ГЛАВА 19

Бывает, что тебе предстоят муки выбора. Выбрать между добром и злом, тернистым честным путём и гладким неправедным. Муки эти могут оказаться совершенно невыносимыми, и многим приходится терзаться вот точно так же сильно, как Рене по возвращению от сестры! Она страдала уже несколько минут, выставив перед собой свой небогатый запас обуви, потому что новые ботинки натёрли ей ногу. Выбор предстоял в прямом смысле сложный, между красотой и удобством.

– О, собираешься надеть эти башмаки? – поинтересовался Деми.

– Так они тёплые и вполне обношенные… хотя и видали виды. Как будто я войну в них с пехотой прошла, да?

– А вот эти туфли?

– Ну… они хотя бы красивые.

– А новые ботинки?

Рена выставила пострадавшую ногу. Деми посмотрел на стройную лодыжку, там, где шёлковый чулочек украсился влажным пятнышком от лопнувшей мозоли.

– Тогда выбери ботинки, – посоветовал он. – Трамвай идёт только до середины рабочего квартала, дальше уже только пешком.

– Но твоя бабушка…

– Рен, мы идём щеголять обновками среди диваррской нищеты. На дно общества. Надень чулки потеплее и ботинки покрепче, и вперёд. Эй, не клади деньги в сумку! Лучше дай сюда!

Рена неохотно отдала двадцатку, зажатую в кулачке.

– Маленькая жадина, - тут же сказал Деми. - И вообще не бери с собой сумку, она тебе не понадобится.

– Мы как на войну собираемся, – улыбнулась Рена.

– А как же. Ну что, бежать, в случае чего, сможешь?

– Бежать?

– А танцевать?

– Деми…

– Мы идём или болтаем?

Рене показалось, что Деми нервничает. Говорит как-то отрывисто, ответов не слушает… что это вообще могло значить? Если он так не любит свою эту бабушку, мог и не приглашать Рену навестить её! А если любит, то почему волнуется?

***

Рабочая окраина оказалась неожиданно красивым и довольно тихим местом. Рена и понятия не имела, что в этой части Диварры такие удивительные кирпичные дома, по большей части двухэтажные, и такие кряжистые, раскидистые деревья. Зато здесь не было электричества и, кажется, не везде присутствовала канализация. Уличные фонари кончились примерно там же, где и трамвайная линия, и остались разве что редкие лавки и ремесленные мастерские. Вечерело – некоторые хозяева уже зажигали под вывесками фонари. Резко пахло керосином.

А тихо было потому, что почти ни у кого здесь не имелось машин. По улицам только малыши и носились, да прогуливались молодые парочки, некоторые совсем юные. Рена с любопытством озиралась, но Деми решительно тащил девушку за локоток всё дальше и дальше. Она увидела серое приземистое здание, похожее на барак, с надписью «Народная школа». На трёх ступеньках широкого крыльца сидели угрюмые, плохо одетые, мосластые подростки. Некоторые курили.

– Быстрее, быстрее. И не глазей больно-то по сторонам, здесь этого не любят, – пробормотал Деми.

– А что здесь любят?

– Всё, что покрепче, – вздохнул Деми. - Давай уже уберёмся отсюда поскорее, потом поговорим.

Рена подумала, что он взволновался из-за неспокойного квартала. Но вот они его миновали, а нервозность напарника лишь усилилась.

– Эй, диа, – крикнул кто-то, едва они оказались в окружении беспорядочных застроек, похожих на картонные обувные коробки. - Чужаки!

– Сам ты чужак, – весело крикнул Деми. – Эйя, хэй! Беги, сорванец, к Микки, получишь кружок.

Маленький оборванный мальчишка – всего лет шести-семи! – угрём завертелся возле Рены.

– Красивая арана, красивая арана, дай денежку, – заискивающе говорил он и протягивал ладошку.

Его наглое личико и горячие, бегающие глаза не понравились Рене, и она поглубже сунула руки в карманы.

– Прочь, прочь, – засмеялся Деми, - а то богатая арана сделает тебя своим рабом.

– Босяки не бывают рабами, - ответил оборвыш и унёсся прочь.

Улочки тут были кривые, узкие, неправильные, но Деми вывел Рену к почти что площади. Тут свисали между домиками и деревьями бесчисленные гирлянды фонариков, пока ещё не зажжённых. Интересно, подумалось Рене, как сюда тянули электричество? И кто за него платит в квартале нищих?

А ещё в воздухе пахло чем-то очень аппетитным.

– Где-то жарят мясо? – спросила Рена, ощутив внезапный голод.

