Бумеранг

С востока…

з десяти миллионов жителей Австралии девять сосредоточено на узкой полоске земли вдоль восточного и южного побережья, от Кэрнса в Квинсленде до Аделаиды в Южной Австралии. Более половины миллиона живет в южной части Западной Австралии, остальные обитают в нескольких портовых городках на северо-западном побережье и вокруг двух-трех приисков в сердце обширного континента. Густо населенные области востока и запада разделены почти безлюдными степями и пустынями. Их нужно было преодолеть, чтобы достигнуть ближайшей цели нашего путешествия — столицы Западной Австралии Перта.

До 1941 года восток и запад не были соединены шоссе. Но в начале второй мировой войны немецкие каперы стали угрожать морскому сообщению между восточными штатами и Западной Австралией. Тогда федеральное правительство поручило армии построить трансконтинентальную автомагистраль. «Строительство» длилось всего три месяца и заключалось в том, что все наличные тракторы и бульдозеры пропахали широкую колею через полупустыню неподалеку от побережья. Ее назвали Эйр-хайвей в честь первого путешественника, которому удалось благополучно пройти из Южной Австралии в Западную. Но более распространено название Нулларборская дорога (по пустынной равнине, которую пересекает шоссе; слово «нулларбор» — латинское, означает безлесный).

От Аделаиды до Перта две тысячи восемьсот километров, столько же, сколько от Стокгольма до Рима. Всю первую половину пути почти нет населенных пунктов, и я очень обрадовался, когда мой друг и соотечественник Стен Якобссен вызвался быть нашим попутчиком. Стен много лет жил в Сиднее. Он не только хорошо разбирался в автомобилях, но был веселым и добродушным человеком; лучшего спутника трудно себе пожелать.

На моей роскошной автомобильной карте Нулларборское шоссе было тоже помечено жирной зеленой линией. Но, наученный опытом, я решил на этот раз как следует все разузнать, прежде чем трогаться в путь. В дорожном управлении мое желание вызвало недоумение. Зато в автоклубе Аделаиды меня встретили с неизменной любезностью. Один из служащих мигом достал из высоченного шкафа с множеством отделений десятка два карт и протянул мне:

— Здесь вы найдете все сведения. Внимательно их изучите, остальное будет очень просто.

Я не очень-то надеялся найти на картах абсолютно все, что нужно знать бедному невежественному иностранцу. Выбрал себе уголок тут же в клубе и стал их рассматривать, сопоставляя с моей собственной чудесной картой. Странно, на картах клуба не хватает многих населенных пунктов, даже один город куда-то запропастился. Я робко спросил служащего, в чем дело. Он не смог мне ответить ничего определенного. Разве что составитель моей карты пометил несколько лишних поселков «ради лучшего впечатления».

Ладно, будем верить клубным картам. Я продолжал изучать их. На первом же листке безымянный автор горячо советовал всем путешествующим перед выездом позаботиться о том, чтобы машина была в безупречном состоянии. Естественное требование. Но когда я дальше прочитал, что надо запастись продовольствием, водой и бензином на весь путь, мне стало не по себе. И уж совсем я опешил, узнав, что на протяжении тысячи ста шестидесяти четырех километров не встречу ни одной автомастерской.

Попросив служащего еще раз извинить меня за беспокойство, я осведомился, не знает ли он случайно, как быть, если посреди пустыни откажет мотор? Он удивленно поднял брови и ответил:

— Очень просто. Вы отдадите сломанную часть первому же автомобилисту и попросите его отвезти ее в ближайшую мастерскую. Когда деталь починят, владелец мастерской перешлет ее с оказией. Только ставьте машину на видном месте, чтобы вас можно было найти. Если любите охотиться, можете убить время, убивая кроликов. Их там миллионы.

Действительно, куда проще. Конечно, если будут другие автомобилисты. И я спросил, насколько это вероятно.

— Не волнуйтесь, — сказал служащий. — Сейчас на этом шоссе оживленное движение, в сутки по нескольку машин идет. День, от силы два прождете. Что вам стоит, с фургоном-то.

Тоже верно. Но можно ли вообще проехать там с фургоном на буксире?

