Будем жить!

12-е число 9-го месяца, палуба плашкоута на Золотой Цепи, день.

Как там в старом мульте было – день и ночь, день и ночь мы плывём по Африке… Неправильно, но песенка прикольная! С утра вертится в голове, то мурлыкаю себе под нос, то так в голове кручу, причём там и слов-то – вот эти, и всё… Прицепилась – не отдерёшь.

Да, всё правильно – мы снова на воде. На этой самой Золотой Цепи – уверен, название явно житель/ли Лукоморья давали, или в насмешку над ними, слишком оно в тему… «…златая цепь на дубе том…». Приток Амазонки, один из сотен таких же, не лучше и не хуже прочих. Хотя нет – кое-чем всё же выделяется! Этот приток постоянно судоходен – в отличие от подавляющего большинства прочих. А поскольку ничем больше он от одноклассников не отличается – судоходен весьма специфически. Во-первых, в отличие от назойливой песенки, ночью здесь не плавают. Ширина притока редко превышает полсотни метров, глубина тоже максимум метра полтора (может где и есть два, но только в виде промоин), русло довольно извилистое и весьма насыщенное всякими удовольствиями в виде песчаных отмелей и заболоченных участков – не на всю ширину, но есть участки, где фарватер сужается метров до пятнадцати-двадцати. Зайти на подобную «водную артерию» хоть сколько-нибудь приличный кораблик не в состоянии – сядет на мель наглухо, не пройдя и пары километров вверх. Таким же «колоссам» местного судоходства, как «Ладья» или даже «Бурый» – и мыслить о подобном противопоказано! Но в верховьях (ну как верховьях – примерно в полутораста километрах от русла Амазонки, если по прямой; если по фарватеру Цепи считать, то и две с половиной сотни не предел, а сколько там она тянется после пункта назначения, никто, скорее всего, и не проверял) Золотой расположено одно из месторождений по добыче крайне важного, стратегического по сути своей сырья. Нет, нам никто не рассказал под страшными клятвами и подписками, что именно там добывают – но сейчас это не так уж сложно угадать. Если вверх по течению, к месту добычи, везут уголь, а сама шаланда здорово воняет специфически-тухловатым запахом и в плохо вычищеных закоулках обнаруживается желтая пыль – то два и два сможет сложить любой мало-мальски грамотный десятиклассник (если, конечно, на уроках химии он не балду гонял). Добывают на месторождении, похоже, один из важнейших компонентов современной химической промышленности, причём крайне необходимый как в гражданской, так и в военной своей ипостаси – серу! Без серы невозможно производство не только дымного пороха (применяемого в современном мире разве что охотниками для гладкостволов), но и бездымного (нитроколлоидного)! Правда, во втором случае используется не химически чистый элемент в составе пороховой смеси, однако для нитрации целлюлозы применяют вместе с азотной ещё и серную кислоту – а без самой серы кислоту не получишь…

