Боль

ГЛАВА 2

В понедельник утром я проснулась, чувствуя себя более подавленной, чем обычно. Я провела беспокойную ночь, слова Хейдена бесконечно повторялись в моей голове. Я злилась на себя, потому что чувствовала все эти противоположные эмоции и должна была напомнить себе, что я с Матео. Мне нравился Матео, и наши отношения много значили для меня. Я не могла вернуться к своей старой истории с Хейденом. Кроме того, его слова в субботу вечером были достаточно ясны.

Я оттолкнула Хейдена, поэтому он имел полное право злиться на меня. Он имел полное право забыть обо мне и жить дальше. Он чувствовал каждую эмоцию гораздо сильнее, чем я когда-либо смогу, и я могла только представить, как он был опустошен после того, как я отвергла его. Я не должна была быть такой эгоистичной. Его безразличие не должно было ранить меня.

Моя жизнь стала намного лучше в последнее время. У меня были друзья и парень, и моя жизнь в школе была не такой сложной, как раньше. Мои оценки были потрясающими, и мисс Клэр позволила мне работать над моим компьютерным проектом в моем собственном темпе, потому что я была ранена и провела довольно много времени в больнице. Все шло хорошо. Так почему же я была недовольна?

А потом был этот повторяющийся голос, говорящий «неправильно». Неправильно, неправильно, неправильно.

Эти яростные чувства были извращенными, но затягивающими — горячими и холодными, как Хейден, и мне нужно было отвлечься от них. Мысли о Матео помогли мне вспомнить, что у меня есть обещание мирного будущего. Я никогда не должна забывать, кем был Хейден. Он был моим врагом. Он утопил меня в своей ненависти, которая навсегда оставила шрамы. Он сделал со мной так много отвратительных вещей, что о будущем с ним не могло быть и речи.

Мне просто нужно было время. Мне нужно было больше времени, и эти чувства исчезнут. Они должны были исчезнуть.

Я спускалась вниз, когда запищал мой телефон. Я вытащила его из кармана и открыла сообщение Матео.

«Доброе утро, моя прелесть».

Улыбка тронула мои губы. Он желал мне доброго утра каждый день перед тем, как уйти в школу, и это стало нашей рутиной. Я постепенно привыкала к тому, что теперь каждый день отправляю сообщения людям, регулярно получая сообщения от Матео, Мелиссы и Джессики, и это было здорово. Я больше не была необщительной одиночкой и чудачкой.

Я ответила ему и пошла на кухню. Меня коснулся сигаретный дым, и я сморщила нос, сжимая лямку рюкзака. Моя мама сидела за нашим кухонным столом и читала свой любимый журнал сплетен, ее недокуренная сигарета висела между пальцами. Мой взгляд упал на пепельницу перед ней. Несколько свежих окурков уже усеивали ее блестящее черное дно.

— Доброе утро, — пробормотала я и открыла холодильник.

— Доброе утро, — вежливо ответила она.

Со вздохом я достала молоко из холодильника и налила хлопья и молоко в свою миску. Я села напротив нее, поставив рюкзак рядом со стулом, и рассматривала ее измученное, бледное лицо, пока я ела свой завтрак в тишине. У нее были мешки под зелеными глазами, в которых не было света, и она похудела, ее щеки стали костлявее. Она вообще что-нибудь ест?

— Ты завтракала? — Спросила я ее.

Она выпустила дым через нос.

— Нет.

— Почему нет?

— Я не голодна.

— Это не нормально, мам. Ты должна что-нибудь съесть. Если ты не ешь…

— Перестань читать нотации. Ты здесь не родитель. Я родитель. — Она тихо добавила — К сожалению, — и мое горло сжалось.

Мне не терпелось встать и уйти, потому что я больше не могла находиться с ней в одной комнате. Мне постоянно безжалостно напоминали, что она никогда не будет тем человеком, на которого я надеялась. У нее было свое бремя, которое не включало заботу о дочери.