Служащий был совершенно уверен в этом.

— Многие едут с фургонами. Конечно, кое-где рыхлый грунт, и в дождь не везде пробьешься. Но сейчас, по нашим данным, все в порядке. Дальше на запад есть кемпинг и мастерская. Там вам все в точности разъяснят. Счастливо!

Мне не очень улыбалось проехать половину пути лишь для того, чтобы потом услышать, что проезд закрыт из-за наводнения, или лесного пожара, или еще какого-нибудь стихийного бедствия. Но что делать? И пока Стен проверял мотор, Мария-Тереза и я занялись пополнением наших запасов воды и провианта.

Во вторник рано утром мы покинули Аделаиду и, миновав густонаселенный район с великолепными виноградниками, через каких-нибудь семь часов завершили первый этап в Порт-Огасте, в трехстах тридцати семи километрах северо-западнее Аделаиды. Другими словами, мы ехали со средней скоростью почти пятьдесят километров в час. Не так уж плохо, учитывая, что машина и фургон были тяжело нагружены.

Клубная карта сообщала, что сразу за Порт-Огастой кончается асфальт. Самое время навести справки. Мы отправились в справочное бюро дорожного управления, однако часы показывали четверть пятого, и бюро уже было закрыто, чтобы служащие, согласно доброму австралийскому обычаю, могли поспеть домой к пяти, когда официально кончают работать все учреждения. Обратились к владельцу бензоколонки, которая стояла на самой магистрали. Он любезно ответил, что дорога очень пыльная. Этим все его познания исчерпывались.

Кемпинг оказался всего-навсего одним из многочисленных лагерей, где прочно обосновались люди, потерявшие надежду получить жилье. Почти все фургоны были поставлены на колодки. Я все-таки нашел фургон на колесах и вежливо постучался в дверь. Выглянул мальчуган лет десяти. Он сказал мне, что папы нет дома, в порту картину пишет, а мама здесь, жарит котлеты. Мама сообщила, что они сами едут на запад и, следовательно, знают о дороге не больше нашего.

— Значит, вместе поедем? — весело спросил я.

— Да, если вы подождете недельку-другую или месяц. Муж хочет задержаться здесь. Он художник, нашел тут много интересных сюжетов. Мы постоянно путешествуем, и заранее не угадаешь, сколько где простоим.

Завидная жизнь… Но тут же я подумал, что, наверно, не так-то просто бродяжничать, когда сын в школьном возрасте. Может быть, они его сами обучают? Меня тоже вскоре ожидали подобные проблемы, поэтому я не смог удержаться от вопроса.

— Он ходит в школу, как все, — отвечала мамаша. — Где остановимся, там я его и определяю в ближайшую школу. В пути он теряет очень мало дней, их можно быстро наверстать. Не помню уж, сколько всего школ Питер посещал, но в год набирается около десяти. Только в Западной Австралии, куда мы теперь направляемся, еще не учился.

— И учителя не возражают, когда вы вдруг приводите в класс нового ученика?

— А почему они должны возражать? Их долг обучать детей. В Австралии многие путешествуют с детьми. Мне кажется, перемена обстановки им только на пользу.

Восхищенный этим новым доказательством простоты нравов в Австралии, я поблагодарил за сведения (хотя ничего нового не узнал о дороге!) и вернулся к своей машине. Быть может, нам скажут что-нибудь в следующем кемпинге? До него было триста девяносто пять километров, а дальше начиналась полупустыня…

В среду асфальт уже через полчаса езды сменился грунтовой дорогой шириной около десяти метров. Но километрах в ста от Порт-Огасты пошли ухабы, дорожное полотно уподобилось стиральной доске, и я невольно сбавил ход. Стен тотчас напомнил мне, что до Перта целых две тысячи четыреста километров, и подробно изложил интереснейшую теорию: если ехать быстрее, будет меньше трясти. Когда настал его черед садиться за руль, он не замедлил провести теорию в жизнь. И доказал свою правоту. Мы действительно могли разговаривать друг с другом без помех: грохот кастрюль и прочей утвари не заглушал наши голоса.