– Скорее всего, крольчатину, - усмехнулся Деми. – Здесь отлично готовят всё, что под руку попадётся, причём вкусно получается так, что ум в тарелке забудешь. А еще жареные орешки в острой посыпке, хрустящие крылышки, колбаски в перечном соусе, салат с острой заправкой, варёная кукуруза… Понимаешь, праздник понимании здешних людей – это прежде всего еда.

– Вкусно покушать всегда хорошо, – согласилась Рена.

– Просто еда, – поправил Деми. - Чем больше еды – тем, значит, праздничнее. О, а вот и Микки. Эйя, Микки!

Как показалось Рене, высокий смуглый парень совсем не рад был видеть Деми сан Котта. Но на Рену он посмотрел без неприязни.

– С праздником, - пискнула та.

В глазах Микки появился интерес.

– Надо говорить – не с праздником, а с днём Андреа.

Рена прижала ладошку к губам.

Ей ужасно хотелось узнать, кто такая Андреа – не святая же! Никогда Рене не доводилось слышать о святой с таким именем. Но Микки уже церемонно взял девушку под руку и спросил:

– Желаете подойти к ней?

– Конечно, – храбро ответила девушка. – А Деми?

– Какой такой Деми? – удивился Микки, словно Котт не шёл с ними рядом.

Рена решительно высвободила руку и схватила под локоть своего напарника. Он внушал ей больше доверия.

– Он мой друг, – сказала она. – И раз привёл меня, то имеет на это право и…

– Андреа в жизни не захочет видеть какого-то Деми, – заверил её Микки.

– А вы спрашивали?

– Она не слышит. И не видит, – тихо сказал Котт.

Тут где-то поблизости заиграла музыка – не слишком громкая для такой оживлённой улицы, но вполне различимая. И снова Рена узнала «Уличный оркестр Викки Делира».

У стены старого трёхэтажного дома сидела под полосатым солнечным зонтом женщина. Древняя, как мир, так показалось Рене. В свете загорающихся фонариков и мерцании углей в жаровне тускло блестели её белёсые глаза. Зачем ей был зонт? Неясно! А зачем ей, глухой, граммофон, что стоял у её ног? Рена не очень понимала.

Микки подошёл к старухе и прикоснулся к её руке. Женщина слегка вздрогнула и громко сказала:

– А, это ты, Микки! Мы начали без тебя! Все ли танцуют?

Ещё никто не танцевал, но людей собралось очень много.

– Пусть все едят, пьют и танцуют, – объявила Андреа и хлопнула в ладоши. – Я люблю, когда люди веселятся. Помнишь, как танцевала моя Луиза, Микки? Сердце замирало.

Рене уже сунули в руки завёрнутую в тонкую лепёшку еду: истекающее соком мясо, пахучую зелень, крупно нарезанные овощи, поджаренные на решётке над углями. Рот моментально наполнился слюной. Кролик там или не кролик, а кусать эту лепёшку с начинкой хотелось отчаянно и как можно быстрее: пока всё не остыло на холодном осеннем воздухе.

– Скажи ей, что я здесь, - сказал Деми. – Ты же можешь!

Микки покачал головой.

– Все ли танцуют? - снова спросила Андреа. – Я не чувствую дрожи в коленях.

– Скажи!

– Она не хочет тебя знать, – ответил Микки.

– А в чём дело? - спросила Рена, торопливо прожевав пахнущее дымком, пряное, островатое мясо. - Почему она не хочет? Откуда вы знаете, что не хочет?

– Проваливай, диа, – грубо ответил ей Микки. – Нечего тут красивой аране делать, среди уличной пыли!

И он сделал странный жест, сложив пальцы щепоткой. Деми дёрнулся, словно его ударили.

– Пойдём, Рен, – сказал он, – не дадут нам потанцевать на дне рождения Андреа.

Но Рена, быстренько проглотив остатки угощения и вытерев руки о носовой платок, уже взяла старую женщину за руку.

– Кто это? Луиза? - громко и тревожно спросила та.

Микки оттолкнул Рену прочь.

– Не надо её волновать, – прошипел он, взмахивая обеими руками перед лицом девушки.

– Пусть она сама скажет, что не хочет знать Деми, – пошла в атаку Рена.

Ей надоел этот надутый индюк с его диковинными жестами, которых она не понимала!

– Возьми её за руку, Дем, – крикнула она, удерживая Микки, не пуская его к Андреа.

– Луиза, - простонала старая женщина.

И Деми встал перед ней на колени.

Вся улица смотрела на них. Люди перестали жевать, пританцовывать под музыку, и лишь голос Викки Делира не умолкал. Он пел «Моя девочка – ты!» И от затаённой страсти, мучительной и, кажется, неразделённой, сжимались сердца.