Последние несколько недель она была в депрессии и мало разговаривала. Ее уволили из ресторана быстрого питания за то, что она работала пьяной, и она нашла новую работу в супермаркете. Она была этому совсем не рада, потому что она не ладила со своими новыми коллегами, а рабочая нагрузка была большой, поэтому она выпивала свой стресс и страдания почти каждый вечер в барах вокруг Энфилда.

Я взяла свой рюкзак и поставила миску в раковину.

— Я ухожу.

— Повеселись, — дала она мне тот же старый ответ, ее глаза были устремлены в журнал.

Я стояла и смотрела, как она тушит сигарету в пепельнице и выпускает дым изо рта, боль кружилась в моей груди.

Ты любишь меня мама?

Она подняла брови, увидев, что я смотрю на нее.

— Что? — Спросила она.

Ты когда-нибудь любила меня?

— Я что-то сделал не так? — Спросила я ее, боясь войти в эту пустынную территорию страданий, но отчаяние во мне подтолкнуло меня спросить. Мое сердце колотилось в груди, пока я ждала ее ответа, молча умоляя ее измениться, понять, что мне нужна мать. Мне нужна она.

Она пожала плечами.

— Почему ты вообще спрашиваешь?

Ты когда-нибудь считала меня своей дочерью?

— Забудь, — сказала я и ушла, давление сдавливало мою грудь. Я застегнула зимнюю куртку, быстро замерзая на морозном утреннем воздухе. Я ненавидела холодную погоду. Зима еще не началась, но температура уже была слишком низкой.

Я взглянула на дом Хейдена, и мое сердцебиение и предвкушение возросли. Я ожидала увидеть его, когда бы ни вышел из дома, но, как и в эти последние несколько недель, его нигде не было видно. Его машины не было на подъездной дорожке, и вполне возможно, что он даже не ночевал дома.

Отчаявшись спастись от холода, я бросилась к своей машине. Я завела двигатель и включила обогреватель. Сильная дрожь пробежала по всему телу.

Я могла умереть, когда Джош ударил меня ножом два месяца назад, но мои отношения с мамой не изменились. Они только ухудшились. Она так погрузилась в свою депрессию, что я не могла вспомнить, когда в последний раз видела ее улыбку. Она редко разговаривала со мной, а когда говорила, то только о деньгах. Она никогда не забывала напоминать мне, что нам трудно платить по счетам, предлагая мне найти работу получше.

Я сжала руки на руле. Ярость, которую я испытывала по отношению к ней, сжимала мне грудь. Я была не только зла, я была напугана. Была вероятность, что я не смогу поступить в Йель или любой другой хороший колледж, даже если каким-то чудом получу полную стипендию. Мне придется оплачивать различные расходы, которые мама мне не поможет покрыть. Мне придется работать до изнеможения во время учебы, беспокоиться о деньгах, и я была в ужасе.

Моя тревога снова нахлынула, и вихрь негативных мыслей и сомнений пронесся в моей голове. Мне придется работать с людьми, и мне это не нравилось. Я не хотела, чтобы меня заставляли общаться с незнакомцами, но у меня не было выбора. Я не могла быть разборчивой в отношении работы во время учебы в колледже. Моя мать ясно дала понять это — если я поеду в какой-нибудь далекий колледж, я буду предоставлена сама себе. Она не поддержала мое решение покинуть Энфилд. Она хотела, чтобы я поступила в местный колледж, нашла высокооплачиваемую работу и содержала нас.

Ее эгоизм и пренебрежение не знали границ. Мрак еще глубже впился в меня своими когтями по дороге в школу. Я боялась, что застряну здесь навсегда.

Несколько студентов посмотрели в мою сторону, как только я вошла в вестибюль, и мои щеки вспыхнули. Я знала, что должна была уже привыкнуть к этому, но не привыкла. Инцидент с Джошем вывел их внимание на совершенно новый уровень, и они стали болезненно любопытны по отношению ко мне. Мой статус изменился с главного «фрика» школы на главного «фрика-спасителя».