Но что делать с дорожной пылью? Она окутала облаком всю машину и превратила нас в краснокожих. Попробовали закрыть окна — стало невыносимо душно, даже вентилятор не помогал. Пыль все равно проникала в щели. Мы снова открыли окна.

— Гляди, папа, — радостно кричала Маруиа, — на сиденье можно рисовать человечков!

Однако толстый слой пыли на сиденьях и полу нас не радовал. Мы поминутно вытирали лица бумажными салфетками.

Не будь поселков, которые попадались нам каждые сто метров (если можно назвать поселком пивную, церковь, автомастерскую и бакалейный магазин), я бы подумал, что мы уже в полупустыне. Карты уверяли, будто нас окружает mixed farming and grazing country (район пастбищ и полеводства), но я, честное слово, не видел никаких посевов. Правда, тощих овец было множество, но они смиренно жевали жесткие листья низких кустарников, единственной растительности этих мест. Возможно, где-то в самом деле находились фермы; с дороги их не было видно.

Усталые, разбитые тряской, грязные и голодные после десяти часов езды, мы въехали наконец в кемпинг в Седуне и тотчас повалились спать. А ведь наше путешествие только начиналось…

В четверг нас разбудил оглушительный рев мотора. Выглянув в окна, мы увидели источник шума — машину, которая остановилась возле нашего фургона. Совершенно разбитый «форд», настолько запыленный, что цвета не разберешь, без глушителя, без выхлопной трубы, ветровое стекло разбито, два боковых стекла выбиты, бампер погнут, одна рессора, судя по крену, сломана… Двое чумазых, обросших щетиной путешественников выбрались на волю и с наслаждением потянулись. Сразу видно — из Западной Австралии приехали! Я поспешил представиться, надеясь узнать побольше о катастрофе, в которую они попали.

— Катастрофа? — переспросил меня один из бородачей. — Что вы, на этот раз все сошло на редкость благополучно. Мы и раньше ездили по этой дороге, бывали переделки, но катастроф — никогда.

Заднее сиденье «форда» было завалено частями: выхлопные трубы, глушители, покрышки, детали мотора…

А они говорят — благополучно!

— Кое-что сами обронили, это верно, но большинство нашли на дороге, — объяснил мой собеседник. — Вдруг пригодится.

— Гм… Значит, дорога не очень-то гладкая?

— Ну что вы, — вступил другой. — Вполне сносная. Пожалуй, только в двух местах можно назвать ее скверной.

Два места? Не так уж страшно. Но когда они показали на карте участки скверной дороги, оказалось, что первый протянулся на двести, а другой на четыреста километров. Да и в других местах попадаются выбоины, одна настолько большая, что за неделю в ней застряло пять автомашин. Мда, похоже, у нас разное представление о хороших дорогах… Так я ему и сказал.

— Возможно, — ответил мой первый собеседник.—

У нас в Австралии так: если дверцы автомашины открываются сами — такую дорогу мы называем плохой.

И оба, смеясь, исчезли в душевой. Они провели там целый час, пытаясь восстановить первоначальный цвет кожи и волос.

В кемпинге было еще трое автомобилистов, которые направлялись в Западную Австралию. Они не могли понять, зачем я так настойчиво допытываюсь о состоянии дороги и предстоящих трудностях. Эти беспечные австралийцы уповали на свою фортуну и даже не запаслись картами.

— На что карта? — удивился румяный букмекер, владелец роскошного американского лимузина. — До самого конца пустыни не будет ни поворотов, ни перекрестков. А там можно у людей спросить.

Пока мы управились с завтраком, солнце поднялось довольно высоко. Пора было ехать дальше. Но Стен под впечатлением услышанного решил сперва раздобыть кое-какой инструмент и стальную проволоку, а я отправился искать градусник; наш, привезенный из Швеции, сдал. Стен вернулся, сгибаясь под тяжестью ноши, я же, увы, возвратился ни с чем.

— А я знаю, где можно найти градусник, — лукаво сказал Стен. — В порту стоит судно компании «Трансатлантик». Во всяком случае, в городе все говорят, что это шведское судно.