Деми взял старуху за обе руки и приложил ладонями к своему лицу. Андреа тихо вскрикнула, узнавая внука.

– Я ещё не простила тебя, - сказала она.

Что он мог сказать? Какие бы слова ни подобрал Деми – разве она услышала бы его, давно оглохшая, разве увидела бы, давно ослепшая, движения его губ или хотя бы виноватые глаза?!

Но Рена увидела, что он нашёл путь. Взял старую женщину за талию и повлёк в круг танцующих.

И бережно, словно стеклянную, повёл в танце. Сначала Андреа чуть отставала. Её старые ноги плохо двигались, она редко ходила, ей незачем было много двигаться. Да и музыки не слышала… но тело Деми подсказывало ей, как танцевать.

– Когда люди танцуют, я слышу дрожь вот здесь, - Андреа приложила руку вместе с рукой Деми к своей груди. – И всегда знаю, какая песня звучит. И эту песню я знаю.

Женщина говорила громко, но некоторые звуки пропадали, ведь она не слышала собственного голоса.

– Мы пели её. Мы пели её… мы пели вдвоём. И весь мир танцевал вокруг нас.

Микки взял Рену за руку и за талию, а следом и остальные пары закружились вокруг Деми и Андреа. В их движениях была энергия, была жизнь, но Андреа в центре круга не могла себе позволить такой танец. То, что она делала, было лишь слабой тенью танца! И всё-таки в нём она ожила.

Рена старалась не упускать их из виду, как ни кружил её настырный Микки, в чьих движениях были жёсткость и власть, но никак не страсть. Он злился, он волновался, ему не было особого дела до партнёрши. И, пожалуй, в своём танце он высказывал Рене свою досаду.

Но когда музыка замерла и пары остановились, Андреа положила тяжёлую седую голову на плечо Деми.

– Кажется, он извинился, – сказала Рена шёпотом.

– Кажется, извинения приняты, – пробормотал Микки.

– Расскажешь?

– Спроси у своего… друга, диа. Это история принадлежит не мне, моё сердце никогда не билось возле сердца Андреа.

– Как ты красиво говоришь.

– Выпьешь со мной вина, диа?

Рена покачала головой.

– Красивая арана брезгует пить с уличной пылью?

– Я не арана, Микки, и не брезгую, - рассердилась Рена. – Но меня привёл сюда Деми. С ним я и уйду.

– А если я скажу нет? – с вызовом спросил Микки.

Слова возражения так и замерли у Рены в горле. Она испугалась, сжалась и поискала глазами своего раба и напарника, Деми сан Котта. И увидела! Кто-то из местных девушек утащил его танцевать.

Микки танцевать не собирался. Он просто насмешливо смотрел сверху вниз, удерживая девушку в крепких руках. Вдруг он прихватил её пониже спины, прижал к себе так, что Рена почувствовала его. Ощутила, как её лобок прижался к твёрдому бугру в штанах и попыталась отшатнуться.

Но Микки не пустил. Этот великолепный нищий с царственной осанкой, который никому ничего не был должен, смотрел так, словно он выше любых аранов и вообще всех правителей мира.

– Молодые красивые араны ничем не отличаются от рабынь, – сказал он.

– Я не арана, – снова начала лепетать Рена, но парень её не слушал.

– Рабы не могут сказать «нет» господину, потому что у них нет права, а красивые араны не могут сказать «нет», потому что у них нет ни мнения, ни смелости. Они только думают «а что скажут другие»? Слушай, детка! Любая босячка счастливее тебя, потому что она спит с кем хочет, и если ей не нравится босяк – она скажет «отвали, детка!» и будет свободна. Какой-нибудь бандит кулаками заставит женщину сделать, что он хочет, хитрый сан вынудит женщину быть ему обязанной, а богатый аран просто купит или возьмёт даром. Ты мне скажи: что будет, если я захочу тебя прямо здесь и сейчас?

Сквозь ткань плаща и платья Рена чувствовала напряжение в паху Микки и понимала, что здесь и сейчас, а главное – с ним, ей уж точно не захочется любви, так почему бы не крикнуть изо всех сил «отвали, детка» или как там кричат босячки? У Рены заложило уши, заслезились глаза, а щёки и шея стали горячими. От страха или от ярости – она не поняла.

– Я скажу тебе «нет». Отпусти меня, грязный… грязный фьёррто! Я свободный человек и ты не смеешь делать мне больно!

– А тебе больно? – засмеялся Микки.

Рена изо всех сил уперлась руками ему в плечи, чтобы хоть как-то отстраниться от него. Больно ей, конечно, не было. Но неприятно – точно!

