. Епископ Феофан был человек очень слабого здоровья и вынужден был поехать в теплый Крым. От Симферополя нужно было ехать до Ялты на извозчике. На пути он заехал на короткое время к о. Дионисию. И быстро отправился дальше. Правящий епископ Димитрий (Абашидзе)[227], узнав об этом, рассердился на о. Дионисия, что тот не испросил на это его благословения, и, призвав батюшку к себе, обрушился на него с горячим выговором. Нужно сказать, что он родом был грузин, а они народ вспыльчивый, но отходчивый. После революции он ушел в Киевскую Лавру и постригся в схиму, с именем схиархиепископа Антония; и прославился на всю Россию как святой старец. Умер он в 1942 году.

Отец Дионисий без всяких оправданий упал ему в ноги:

— Простите меня, святый Владыка!

А тот все горячится. Отец Дионисий снова падет в ноги:

— Простите меня, святый Владыка!

И так до конца, пока сошла с него горячка, и в мире отпустил о. Дионисия. Говорят, епископ после каялся в этом. Но нам важно здесь смиренное поведение батюшки.

В сентябре 1915 года он возведен был в сан архимандрита Бахчисарайского монастыря. А в 1919 г. я был поставлен викарным епископом Севастопольским (архиепископ Димитрий ушел в Киев на покой), и мне явилось желание взять его в Севастопольский архиерейский дом заведующим и настоятелем Петропавловского храма. Новый архиепископ Никодим[228] отпустил его. А о. Дионисий, по своему обету — “ничего не просить”, — послушно согласился.

Из этого периода в два года я припоминаю о нем следующее.

Всегда смиренный, он был любим всеми. Лишь одна ненормальная женщина, низкого роста, после службы шла сзади него из храма до келии и все просила его взять ее к себе для сожительства. Но он, ничего ей не отвечая, шел спокойно к себе, пока не запирал двери. Она уходила. Люди ничуть этому не удивлялись и нисколько не винили батюшку.

Я обычно говорил проповеди. Передавали мне после, будто он несколько печалился, что я хорошо говорю, но все о покаянии, тогда как следовало бы учить о любви Божией к людям; это он и после часто повторял.

Еще мне запал в душу рассказ его о каком-то монахе, который горько, со слезами, каялся в грехах своих. И вот — это было под Пасху—он облил слезами весь пол перед молитвенным углом; и вдруг он исчез, явился свет, и в нем — Господь Иисус Христос — и сказал ему, чтобы монах не унывал, что Господь прощает его…

Нечто подобное я потом встретил в Житиях Святых у Димитрия Ростовского.

Больше ничего не помню — к сожалению. А стоило бы записывать о нем… Это — особые люди… Уже одно воззрение его о любви Божией к людям говорит о необычайной духовной высоте его…

Подошла революция. Защитники Крыма эвакуировались за границу[229]. Меня о. Дионисий не удерживал. Сам, конечно, остался. После, уже будучи в Париже, я встретился с одним человеком, который выехал из Севастополя позже нас. Расспрашивая его, я, между прочим, заговорил об о. Дионисии. Тот рассказал следующее.

Отец архимандрит был арестован и заключен в тюрьму. Он переносил это совершенно спокойно. При допросе ему, между прочим, задали вопрос:

— Как ты смотришь на нашу власть?

— Как на наказание Божие за грехи найти!

— A–а! За грехи? Наказание? Ну, вот тебе еще наказание: чисти в тюрьме все клозеты!

— Это легко. Только дайте побольше тряпочек.

И отец Дионисий спокойно чистил.

Через некоторое время его снова вызвали на допрос.

— Ну, а как теперь смотришь на нас?

— Не иначе как на Божие нам наказание.

Его опять оставили в тюрьме. Потом, видя кротость отца Дионисия и полную безопасность его, освободили из тюрьмы. Он, верстах в б от Севастополя, поселился на каком–то

хуторе, собрал к себе человек пять послушников и трудился с ними в разных работах… Но потом удалили их и оттуда…

Он уехал в родные места Таврической области.

Теперь я буду брать из записок духовных чад его, которые мне пришлось читать уже по возвращении из Америки на Родину, в 1952 г., 18 февраля.