Судно «Трансатлантик» в этой дыре, на краю пустыни? С какой стати? Мы все-таки поехали в гавань. И увидели там «Ярравонгу»! Команда пребывала в унынии: работали уже две недели, а погрузили каких-то несколько тысяч тонн пшеницы. Зерно доставили в мешках, их надо было расшивать и вручную опоражнивать в трюм. До конца погрузки оставалось не меньше недели.

Капитан Оскар Фредик Ульссон угостил нас в своей прохладной каюте напитками со льда и подарил градусник, размеченный на привычный нам лад, по Цельсию.

Из Седуны мы выезжали с зарядом бодрости.

Вот и последняя деревушка, Пенонг, осталась позади. А впереди — совершенно прямая дорога, метров двенадцать шириной. Мы не верили своим глазам, даже боялись прибавить ходу — вдруг это мираж? Потом мало-помалу стали увеличивать скорость. Вихри красной пыли нас не смущали. Мы уже привыкли, к тому же нам удалось приобрести головные уборы. (Мария-Тереза и Маруиа нашли отличный выход — надели купальные шапочки!)

Внезапно машина куда-то провалилась, и с ней упало наше настроение. Толчок, глухой стук снизу… В чем дело, ведь никакой выбоины вроде не было? Озадаченные, мы вышли из «ведетты» и увидели, что она по ось зарылась в мелкий-мелкий песок, который заполнил яму до краев и совершенно замаскировал ее. Прошли немного вперед — ямы на каждом шагу. Точно идешь по тонкому насту. Да, тут надо быть начеку. Дальше мы ехали значительно медленнее, и все-таки машина то и дело проваливалась в волчьи ямы. Когда мы поздно вечером остановились в глухой степи, где выли дикие собаки, оказалось, что за день пройдено всего двести семь километров.

В пятницу возобновилось наше движение по хорошей на вид, но ненадежной дороге. Через несколько часов пошли такие ухабы, что песок уже не мог скрыть самые большие ямы. Так нам было даже легче ориентироваться. Только я заметил с гордостью, что мотор работает легко и бесшумно, вдруг раздался отвратительный скрежет сминаемого металла, и мотор взревел, словно разъяренный бык.

— Глушитель и выхлопная труба полетели, — спокойно заметил Стен.

Он не первый год ездил по австралийским дорогам, ему можно было верить. Все-таки мы остановились посмотреть. Выхлопная труба отлетела у самого мотора и вместе с разбитым глушителем валялась далеко позади машины. Что делать? Поехали дальше под аккомпанемент грохота.

Такие злоключения явно были обычным делом на Нулларборской дороге. С самой Седуны вдоль обочин вереницей лежали стертые покрышки и сломанные авточасти.

Вскоре нам встретилась компания, которой не повезло еще хуже нашего. Возле «бьюика» довоенной модели сидели на земле, попивая чай, пожилой мужчина, три женщины и шестеро детишек в возрасте от нескольких месяцев до шести-семи лет. Мы спросили их, как дорога?

— Не опишешь, — ответил мужчина.

— Попробуйте, — попросил я.

В сбивчивом рассказе, который мы услышали, главную роль играли пыль, ухабы, глубокая, с метр, колея, жара, жажда, разбитые машины. Но еще хуже было два месяца назад, когда они ехали в Западную Австралию. Стояла такая жара, что не только вода, масло кипело. Приходилось охлаждать мотор мокрыми тряпками.

Я попытался поточнее выяснить, где нас подстерегают особенно коварные ямины и бугры. Владелец «бьюика» отвечал очень неопределенно. У него не было даже такой карты, как у меня. Прощаясь с ним, я услышал возглас Стена:

— Ты смотри, у них ведущая ось полетела!

— Да, — спокойно отозвался мужчина. — Как раз перед тем, как мы остановились пить чай. Но теперь до Седуны близко, не страшно. Кто-нибудь поедет в ту сторону, попрошу, чтобы выслали подмогу. Мы уже неделю в пути, днем больше, днем меньше роли не играет.

— Но где же вы все спите? — не удержалась Мария-Тереза.

— Большинство в машине умещаются. А мы с женой на кровати, вон, сверху привязана.