Если честно, я не сильно обрадовался своей догадливости. Добыча серы обычно связана с самыми разнообразными неприятностями – в первую очередь, из-за ядовитости её паров и продуктов горения. Ну, и вообще тот ещё минерал, один из наиболее токсичных, хотя и использовался тысячелетиями… Но – деваться некуда, будем служить там, куда направило родимое начальство! Ладно, это вопрос недалёкого будущего… Пока что мы плывём попутным грузом к месту службы. Да, плывём… Как я уже сказал, во-первых, по Золотой Цепи передвигаются только днём – ночью шанс влететь в берег или напороться на песчаную косу/камень/топляк – стопроцентный, вопрос только времени, когда именно оное произойдёт. Во-вторых, транспорт, приспособленный к передвижению по таким притокам – ну очень специальный. Если все мной виденные ранее корабли, суда, баржи и даже катера в целом мало чем отличались от Земных прототипов – ну там сетки защитные, всякие пулемёты-пушки как обязательная судовая принадлежность, прочие похожие дополнения – то для притоков транспорт полностью индивидуален. Осадка нашего плашкоута не превышает метра (точнее, около шестидесяти сантиметров плюс-минус) в загруженном состоянии. Само транспортное средство представляет собой большой… наверное, плот-платформу, без выраженных бортов, кормы и носа, разве что по соотношению длины-ширины можно угадывать. Длина плавсредства порядка двенадцати метров, ширина около шести-семи, высота борта метр с небольшим, включая подводную часть. Все оконечности выполнены в виде плоских наклонных поверхностей, на выходе получается этакая прямоугольная тарелка с несколько более наклонными носом и кормой… если их так можно называть. На палубе (трюма у судна нет как понятия) установлена открытая выгородка, высотой метра полтора и примерно в полутора (может чуть меньше) метрах от края палубы по бортам и около двух-двух-с-половиной в оконечностях. На этих площадках устроены две клетки из толстых стальных прутов, на глаз круг-двадцатка или что-то похожее, да ещё обшитые мелкой стальной сеткой. Клетки, насколько я мог видеть, абсолютно идентичные, так что, подозреваю, когда мы доберёмся до конечной остановки, нос у плотов станет кормой, и наоборот... Подвижность плавсредству обеспечивают три подвесных мотора, установленных на специальной раме и управляемых из той самой клетки. Повороты осуществляются теми же моторами, направляемыми в нужную сторону – одновременно – благодаря хитрой подвеске… Скорость у плашкоутов невелика, судя по рельефу и пейзажу по бортам, двигаемся мы не быстрее пяти-семи километров в час, как быстроидущий человек примерно. Грузоподъёмность для их размеров зато неплоха, около тридцати-сорока тонн не считая оснастки.

Караван состоит из четырёх посудин – три грузовых и одна «корыто обеспечения». На последнем располагается основная часть личного состава, на плотах в клетках управления только по два человека – собственно рулевой и… помощник, что ли. Как я понял – на всякий случай, и чтоб поглядывал заодно. Два плашкоута везут, как я уже упоминал, каменный уголь, третий – нас, машину и воинский контингент из трёх балбесов. На четвёртом клетка накрывает всю выгородку, соединяясь с клетками управления так, что выходить из неё и незачем – ну, разве что постоять на узком метровом кусочке палубы между клеткой и бортом – и некуда, два дверных проёма в носу и корме, можно сказать, прямо в воду. Впрочем, затонуть на Золотой Цепи – надо ещё постараться, даже если вдруг посудина ляжет на дно, скорее всего палуба останется над водой, ну максимум на полметра углубится. Выбраться при этом экипаж может ещё и через верхние люки, на «крыше» клетки. В «жилой» клетке организованы парочка «балаганов» для сна и приёма пищи, ну и некий вариант туалета присутствует, в уголке…

Почему мы балбесы? Да как всегда… и ума нет, а и был бы… В общем, машину погрузили на свободный плашкоут без проблем, нам же предложили перейти на общекомандный, пообещав «выделить уголок». По-хорошему, я никак не мог последовать предложению – котейки мои вряд ли бы вылежали трое-четверо суток в закрытой машине, в любом случае начали бы прорываться на свежий воздух… хышныки! А вот два моих товарища – могли бы и перебраться к коллективу! Но, понимаешь ли, мы птицы гордые, к комфорту привыкшие… Нет бы умных людей поспрашивать!

«Гелик» наш закреплён на открытой палубе – металлическая выгородка пригодна только для груза, металл хоть и сплошной (исключая несколько шпигатов – вероятно, на случай ливня – и открытые настежь и даже зачем-то зафиксированные в таком положении погрузочные ворота на каждом борту), но высота «борта» позволяет любоваться окрестностями стоя на палубе; а сверху вообще нет никакой защиты. Пока мы поднимались первый десяток километров – всё было хорошо, но как только вода сменила свой цвет с грязнозелёного на какой-то серовато-синий, экипажи понтонов-плашкоутов позапирались в своих клетках, заодно криками посоветовав то же самое сделать нам. Слава всем богам, у нас хватило ума последовать совету! Речка сузилась до того, что с палубы плашкоута можно было бы перепрыгнуть прямо на берег (ну пусть с разбега), и не прошло и часа, как прямо на палубу с нависающих над водой деревьев свалилась громадная змея! Впрочем, вполне возможно, это была такая ящерица – вроде по бокам виднелись рахитичные лапки в количестве то ли десятка, то ли больше… мы не разглядывали – едва увидев свалившуюся гадину, Весло захлопнул верхнюю половину входного люка и, схватив автомат, приготовился отбиваться… «Гостья» смылась через предусмотрительно оставленные открытыми бортовые ворота выгородки, а мы, осознав происшедшее, заодно поняли – до самого рудника, шахты или что там нас ожидает, нам предстоит сидеть в машине, высовывая нос на свежий воздух только на тех участках, где на голову нам свалиться будет нечему... День выразился по этому поводу коротко и нецензурно, зато точно:

- Довыё…вались, бл…ин! Теперь сидим, как шпроты в банке…

Конечно, совсем уж закупориваться не потребовалось. Участки с накрывающей русло растительностью не были чересчур частыми, продолжительностью тоже не превышали пары-тройки километров, так что по нескольку часов вольного воздуха в сутки у нас бывало… но с постоянной оглядкой. Вода Золотой текла навстречу каравану медленно, и если само русло выглядело более-менее чистым, то уже в пяти-семи метрах от условной середины вода скрывалась разнообразной растительностью. На поверхности разваливались крупные листья, похожие на те гипертрофированные кувшинки (кажется, «виктории»), которые у нас на Земле выдерживают, оставаясь на поверхности воды, мелкорослого человека – только здесь они были заметно мельче и покрыты неприятными даже на вид хаотически торчащими иголками, редкими и кривыми. Между широких листьев торчали хохолки какой-то травы – возможно, той же, к которой относились и листья, а может и совершенно отдельного растения. Над водой «хохолки» возвышались иногда до метра, толстый буро-зелёный стебель чуть истончался к верху и заканчивался пучком мягких и гибких волосинок, колышущихся на вялом ветерке. Временами – обычно там, где речка разливалась пошире и вода становилась почти стоячей, преобразуясь практически в проточное болото – место широколистой и относительно редкой растительности занимало… нечто, выглядящее помесью мха, ряски и травы одновременно – сплошная поверхность из накрепко спутанных, сравнительно коротких и толстых… травинок, что-ли. Увеличьте аквариумную риччию раз в десять, представьте её менее аккуратной, грязной и спутанной – нечто похожее болталось на многие десятки метров влево и вправо вдоль русла Цепи, слоем сантиметров десяти-пятнадцати. Может, где-то невдалеке оно переходило в наземную версию – но на глаз как минимум метров двести в каждую сторону занимал именно этот псевдомох… «Травинки», когда День из любопытства подцепил край колышущегося у борта толстенного ковра, рваться упорно отказывались, парень едва не полез «врукопашную», схватив мачете и примеряясь вырубить кусок заинтересовавшей растительности. Мачете отобрали, привязали к багру и уже этой импровизированной совней вырубили кусок этой… ряски. При подъёме добычи на борт День свесился над водой – и еле успел дёрнуться обратно! Мы не разглядели, что именно метнулось к нему из-под растительного покрывала – но это было что-то большое и гибкое, оно ухитрилось у самого борта нашего плашкоута развернуться и в пару секунд снова исчезнуть под этой «ряской»! Только мощный гребень – скорее всего спинной – шаркнул по борту! День, стиснувший побелевшими пальцами кусок травы, прямо сидя на заднице и отталкиваясь пятками, отполз в середину плота, и только там его чуть отпустило… Ладонь, о с таким риском полученный образец, он изрезал в кровь! Царапины обработали тщательнейшим образом, опасаясь серьёзного заражения… Дальнейшие исследования я запретил прямым приказом – обойдёмся как-нибудь, не моряки мы и не ботаники! Травку плавучую, разумеется, разглядывали тщательно, раз уж добыть получилось, да и, как говориться, кровью оплачено… Сами листики-травинки очень похожи на усохшие и вытянувшиеся листы алоэ, только без центрального стержня, зато с мелкими и очень острыми зубчиками по кромкам. Корней у травки практически нет – такое впечатление, что поглощает питательные вещества из воды вся поверхность листа, бугристая и несколько «рыхлая». На крупных листьях попадаются вздутия-узелки, из некотороых торчат отрастающие мелкие листики – понятно, почему так сложно было оторвать кусочек от общей массы… кусочков, вероятно, вообще нет! Есть одно большое растение, местами разорванное на отдельные комки, кое-где выпускающее из себя торчащие пни или островки – но продолжающее расти в любом благоприятном направлении, переплетаясь вновь и вновь…