– Если не отпустишь, буду кричать, – предупредила она.

– Босячка уже закричала бы, – усмехнулся Микки, беря девушку за запястья. – Да и ругаются они не так застенчиво. Но на первый раз, пожалуй, убедила. Иди сюда, маленькая диа, красивая арана. Я не собирался обижать тебя, но и прощения просить не стану. Запомни: женщина, которая не умеет постоять за себя, пропадёт быстрее, чем женщина, у которой есть голос. Потеряла слова, кричи без слов. Схватили за руки – бей ногами. А молча замирать хорошо только тогда, когда тебя ещё не заметили. Заметили – или беги, или дерись. Поняла, красивая арана?

– Отвали, детка, я тебе не арана, – сказала Рена в раздражении и вырвала свои руки из его цепких пальцев. – Я услышала, хватит нотаций!

Микки расхохотался.

– Так уже лучше, - сказал он, шлёпнул её пониже спины и походкой танцора, которому ничего никогда не может помешать, пошёл к шушукающимся у стены девушкам.

Рена удивлённо смотрела ему вслед.

Сначала он окатил презрением, потом сердился, потом отгонял их с Деми от Андреа, потом потащил танцевать и приставал… А теперь вдруг преподал урок. Почти такой же урок, как и Деми. Но как-то иначе.

«Если бы я огрела его, то не потащила бы ему лёд, – подумала Рена. – Ни за что!»

Музыка тем временем и не думала прекращаться. Видно, кто-то уже успел перевернуть пластинку, песня звучала какая-то новая, не быстрая, и Рена, петляя между танцующими, подошла к Деми. Тот обнимал пышногрудую красотку, в свете фонариков кажущуюся очень смуглой и сексуальной.

– Это мой мужчина, – заявила ей Рена. – Он пришёл со мной и уйдёт со мной.

– Ллера диа, – сказала девица так ласково, что сразу стало понятно: послала достаточно далеко.

Чмокнула Деми в подбородок и уступила партнёра Рене.

– Она назвала тебя сексуально озабоченной чужачкой, – шепнул ей Деми, посмеиваясь. - Почему ты не дала Микки по его смазливой роже, ммм? Ещё немножко, и я бы ему сам врезал, но ты в кои-то веки справилась сама.

– Ты видел?

– И даже частично слышал. Ты назвала его грязным распутником. Это было так… так мило! Откуда ты вообще знаешь такие слова?!

– Я слышала их раза два или три, – призналась Рена, – так обычно кричат фабричные девчонки, когда рабочие слишком сильно к ним пристают. Когда я гуляла с чужими собаками… то слышала.

– Ты молодец, – сказал Деми. - Но Микки не тронул бы тебя.

– Он уже потрогал, - возмутилась Рена. - Куда уж больше-то?

– Он тебя бы не тронул. Мы… Уличная пыль – это люди, у которых есть честь. Пожалуй, она всё, что у них есть.

– Честь нищих, - пожала плечами Рена. – Твой приятель напугал меня.

– Он не приятель, - поморщился Деми. – Он мой старый хороший враг. Когда-то мы дружили.

– И что произошло потом?

– Я расскажу тебе об этом, когда ты выйдешь замуж за арана и будешь богатой, счастливой и всем довольной. Станешь араной и сможешь освободить меня. Ты же освободишь меня сразу, как только у тебя будет паспорт замужней аристократки и куча денег?

У Рены вдруг испортилось настроение. Вот и Деми, оказывается, что-то надо от неё. Не просто же так он ухаживает, целуется, танцует с нею. Нет, он её приручает. Затем, чтобы достичь своей цели: свободы. Конечно, цель достойная и Рена вовсе не против освободить раба. Раз уж ему суждено отбыть эти полгода без права выкупа, и даже от неё как от хозяйки нет иной возможности добиться результата. Но… разве не пожертвует она ради него собственной свободой?

«Араны не отличаются от рабов!» – сказал ей Микки несколько минут назад.

Видно, так оно и есть.

– Когда мы пойдём домой? - спросила Рена.

– Давай потанцуем ещё чуть-чуть, – попросил Деми и привлёк её голову на своё плечо.

Но Рена напрягла шею, отодвинулась на шаг и сказала:

– Не отвалить ли тебе, детка?

Ближние к ним пары засмеялись.

– Я приказываю тебе проводить меня домой, раб, – сказала Рена уже тише.

Сказала резко – но тихо.

Пусть уж босяки не слышат, в каких Деми на самом деле отношениях с «красивой араной». Это касается только их двоих.

Загрузка...