С самого утра в лаборатории чувствовалось напряжение, непривычно молчаливый Чуйков ходил из конца в конец, заложив руки за спину. Сотрудники притихли, следя за ним, и переглядывались между собой. Тихо потрескивали блоки компьютеров, вплетаясь в писк электроники и поскрипывание отвертки в руках Кузнецова — инженер поправлял вышедший из строя на последнем тесте пневмонасос. Контактный костюм был готов к тестированию, и все ждали следующего этапа.
— Что-то мне нехорошо, — Рин поежилась в кресле.
— Да не бойся ты, костюм в норме, я уже три раза проверил, — махнул ей Владимир и, ругнувшись, выронил отвертку. Чуйков встал как вкопанный и окатил его холодным взглядом.
— Электроды все целые? Ничего не спёр?
— Нужны они мне больно, у меня на пальце золота больше… — заворчал тот, поднимая инструмент. Рин уже знала, о чем они говорили — в контактном костюме класса С вместо чипа использовались сорок четыре золотых электрода, входивших в корневые отростки спинного мозга между позвонков. Звучало жутко и болезненно, но по заверениям ученых, золотые проволочки были очень тонкими и практически не ощущались. Было странно слышать это от людей, никогда не надевавших контактный комбинезон.
В лабораторию вошла Кира, потрясая зажатой в руке бумажкой. — Есть, одобрили! Первый образец пришлют с минуты на минуту!
— Ну, наконец-то, — Чуйков облегченно выдохнул и промокнул лоб платочком. — А я уже тут весь на иголках.
Пока Чуйков разбирался с документом, Рин хмурилась и вопросительно смотрела на Киру. Но вскоре тайна разрешилась. По трубе пневмопочты с тихим шелестом спустилась большая колба с хорошо защищенным контейнером. Опечатанным и запломбированным.
— Такс, посмотрим, какое тут крепление, — достав из вмонтированного в стену отсека пневмопочты колбу, Чуйков извлек контейнер и осторожно поставил его на стол. Владимир тут же прикатил небольшую тележку со странным устройством и креплениями, напомнившими Рин захваты и пневмонасосы костюма. Все сотрудники собрались вокруг стола и безмолвно следили за пальцами руководителя — он сорвал печать и пломбы, аккуратно и неторопливо отвернул крышку контейнера.
Внутри был еще один, с мягкими прокладками-амортизаторами и прочным противоударным стеклом. А за стеклом покоилась в крепких серебристых захватах маленькая пробирка, больше похожая на запаянную трубку, наполненная насыщенно-зеленой субстанцией. Девушка поняла, что перед ней находилось, и почему пробирка была надежно запаяна.
— Веришь, нет, но содержимое этой трубки стоит порядка шести миллионов, в разы больше годовой зарплаты нас всех, вместе взятых, — Чуйков аккуратно приподнял контейнер и показал Рин. — Здесь всего два миллилитра процита. А тебе для метаморфозы понадобится порядка пяти-шести миллилитров.
— Уже скоро, да? — Рин взяла в руки контейнер с процитом и повертела его перед глазами. Пузырек инертного газа задрожал на кончике трубки, переходя с места на место. Изумрудно-зеленая жидкость совсем не походила на то, что стоило бы вводить человеку в кровь.
— Да, на этой неделе уже, максимум на следующей, смотря как себя будешь чувствовать и какие будут результаты тестов, — профессор забрал процит и бережно закрепил на устройстве, контейнер с негромким шипением ушел в недра тележки.
— У нас сейчас задача такая, довести тебя до пика формы, — скрестив на груди руки, Кира проследила за укатившим тележку Владимиром. — Добьемся максимальной мозговой активности и поймаем момент, тогда и нужно будет ввести процит.
— А что со мной будет после этого?
— Метаморфоза, — Чуйков тяжело оперся на стол и кивнул в сторону капсулы. — Давай внутрь, пора начинать, сегодня еще разгон и три теста контактного костюма, завтра начнем работать уже с комбинезоном С-класса, чип из тебя достанут. Спорю, он тебя здорово достал?
— Не то чтобы очень… — Рин почесала шею, уже привычно прикрыв пластинку подушечкой мизинца. За это время он стал частью ее тела, и она не горела желанием расставаться с кибернетической штуковиной. Ведь ему на смену должны были придти пронзающие спину электроды.
— Ладно, в любом случае его срок жизни уже завершается, так что на днях избавимся от него и дело с концом, — мужчина хлопнул по столу ладонью и уселся за свое рабочее место. — Что ждем? Вперед, за работу.