Они создали столько историй обо мне, что можно было подумать, что я супергерой, преувеличивая момент, когда меня ударили ножом вместо Хейдена. Согласно одному из нелепых слухов, меня ударили ножом пятнадцать раз, и я потеряла одно легкое. Другой говорил, что я была тайной любовницей Джоша, но я изменила ему, и он решил отомстить. Самый абсурдный слух был определенно о том, что я потеряла ребенка, когда Джош ударил меня ножом в живот в середине моей беременности.

Они даже сделали мем с моей фотографией, который гласил: «Нам не нужен Бэтмен, у нас есть Сара Декер».

Как ни странно, почти все издевательства прекратились. Даже Мейсен и Блейк больше не издевались надо мной. Они не любили меня и не относились ко мне хорошо, но, по крайней мере, они не пытались сделать мою жизнь несчастной. У меня больше не было звания самого отстойного ученика школы Ист Уилоу, а у Джоша и Натали было.

К счастью, они все еще были за решеткой и ждали суда. Натали приложила дополнительные усилия, чтобы сохранить свой богатый, модный вид в школе, но она не была из богатой семьи. Ее родители работали учителями в начальной школе, поэтому они не могли найти денег, чтобы вызволить Натали.

Родители Джоша были богаты и могли легко заплатить за его освобождение, но его отец отказался это сделать. Он был судьей, который стремился попасть в Верховный суд, поэтому позволить Джошу свободно разгуливать после того, что он сделал, особенно учитывая его историю насилия, было неприемлемо в его глазах. Он публично заявил, что его сын должен оставаться под стражей ради справедливости. Он был лицемером. Он использовал свои связи в полиции, чтобы помочь Джошу, когда я сообщила о том, что он ударил меня два года назад, но я должна признать, что рада, что ирония жизни на этот раз сыграла мне на руку.

Я остановилась на полпути, выдернутая из своих мыслей, когда заметила толпу, собравшуюся вокруг моего шкафчика. Они указывали на него и фотографировали.

По моей спине пробежал холодок. Что теперь?

Они отошли в сторону, увидев меня, позволив мне увидеть то, что привлекло их внимание, и мое горло сжалось. На моем шкафчике было написано черное слово, словно издеваясь надо мной. Мое зрение затуманилось, когда в моей голове образовалось пульсирующее ощущение.

Это было то же самое слово, которым Хейден оскорбил меня в субботу вечером — Шлюха.

Я закрыла глаза на несколько секунд, чтобы остановить слезы и добраться до своего шкафчика. Я проигнорировала их смех, пока рылась в своих вещах в поисках вещей, которые мне понадобятся для английского языка. Итак, Хейден решил, что я «достойна» снова издеваться. Я закрыла глаза и глубоко вздохнула, охваченная болью. Ему было смехотворно легко так себя вести.

Я прислонилась лбом к верхней полке шкафчика и сделала еще несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, но старая боль быстро распространилась по мне, усиленная моей тоской по нему. Я снова была одержима Хейденом, не уверенная, был ли наш разговор в доме Мелиссы спусковым крючком, который заставил его снова решить пытать меня…

Боль взорвалась в затылке, когда кто-то ударил меня дверцей моего шкафчика. Столкновение разбило мой лоб о твердую полку, и я вскрикнула от боли. Я задыхалась, когда повернулась лицом к человеку, который это сделал.

— Что ты… — Мой протест замер на моих губах, когда я встретилась с враждебными зелеными глазами Кристины.

Она изобразила беспокойство на лице и разыграла притворство.

— Прости. Я сделала тебе больно? Я не видела тебя. Надеюсь, с тобой все в порядке, — сказала она сладким голосом. Я понятия не имела, зачем она потрудилась сделать вид, будто она не сделала этого нарочно. Не то чтобы кто-то на нее донес.

Ее глаза остановились на моем лбу, как раз когда я почувствовала, как что-то струится по моей левой брови. Я откинула челку в сторону и коснулась этого места, обнаружив кровь на пальцах.

— Ты с ума сошла?! — Выпалила я дрожащим голосом.