Когда мы поехали дальше, одна из женщин с «бьюика», сидя на обочине, кормила грудью младенца, другие растягивали тент между высокими кустарниками. Никто не унывал, словно так и надо.

Дорога становилась все хуже, жара сильнее, пыль гуще. А нам еще прибавилось хлопот: приходилось отворять и затворять множество калиток. Калитки и изгороди в полупустыне! Не совсем обычно, не правда ли? Столь же необычна причина, вызвавшая их появление: изгороди должны препятствовать распространению одичавших кроликов.

Первых кроликов (если не считать нескольких штук, которые прибыли еще с транспортом ссыльных в 1788 году и вскоре сдохли) завез в 1859 году в Австралию один скваттер из Виктории. Десять лет спустя восточная часть штата кишела грызунами. Фермеры страшно возмущались. Четвероногие переселенцы опустошали пастбища (семь кроликов съедают столько же, сколько одна овца), и пришлось резать скот. Устроили облаву на кроликов, но этот способ себя не оправдал.

В 1880 году они появились в Южной Австралии, через десять лет распространились не только по всему этому штату, но и в Новом Южном Уэльсе. Не видя другого выхода, стали обносить проволочными изгородями оставшиеся пастбища. В Западной Австралии через весь континент в несколько рядов натянули проволочную сетку. Одна из самых длинных изгородей достигала свыше двух тысяч километров; на ее ремонт тратили пятнадцать тысяч фунтов в год.

Однако и эта мера не помогала. В конце концов изгороди забросили, но ржавые калитки остались, и, сражаясь с ними, мы одинаково проклинали кроликов и человеческую глупость.

На калитках висели всевозможные щиты и объявления, рекламирующие мороженое, прачечные, плавательные бассейны, кемпинги с душами. Все это ждало нас в Перте, до которого было еще тысяча восемьсот километров. Бассейн… Душ… Нам вдруг нестерпимо захотелось смыть с себя красную пыль, облепившую лицо гипсовой маской. Судя по карте, километрах в ста на запад нас ожидали цистерны с водой, пригодной, во всяком случае, для умывания. Увы, когда мы часа через два, основательно разбитые, подъехали к первой цистерне, оказалось, что она не только пустая, но еще и дырявая. Так же обстояло дело и со всеми остальными цистернами. Вероятно, в последний раз вода в них была пятнадцать лет назад, пока строители дороги не выпили всю.

— Надо ехать до хуторов Уайт-Уэлз, — сказал Стен. — По названию видно, что там должно быть вдоволь воды. Нажмем, успеем дотемна.

Мы не возражали, и Стен прибавил ходу. Опыт и водительское искусство выручали его: он ловко огибал все выбоины. Я же, когда садился за руль, то и дело въезжал в ямы или разворачивал машину поперек дороги, пытаясь вильнуть в сторону.

Солнце опускалось все ниже, а так как мы по-прежнему ехали строго на запад, оно светило прямо в глаза. До Уайт-Уэлза было еще далеко, когда кончилась смена Стена и я повел машину.

Я честно старался не сбавлять хода и был доволен своими успехами. Вдруг «ведетта» подпрыгнула, мы все повалились друг на друга.

— Стой! Стой! — закричала с заднего сиденья Мария-Тереза. — Фургон падает!

Она могла и не кричать, мотор сам остановился. Я обернулся. Фургон еще лихо раскачивался, но угроза падения миновала. Облегченно вздохнув, мы вылезли из машины посмотреть, что же остановило наше стремительное движение. Оказалось — очередная огромная выбоина, засыпанная песком. Из-за солнца я не заметил ее. Машина по инерции проскочила всю яму, но фургон глубоко зарылся в песок. Я нажал стартер. Кажется, все в порядке. Включил первую скорость, выжал газ. Ни с места. Снова. Тот же результат. Страшное подозрение овладело нами. Мы бросились к фургону и раскопали песок. Ось сломана у самого колеса…

По правилам полагалось спокойно, не торопясь, снять ось, отдать первому проезжающему мимо автомобилисту и терпеливо ждать, когда другой автомобилист привезет ее в отремонтированном виде. Однако нам почему-то совсем не хотелось торчать в этой яме, и мы принялись лихорадочно искать другое решение. Выход был один: оставить фургон и доехать до Уайт-Уэлза, может быть, там у фермеров есть сварочный агрегат. Надежда на успех невелика, но почему не попробовать? Все равно до ночи уже никто не проедет.