— Кира Юрьевна, это же больно, наверное, да? Ну, метаморфоза, — девушка посмотрела на сопровождавшую ее до капсулы женщину. Майор сжала губы, секунду подумав, и ответила. — Знаешь что, спроси у Алголя. Я не застала его метаморфозу. И понятия не имею, как все будет с тобой, технологии же не стоят на месте. В любом случае, тебе нужно это пережить.
Рин кивнула — для неё пережить и выжить теперь становились равнозначными понятиями.
***
Небо, затянутое бесконечными серыми облаками, навевало тоску. Она ехала домой, в извечной черной машине, по неизменно безлюдным улицам мертвого района. Зоны отчуждения, созданной для ретрансляторов. Тело привычно ныло и болело после тренировки, голова была переполнена массой новой информации — уроки не прекращались ни на день и выматывали девушку. Но в этом был свой плюс — сейчас она могла просто сидеть, ни о чем не думая, и слепо смотреть в окно.
Она за это время научилась расслабляться и освобождать разум от назойливых мыслей — минуты покоя выдавались нечасто. Мерно покачивающийся автомобиль убаюкивал, глаза начали слипаться. Всеми мыслями Рин уже была в постели. Сладко зевнув, она снова уставилась на пустынную улицу. Или не пустынную.
Навстречу шла знакомая фигура в сером — быстро проехав мимо, они оставили ее позади.
— Мы можем остановиться? — окончательно сбрасывая сонливость, девушка встрепенулась и закинула на плечо маленькую сумку с тетрадями. — Я дальше сама дойду, тут уже близко. Пройдусь немного…
— Как скажешь, — знакомый черноволосый водитель затормозил у обочины и высадил девушку. Она проводила взглядом умчавшуюся в сторону города машину и пошла следом — впереди маячила фигура Эстер, еще не успевшей уйти слишком далеко от дома. Рин поправила сумку и, пару раз глубоко вдохнув, побежала.
— Эээй! Стой!
— Рин?.. — соседка оглянулась, любопытные серые глаза уперлись в затормозившую девушку.
— Привет, ты куда собралась? — она поозиралась по сторонам в поисках свидетелей — не дай бог кто-нибудь увидит эту чудачку. Но в гетто для ретрансляторов никого не было.
— Туда, — Эстер ткнула пальцем в сторону города. — Я видела по телевизору, там здорово. Тоже хочу посмотреть. Пошли со мной?
— Оххх… Эстер, тебе пока нельзя туда, там люди… не поймут, приставать начнут… — она живо представила, какой интерес вызовет у окружающих появление одетой в серый комбинезон красавицы с дивным цветом волос. Интуиция кричала — её нужно вернуть, пока не случилось худого.
— Давай так… — она уверенно хлопнула девушку по плечу и повернула обратно. — Мы с тобой обязательно сходим вместе в город, пройдемся по магазинам, посидим где-нибудь, но не сейчас, хорошо? Уже поздно, времени много… Алголь дома?
— Скоро будет.
— Ну вот, он волнуется наверняка, потеряет тебя… пошли? — взяв ее за руку, Рин потянула соседку в сторону дома. Та, неуверенно кивнув, поплелась следом.
Через полчаса неспешной прогулки они уже стояли у порога квартиры ретранслятора — Эстер, шмыгая носом, ковырялась с замком — капризный механизм открылся с четвертого раза.
— Давай я чай пока поставлю, — по-хозяйски скидывая обувь и раздеваясь, Рин прошла на кухню. К ее удивлению, все вокруг блестело чистотой и ухоженностью — Эстер всерьез говорила про каждодневную уборку. Вскоре и она пришла на помощь — стол быстро наполнился посудой, нехитрыми закусками и пиццей, спешно разогретой в микроволновке. Но едва они приступили к трапезе, домой вернулся хозяин.
— А… привет, — чуть смутившись, Рин кивнула ретранслятору. Алголь молча перевел взгляд с неё на Эстер — та снова шмыгнула и звонко чихнула.
— Будь здорова, — девушка отложила кружку с чаем. — Мы можем поговорить? Ну… про процит. Мне сегодня сказали, уже скоро. Ну, эта… метаморфоза.
— Чуть позже.
Они молча ждали, пока он долго и с наслаждением пил — утолив жажду, ретранслятор ушел в ванную. Донесся звук включившегося душа и шорохи одежды.
— Ты в порядке?.. — девушка присмотрелась к соседке. Её лицо порозовело, девушка выглядела сонной и уставшей, словно не Рин, а она весь день проторчала в институте.
— Всё хорошо… я пойду, посплю немного, — даже не притронувшись к еде, Эстер поднялась и, покачивая волосами, удалилась в спальню.