Студенты вокруг нас продолжали смотреть на меня, вызывая в моей голове неприятную болтовню, которая преследовала меня, всегда напоминая мне, что я никто и не заслуживаю ничего, кроме боли и стыда.

Я коснулась пульсирующего места на затылке, и почувствовала шишку, но, к счастью, крови не было. Я сжала руки в кулаки.

— Ты отвратительна, — сказала я ей.

Она уставилась мне в лицо:

— Ты заслуживаешь гораздо худшего, шлюха, — прошептала она так, что только я могла ее услышать. Слово «шлюха» эхом отозвалось в моей голове, скручивая мой живот в узел. — Сегодня это всего лишь небольшая царапина на лбу и испорченный шкафчик. Кто знает, что я смогу сделать завтра?

Мои глаза расширились, когда до меня дошли ее слова.

— Это была ты. Ты написала это на моем шкафчике.

Она ухмыльнулась.

— Тебе лучше не спускать глаз со своего парня, шлюха, иначе в следующий раз, когда я закончу с тобой, тебе понадобится гораздо больше, чем пластырь. — Она развернулась и ушла, оставив эти ужасные слова опасно висеть между нами.

Кристина и ее приспешники не прекращали издеваться надо мной, и время от времени это доходило до физического насилия. Я испытала грубое пробуждение, когда она отвернулась от меня два года назад, когда я узнала, что моя бывшая подруга была лгуньей, манипулятором и первоклассной стервой. Она никогда не была настоящим другом, но после смерти Кайдена она перестала скрывать свою ненависть. Стало еще хуже, когда Натали попала в тюрьму, и вся школа начала рассуждать о природе моих отношений с Хейденом.

У Хейдена и нее были временные отношения. Они часто меняли партнеров, но по какой-то причине продолжали возвращаться друг к другу. Однако через несколько дней после того, как все это произошло между мной и Хейденом в больнице, новость о том, что он сказал ей в кафетерии, что он навсегда с ней покончил, распространилась по школе со скоростью лесного пожара.

С тех пор он встречался с разными девушками, пока не появилась эта рыжая Майя, и я понятия не имела, была ли она чем-то временным или нет. А что, если он уже нашел себе подходящую? И снова мой эгоизм всколыхнул меня, вызвав еще больше гнева, потому что я была ужасным человеком, раз была такой нерешительной в своих чувствах. Ну и что, если она ему подходит, Сара? Он заслуживает счастья.

Но было кое-что, чего я не могла понять. Почему Кристина написала слово «шлюха» на моем шкафчике и сказала не спускать глаз с Матео? Хейден мог бы упомянуть ей о нашем разговоре в доме Мелиссы, но, опять же, зачем? Они больше не были близки. Должно было быть какое-то другое объяснение.

Я отбросила эти мысли и направилась к кабинету английского, приложив салфетку к ране, чтобы остановить кровотечение. Я была рада, что у меня появился повод пропустить первый урок. Мне нужно было промыть рану, поэтому я планировала попросить у мисс Доусон разрешения сходить к медсестре.

Я напряглась, когда вошла в класс, ожидая увидеть Хейдена на своем месте в конце класса, но его там не было. Я бы не удивилась, если бы он снова решил пропустить этот урок, он пропускал почти все уроки, которые мы проводили вместе. Джессика встала, увидев меня, нахмурившись.

— Сара, у тебя кровь! Что случилось?

— У меня было рандеву с моим шкафчиком.

— Что?

— Похоже, Кристина вампир, потому что ей нравится видеть, как я истекаю кровью, — пошутила я, пытаясь разрядить обстановку, но правда была в том, что я чувствовала себя несчастной. Когда Кристина уже остановится? — Она ударила меня дверцей моего шкафчика.

Она поморщилась и схватила меня за руку.

— Это ужасно. Это из-за Хейдена? — Я пожала плечами. Я не хотела говорить о Хейдене или ревности Кристины. — Тебе следует пойти к медсестре.