Там рассказывается, между прочим, о случае с ульем. У него был всего лишь один улей; с верхней стороны его было отверстие под стеклом, в которое о. Дионисий часто с любовью смотрел, как работают там пчелки. И вдруг этот улей пропал. Но потом открылось, что его украл некий Федор. Улей возвратили. Батюшка охотно простил вора.

И после этого он говорил: “Если ты не прощал от всей души человека, тебя обидевшего, ты еще не знаешь настоящей радости”.

…Исцелял молитвами своими больных и бесноватых — и они выздоравливали.

У него был огромный синодик, который он сам читал раздельно, не торопясь.

— Я, — говорил он, — явственно чувствую общение с загробным миром и ответные молитвы усопших.

Потом рассказывал, что в самую Пасхальную ночь у него было такое чувство, что “крыши над головой нет, а прямо — небо спустилось к нам”.

Не любил похвал и иногда говорил монахам, жившим с ним на хуторе:

— Вы-то ведь знаете, какой я грешник! И понимаете, какой вы этим делаете мне вред!

Когда отец Дионисий был выслан из Крыма на родину, он написал одной из духовных дочерей, которые глубоко чтили его, а потом — и служили ему:

“Только прошу, не надо скорбеть и волноваться, может быть, Господь делает для нашего спасения. Надо уповать, что все делается по Его святой воле. Молись, не унывай. Да хранит тебя Господь и Матерь Божия и ангел хранитель. Будь радостна. Церкви не оставляй, пением одушевляйся. А

что ты поешь песнь Господу, подобно херувимам, этим не возносись о своем даровании, чтобы не удалился от тебя Господь и не погубила бы ты красоты души своей гордостью; но в смирении услаждайся с Господом и день, и ночь, да с Ним будет твое дыхание и жизнь. Сколько благодатного и радостного для нас сотворил Господь; но мы неблагодарны остаемся Твоей благости. Сам, Господи, просвет и озари нас светом Твоего Богоразумия и соедини нас с Тобой в сей и будущей жизни, чтобы мы лицезрели и славили Тебя, Создателю наш. Сего желает душа моя тебе, дорогая В. Н- на, за твою искреннюю любовь, которую ты всегда оказывала мне, грешному. Благословен Бог и милостив: да пребудет Он с тобою.

“Христос посреди нас, дорогие сестрички В. Н. и о. И!

Мир вам! Радуюсь и благодарю Господа, что Он не оставляет нас Своею благодатною, милует и прощает нас, грешных, к Нему прибегающих в покаянии, и питает нас Своим Телом и Кровию. Хвалите и благодарите Господа, создавшего вас так благодатно, по образу и подобию, для вечного блаженства с Господом Иисусом Христом, Который возлюбил нас Божественною любовью, даже до смерти крестныя. Возлюбите и вы своего Жениха Иисуса Христа: Он ожидает вашей любви, вашей веры, вашей преданности и упования на Его милость и благодать. В Нем — наша жизнь, радость и спасение. Возлюбите друг друга; старайтесь избегать греха, который омрачает ум, оскверняет душу и сердце, наводит печаль и уныние. Стяжите смирение по образу Божию. И Он вознесет вас. В устах и сердце да будет молитва непрестанно: “Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешную!” После занятий на службе спешите в свою келию, ограждая себя крестным знамением. Приветствуйте друг друга любовию и о Христе лобзанием. Дома отдыхайте телом и душою. Друг другу старайтесь услужить любовию и сердечно: Господь примет это Себе”.

Еще письмо: “Дорогая В. Н–на, оставь все земное, мрачное; вспомни благодатные минуты, когда ты в страстные дни пела о Божией Любви и о страдании за нас, грешных, нашего Господа. Как умилялась твоя душа горячею любовью и сожалением, что мы причинили Ему своими грехами позорную смерть. Это Дух Святый за Его страдания наполнял твою душу. Не забудь тех минут святых! И постарайся — смирением, молитвою, терпением — преуспевать, укрепляемая благодатию Божиею. Люби дорогую сестру о. И–ну. Господь соединил вас во спасение. Не думай, что это само собою получилось. Будь примером христианской любви и жизни”.