Коты скучают. Размять лапы им можно только ночью, когда «плотогоны», пристыковав свои плавсредства одно к другому, почти бегом сматываются под защиту «жилой клетки», и мы остаёмся с сельвой один на один… К большой удаче, наш плашкоут в караване последний, между «жилым» и нами ещё один, углевоз, на котором ночью нет никого – а потому никто не суёт нос в наши дела после заката. Истины ради, и днём тоже – нас, чисто формально, в первый вечер на Золотой позвали на ужин, практически перед самым закатом (прекрасно понимая, что либо мы останемся ночевать на открытой палубе «клетки» – поскольку раз пять специально для нас наш рулевой повторил, что свободных мест для ночёвки в балаганах нет – либо вернёмся к машине в темноте, на свой страх и риск), а когда мы отказались – «пожали плечами» и забыли о нас вообще… Есть у меня серьёзные подозрения, что мы этим кадрам сильно не нравимся, уж не знаю почему – то ли из-за места службы (то есть, «рода войск», так сказать), то ли какие-то личные непонятки… Вроде бы не успели никому мозоли оттоптать – пару раз посидели с местными девчатами «под Дубом», домой проводили, потискали малость… Без излишеств и уж точно без насилия! Ну, к нам ещё заглядывали некоторые, «…может вам чего постирать-приготовить, мальчики?!», но тут уж какие к нам-то претензии?! Да и было их, «заглянувших», только четыре – из них одна вообще вдова, хоть и совсем молодая ещё девка, пятнадцать лет всего (местных, естественно), да и остальные совсем даже не невинные жертвы коварных соблазнителей… кто ещё кого соблазнял, хе-хе! Неплохо попарились в сауне, все довольны остались – как бассейном и шашлыком, так и наличием отдельных помещений в нашем гараже… Как бы, для подставы под атаку местной живности – маловато будет… хотя – чёрт их знает, местных «отеллов»?

Вот так и едем – мы сами по себе, плотогоны сами по себе. Ничего, это не надолго – суток четверо, как рассказывал заглянувший к нам перед отправкой и сильно недовольный капитан. Не плашкоута – если таковой вообще имеется – капитан Ваган, Сан-Саныч лукоморьевский… День, после неудачного опыта исследования плавучей флоры, выпросил у Коли панаму и теперь торчит у выгородки – с внутренней стороны – в любой доступный момент. Ему всё интересно – как и Веслу, но последний более сдержан, да и любоваться особо нечем, пейзажи практически одинаковы. Болота-разливы сменяются древесно-хвощевыми тоннелями, во время проходения которых День вынужден довольствоваться видами через окна (что для него особо печально – обзор из кабины закрывают щиты выгородки, через заднее окошко тоже не очень удобно смотреть, а оставшаяся пара световых окон и вовсе тентом зашиты), в пустую клетку, на «носу», его не пустили речные жлобы, а читать День не любит… Мог бы заняться, скажем, готовкой на всю команду – но Денис и приготовление пищи, это не то чтобы вообще несовместимые события, но как-то не хочется есть постоянно недоваренную крупу или переваренные в кашу макароны… заправленные тушёнкой. Всё, больше День ничего готовить не умеет, как ни старается, не стоят у него на это руки; используем его для чистки овощей и картошки, да для резки не слишком важных ингредиентов. Плохо, что и Арес с Артемидой потихоньку начинают капризничать, они уже выспались после лукоморьевских прогулок и требуют развлечений и вообще свободы… Надеюсь, ещё пару суток такого дурдома выдержу и я, и остальные!