Мисс Доусон и оставшиеся ученики в коридоре вошли в класс, Хейдена не было видно. Я пообещала Джессике, что расскажу ей все подробности во время обеда, и попросила мисс Доусон разрешить мне увидеть медсестру, с нетерпением желая избежать всех любопытных взглядов, направленных на мой лоб.

Как будто инцидента со шкафчиком ей было недостаточно, Кристина продолжала издеваться надо мной на третьем уроке, испанском. Она и ее друзья сочинили обо мне песню на испанском языке под названием «La puta estúpida», которую они написали мелом на моей парте. Они даже скандировали ее пару раз, прежде чем пришла наша учительница, мисс Холт, и я ничего не могла сделать, чтобы заставить их остановиться.

Я ненавидела это. Я ненавидела их всех, но больше всего я ненавидела свою неспособность что-либо сделать, бороться с ужасом, который держал меня в плену. Я всегда была одна против всего мира. Так часто я создавала в своей голове сценарии, в которых я могла дать отпор. Я чувствовала уверенность и веру в себя. Так непохоже на настоящую себя.

Мне предстоит пройти долгий путь.

Я добралась до кафетерия с мурашками в животе и без аппетита. Тем временем Матео написал мне сообщение, чтобы спросить о моем дне, и я ответила небрежно, воздержавшись от упоминания того, что Кристина сделала со мной. Я так и не смогла рассказать ему о своих проблемах в школе. Я пыталась, зная, что честность важна в отношениях, но я просто не могла сказать ему эти слова вслух.

Я не хотела, чтобы он считал меня неудачницей из-за того, что меня запугивают, но, что самое главное, я не хотела, чтобы он чувствовал себя обязанным защищать меня или стараться изо всех сил помочь мне.

Моя челка закрывала пластырь на лбу, но когда несколько учеников посмотрели в мою сторону, мне показалось, что они видят меня насквозь, и я ускорилась, яростно краснея. Это всего лишь небольшой пластырь, Сара. Это не имеет большого значения.

Джесс уже была перед столовой, когда я пришла, заглядывая внутрь, словно ища кого-то. Мы договорились встретиться здесь, так что она не могла искать меня.

— Что ты делаешь?

Она вздрогнула и повернулась ко мне.

— Ничего, — взвизгнула она, ее лицо стало пунцово-красным.

Я нахмурилась.

— Ты в порядке?

— Да. Просто очень голодна.

— Ладно. Пойдем внутрь.

Мы вошли в кафе, и я оглядела комнату в поисках Хейдена. Мое сердце дрогнуло в груди, когда я увидела его за своим столом. Он целовал Майю, которая сидела между ним и Мейсеном, и тупая боль пронзила мой живот. Я отвела взгляд, пытаясь убедить себя, что со мной все в порядке.

Я посмотрела на еду перед собой, меньше желая есть. Все выглядело безвкусным. Мне придется заставлять себя есть, но я не хотела морить себя голодом. Я остановилась на бургере.

Джесс взяла свой поднос с говядиной с овощами, заметив мое кислое выражение лица.

— Ты не голодна?

— Не очень.

Она указала на мой пластырь.

— Это из-за этого?

Я покачала головой.

— Мне кажется, меня одолевает стресс. — Я не могла рассказать ей о своих противоречивых чувствах и о том горьком чувстве в животе, потому что Хейден больше не смотрела на меня. Я была уязвлена, потому что мне было не все равно, что Хейден сделал в субботу вечером, врезавшись в плечо Тайлера. Это было не так уж и важно. — Я нервничаю из-за письма.

Я видела, что она не совсем мне поверила, но не стала настаивать.

— Ты поступишь в Йель. Не волнуйся. Твои работы и оценки просто потрясающие.

Мы направились к нашему столику.

— Подожди, пока начнутся промежуточные экзамены. Это будет жестоко.

Она простонала.

— Не напоминай мне. Мне вчера приснился сон. Я училась как сумасшедшая, и я провалилась… — Она резко остановилась, и я обернулась, чтобы посмотреть, что заставило ее остановиться.