В другом письме батюшка писал: “Только не похвалю, что ты унываешь. Если ты сознаешь свою немощь и не можешь укрепиться в высоких добродетелях — простоте сердца, в смирении, кротости и любви к ближним, то и тогда благодари Господа, что Он, Благий, терпит наши согрешения и не оставляет нас Своею благодатию. Господь пришел грешников спасти: и все верующие и уповающие на Господа — спасутся Его Божественною благодатию и силою, а не своими мнимыми подвигами и заслугами. Поэтому смиримся пред Господом, покоримся Его святой воле и будем переносить все с терпением и — не унывать, потому что уныние есть величайший грех перед Богом”.

И еще: “Проповедей о. архимандрит никогда не говорил… Но всегда батюшка старался нам внушить, чтобы мы непрестанно помнили, как Господь нас любит: “Ты и представить себе этого не можешь. Но всегда это помни!”

Еще говорил: “Если будешь всегда при церкви, то всегда будут любить тебя, и никогда не будешь одинока”.

Если же я жаловалась, что кто-нибудь меня не любит, то всегда получала от него ответ:

— О чем нам хлопотать? Лишь бы ты любила!

Рассуждающего о будущем, о своей судьбе, батюшка обычно прерывал веселым голосом:

— О чем нам толковать? Что Бог даст, то и будет.

В скорбных обстоятельствах, во всех лишениях мы спрашивали его: как это он всегда спокоен? А он в ответ:

— Мне что? Я — монах! Значит, я всего себя отдал в волю Божию. Я так люблю Бога, что если бы Он и в ад послал меня, пойду с радостью исполнить волю Его!

Нам же говорил: “Я вас так люблю, сестры, то что бы вы ни сделали, я все равно буду любить вас”. И мы чувствовали истину всех этих слов.

В записках его духовных дочерей так описывается конец его жизни:

“В 1930 г., в Великом посту, он заболел тяжелою, мучительною болезнью печени, и очень страдал. Никому из нас не разрешал ухаживать за ним, не желал показывать своих страданий, хотел в одиночестве приготовиться к смерти.

В эту же болезнь батюшка принял схиму.

Но к Страстям Христовым он мог уже выходить в церковь.

В эту весну, после Троицы, всем монахам, в том числе и архимандриту, было предложено уехать из Симферополя. Батюшка был спокоен, но руки дрожали; и вообще он торопился: признак внутреннего волнения. Переехал он недалеко. Но надо было уезжать и оттуда. Он уже не знал: куда себя деть?

И вдруг неожиданно приезжает наш бывший регент, отец иеродиакон Иннокентий, и говорит, что ему в его деревне Петропавловской, около г. Мелитополя, на утренней молитве пришла мысль: непременно ехать к отцу архимандриту и взять его к себе пожить… И он его увез. В этой деревне он прожил еще почти два года.

Осенью 1931 г. ему удалось исполнить свою мечту: побывать в Бахчисарайском монастыре и на монастырском хуторе “Анастасия”. Но батюшка стал печален.

Весною 1932 г., в Неделю жен–мироносиц, батюшка сходил с детьми на речку и полежал там на берегу. Вернулся остуда усталый, ушел в дом, не поужинав. Слышно было, как он там пел:”Ангел вопияше Благодатней”. А наутро нашли его лежащим без движения на дворе. С ним был удар одной стороны, но говорить он еще мог, хотя с некоторым трудом. В утешение о. Иннокентию он говорил, что у него ничего не болит и что “так легко умирать!”. На третий день, 3/16 мая, он тихо скончался. Перед смертью батюшка был пособорован и причастился.

На погребении присутствовало семь священников. Похоронили его в ограде. Возглавлял службу благочинный отец Дамиан. Какое совпадение имен: в день рождения батюшка был назван Демьяном, а теперь святые Косьма и Дамиан прислали своего соименника проводить его в жизнь вечную.

Отец благочинный сказал прощальное слово на 118 псалом, ст. 54: “Пета бяху мне оправдания Твоя на месте при- шельствия моего”. По русскому переводу это понятнее: “Уставы Твои были песнями моими на месте странствований моих!” — то есть “Заповеди Твои, Господи, были песнями моими на местах странствий моих на земле”.

Вечная тебе память!

ДОПОЛНЕНИЕ

После того как я написал это житие о. Дионисия, мне одно лицо — не знаю почему — прислало пять тетрадей о “Современных подвижниках”. И там я нашел заметки и о нем. Перепишу сюда выдержки оттуда, как они записаны.