Когда Алголь вышел из ванной, обеденный стол уже был прибран, посуда помыта — лишь одинокая кружка с чаем стояла перед ним, как приглашение к беседе. Рин, настойчиво ковырявшая пальцем столешницу, встрепенулась.
— Спасибо, — он отложил полотенце и сел за стол. Знакомая, так и не зашитая с выходного, черная рубашка намокла и прилипла к пышущему жаром телу.
— Не за что… — кивнула она и сразу перешла к делу. — Мне сказали, что уже скоро начнут вводить процит. Сегодня первую дозу прислали. Я помню, там что-то связано с первым введением, метаморфозой… что это вообще такое?
— Адаптация организма к чужеродному веществу, — Алголь отпил еле теплый чай. — Попытка приспособиться.
— Там что-то еще про костюм было…
— Контактный комбинезон класса С. Мощности чипа будет недостаточно для замера параметров. Теперь будешь работать только в нем. Прямое подключение к спинному мозгу, можно снимать все параметры работы организма.
— Ого… — Рин почесала висок и поправила волосы. — Это больно? Ну, когда электроды в спину входят. Мне такое еще ни разу не делали… боюсь немного.
— Больно, — кивнул ретранслятор. — Первое время — очень. Потом привыкнешь и перестанешь обращать внимание.
— Ну, спасибо, блин, утешил… — она тяжело вздохнула. — Видимо, про метаморфозу и спрашивать не нужно…
— Нужно. Это точка невозврата. Когда тебе введут процит, пути назад больше не будет. Или твой организм примет его, или ты умрешь.
— И такое бывает?
— Я пережил. Процит — яд, он разъедает клетки и отравляет организм человека. Но не ретранслятора.
На мгновение она снова вспомнила его слова — «я не человек». Так вот почему…
— А это вообще… тяжело? Ну, метаморфоза, — Рин стало неуютно, она заёрзала на стуле. В душе снова поселились нехорошие подозрения.
— Кровотечение, лихорадка, рвота. Может, отмирание части клеток. В самом лучшем случае, — он говорил об этом так буднично, словно обсуждал с ней вчерашний скучный фильм, а не вопрос жизни и смерти. В животе расползлись ниточки холода.
— А что тогда в худшем?..
— А в худшем ты сразу начнешь ретранслировать, — его холодные, подернутые голубоватыми всполохами разрядов глаза уставились на девушку.
— А что в этом такого плохого? — Рин смущенно отвела взгляд. Разве это — не то, чего от неё добиваются? Поскорее начать ретранслировать, делать все эти штуки, которыми владел Алголь. Юноша, опустошив кружку с чаем, хмыкнул.
— Ты не умеешь контролировать это. Спроси у них, как погиб первый ретранслятор.
Повисла неприятная, напряженная тишина. Кажется, больше из него ничего не вытянуть — да и сказанного было более чем достаточно. Большего знать уже не хотелось.
— А… ладно, спасибо. Я пойду тогда, завтра рано вставать, — она встала и прошла в коридор, торопливо надевая обувь. Щелкнул замок, дверь бесшумно отворилась — девушка уже ступила за порог, когда за спиной снова раздался глубокий голос.
— Рин, присмотри за Эстер, пока меня не будет, — широкая ладонь легла на вздрогнувшее худенькое плечо. — Пожалуйста.
Обернувшись, девушка снова посмотрела на него — и кивнула. На губах её заиграла легкая улыбка.
***
— Ответьте на мой вопрос, только, пожалуйста, не надо сразу посылать меня к кому-нибудь другому, — Рин решительно взяла в осаду Чуйкова — опешивший ученый замер в кресле и непонимающе заморгал. — Я не хочу бегать по всему институту и искать кого-то, кто скажет правду. Пожалуйста, Петр Иванович.
— Вы не перестаете удивлять старика, юная леди, — он вытер морщинистый лоб, расплывшись в неловкой улыбке. — Хорошо, и в чем вопрос?
— Вы ведь знаете что-нибудь про первого ретранслятора?
— Ну, положим, знаю.
— Можете мне сказать, как он умер? От чего… — Рин, потупив взгляд, покраснела. Идиотский вопрос, как ни погляди. Старик тяжело вздохнул. Стараясь не замечать уставившихся на неё коллег, девушка настойчиво смотрела на него и ждала ответа.
— Мда, на меня, значит, свалил, вот же паршивец, — пробормотал он и снял очки. — Давненько это было. Лет пятнадцать назад, или даже больше. Я тогда был младшим специалистом в группе с Громовым и Шварцфельдом, занимались постулированием новой науки, изучали ретрансляцию. Интересное время, что ни день — то открытия… я тогда не мог дождаться нового дня, почти не спал — так рвался на работу. Это было время великого.