Верная своим убеждениям, что ребенку необходим строгий режим, Мария-Тереза осталась в фургоне, чтобы уложить Маруиу спать, а мы со Стеном покатили дальше. Проехав километр, уперлись в шлагбаум с объявлением: «Дорога неисправна, объезд влево». Мы подчинились, но вскоре колея разделилась. Выбрали левую — и она разделилась. Чем дальше, тем больше ответвлений и хуже грунт. Мы пожалели, что не запаслись компасом. Звезды помогли нам примерно определить, в какой стороне запад.

Мы оказались неплохими навигаторами: через полчаса в свете фар вдруг появилась белая стена.

— Осторожно! — крикнул Стен. — На дороге что-то лежит!

Я круто повернул руль вправо и в последний миг избежал столкновения с какой-то бурой массой. Оказалось — дохлая лошадь. Чуть дальше лежал скелет другой лошади. На хуторе темно, мертвая тишина. Подъехав вплотную, мы увидели, что окна и двери заколочены досками. В конюшне и гараже тоже было пусто.

Шансы на помощь уменьшились на пятьдесят процентов: ведь на карте было показано всего два хутора. Вдруг со стороны другого здания, стоящего поодаль, донесся какой-то скрип. Мы затаили дыхание, прислушались. Скрип… скрип… Точно кто-то пытался отворить дверь, у которой заржавели петли. Привидение? Но даже самое нелюдимое привидение не поселилось бы в таком мрачном месте. Видимо, дикая собака или еще какой-нибудь зверь. Я развернул машину, чтобы осветить фарами подозрительное строение. Скрип… скрип… И тут мы усидели, в чем дело: ветер медленно вращал пропей пер ветряного двигателя.

Едем к второму хутору. Пустая железная бочка с красной надписью «NULLARBOR HOMESTEAD»[23] служила дорожным указателем. Но когда мы добрались, то увидели такие же темные и безмолвные строения, как на первом хуторе. Тоже заброшен? Ничего удивительного: трудно представить себе худшее место для фермы, нежели эта унылая полупустыня. На всякий случай я несколько раз посигналил. И правильно поступил: одна из дверей открылась, и показался косматый парень лет двадцати с керосиновым фонарем в руке. Придя в себя от неожиданности, мы объяснили ему, что произошло, и спросили, нет ли у них случайно сварочного агрегата.

— У нас нет, — ответил он. — Поэтому мы вызвали мастера из Пенонга. Он приехал вчера, будет ремонтировать наш трактор и грузовик, на прошлой неделе поломались. Останется здесь до конца пасхи. Если хотите, завтра утром пораньше приедем, поможем вам.

Мы не верили своему счастью. Но тут появился второй мужчина, постарше, который, судя по винному духу, на полный ход справлял пасху. Он назвался автомехаником и подтвердил, что у него есть все необходимое для починки нашей оси.

Мы возвращались к фургону в хорошем настроении. Был бодрящий холодок. (За два часа температура с тридцати пяти градусов упала до восьми.) Мария-Тереза уже приготовила суп, но у меня почему-то пропал аппетит. У нее тоже. Не иначе за день досыта наглотались пыли и песка…

В субботу утром мы съели на завтрак яйца (как-никак пасха), после чего сели на обочину ждать своих спасителей. Смотрели на запад так пристально, что даже не заметили, как с востока подъехал целый караван автомашин. Маленький грузовик, две легковые, два больших грузовика с мебелью и огромный грузовик, над высокими бортами которого торчали головы двух лошадей. Из первой машины выскочил коренастый мужчина.

— Вижу, ось полетела, — сказал он. — Помочь? У меня есть сварочный агрегат.