“Однажды недавно попавшая к нему под руководство девушка исповедовала все грехи свои. Целый свиток был исписан грехами. И она со страхом и стыдом читала ему их. По окончании исповеди девушка от стыда не смела взглянуть на старца.

К ее удивлению, о. Дионисий после исповеди стал весело ходить по комнате, напевая что-то. Заметив ее изумление, старец сказал:

— Когда человек искренно кается, то благодать, получаемая им, передается и священнику.

Подобно древним угодникам, старец имел дар от Бога распознавать внутреннее состояние человека по вещам: с каким чувством и расположением готовилось кушанье. Ко дню ангела архимандрита Дионисия одна его духовная дочь решила сделать вкусный пирог, положив побольше всяких приправ. Время было тяжелое, с продуктами было трудно. И когда она с искренним усердием начала изготовлять пирог, диавол по зависти внушил ей помысл:

“Да ведь не батюшка будет кушать, а сестры”.

Так назывались духовные чада старца. Не рассудив, по неопытности, откуда этот помысл, девушка смутилась, заколебалась и положила меньше приправ, чем намеревалась прежде. Пирог вышел все же красивый. Принесла его к батюшке. Разрезали его и положили по куску всем и старцу. Присутствовавшие расхвалили пирог и охотно вкушали его. А о. Дионисий не прикасался к нему: он прозрел вонь скупости, под влиянием которой находилась в то время изготови- тельница. И огорчился, но молчал, а после рассказал.

Другая духовная дочь тоже принесла пирог, но — из темной муки, невкусный и некрасивый. Отрезали часть его и старцу. Он съел и похвалил: “Хорош”.

В другой раз эта же девушка шла к старцу. Был полдень. Стояла августовская жара. Шла она мимо базара и решила купить батюшке хороший арбуз. Купила огромный арбуз; думала, что он будет и вкусный. С большим трудом несла она его в гору, [страдая] от жары и тяжести. Но терпела по любви к старцу.

После беседы с ней батюшка разрезал арбуз; он оказался невкусным. Но о. Дионисий, вкусив, стал хвалить его:

— Вот арбуз! Ну и арбуз! Никогда такого не ел!

Дал и ей вкусить арбуз. Старец провидел усердие этой сестры и хвалил арбуз.

Летом архимандрит Дионисий жил на хуторе, принадлежавшем Херсонесской обители, находившемся в нескольких километрах от С. Зная вред праздности и желая предохранить своих чад от дурных помыслов, старец отправил их с хутора домой и нагрузил их овощами и фруктами в таком количестве, что еле несли это: трудящемуся не придут в голову помыслы — не до них! Приходится об одном думать: как бы скорее донести тяжесть.

Однажды сестра, нарушившая заповедь блаженства, сказала в унынии старцу:

— Батюшка! Я не люблю Бога: нарушаю заповеди Его. А кто любит Бога, заповеди Его исполняет.

Старец быстро вскочил с места, где сидел, и очень расстроился:

— Таких слов говорить нельзя! Бога мы любим. Но, как не достигшие совершенства, нарушаем заповеди по немощи!

Идешь, бывало, к старцу — буря помыслов. Войдешь в его комнату — все исчезло, тишина на душе: так бесы, насылающие эти помыслы, боялись старца, не смея даже войти к нему.

Душа о. Дионисия была необыкновенно тонкая, нежная, чуткая.

Любимые темы его проповедей были: любовь, смирение, кротость.

Духовная дочь старца за веру во Христа была посажена в темницу. Там она видела следующий сон. В церкви из алтаря вышел о. Дионисий. Она подошла к нему и опустилась на колени. Старец воротился в алтарь и вынес оттуда громадный цветок розы на длинном стебле… И дал его со словами:

— Глядя на эту красоту, помни о вечной красоте!

Умирала мать этой девушки. Вместе с нею, видя ее страдания, страдала и дочь. Во сне она увидела о. Дионисия, и он, желая утешить ее в горе, сказал ей:

— Без страданий нельзя спастись!

Та же духовная дочь много лет спустя видела старца со всеми его духовными чадами; и он сказал им:

— Мы должны быть образцом для других!

Она же видела во сне усопшую свою мать и бросилась к ней со словами:

— Это ты, моя радость!

Она строго взглянула на дочь и сказала:

— Радость — Господь!