Блейк шел к нам, его холодные серые глаза были устремлены исключительно на Джесс. Я сжала руки. Чего он опять хотел? Несколько студентов уже наблюдали за нами, несомненно, ожидая какого-то зрелища, и я придвинулась ближе к Джесс, заметив, что ее руки дрожат.

Блейк остановился всего в нескольких дюймах от Джессики и посмотрел на содержимое ее подноса.

— Тебе действительно не стоит ничего класть на этот поднос, толстуха. Ты и так самая толстая, из всех присутствующих.

Она тут же покраснела, опустив взгляд.

— Пожалуйста, оставь меня в покое, Блейк, — сказала она своим тонким голоском, который стал еще более высоким от страха.

Он ухмыльнулся и придвинулся к ней, и рябь отвращения поползла по всей моей коже. Его враждебность волнами выплескивалась из него, его острые, злые глаза вызывали ужас.

— И пропустить все веселье? Посмотри на себя. Я даже ничего тебе не сделал, а ты уже визжишь как свинья.

Мышцы его рук напряглись, как будто он собирался что-то сделать, и я тоже напряглась, готовая отреагировать.

И тут это произошло. Он быстрым движением поднял руку, ударив по подносу Джесс, но я быстро потянулась к ней, удерживая его в ее руках, а своей свободной рукой сжимая свой. Несколько овощей покатились по ее подносу, но, по крайней мере, ничего не приземлилось на Джессику или на пол. В одно мгновение мы стали центром всеобщего внимания. Однако мой гнев был сильнее смущения и адреналин бушевал в моих венах.

— Какого черта? — Он уставился на меня, его ноздри расширились.

— Хватит, Блейк. Мне надоело, что ты издеваешься над Джессикой. Что с тобой? Оставь ее в покое!

— Ты предпочитаешь, чтобы я издевался над тобой? — Он схватил меня за руку и дернул к своему крепкому телу, которое излучало раскаленную добела ярость. В его глазах было что-то темное — проблеск преследующей боли, и мои глаза расширились, когда я это увидела. Боль?

Он, должно быть, почувствовал, что я это увидела, потому что тут же скрыл это и оттолкнул меня в сторону.

— Не мешай мне, — прошипел он мне, бросив взгляд на Джессику, прежде чем пойти к своему столику.

— Сара, спасительница, — крикнул парень рядом с нами и громко захлопал, и я не была уверена, издевался ли он надо мной или уважение в его голосе и глазах было настоящим. Другой студент прокричал то же самое, а затем еще больше студентов начали хлопать, скандируя «Сара, спасительница» и «Позвоните Саре Декер, когда вам понадобится помощь».

Я взглянула на Джесс. Она улыбнулась мне, как будто была рада, что они наконец-то признали меня, и прошептала:

— Спасибо.

Я улыбнулась ей в ответ, чувствуя гордость за то, что смогла ей помочь.

— Пожалуйста.

Поддавшись своему побуждению, я посмотрела в сторону Хейдена и обнаружила, что он смотрит прямо на меня. Мой живот содрогнулся. Его напряженные глаза следили за мной, вызывая обжигающий жар, который пронзил меня насквозь. Он был совершенно неподвижен, игнорируя Майю, которая что-то говорила ему, обнимая его за талию. Мы смотрели друг на друга, пока тикали бесчисленные секунды, сблизившись каким-то необъяснимым образом, и я совершенно не замечала никого в комнате, кроме него.

Но затем тень затуманила его глаза, и в них поселились враждебность и обида. Он разорвал наши взгляды и снова сосредоточился на Майе, больше не удостоив меня вниманием.

Я направилась к своему столу, решив не думать о боли, которую я не должна была чувствовать. Мне не должно было быть до этого дела. Я сказала ему эти ужасные слова, не думая о последствиях, поэтому я не могла ожидать от него другого обращения сейчас. Он больше не смотрел на меня во время обеда. Ничего. Как будто меня не существовало. И как бы я ни твердила себе, что все в порядке, и я с Матео, был этот голос, который сводил меня с ума, всегда в глубине моего сознания нашептывая:

Неправильно. Неправильно. Неправильно.