Я горячо поблагодарил его и объяснил, что единственный сварщик на тысячу сто шестьдесят четыре километра, отделяющих Седуну от Норсмена, уже обещал нас выручить. Мужчина присел рядом со мной и рассказал, что едет в Западную Австралию вместе с двумя сыновьями и их семьями. Собираются там выращивать пшеницу. Прежде занимались овцеводством, но это им надоело, и они продали все свое имущество, исключая двух рысаков и мебель. Где осесть, еще не решили, однако не сомневались, что на западе больше возможностей и на пшенице они быстро наживут себе состояние. Накануне полетели обе рессоры самого большого грузовика, но глава семейства сам их сварил.

Как это я не догадался прицепить к фургону тележку со сварочным агрегатом? Вероятно, в таком путешествии это самое важное снаряжение.

Только мы проводили отважных переселенцев, как увидели вдалеке облако пыли. Наши спасители, наконец-то. Было десять часов, по их мнению, очень рано. Подправив ось, они пригласили нас к себе на хутор и вихрем умчались обратно.

Из-за темноты я накануне мало что успел разглядеть. Оказалось, я ничего не потерял. Дневной свет обнажил безотрадную картину. Низкий жилой дом из пожелтевшего камня, два амбара из того же материала, деревянный сарай — гараж и свинарник. Ни сада, ни клумб и всего четыре дерева, которые жались в кучку, точно искали тени друг у друга. Кругом, куда ни погляди, полупустыня и низкий кустарник; зной становился все сильнее, и негде укрыться от солнца. Только присядешь, лицо и ноги облепляют полчища мух. По голому двору уныло бродили две девочки лет десяти и мальчуган.

Кошка с густым мехом, изнывая от жары, лениво гоняла тощих кур с голыми красными шеями.

— А где овцы? — спросил я Чарли, сына фермера. — Мне кажется, кроме овец, никакая скотина не выживет на таком скудном пастбище?

— А кто их знает, где они, — ответил он. — Земли-то у нас миллион акров с четвертью.

Несмотря на огромные размеры владения, у них было всего две тысячи овец. Впрочем, это меня не удивило. В Австралии пастбища настолько скудные, что там привыкли считать, сколько квадратных миль приходится на овцу, тогда как в Европе считают, сколько овец на гектар. Чарли рассказал, что они с отцом работают на ферме только вдвоем. Отец сейчас отправился за водой к железной дороге, это в ста километрах на север. (Вода доставлялась по железной дороге из Порт-Огасты.) Уже восемь месяцев не было дождя, как бы стадо опять не погибло от жажды. Такие вещи не раз случались во время засух.

— Нам бы хоть один дождь в год, чтобы цистерны наполнить, — продолжал он. — Уж польет — в несколько часов вся степь превращается в кашу. Последний раз, когда дождь был, в сентябре прошлого года, в Уайт-Уэлзе двадцать машин застряло на десять дней. После того там еще долго дорога была непроезжая. Да вы сами видели, до сих пор шоссе перекрыто. Поскорей бы еще такой дождь. Нельзя же без конца за водой к железной дороге ездить.

Я не разделял его надежд, но на всякий случай уговорил их поторопиться с ремонтом. Наконец все было сделано, и мы Приготовились трогаться. Только выехали со двора, навстречу нам показалась легковая машина какой-то очень старой модели.

— Здесь можно купить покрышку? — крикнул водитель.

— Вряд ли! — ответил я. — А вы не захватили запасную?

— Нет, не думал, что понадобится. Ладно, на худой конец подложу резину.

Я не разделял его оптимизма: все четыре покрышки были стерты до корда. Да, нужно быть смелым человеком, чтобы с такой резиной отважиться в долгое путешествие. А он еще вез с собой жену: задумали перебраться в восточные штаты, там, говорят, большие возможности… Я пожалел его, не стал говорить, что мы несколько часов назад встретили людей, которые в поисках «больших возможностей» ехали в Западную Австралию.

Твердо решив осей больше не ломать, мы осторожно покатили дальше по изрытой полоске земли, которая некогда была автомагистралью. А через два-три часа вдруг начался твердый грунт и можно было прибавить ходу. И когда мы остановились на ночь у самой границы Южной и Западной Австралии, то обнаружили, к своему удивлению, что за день приблизились к цели на двести сорок пять километров!