— Ближе к делу, профессор, — подал голос Кузнецов. Отчего-то хмурый, с перепачканным лицом, он стоял возле капсулы, скрестив руки, и строго смотрел на них. Рин поежилась.
— А ты не торопи, Володя. Такие вещи вспоминать нелегко, — Чуйков на секунду замолчал и почесал нос. — Короче, работали мы, не покладая рук, по шестнадцать часов в день. И Альфа — с нами. Каждый день с ним отрабатывали то жидкостное дыхание, то влияние процита, то выводили законы ретрансляции… Ну и короче напоролись мы на проблему, когда проводили тесты на пиковые нагрузки. Ну, Альфа начинал ретранслировать, на полную, а мы пытались установить потолок, максимум, на что он был способен.
— Тогда еще не открыли излучение ретрансляторов, — негромко добавил доктор Штерн. Чуйков кивнул: — Еще не открыли. А все эти тесты у нас шли в лаборатории, под Воронежем. Место уединенное, спокойное… полигон рядом. И на полигоне — зона испытаний для ретранслятора, наспех построили. Короче, Альфа выходит на пиковую мощность — мы смотрим по приборам и сравниваем — в прошлый раз выше была. Громов сказал, может из-за того, что процит давно вводили, надо по новой ввести. Ввели свежую порцию… Альфа и так на тот момент приболел, а после заправки совсем сам не свой стал.
— В смысле? Он с ума сошел? — Рин, с любопытством и напряжением следившая за рассказом, вздрогнула от поползших по телу мурашек.
— Нее, не то, — помотал головой Чуйков. — Показатели как взбесились, выход энергии вырос, причем резко, хаотично. Сердцебиение, энцефалограмма, проводимость — всё изменилось. А Шварцфельд говорит, давай дальше, запускай тест… и Громов согласился. Альфа начал ретранслировать. Ну и тут смотрим, что-то не то. Энергия вышла за контролируемую зону, расплавился контур катушки, датчики сгорели. Смотрим в окно — вся испытательная зона светится, будто кто прожекторы включил, а в центре — Альфа, корчится от боли… До сих пор в ушах его крик стоит. И до конца жизни будет.
Голос старика дрогнул, он стиснул охваченные мелкой дрожью пальцы и продолжил. — А потом что-то случилось, никто так и не понял, что. С небом и землей творилось что-то неладное, все горело, даже камни. Энергия пошла изнутри, что ли… Альфа загорелся, и вся лаборатория вместе с ним. Заживо сгорал. А мы сидели, смотрели… и ничего не могли сделать. Ни-че-го.
В лаборатории повисла тишина. Рин с ужасом представляла себе эту картину, и раз за разом вспоминала смерть матери. Перед глазами стояла стена огня и тени, мечущиеся по склону холма, словно черти, пляшущие в дьявольском хороводе.
— А на следующий день, когда все удалось потушить, нашли только расплавленные вольфрамовые вставки с костюма и горку пепла. Мы потом назвали это пожаром процита, — Чуйков закрыл глаза и помассировал виски, пытаясь расслабиться.
— А с этим пожаром совсем ничего поделать нельзя было? — выждав несколько секунд, сдавленно прошептала Рин. Чуйков, не открывая глаз, помотал головой. — А что тут поделаешь… Через четыре года еще один ретранслятор сгорел в Ирландии. Тоже пожар процита. Прямо во время летных испытаний, на глазах у всех, в небе. Ни взрыва, ничего — полыхнул как белый фосфор и рухнул вниз. Упал, правда, в реку, потом тело выловили, изучили. За полторы минуты пока он падал, выгорели все мягкие ткани, вместе с костюмом.
— Так и не выяснили, из-за чего? — теребя щетину, спросил Кузнецов. Густые брови его хмурились, нависая над глазами как два козырька.
— Да черт его знает, что и отчего у них там происходит. Горят, и всё. То ли от перенапряжения, то ли от усталости, то ли просто не могут контролировать такую энергию, — раздраженно ответил он и встал с надсадно скрипнувшего кресла. — Всё, хватит ворошить прошлое. Мы тогда ничего не знали. Сейчас другое время. Кстати о времени, Рин, давай-ка в капсулу. У нас куча работы сегодня…
— Хорошо, — девушка послушно направилась к капсуле. Ученый проводил ее взглядом — дверь беззвучно закрылась, слившись с матово-белой облицовкой.
— И все-таки, профессор, что там было-то? — сохранявшая молчание все это время, взволнованная Кира Вайнер подошла к ученому. Тот нервно жевал губу, пальцы упорно барабанили по столешнице.
— Есть вещи, которые нам пока знать не положено, Кирочка Юрьевна, — глухо пробормотал старик.